The Men Among Monsters / Люди среди чудовищ

      После конференции Гермиона чувствовала себя так, словно попала в ураган, швыряющий ее из стороны в сторону: сначала Муди, отругавший ее, за то, что она сделала что-то, что он предварительно не одобрил, и затем Рита, похвалившая ее за воздушный поцелуй, потому что это может помочь с потенциальными спонсорами.       Не смотря на суматоху вокруг, ее разум продолжал воспроизводить комментарий Драко Малфоя — «Милая булавка». Гермиона пыталась понять смысл этих двух слов, пока не заработала головную боль, но так и не приблизилась к разгадке, что же он имел в виду.       Потерявшись в своих мыслях, она едва замечала, что ее вели по длинному темному коридору, по обеим сторонам которого тускло светили бра. Гермиона пришла в себя, только когда Муди втолкнул ее в большую черную дверь и захлопнул ее за девушкой. Она обнаружила, что стоит перед двумя незнакомыми ей мужчинами.       — Ты Герм-оу-на, — сказал один из них, высокий накачанный мужчина с татуировками на руках и бритой головой.       — Гермиона, — поправила она.       — Видишь, я говорил тебе, что это не Герм-оу-на, — засмеялся второй мужчина.       — Кто вы?       Мужчина с татуировками гордо протянул ей руку.       — Меня зовут Виктор.       Гермиона пожала его руку и поразилась тому, насколько она большая по сравнению с ее. Другой мужчина также быстро протянул ей руку.       — Я Седрик. Мы — команда стилистов. Ну, большая ее часть, — он сверкнул своей поразительной улыбкой.       Гермиона сглотнула ком в горле. Муди предупреждал, что у нее не будет права голоса в том, что делают стилисты. Она представляла себе снобов, которые задирали бы свои носы перед ней или смотрели на нее, как на мусор. Эти двое мужчин не делали ничего подобного. Они не выглядели и в половину такими плохими, и уж точно не надменными, как она себе представляла.       — Что вы будете со мной делать? — с сомнением спросила Гермиона.       Седрик стоял прислонившись к стене и скрестив на груди руки. Он лопнул пузырь жевательной резинки, пока осматривал ее сверху вниз. Когда он добрался до ее голых ног под шортами, замер и поморщился.       — Дорогая, когда ты брилась в последний раз?       Она почувствовала, как красные пятна покрывают ее щеки и шею.       — Никогда.       — Значит, у нас много работы, — объявил Седрик, отталкиваясь от стены и пересекая комнату, чтобы схватить свою сумку. Виктор тут же последовал его примеру и вытащил свою.       Вооружившись, они оба подошли к Гермионе и принялись за работу. Следующий час она провела стиснув зубы и вытирая слезы, пока стилисты срывали тканевые полоски с ее ног. Особенно плохая полоска заставила Гермиону взвизгнуть, когда волосы были резко вырваны.       — Прости! — воскликнул Виктор. — Ты такая волосатая!       Гермиона закатила глаза и вцепилась в край стола, готовясь к следующей полоске.       Седрик сверкнул хитрой ухмылкой и приблизил лицо к уху Гермионы.       — Не обращай на него внимания, просто ему нравится без волос.       От наглого заявления глаза у девушки расширились. Однако, Седрик выглядел невинно. Он кивнул, указывая на себя, нахально ухмыльнулся и сказал:       — Разве не так? Я имею в виду, посмотри на меня.       Гермиона увидела, что Виктор бросил на него взгляд, который был более, чем слегка дружелюбным, но у нее было мало времени, чтобы вникнуть в это, так как Седрик потянул следующую полоску.       — Хорошие новости — это была последняя.       Она сделала глубокий вдох и досчитала до десяти, чтобы успокоиться, не уверенная, может ли она как-то еще пострадать от их манипуляций. Кожа на ее ногах казалась крайне болезненной.       Гермиона провела в комнате час, но так и не встретилась со своим главным стилистом. Девушка предположила, что он или она не заинтересованы в этом, пока не будут устранены очевидные проблемы. После изнурительного удаления волос они терли ее пушистой мочалкой с мылом, которое пахло яблоком и корицей. Они удалили грязь, накопленную годами и, казалось, несколько слоев ее собственной кожи. Они придали форму ее ногтям, удалили торчащие волоски на бровях и увлажнили ее с макушки до пят, как новорожденного младенца.       Гермиона сдержала свое обещание Муди и не позволила ни одному возражению выскочить из своего рта.       — Ты очень хорошо справляешься, Гермиона, — сказал Седрик. — Мы часто имеем дело с нытиками, а ты совсем не такая.       Они переодели ее в халат и отступили, чтобы оценить.       — Ты выглядишь чудесно, — похвалил Виктор с сильным акцентом. — Словно новая женщина.       Гермиона заставила себя улыбнуться.       — Спасибо. Обычно у меня не так много причин выглядеть хорошо, — она засомневалась, — там, откуда я.       Седрик выглядел смущенным.       — О, конечно, нет, мы не виним тебя за это.       Он не позволил ей задуматься над этим замечанием и быстро перевел тему.       — Похоже, ты готова для Флёр!       — Когда она с тобой закончит, ты будешь великолепна! — ухмыльнулся Виктор, и они оба вылетели из комнаты.       Гермиона осознала, что в ней нет ненависти к ним. Конечно, они казались немного странными. Также она не была уверена, были они любовниками на самом деле или просто дразнили ее, не то что бы это имело большое значение. Однако, важным было то, что они, казалось, искренне пытались ей помочь.       Гермиона стояла на пьедестале, на котором ее оставили стилисты, и блуждала взглядом по комнате, подмечая детали, которые пропустила ранее. Комната была темной, почти зловещей, выкрашенной в темно-синий цвет от пола до потолка. По центру висела большая люстра, и Гермиона была уверена, что это самая экстравагантная вещь, которую она видела в жизни.       Без Виктора и Седрика комната казалась холодной и неприветливой. Она опасалась необходимости снять халат, которая, как она предполагала возникнет, когда придет ее главный стилист. Она запустила пальцы в свои волосы, с которыми стилисты ничего не сделали, и вспомнила заботливые руки Молли, заплетавшие косы, и чары, которые до сих пор не развеялись.       Гермиона вспомнила, что оставила фиолетово-голубое платье, одолженное ей Молли, на полу в комнате поезда. Она даже не подумала держаться за единственный оставшийся у нее кусочек Норы. Ее второго дома. Сейчас она жалела об этом.       Дверь в комнату открылась, и вошла поразительно красивая женщина. Виктор и Седрик шли за ней по пятам, и Гермиона предположила, что это и есть Флёр. У молодой женщины были светлые волосы до плеч, остриженные прямо и с одной стороны зачесанные с лица назад. Линии ее скул и челюсти были острыми, но женственными. Когда она растянула губы в улыбке, ее лицо озарило легкое свечение.       — Привет, — сказала она с акцентом, который не был знаком Гермионе. — Я Флёр.       — Привет, Флёр. Меня зовут…       — Я знаю, кто ты, — деловито сказала Флёр, роясь в сумке, которую принесла с собой. — Приятно с тобой познакомиться.       Она замолчала, посмотрев на Гермиону и уперев руки в бока. Затем перевела взгляд на Виктора и Седрика.       — Мальчики, прочь! Дайте нам немного места.       Они кивнули ей почти одновременно и вышли из комнаты.       Флёр указала рукой на узел на ее халате, и Гермиона кивнула, приняв это за указание раздеться. Когда халат упал на пол позади нее, Флёр обошла вокруг обнаженной девушки. Гермиона боролась с инстинктом прикрыться или спрятаться за чем-то, но взгляд Флёр не был хищным или осуждающим. Она просто изучала ее.       — Мне нравятся твои волосы, — промурлыкала она. — Ты сама tressé это?       Взглянув на выражение лица Гермионы, Флёр осознала, что та не поняла ее жаргон.       — Коса. Ты сама заплела ее?       — Нет, — прошептала она. — Мне помогли.       — Эта trés элегантная и очень классическая. Она красиво сочетается с твоим лицом, — тон Флёр был искренним и теплым, и это еще раз уменьшило неприятные ожидания Гермионы в отношении людей, с которыми ей предстояло работать.       — Ты новенькая? — спросила Гермиона.       Большинство стилистов Дистрикта были постоянными и привычными. Их лица были легко узнаваемы после многих лет просмотра Игр. Но она раньше никогда не видела Флёр.       Флёр крутила пальцем яркое перышко в своем ухе.       — Да, это мои первые Голодные Игры.       — И они приставили тебя к Дистрикту 12?       — Я попросила об этом, — сказала она без дальнейших объяснений. — Можешь надеть свой халат.       Гермиона сделала, как было сказано, и последовала за Флёр в смежную гостиную. Два красных дивана были расположены друг напротив друга. Между ними стоял маленький деревянный стол. Эта комната неожиданно сильно контрастировала с той, где ей делали макияж. И хотя стены так же были темными и мрачными, одна была полностью сделана из стекла, что обеспечивало умопомрачительный вид на Чистую Столицу сверху. Темный коридор и предыдущая комната создавали впечатление, что здание находилось под землей, но вид из окна делал очевидным обратное. Яркий свет проникал внутрь и приносил тепло, которое девушка еще не чувствовала в этом городе.       Флёр указала на один из диванов Гермионе, и сама села напротив. Она позвонила в маленький колокольчик на столе, и тотчас же перед ними появились блюда с едой. Гермиона страстно желала, чтобы наколдовать еду в Норе было так же легко. Она желала, чтобы каждый в каждом Дистрикте был способен на это. Но она знала, что еда не может быть создана из ничего. Такой вызов не работал, если еда не существовала в каком-то месте поблизости. Она полагала, что такой роскоши не было ни в одном Дистрикте, в отличие от Чистой Столицы.       Тарелка Гермионы доверху была наполнена блестящим мясом на косточке, взбитым картофельным пюре и свежей зеленой фасолью. Она не знала, что это за мясо, но выглядело оно восхитительно. Однако, мысли об Уизли и ее соседях в Дистрикте 12 заставили ее сомневаться. Гермиона повозила вилкой в еде и поняла, что у нее нет особого аппетита. Она должна была хотеть есть, ведь день был такой длинный, но не хотела. Был только болезненный узел у нее в животе.       Гермионе было интересно, каково это — жить в таком месте, как Чистая Столица, осознавая, что люди в Дистриктах голодают. Она не знала, была ли ситуация в других Дистриктах такая же страшная, как в двенадцатом, но она предполагала, что их положение схожее. Чем занимались люди в Чистой Столице целыми днями, если у них не было необходимости охотиться или заниматься физическим трудом? Они просто сидели и ждали, когда ежегодная партия трибутов прибудет, чтобы умереть ради их развлечения?       Гермиона подняла глаза и увидела устремленный на нее взгляд Флёр. Ее еда также осталась нетронутой.       — Должно быть, ты презираешь меня, — сказала она.       Гермиона была удивлена таким прямым заявлением. Флёр читала ее мысли? Конечно, она была права. Гермиона презирала. Не только женщину сидящую напротив, но и каждого в Чистой Столице. Она не могла понять, как это возможно — жить в богатстве, пока другие страдают, и ничего не делать, имея возможность помочь.       Но также она знала, что находится на опасной территории. То, что могла чувствовать Гермиона, по мнению Флёр — было одно. Но подтверждение любой из этих мыслей было риском, на который Гермиона пока была не готова пойти.       — Мне довольно сложно принять такой уровень потребления и изобилия, — дипломатично ответила она. Не ложь, но и не полная правда.       Флёр опустила взгляд на стол и торжественно кивнула, но ничего не ответила.       — Как на счет того, чтобы обсудить твой наряд на церемонию открытия?       Больше богатства, больше блеска, больше показухи. Отправляй трибутов на смерть, но делай это стильно. Гермиона ничего не сказала, поэтому Флёр продолжила:       — Поскольку у тебя нет парного трибута, нам не нужно придумывать соответствующие костюмы. Он может быть только о тебе.       Гермиона не хотела ничего о себе. Она хотела бы сбежать и доживать свои дни в лесу. Ей не следовало сомневаться в предложении Рона. Ей не следовало пытаться быть сильной. Возможно, тогда ей не пришлось бы быть здесь. Но, увы, «следовало» и «что если» ничего не изменят. Она уже здесь. И ее судьба уже решена.       Одинокая мысль промелькнула у Гермионы в голове. Когда ты в Риме, поступай, как римляне. Если ей предстояло пасть в бою, то, по крайней мере, она могла сделать это с достоинством.       — Могу ли я выбрать, что надеть?       — Конечно. Возможно, у тебя не было выбора во многом, что тебя просили сделать, но ты можешь выбрать, что надеть, — подтвердила Флёр с полуулыбкой. — Я могу что-то придумать и удивить тебя, или ты можешь сказать мне, что ты представляешь в своем воображении.       Гермиона рассмотрела все варианты, какими бы ограниченными они ни были, и подумала, что бы она могла предложить. У нее не было особых познаний в том, что выглядит хорошо или стильно, но она знала, что хочет сказать своим нарядом. Также она знала, что для нее было важным в Играх: ее собственная сила и выносливость. И она хотела, чтобы то, что она наденет, говорило об этом, показало другим трибутам и всем зрителям в стране, что она представляет угрозу. Если бы она смогла заставить других поверить в это, может и сама смогла бы поверить всем сердцем.       — Я бы хотела что-то, что покажет меня сильным соперником. Никто не ожидает, что я буду бороться, и уж тем более, что смогу победить. Я хочу, чтобы люди, которые сомневаются во мне, засомневались в себе и подавились своими словами, — сказала Гермиона с гораздо большей убежденностью, чем ощущала.       Глаза Флёр загорелись.       — Думаю, это я могу.       Несколько часов спустя Гермиона была одета в свой костюм. Флёр создала платье такого же цвета, что и стены в комнате. Бархатный на ощупь лиф и воздушная юбка из множества слоев сетки. Оно было длиной до пола и просто непозволительно красиво. С одной стороны от середины был разрез, обнажающий одну ногу Гермионы. Благодаря магии оно идеально сидело на ее плечах и каким-то образом выглядело одновременно нежным и могущественным.       Флёр гордо оценивала свое творение, кружа вокруг девушки и на ходу внося незначительные изменения. Наконец, она отступила и встала за Гермионой, встретившись с ней взглядом в отражении в зеркале.       — Что думаешь? — спросила она.       Гермиона почти потеряла дар речи, но она не хотела, чтобы ее молчание было принято за грубость.       — Оно прекрасно, Флёр. Я чувствую себя красивой.       На лице Флёр засияла улыбка.       — Оно еще не закончено.       — О?       Вместо ответа она направила свою палочку на платье Гермионы, чтобы показать ей. Девушка пробормотала себе под нос длинное заклинание и взмахнула палочкой в движении, которое не было знакомо Гермионе.       На ее глазах, появились искорки, такие же яркие, как звездный свет. Они возникали на ее юбке под сеткой, сплетались в замысловатые узоры и сияли оттенками золота и серебра. Гермиона подумала, что узоры ей смутно знакомы, но магия заворожила ее слишком сильно, чтобы расшифровать их значение.       Флёр отступила и осмотрела заколдованную часть юбки.       — Идеально.       Гермиона провела руками по сетке, ощущая новые иллюзорные, но замечательные детали.       — Что это? — спросила она.       — Просто несколько рун, — ответила Флёр. — Узнаешь их?       При упоминании Рун, Гермиона поняла, что она знает. Она никогда не изучала Древние Руны в школе, но позволила себе изучить столько, сколько могла, по книге, найденной на чердаке родительского дома. Она не была экспертом, но узнавала символы и понимала присущее им значение.       — Узнаю, — прошептала Гермиона. — Я не знаю их глубоко, но я видела их раньше.       Она играла с материей в ее руках и пыталась припомнить то, что знала в глубине своего разума. Девушка потянулась к руне, которая выглядела особенно знакомой.       — Это Уруз.       Флёр тепло ей улыбнулась, и Гермиона продолжила:       — Она олицетворяет силу, храбрость и практические знания. Это символ молодых воинов.       — Правильно. Ты просила что-то сильное, и я надеялась, что скрытое упоминание, которое будет понятно лишь немногим, станет твоим стилем.       Она сделала паузу и затем с сомнением спросила:       — Тебе нравится?       — Это идеально, — Гермиона просияла. И она действительно имела это в виду.       Флёр приняла комплимент, как должное, после чего потянула пальцами край юбки, чтобы привлечь внимание Гермионы к другому узору.       — Это руна Альгиз, — сказала она. — Она символизирует храбрость перед лицом неизвестности. — На мгновение она сделала паузу, прежде чем тихо продолжила говорить. — Это для защиты.       Настороженно, она встретила взгляд Гермионы, надеясь, что та поняла невысказанное пожелание.       Гермиона поняла. Она сглотнула комок в горле, и, будучи не способной сделать что-то кроме этого, просто кивнула Флёр в знак признательности. Она могла считать жителей Чистой Столицы подлыми и эгоистичными, а в некоторых случаях совершенно гнусными людьми, но она не могла найти в себе неприязни к Флёр. В ней было что-то, чего Гермиона не могла полностью понять. Как если бы был еще один слой, более глубокий смысл того, что она говорила и делала.       Флёр быстро перевела внимание на еще один узор.       — А это Киназ — источник света и тепла во тьме.       Гермиона была не очень хорошо знакома с этой руной.       — Поиск истины подобен очищающему пламени. Это освободит тебя.       Более глубокий смысл, еще один слой. Пока слова Флёр кружились в голове Гермионы, стилист наклонилась, чтобы поправить каблуки на ее ногах.       Мгновение спустя дверь в комнату распахнулась, в проеме появились Виктор и Седрик с отвисшими челюстями.       — Герм-оу-на, ты выглядишь… Вау.       Седрик бросил на него взгляд из-за очевидного неправильного произношения ее имени. Но похоже он понимал, в чем была причина. Он тоже молча смотрел на нее, после чего объявил:       — Как он и сказал — вау.       Гермиона почувствовала, что ее щеки горят от похвалы и посмотрела на Флёр, которая с нежностью рассматривала платье.       Или, возможно, она рассматривала ее.       Седрик притянул Флёр к себе, обнял и поцеловал в щеку.       — Молодец, Флёр! Вот это первое появление!       Она тепло улыбнулась ему и провела тыльной стороной ладони под глазами, прежде чем стереть с лица все эмоции и выпрямить спину.       — Я думаю, пора идти.       Гермиона прокручивала слова Флёр в голове, пока команда стилистов вела ее из комнаты. Источник света во тьме. Она задалась вопросом, была ли ирония этого заявления умышленной, учитывая, что они шли по темным, тусклым коридорам, но предположила, что это просто совпадение. Чистая Столица была светлой, была яркой и сияющей.       По крайней мере, буквально.       Казалось, ее спустили на лифте на самый нижний этаж здания. Гермиона знала, что церемония открытия скоро начнется.       Когда они вышли из лифта, она увидела, как пары трибутов садились в нечто, что выглядело как кареты, запряженные фестралами, поскольку, Гермиона заметила, что их что-то тянуло, но не могла понять что. Она не стала свидетелем смерти своих родителей, поэтому фестралы, к счастью, по-прежнему оставались для нее невидимы. Она полагала, что если выживет в Играх, это изменится.       Виктор предложил Гермионе руку, когда к ней подъехала пустая карета. Она сверкнула ему улыбкой, которая, как она надеялась, не выдавала того, как сильно она нервничала, и заставила себя подняться по ступенькам. Гермиона поправила платье спереди, убедившись, что часть с рунами видна сквозь стеклянную стенку кареты.       Как сказала Флёр, не многие поймут смысл. Древние Руны именно таковыми и были — древними. Немногие утруждали себя вещами настолько старыми и, как казалось, неактуальными. Но этот самый факт заставлял ее улыбаться внутри. Мысль, что она делала заявление для себя и о себе, которое будет доступно лишь некоторым, казалась особенной.       Над Чистой Столицей заиграла вступительная музыка и двери перед линией карет скользнули в стороны, открывая толпу. Карета Гермионы медленно присоединилась к очереди.       Она должна была быть последней, но девушка услышала, как еще одна карета останавливается позади нее. Гермиона растерянно обернулась, так как не было Дистрикта после двенадцатого, и увидела все того же странного человека с утренней пресс-конференции — парня Малфоя из Чистой Столицы.       Она смотрела, как он легко вскочил в карету, тяжелая мантия развивалась за его спиной. С ним не было ни стилиста, ни сопровождения. Парень плюхнулся на заднее сидение в карете. Он выглядел изможденным и так, словно предпочел бы быть в любом другом месте. Добро пожаловать в клуб, придурок, подумала Гермиона про себя. Мы все предпочли бы быть где угодно, кроме нашего пути к неминуемой смерти. Казалось, он не видел ее, и она понадеялась, что это так и останется.       Пока ее карета не скрылась из виду, она оглянулась на своих стилистов. Седрик послал ей воздушный поцелуй, Виктор показал большие пальцы вверх, а Флёр слегка улыбнулась. Гермиона помахала им и вернула свое внимание на дорогу впереди.       Поездка по городу должна была занять около пятнадцати минут и закончиться в Центре Города. Там они будут представлены Президенту, исполнят гимн Регнума, а затем их сопроводят в тренировочный корпус. Он будет их домом, а фактически, тюрьмой, пока через неделю не начнутся Игры.       Пока Гермиона ждала в очереди, она наблюдала за теми, кто был впереди. Трибуты из Дистрикта 1 — злобно выглядящая черноволосая девушка с короткой прямой стрижкой и светловолосый парень на фут выше нее, были одеты в сочетающиеся туники, украшенные драгоценными камнями. Гермиона знала, что их Дистрикт изготавливает ювелирные изделия для Чистой Столицы, и рев толпы при их появлении показал, что они были явными фаворитами.       Следующие несколько Дистриктов прошли как в тумане. Гермиона заметила парня со шрамом на лбу из Дистрикта 7, одетого как дровосек, и точно также одетую девушку рядом с ним. Девушка из Дистрикта 8 взяла за руку своего парного трибута, нелепо выглядящего парня, который, казалось, только что вырос, и не знает что ему делать со его длинными конечностями.       По мере того, как количество карет перед Гермионой сокращалось, внутри у нее росло беспокойство. Повинуясь импульсу, она бросила взгляд на карету позади нее. Она не знала, зачем сделала это, но что-то в этом человеке казалось ей хорошо знакомым, почти успокаивающим, после того момента, разделенного с ним этим утром, среди всей остальной неизвестности.       В тот же самый момент, как Гермиона посмотрела в его сторону, она пожалела об этом.       Он сидел, сгорбившись на сидении, но выбрал именно этот момент, чтобы поднять голову и прямо встретиться с ней взглядом. Всезнающее выражение постепенно появилось на его лице. Он грациозно поднялся на ноги и с важным видом прошел по своей карете вперед, оперся обеими руками о стеклянную стенку и насмешливо посмотрел на Гермиону.       Ей стоило этого ожидать, после утренней встречи, но она не думала, что он будет таким наглым, таким откровенно бесстыдным во второй раз. Но она почти сразу почувствовала намеренный толчок в свою окклюменционную стену.       Только глупец, при знании Окклюменции, мог оставлять себя незащищенным, а она глупой не была. Он думал, что сможет застать ее врасплох, но она была охотницей. Ее не застигали врасплох. Она была тем, кто мог поймать.       Гермиона закатила глаза на его слабые попытки и отвернулась, заставляя себя не думать о том, что он пытался добиться своей Легилименцией.       Что мог тот, кого она не знала до прошлого вечера, а если говорить откровенно, не знала и до сих пор, получить от нее? Мальчик не откуда-нибудь, а из Чистой Столицы. Тревожный звоночек зазвенел в голове у Гермионы. Этот человек собирается убить тебя. Просто, вероятно, сначала ему нравится играть с едой.       Внезапно подошла ее очередь и карета миновала двери, вылетев на переполненные улицы. Ее появление было встречно аплодисментами и криками «Дистрикт Двенадцать!». Каждый повернулся в сторону Гермионы, когда руны на ее платье засияли ослепительно яркими звездами в лучах заходящего солнца. Увидев магию, толпа зааплодировала еще громче. Она поймала взглядом свое изображение на экранах и покрылась мурашками, не веря, что она выглядит настолько красивой.       Гермиона стояла и махала рукой, помня, что показывает себя для спонсоров. Она слегка приподняла подбородок и натянула на лицо свою самую очаровательную улыбку. Набравшись уверенности, девушка посылала в ответ воздушные поцелуи, и толпа сходила с ума, помня утренний момент с маленьким мальчиком. Они бросали ей цветы, складывали руки сердечком и кричали ее имя. Никто не мог оторвать глаз от нее и ее платья, и Гермиона не могла отделаться от мысли, что Флёр добавила эту неожиданную деталь намеренно, чтобы у нее было преимущество. Она хотела сделать Гермиону незабываемой.       Каждый узнает кто она такая. Гермиона Грейнджер. Юная воительница.       Она почувствовала удовольствие, не похожее ни на что, что она чувствовала когда-либо, адреналин, наполняющий ее тело, и это зародило вспышку чего-то внутри нее, очень похожего на надежду. Наверняка, некоторые спонсоры захотят взять ее под крыло. Может, она действительно сможет сделать это.       Карета Гермионы прибыла к Центру Города за несколько мгновений перед той, что шла за ней. Она не осмеливалась смотреть на ее пассажира. Тринадцать карет заполнили Центр, и каждое окно окружавших его зданий было забито людьми. Музыка закончилась на высокой ноте, как только Президент шагнул вперед на своем балконе, возвышающемся над землей.       Он был высокий, темноволосый и невероятно красивый. Гермиона помнила его по передаче, которую смотрела предыдущим вечером, и не могла справиться с беспокойством, обосновавшимся где-то у нее в животе. Он выглядел, а в этот момент и звучал, как приятный человек, рассыпаясь любезностями и добрыми пожеланиями всем трибутам. Но ей казалось, она видела более зловещую часть него, которую, она полагала, он не слишком часто являл народу.       Пока звучала речь Президента, Гермиона наблюдала как ее показывают на экране. Один раз. Затем еще раз. И снова. И каждый раз в углу экрана она могла видеть, как Драко пристально смотрит в ее сторону, словно пытаясь привлечь ее внимание.       Она решила, что хочет кое-что попробовать. Возьмет пример с него же.       Гермиона ослабила стену Окклюменции и задержала дыхание, терпеливо ожидая, не попытается ли он снова ее испытать. Раньше она понимала, что он делал это, только когда они смотрели друг на друга, не так как сейчас. У нее не было природного дара к Легилименции, как к Окклюменции, но она знала достаточно. Быстрая проверка его стен показала, что он не выставил никакой защиты, намеренно или случайно, для Гермионы не имело большого значения.       Камера снова повернулась к ней, и девушка выбрала этот момент, чтобы внезапно атаковать и проникнуть в разум парня.       Чего ты хочешь?       На экране она уловила вспышку испуга на его лице, когда он вздрогнул от голоса в своей голове.       Гермиона тихонько засмеялась. Это сработало.       Ему понадобилось всего несколько мгновений, чтобы вернуть себе самообладание, и она почувствовала, как он входит в ее разум.       Я не знал, что в Дистриктах учат Древним Рунам.       Гермиона чувствовала, как его слова сочатся язвительностью. Из всего возможного, это то, что он хотел ей сказать? Она предпочла не отвечать.       Сначала булавка, теперь руны. Кто ты, Гермиона Грейнджер?       Гермиона знала, что при использовании Легилименции, голос, который она слышала, был лишь проекцией настоящего, но ей все равно казалось, что он шипит свои слова ей в затылок.       Она колебалась слишком долго, потому что когда Гермиона снова вошла в его разум, чтобы сказать, что это не его дело, его стены были подняты. Девушка повернула голову туда, где видела его в последний раз, но он снова занял сиденье в своей карете и демонстративно отвернулся от нее.       Когда речь Президента завершилась, кареты сделали финальный круг по Центру Города и направились к тренировочным площадкам.       В тот момент, когда двери за каретами закрылись, Гермиону окружила ее команда стилистов, которые бормотали похвалы и комплименты. Оглядевшись вокруг, она заметила, что все остальные трибуты разговаривали со своими партнерами, стилистами, сопровождающими или наставниками. Взглядом она поймала Драко, который выпрыгивал из кареты, и его никто не встречал.       Гермиона смотрела, как он идет ко входу на тренировочную площадку и снимает свою мантию. Она выглядела дорогой, как и все вещи в Чистой Столице. Драко бросил ее на пол позади себя и взмахнул палочкой, после чего мантия вспыхнула пламенем.       Он продолжал целеустремленно идти ко входу, пока мантия выпускала в воздух завитки волшебного дыма. Фигура Драко исчезла в туннеле, и пламя успокоилось почти мгновенно.       Когда дым развеялся, на кучке пепла лежало одинокое оранжевое перо.