The Men Among Monsters / Люди среди чудовищ

      Интервью каждого трибута после Малфоя прошли как в тумане, и затем Гермиона услышала свое имя, когда ее позвали на сцену. Она вышла за занавес, увидела многотысячную толпу и почувствовала напряжение в горле. Уши покраснели. Она сосредоточилась на шагах, которые ей предстояло совершить с того места, где она была, и до того, где ей нужно было оказаться — 1 — 2 — правой — левой — почти — на месте. Через несколько мгновений ее рука оказалась в протянутой ладони Гильдероя, и он поцеловал ее.       Пусть удача всегда будет со мной.       Она позволила себе потратить секунду, чтобы оглядеться. Ограниченный обзор из-за кулис не позволял правильно оценить картину перед ней. Вечерние сумерки опустились на город, но Городской Круг был сверкающим и, в духе Чистой Столицы, красочным. Возле сцены стояла небольшая толпа, примерно человек сто, а за ними куча камер, направленных в разные стороны. А дальше, ряд за рядом, шли сиденья, простиравшиеся, казалось, на многие мили, и каждое было занято человеком.       Сердце у Гермионы в груди запнулось. Это было самое большое количество людей, перед которыми она когда-либо была. Каждый страх и беспокойство вспыхивали в ее голове, заставляя мурашки бежать вдоль позвоночника. Высоко над толпой, на балконах, были авторитетные гости и команды стилистов. Она заметила Флёр и слегка вздохнула от облегчения.       Я могу это сделать.       Гермиона села напротив Гильдероя и встретилась с ним взглядом. Он странно ей улыбался, точно так же, как если бы пытался понять кого-то, кто задал ему сбивающий с толку вопрос. Она легко вернула ему эту улыбку.       — Гермиона Грейнджер, — он откинулся на спинку кресла и положил одну ногу на другую. — Добро пожаловать в Чистую Столицу.       — Спасибо.       Мужчина выжидающе посмотрел на толпу и дерзко подмигнул кому-то. Кем Гильдерой был, так это подлизой.       — Скажи нам, — прощебетал он, — что в городе тебе понравилось больше всего?       Это был тот самый вопрос, который Муди пытался с ней отрепетировать, и он тотчас же поставил ее в тупик. Гермиона была не способна дать на него ответ, потому что как она могла сказать «ничего»? Как можно было объяснить ведущему, толпе людей и всей стране, наблюдающей за ней по телевизору, что ей ненавистно все в их прогнившем городе.       Во рту у нее пересохло. Гермиона открыла рот, закрыла его, открыла снова, желая издать хоть какой-то звук. Просто скажи что-нибудь. Она посмотрела на толпу, почти в отчаянии, и снова заметила Флёр.       — Тыквенный сок, — выпалила девушка. — Мне нравится тыквенный сок.       Гильдерой откинул голову назад и засмеялся. Это была единственная вещь, которая пришла ей в голову и которая была честной.       — Лучшее в Чистой Столице, — сказал он, подавляя усмешку. — Я пью его галлонами.       Толпа разразилась хохотом.       — Итак, Гермиона, твое платье на церемонии открытия сразило всех, — он повернулся к зрителям, стоящим перед сценой в поисках подтверждения. — Не так ли?       Несколько человек начали аплодировать, и затем, громкий возглас одобрения разорвал тишину в толпе.       — Да-да, так и было, — Гильдерой улыбнулся так, будто ликующий человек заговорил по команде. — Расскажи больше об этом платье.       В отличие от вопроса о Чистой Столице, на который было не так много положительных вариантов ответа, с этим она могла справиться. Говорить о Флёр было легко.        — Оно очень мне понравилось, — подтвердила Гермиона. — Флёр создала платье, которое прекрасно передавало мой образ.       Гильдерой кивал на каждое ее слово, поддерживая настойчивый, но комфортный зрительный контакт, словно подбадривая ее.       — И что оно означало?       Мысли Гермионы заметались между двумя вариантами — сказать, или не сказать? Руны были для нее особенными, и ей не хотелось разрушать исключительность их значения. Но она услышала голос Муди.       Веди себя скромно.       Не будь враждебной.       Улыбайся.       Каждое его слово, хотя и наполненное злостью и нетерпением, возникало у Гермионы в голове со щелчком. Все это было игрой. Игрой, ведущей к настоящим Играм. Она была ловкой, она была умной, она могла это сделать.       Это игра в волшебные шахматы. Фигура короля уже видна. Делай свой ход.       — Оно описывает меня самым простым способом. Хотя детали — это в некотором роде секрет, — она ухмыльнулась.       Гильдерой аж задохнулся:       — О, Гермиона, расскажи!       Это игра в волшебные шахматы.       Девушка натянула на лицо честное выражение.       — Это что-то очень особенное для меня, но я могу дать вам небольшую подсказку, — Гермиона посмотрела на зрителей. Она дразнила их, и, один за другим, они улыбались ей.       Глаза Гильдероя загорелись, уголки рта поползли вверх, щеки стали ярко-розовыми. Он повернулся к толпе и начал скандировать:       — Говори! Говори! Говори!       К нему присоединились несколько людей, а Гильдерой жестом призывал их кричать громче. И они кричали. Они становились все громче и громче, и внезапно Гермиона покраснела и задумалась, неужели все было настолько просто.       Фигура короля уже видна.       — Ладно, ладно! — засмеялась она. — Ты меня утомил! На платье были руны. Брови Гильдероя взлетели ко лбу.       — Руны, говоришь? Изучение древних рун именно таковым и является — древним. Они практически вышли из употребления!       — Так и есть, — Гермиона кивнула, улыбаясь. — Флёр великолепна. И посмотри на это, — она указала рукой на свое платье. — Когда я говорю, что она великолепна, я имею ввиду вот это.       Выражение лица Гильдероя стало любопытным, он медленно прошелся взглядом по ее платью.       — Оно совершенно очаровательно, — промурлыкал он. — Ты не встанешь? Дай людям лучше рассмотреть. — Он снова глянул на толпу и поддержал их бурные аплодисменты.       Делай свой ход.       Гермиона встала и снова нашла Флёр в толпе. Та легонько покрутила пальцем и указала на юбку Гермионы.       Гермиона вспомнила. Двумя руками, сказала Флёр. Она не была уверена, сколько времени осталось от ее интервью, но полагала, что немного. Какой бы сюрприз ни спрятала Флёр в ее платье, он скоро должен был дать о себе знать.       Гильдерой лучезарно ей улыбался, пока девушка шла на середину сцены. Она схватила верхнюю юбку одной рукой и повернулась к толпе спиной, демонстрируя замысловатые детали узора из перьев. Зрители охали и ахали, в полном восторге от представления, которое Гермиона устроила.       Гильдерой приблизил лицо к ее шлейфу и осмотрел его. Пробежав руками по перьям, он, казалось, наслаждался нежной структурой и детализированным узором.       — Совершенно прекрасно, — высказался он. — Я понимаю, почему тебе нравится твой стилист.       Среди толпы раздалось хихиканье.       Делай свой ход.       Сейчас, стоя в центре сцены, Гильдерой остановился перед Гермионой. Она знала, что ее время подходит к концу.       — Прежде, чем я тебя отпущу, расскажи нам, о чем ты подумала, когда вызвалась добровольцем?       Если это игра, то Гермиона могла бы и сыграть. Но она решила сказать правду.       — Я была взволнована.       Выражение его лица потеплело.       — Держу пари, так и было. И что сказала тебе твоя семья, когда провожала тебя?       Она надеялась, что никто не заметил, как она стиснула зубы при упоминании семьи.       — Они сказали мне быть сильной и попытаться победить.       Гильдерой ловил каждое ее слово.       — И что ты ответила? *       Делай свой ход.       Кровь в венах Гермионы заледенела. Это был момент истины. Она чувствовала это в костях, в мышцах, глубоко в своем сердце. Все ее прежние страхи и сомнения, казалось, рассеялись при встрече с ними на прямую. Если бы ей пришлось убить прямо сейчас, она бы смогла. Она верила, что действительно смогла бы.       — Я обещала, что попытаюсь.*       Гильдерой посмотрел на нее остекленевшими глазами и сжал ее руку. Зазвенел звонок, извещая об окончании ее интервью.       — Всего наилучшего тебе, Гермиона Грейнджер, и пусть удача всегда будет с тобой!       Гермиона благодарно кивнула и, повернувшись, чтобы уйти со сцены, встретилась глазами с Флёр в последний раз. Почти незаметное движение поднятого вверх пальца — все, что ей было нужно.       Она схватилась руками за верхнюю юбку платья с обеих сторон, отвела их назад и стремительно вниз. Шлейф платья слегка взлетел и выпрямился позади нее. Девушка надеялась, что для ничего не знающих зрителей, это движение осталось незаметным. Когда толпа замолчала, она оглянулась назад.       Внезапно, перья на конце шлейфа воспламенились. Одно за одним они вспыхивали огнем, прекрасным магическим огнем, который, словно дорожкой из домино, двигался вверх к бедрам Гермионы. Она приподняла руки, отпуская юбку, и с благоговением наблюдала за происходящим. Как только сгорело последнее перо, вся юбка рассыпалась пеплом.       И когда этот пепел упал на пол, сильный и неожиданный порыв ветра подхватил его, поднимая в воздух. Он закружил, опоясывая Гермиону, и поглотил ее с головы до ног. Толпа ахнула.       Пепел кружился вокруг тела девушки, как торнадо, медленно меняя цвет с серого на оттенки золотого, серебряного и красного. Крупинки цвета поднялись вверх по ее телу, собрались над головой и медленно спустились вниз по спине. Они двигались, как волшебная пыль, целеустремленная и управляемая, пока ветер не стих, и она ощутила покалывание магии на всей своей коже.       Платье Гермионы олицетворяло феникса. Истинный символ путешествия сквозь огонь, который ей предстояло пройти в Играх. И, как и ее булавка, это был намек на мятеж. Она задалась вопросом, наблюдал ли за ней Президент Риддл, и что он думал.       Это игра в волшебные шахматы. Фигура короля уже видна. Делай свой ход.       Цветные пятнышки улеглись, чтобы сформировать новую юбку на месте сгоревшей, и толпа разразилась оглушительным ревом. Она мило улыбнулась зрителям и прошла остаток пути со сцены, а сияющий шлейф из перьев тянулся позади.       Шах и мат.       Когда Гермиона оказалась в безопасности занавеса, она тяжело сгорбилась всем телом. Адреналин, который она чувствовала на сцене, хлынул из нее потоком, девушка задыхалась в попытке наполнить легкие воздухом. Было похоже, что она дошла до критической точки, и сейчас плотина рухнула. Она сделала это. Облегчение, которое она ощущала, казалось осязаемым.       Гермиона обещала Джинни, что она попытается, и она попыталась. У нее получилось найти мельчайшую крупицу отваги и силы воли внутри себя, и это оказалось той силой, в которой она нуждалась, чтобы пройти через это интервью. Это была последняя пугающая задача, с которой ей пришлось справиться, прежде чем начнется ее путешествие в Игры.       Если бы она потратила немного времени, чтобы оглядеться кругом, то увидела бы белокурую голову на другой стороне сцены. Он улыбался, пока она говорила, хлопал, когда она покидала сцену, а затем рухнул в свое кресло и провел остаток вечера, наблюдая, как толпа расходится с площади.       Но вместо этого Гермиона отправилась к лифту, даже не оглянувшись.       Весь путь до двенадцатого этажа она проехала в одиночестве. Она подождала несколько минут, пока прибудут остальные члены ее команды, но никто так и не появился, и Гермиона решила, что они застряли в толпе людей, покидающих Круг. Девушка пошла на восхитительный запах еды и почувствовала, что ноги несут ее в обеденную зону. Как только она вошла, волоча за собой тяжелую верхнюю юбку, то услышала визг Риты.       — Гермиона Грейнджер, ты маленькая чертовка! — заливалась она, раскинув руки и заключив девушку в излишние объятия. — Ты намеренно скрывала свое обаяние, не так ли?       Гермиона покраснела.       — Не совсем, но я рада, что ты так думаешь, — и она на самом деле была рада. Бесконечно рада. Если купилась Рита, то и остальные тоже.       Муди поспешно похлопал ее по спине, от него уже попахивало выпивкой.       — Ты молодец, — прохрипел он. Его волшебный глаз вращался, осматривая предложенные на ужин блюда. — Можешь надеяться, что для спонсоров этого будет достаточно, — это был самый большой комплимент, который девушка могла рассчитывать получить от него, поэтому она восприняла это спокойно.       Седрик и Виктор расцеловали ее в обе щеки и шептали милые глупости. Гермиону поразила болезненная мысль, что она действительно будет по ним скучать, но она быстро прогнала ее прочь.       — Прекрасная работа, — улыбнулась Флёр, и хотя она пыталась не показывать этого, Гермиона поняла, что та была довольна. Платье выполнило то, что она планировала.       — Спасибо тебе, — ответила Гермиона.       Шестеро человек рухнули на свои стулья и принялись за еду. После ростбифа, картофельного пюре и запеченной моркови, Гермиона была полностью сыта. Когда подали блюдо с фруктовыми сконами, все переместились в зону отдыха, чтобы посмотреть повтор событий дня.       Когда заключительные слова Гильдероя завершили вечер, экран телевизора погас. На комнату опустилась мрачная тишина, осознание того, что должно было произойти, охватило каждого. Следующим утром Гермиона проснется в постели последний раз, прежде чем начнутся Игры. И еще неизвестно, сможет ли она когда-нибудь сделать это снова.       Игры начнутся в одиннадцать.       Муди и Рита не присоединятся к Гермионе на арене. Их задачей утром было отправиться в штаб, сверхсекретное место расположения которого менялось каждый год и раскрывалось только Пожирателям Смерти, наставникам и сопровождающим каждого трибута. Их внимание будет сосредоточено на окончательном заключении сделок с потенциальными спонсорами и работе над стратегией, когда ей будут доставлять от них дары. На арену ее будет сопровождать только Флёр, она будет с ней до того самого момента, как ее запустят в Игры.       Последнее прощание с остальными произойдет сейчас.       Рита сжала в своих руках руки Гермионы, на ее нижних ресницах уже собирались слезы. Она пожелала ей всего хорошего, поблагодарила за то, что она ее трибут, и сказала, что это честь для нее — быть сопровождающим Гермионы.       Женщина потянулась, чтобы разбудить Муди и пробормотала себе под нос:       — Может быть, в следующем году мне дадут хороший Дистрикт.       Гермиона вздохнула и задалась вопросом, хотела ли Рита, чтобы ее услышали. Но девушка не нашла в себе силы злиться на нее или набрасываться. Вероятно, это был последний раз, когда она ее видела, и Гермиона была благодарна за это. Когда Муди пробудился от дремы, Рита поцеловала ее в щеку и поспешила удалиться из комнаты.       Муди открыл глаза, скрестил на груди руки и, хмурясь, оглядел Гермиону с головы до ног. Какие бы позитивные эмоции, пусть слабые и несколько суховатые, они не разделили ранее, все это быстро испарилось из-за его манеры поведения. Он смотрел на Гермиону, как на кучку экскрементов гиппогрифа.       — Что-нибудь посоветуешь напоследок? * — спросила она, надеясь разорвать возникшее напряжение и ускорить их прощание. Девушка подумала, что если она ничего не скажет, то он может пялиться на нее весь вечер.       Он зевнул, положив руку на фляжку на его бедре.       — Избегай всего, что есть в Роге Изобилия. Если лук со стрелами не будет прямо перед тобой, даже не заморачивайся. Наложи щитовые чары и убирайся оттуда к черту, — пробормотал он, как всегда недовольный тем, что ему нужно выполнять его работу и давать советы. — Это понятно?       — Нет, — сказала Гермиона. — Не совсем. Что, если я не смогу сделать лук и стрелы?       Он сузил глаза, не впечатлившись.       — Ты ведьма, Грейнджер. Я уверен, ты сможешь что-нибудь придумать.       Она презрительно фыркнула, но промолчала. Если бы все действительно было так просто и достаточно было быть ведьмой или волшебником, то не было бы столько жертв. Но реальность была такова, что в конце этого всего останется только один человек.       — Ладно, — выдохнула Гермиона, понимая, что спорить с ним не стоит того. — И что потом?       Муди улыбнулся ей, и его улыбка была нехорошей и злобной, что совершенно не утешало ее и не успокаивало.       — Постоянная бдительность, — сказал он. — Оставайся живой.       Это был тот же совет, что он дал ей в поезде. Сказать больше было нечего.       После того, как Седрик и Виктор обняли ее и осыпали поцелуями, Гермиона помахала Флёр и направилась в свою комнату. Для нее была приготовлена ванна, а простыни в постели были откинуты. И хотя в комнате никого не было, Гермиона знала, что черноволосая девушка была здесь.       Она хотела бы знать ее имя.       Гермиона устроилась в ванной и наслаждалась теплом и покоем. Она выдавила мыло, которое стало ее любимым с тех пор, как она сюда приехала, смесь клубники и мяты, и намазала его на кожу толстым слоем. Грубой мочалкой она стерла пепел, который волшебным образом все еще оставался на ее теле, и стерла остаток этого дня. Девушка втирала мыло в волосы, понимая, что это последний раз, когда она может как следует вымыться. Следующий может быть не скоро, или никогда. Возможности очищающих чар были ограничены, а такую роскошь, как чистую проточную воду и ванну, найти было не возможно.       После ванны Гермиона надела флисовую ночную рубашку и забралась в постель, которая тоже была теплой и уютной, и приняла ее в свои объятия.       Как только глаза девушки закрылись, в голове замелькали яркие картинки: лица других трибутов, направленное на нее оружие, ее собственная жестокая смерть. Она подскочила в постели, сердце бешено колотилось. Гермиона постаралась успокоить свое учащенное дыхание.       Думай о чем-то хорошем. Думай о чем-то хорошем. Думай о чем-то хорошем.       Но разве осталось что-то хорошее?       Прошел час, за ним другой, а ее мысли все еще были поглощены вероятностями. Какой будет местность на арене, какое оружие, и какова будет ее судьба. Бросят ли их в пустыню? Или в холодную тундру? Может быть, апокалиптический город или отравленная химикатами пустыня?       Гермиона надеялась, что если в мире осталась хоть капелька удачи для нее, то это будет лес. Что-то, что было ей знакомо. Лес дал бы ей лучшие шансы на выживание, с достаточным пространством, чтобы найти укрытие или еду, не зависимо от того, окажется ли она в зоне без магии или нет. Она могла это пережить. Знала, что могла. По крайней мере, некоторое время.       Проходили часы, мысли жужжали в голове, а девушку захватила тревога. Чем больше Гермиона думала, тем меньше оставалось шансов на то, что она уснет. Сердце ее колотилось, а ладони вспотели, и внезапно, она вскочила на ноги и стала расхаживать туда-сюда. Девушка мерила шагами комнату до тех пор, пока стены не начали сужаться вокруг нее. Она была в тюремной камере, и ей необходимо было выбраться.       Выбежав из комнаты, девушка направилась по коридору к лестнице. Перепрыгивая через ступеньку, она достигла двери на крышу. Все, чего Гермиона сейчас хотела — это вдохнуть свежего воздуха. Позволить ему наполнить ее легкие и почувствовать себя живой еще немного.       Дыхание внезапно показалось Гермионе роскошью, воздуха стало не достаточно, и она чувствовала, как он ускользает сквозь ее пальцы, как бы она ни пыталась удержать его внутри. Это был обратный отсчет времени, тикающая бомба, и все это могло исчезнуть внезапно и в одно мгновение.       Девушка ворвалась в двери и ахнула, когда прохладный ветер ударил ее в лицо, сердце тотчас же успокоилось. Это была последняя ночь, когда она дышала свежим воздухом не будучи преследуемой.       Но, быть может, этот день уже остался в прошлом.       Крыша была пуста и освещена луной на небе. Звезды ярко мерцали и украшали ночь. Это было завораживающе красиво. Она никогда не видела такое небо в Дистрикте 12 из-за загрязнения угольной пылью. Гермиона подошла к маленькому саду, который обнаружила, когда была здесь в прошлый раз и села на выступ.       Через несколько мгновений дверь на крышу открылась.       Поскольку ее рефлексы все еще подпитывались длительным состоянием тревоги, она быстро наложила на себя дезиллюминационные чары.       Дверь открылась и закрылась, но там никого не было.       Вокруг нее слегка завывал теплый ветер, прерываемый шумом все еще оживленных улиц внизу, но она была одна. Не было слышно шороха обуви или звука шагов. Гермиона задумалась, распахнул ли это ветер дверь, или крыша была зачарована, чтобы сыграть с ней злую шутку, но едва только эти мысли промелькнули у нее в голове, как дезиллюминационный морок стал медленно сползать, словно занавес, с тела человека, стоящего в центре крыши.       Малфой. Но взглянув на него в этот момент, она почувствовала, что ее больше тянет называть его Драко.       Он лежал на спине посреди крыши, раскинув руки и ноги, глаза обращены к небу. Если он видел или слышал ее, то не подавал виду. Вместо этого Драко, казалось, пребывал в своем собственном маленьком мире, очарованный видом наверху. Гермиона подняла глаза к небу и задалась вопросом, не задумал ли он что-то. Свободный вид чистого неба ощущался, словно магия текущая по ее телу.       Бросив еще один взгляд в его направлении, она осторожно встала с выступа и отступила за дикие заросли сада. Девушка старалась не попасться ему на глаза и сама легла на пол.       Темно-синий купол неба угрожал поглотить ее. Она лежала на спине, повернув голову к звездам, и ей казалось, что она плавает в глубинах бесконечного бассейна. Луна была яркой, глубокого желтого цвета, и достаточно близкой, чтобы можно было различить пятна кратеров. Крупицы серебра мерцали над ней, как светлячки, и Гермиона решила, что никогда не видела ничего настолько удивительного, настолько красивого и волшебного.       Она повернула голову в сторону Драко, он все также лежал на том же месте, где и появился. Его тело было расслабленным, в конечностях и мышцах не было напряжения, грудь размеренно вздымалась и опускалась.       Глядя на него, Гермиона осознала, что было что-то сокровенное в том, чтобы лежать в нескольких шагах от другого человека и быть поглощенным тем же самым ночным небом. Он был для нее не более чем незнакомцем, но лежа там, внезапно без каких-либо беспокойных мыслей в голове, она почувствовала, что знает его. А он знает ее.       Возможно вся магия была в небе, которое позволило двум незнакомцам взглянуть на него и почувствовать себя знакомыми. Не важно, какими жизнями они жили, не важно, с какими столкнулись проблемами, они могли повернуть головы к одному и тому же небу, увидеть одну и ту же луну, и быть окруженными одними звездами. Все могло развеяться при мысли, что мир был настолько больше и величественнее, чем они.       Глаза Гермионы вернулись к небу, и она позволила очертаниям и движению звезд убаюкать себя, ее веки опустились. Ей показалось, что она увидела падающую звезду, прежде чем тьма поглотила ее, но скорее всего это была игра света. Плод ее воображения, когда она погружалась в глубокий и спокойный сон.       Но по крайней мере один человек на крыше загадал желание.       Когда утром ее глаза открылись, Гермиона была в своей постели. Она едва могла вспомнить сон о созвездиях и полете сквозь космос. Она поблагодарила свою счастливую звезду, за то что смогла немного отдохнуть перед предстоящим днем.       Девушка поднялась с кровати, услышав стук в дверь. Флёр дала ей простое свободное платье и сказала, что ее одежда для Игр будет ждать ее в лабиринте под ареной. Она предложила ей встретиться в столовой, где они позавтракают, и затем их уведут.       У Гермионы было время почистить зубы, умыться и одеться. С палочкой в руке, прежде чем уйти навсегда, она бросила последний взгляд на комнату. Она скользила глазами по пространству, когда заметила что-то на столе. Подойдя, девушка увидела клочок бумаги, маленький и неровно оторванный. Неровным почерком было написано сообщение:       Я буду болеть за тебя.       — Чо       Не понадобилось много времени, чтобы понять, от кого оно и что означало. Черноволосая девушка, которую Гермиона подвела, похоже рисковала жизнью, чтобы оставить ей записку. Ее горло сжалось, но она подавила желание заплакать и поспешно подожгла записку Инсендио. Фрагменты рассыпались между ее пальцами и исчезли в плюшевом ковре.       Гермиона пришла в столовую первой. Обычно сквибы собирались, чтобы подать завтрак, но в это утро в комнате никого не было. Хотя она могла подождать Флёр, ее живот заворчал, как по команде. Девушка внимательно осмотрела сервировочный стол, скользя взглядом по блюдам, предложенным на завтрак, и потянулась к стопке тарелок, чтобы положить себе еды.       Но как только ее пальцы коснулись керамики, она почувствовала, как внезапно что-то потянуло ее под пупком и все вокруг начало вращаться. Ее тело кружилось в пространстве небытия, перед глазами мелькали вспышками здания и улицы. Давление, которое она ощущала в своем черепе, угрожало раздавить ее, и она не думала, что сможет выдержать это дольше, прежде чем почувствовала твердую землю под ногами.       Когда ощущение кружения закончилось, она оказалась в незнакомой комнате, просто четыре стены. Гермиона споткнулась, тарелка выскользнула из ее руки и разбилась об пол.       Где она? Где Флёр? Что произошло?       Кроме нее в комнате никого не было. На одиноком стуле лежало что-то, что, наверное, было ее одеждой для Игр. У Гермионы закружилась голова, и она прислонилась к стене для устойчивости. Рядом со стулом стоял небольшой стол с едой. По-видимому, столовая в тренировочном центре была уловкой, чтобы заманить ее сюда.       Она попыталась успокоить свое сердцебиение, но внезапное перемещение и незнакомое окружение наполняли ее ужасом. Гермиона оцепенела и безуспешно пыталась понять где она и что с ней будет дальше.       Внимание девушки переключилось, когда внезапно там, где раньше ничего не было, появилась дверь. Ее очертания на одной из стен слабо замерцали всего на мгновение, прежде чем она распахнулась, и перед ней предстали последние люди, которых она когда-либо ожидала увидеть.       Тот самый Главный Создатель Игр, которого она видела на демонстрации, с пугающими черными волосами, поспешно вошел в комнату и сразу же отступил в сторону, чтобы позволить другому человеку проследовать за ним. Президент.       У Гермионы возникло ощущение, что он появился не для того, чтобы пожелать ей удачи. При виде этого человека ее кулаки сжались, ногти впились в ладони, оставляя на коже следы в форме полумесяца. Ей захотелось ущипнуть себя. Это было похоже на сон. Очень страшный сон, больше напоминающий ночной кошмар.       — Доброе утро, мисс Грейнджер, — сказал Президент Риддл. — Как вы поживаете в этот прекрасный день?       Она стояла, замерев, мысли кружились голове.       — Нервничать — это нормально, — продолжил он, когда стало понятно, что она не в состоянии что-либо ответить. — Большинство трибутов нервничают.       Он осмотрел ее с головы до ног, и хотя тон его голоса возможно и был более мягким, чем она могла бы ожидать, взгляд был совершенно другим. Он был жестоким и оценивающим, и Гермионе было физически больно встретиться с ним глазами. Его присутствие заполняло собой маленькую комнату и угрожало задушить ее.       — Покажи свое предплечье, — сказал Главный Создатель Игр. — Левое.       Девушка заставила себя игнорировать страх несущийся по ее венам и сделала, как ей было велено. Президент подошел к ней и направил свою палочку ей на руку. Как только он открыл рот, чтобы произнести что-то, она прервала его заикаясь:       — Что… что вы… для чего это?       Он усмехнулся, глубокий и хриплый звук выходил из его груди и отражался от стен.       — Это ваш отслеживающий маячок, мисс Грейнджер. Чем спокойнее вы будете, тем менее больно вам будет, когда я помещу его.       Риддл не стал дожидаться ее подтверждения, и Гермиону ужалило заклинанием. Девушка стиснула зубы из-за его силы и почувствовала прилив боли. И хотя он двигал палочкой без особых усилий, воздействие магии ощущалось, как яростный удар ножом. Она смотрела, как кровь сочится из ее руки, и от этого вида на нее нахлынула волна тошноты. Она с усилием отвела глаза от его действий и посмотрела на другое единственное место, о котором могла подумать: на Главного Создателя Игр.       Он, казалось, пристально наблюдал за работой рук Президента, но спустя секунду перевел глаза на Гермиону. Его взгляд был темным и суровым, как будто до краев наполнен секретами, но его выражение не выдавало ничего подобного. Она увидела как сжались его челюсти, прежде чем его глаза вернулись к палочке Президента.       Распространение боли ускорилось, струйка пота скатилась по лбу Гермионы, пока она изо всех сил старалась держать себя в руках. Она почувствовала вкус крови во рту, и поняла, что прикусила язык. Боль становилась невыносимой, как будто ее кожу жгли огнем, но она не знала, какие ее ждут последствия, если она не будет стоять спокойно. Слова Президента можно было истолковать как совет, но Гермиона знала, что это не так. Это был приказ.       Она была на грани того, чтобы сломаться и закричать, когда магия резко отступила. Девушка опустила глаза на руку, чтобы оценить повреждения, и в ужасе наблюдала, как на ее бледной коже появляется отметина.       Это был красный глаз, очень напоминающий змеиный.       От этого зрелища колени у Гермионы подогнулись, и когда она подняла глаза, двое мужчин уже ушли. Девушка провела пальцем по отметине на своей коже, теперь грубой и поврежденной, и задалась вопросом, было ли это ее наказанием. Может быть с момента выступления до сих пор они просто ждали, чтобы прицепить к ней этот маячок. Напугать и ослабить ее всего за несколько часов перед началом Игр. Это была настолько же сильная психологическая пытка, как и физическая.       Она все еще стояла на коленях, когда в одно мгновение появилась Флёр, по-видимому тем же способом передвижения, но с лучшей координацией. Она быстро приземлилась на ноги и сразу же бросилась к девушке. Гермиона была в шоке, в ушах у нее звенело, а перед глазами все плыло, поэтому она не слышала и не понимала исцеляющих заклинаний, которые бормотала Флёр. Но вскоре боль утихла. Когда к Гермионе начали возвращаться чувства, Флёр отчистила ее рану и перевязала руку.       Реальность обрушилась на Гермиону. Что бы они ни сделали с ней с помощью этого заклинания, это означало, что они смогут отследить ее местоположение на арене. От них никуда не деться. Гермиона оцепенела.       Флёр помогла ей надеть приготовленное для нее снаряжение. Брюки обтягивали ее ноги, на бедрах были сделаны выемки, которые могли служить ножнами. Поверх жилета ей дали куртку с высоким защитным воротником. Сапоги со шнуровкой и на высокой подошве доходили до середины голени.       Когда Флёр закончила завязывать второй ботинок и поднялась, она сунула руку в карман и вытащила булавку в виде феникса. Гермиона не стала спрашивать откуда она взяла ее, но облегчение, которое она почувствовала увидев украшение, стало для нее неожиданным. Сама она забыла о ней, но как только Флёр прикрепила булавку к ее нагрудному карману, ее тело расслабилось.       Гермиона шагала по комнате, не в состоянии переварить что-то кроме воды и хлеба с джемом. Она выдвинула свои окклюменционные стены так сильно, как это было возможно, и поместила их перед своим разумом. Она намеревалась не допускать бредовых мыслей ни внутри ни снаружи.       Женский голос разнесся по комнате и объявил, что пора готовиться к запуску.       Подобно тому как дверь появилась из ниоткуда, стена напротив Гермионы сдвинулась, позволяя подняться из пола стеклянной платформе. На платформе был камин, который внезапно вспыхнул.       Гермиона сделала шаг вперед.       Над камином появился прозрачный стеклянный колпак примерно с нее размером, который доходил до потолка и соединялся с темным проходом. Он должен был доставить ее на арену.       Флёр потянулась к ней и взяла ее за руки.       — Я верю в тебя, Гермиона, — прошептала она.       Гермиона шагнула к камину и ступила на платформу. Как только она поднялась, стеклянный колпак двинулся вниз, заключая ее внутри. Она посмотрела наверх, туда, где должен был быть потолок комнаты, но ее взгляд уткнулся в темноту. На нее посыпался летучий порох. Гермиона последний раз взглянула на Флёр, которая ободряюще ей улыбнулась.       Звук микрофона разорвал тишину, когда по комнате разнесся мощный голос:       — Добро пожаловать в Голодные Игры!