The Men Among Monsters / Люди среди чудовищ

      Сны, которые снились Гермионе в ту ночь, были яркими и беспокойными. Сплошные черные линии и острые грани, незнакомые поместья и лунный свет, отражающийся в бело-золотых полумесяцах. Затем она летела по небу на спине дракона, ее волосы развевались на ветру, и она смеялась громче, чем когда-либо в своей жизни. Дракон сбросил девушку посреди гор, и Гермиона повернула диск на кулоне, висевшем у нее на шее, а затем повторила все заново.       Свобода была воодушевляющей и заразительной, и заставляла ее жаждать того дня, когда она сможет почувствовать что-то хотя бы близкое к этому, крошечная вероятность, пробирающаяся ей под кожу, пока не поглотит все ее существо.       Она хотела этого больше всего на свете.       Но Гермиона не была дурой, чтобы верить, что это возможно. Не в таких обстоятельствах и не в этой жизни.       Однако, зерно надежды было посажено.       Когда глаза Гермионы приоткрылись, встретившись с лучами утреннего солнца, она увидела незнакомую обстановку. По крайней мере, поначалу незнакомую, потому как ранее она открывала глаза только в доме своего детства, в Норе, в своей комнате в тренировочном центре и затем под покровом деревьев.       Потребовалось мгновение, чтобы осознание, где она находится, настигло ее. Гермиона вытянула шею, напрягшись от внезапного и неожиданного комфорта, с которым провела ночь, и ее взгляд остановился на пространстве напротив.       Пусто.       Одеяло было аккуратно заправлено, подушка взбита, а одежда ровно сложена в изножье.       Тихое Акцио и ее собственная одежда полетела к ней снаружи палатки. Гермиона быстро оделась, изо всех сил пытаясь придать своему внешнему виду собранности. Но добравшись до своей кровати, она замерла. Ветхий зашитый спальный мешок был практически единственным, что принадлежало ей, кроме лука со стрелами, и выглядел он совершенно печально.       Это даже близко не соответствовало тому, что Малфой называл здесь своим.       Она расправила плечи и закрыла глаза. Большие кирпичи медленно размещались один поверх другого, тщательно уложенные и выровненные до совершенства. Кирпичи собрались вместе, чтобы сформировать большую стену, отделившую целую часть разума Гермионы. Она чувствовала, как мимолетные мысли тянутся к стене, толкая ее и пытаясь пронзить, но она держалась крепко.       Ноги вынесли ее наружу, на солнечный свет, и она заметила Драко сидящего возле потухшего костра спиной к ней. Гермиона тихо подошла к нему сзади.       — Доброе утро, — пробормотал он, когда она приблизилась, и откусил кусочек от упакованного бутерброда.       Он был одет в другую футболку, не ту же, что вчера, на глаза была низко надвинут кепка, защищая от солнца. Гермиона остановилась рядом с ним и задалась вопросом, как он получил бутерброд посреди арены.       — Малфой, — начала было она, ей не терпелось спросить его о множестве спонсоров, которые, как она полагала, выстраивались в очередь, чтобы посылать ему дары, но затем ответ пришел к ней сам, без каких-либо пояснений. Ее голос оборвался и она вздохнула.       Он был из Чистой Столицы, вот и все.       — Здесь есть один и для тебя, — он указал на сверток на другом стуле, как будто знал, о чем она хотела спросить. На самом деле Гермиону интересовало не это.       Она взяла бутерброд и села на стул напротив. Ее пальцы неловко потянули за обертку, глаза забегали по содержимому: хлеб, салат, какой-то мясной деликатес, сыр.       — Это то, что ты всегда ешь на завтрак? — спросила Гермиона, голос звучал напряженнее, чем ей бы хотелось.       — Я ем то, что спонсоры отправляют, — он пожал плечами.       Это подтверждение задело ее больше, чем должно было. Сейчас они были на одной стороне, и технически были готовы сражаться друг за друга, но от этого реальность ситуации ничуть не казалась лучше. Малфой жил привилегированной жизнью внутри Игр, и она была уверена, что ни у кого больше не было доступа к подобному. Не с таким изобилием.       С каким бы сильным аппетитом Гермиона ни проснулась, он пропал. Она откинулась на спинку стула и отложила бутерброд.       Все это ощущалось неправильным. Ей не хотелось верить, что игры должны быть настолько безжалостными, какими их сделали Создатели Игр, но также между справедливостью и нелепостью была тонкая грань. Каждая вещь в этом лагере, скорее всего, была ему подарена. И возможно, это не было его выбором, но его согласия на спонсорство было достаточно, чтобы показать, что он не против.       Сейчас она была здесь, и ей тоже следовало смириться с этим.       Почему же она не могла?       Почему это казалось неправильным? Почему она чувствовала себя так, словно предавала все, что знала, наслаждаясь дарами, которые она не заслуживала и не хотела получать?       У Гермионы до сих пор не было ни одного спонсора, и хотя это расстраивало, по крайней мере, она чувствовала себя чистой. Незапятнанной деньгами людей, которые просто хотели посмотреть, как умирают трибуты.       — Какая-то проблема? — он сидел на своем стуле, в смятении глядя на ее все еще завернутый бутерброд.       Ей следовало быть благодарной. Она должна радоваться, что теперь ей было легче.       — Нет, — она сглотнула ком в горле. — Я не голодна.       Это могло быть легко — сидеть и упиваться словами, которые она так твердо произнесла, и возможно, у Гермионы это получилось, если бы ее желудок не предал ее громким урчанием. В первый раз она смогла это проигнорировать, не сводя глаз со своих колен, даже когда Драко повернулся к ней. Второй раз игнорировать было сложнее. Когда он заурчал в третий раз, парень резко откашлялся.       Гермиона подняла на него взгляд, он наблюдал за ней, не сводя глаз с ее лица и сжав губы в строгую линию. Драко медленно поднял левую бровь и сузил глаза.       На его лице читался вызов.       Она не разрывала зрительного контакта, взгляд ее был уверенным и твердым, когда девушка потянулась к бутерброду и медленно развернула обертку.       Уголок рта Малфоя дернулся вверх.       Она вытащила бутерброд пальцами, сдвинув обертку к основанию. Их зрительный контакт прерывался только когда кто-то из них моргал время от времени. В остальном их взгляды оставались неподвижными.       То, что поначалу было вызовом с его стороны, сейчас явно стало испытанием. Гермиона почувствовала, как скривились ее губы.       Она поднесла бутерброд ко рту и позволила аромату мяса и сыра захватить свои чувства. Драко наклонил к ней голову, возмутительно дерзко предлагая ей откусить кусочек.       Гермиона сузила глаза и откусила.       Большой, вероятно, самый нескромный кусок еды, который она когда-либо делала. Малфой усмехнулся и отвел взгляд с довольным блеском в глазах.       Пока она ела, они сидели молча. Драко заставил упаковку исчезнуть и положил ноги на край очага, развалившись на стуле и откинув голову назад.       Гермиона заставила себя отвести от него взгляд и сосредоточилась на периметре лагеря, где слабое мерцание защитных чар сияло в лучах солнечного света. Если Драко все это время был защищен от всего, что находилось за пределами этого лагеря, то это была еще одна роскошь. В полной изоляции от остальной арены, Гермиону так и тянуло представить, что за барьером охранных чар вообще не было никаких Игр, что были только он и она в их собственном маленьком коконе блаженного неведения.       Казалось, что свобода была почти рядом, так близко, что можно было ухватиться за нее, почувствовать ее, обернуть вокруг нее свои пальцы, но та всегда оставалась в недосягаемости.       Гермиона доела бутерброд и убрала обертку с помощью заклинания. Бросив беглый взгляд в сторону Драко, она поняла, что он устраивался поудобнее.       — Что ты делаешь?       — А на что это похоже? — протянул он, закрыв глаза и повернув голову к солнцу.       — Я не уверена. Потому и спрашиваю.       — Ничего, — похвалился Малфой, его порозовевшие щеки светились на фоне светлой кожи. — Я ничего не делаю.       — Почему? — спросила Гермиона, ее не устраивала мысль, что трибут может ничего не делать на Играх. Даже когда она «ничего не делала» несколько дней назад, ей все еще приходилось добывать еду, ей все еще приходилось прятаться в укрытии, и на уме у нее все время было сохранение собственной жизни. На арене, где самым вероятным исходом была твоя смерть, не было такого понятия, как «ничего не делать».       Драко же это явно не беспокоило. В ответ он просто пожал плечами.       Она задалась вопросом, всегда ли Игры были для него такими. Самые активные действия, с которыми он сталкивался, были во время их взаимодействия друг с другом, но в остальном он был полностью защищен.       Ей стало интересно, встречал ли он вообще другого трибута, помимо нее.       Но она не спросила, потому что не знала как.       Ей хотелось спросить так много, и она не знала как.       — Ты когда-нибудь добывал еду? — спросила Гермиона, наклонившись вперед.       Драко оставался также растянутым на своем стуле, с руками сложенными за головой.       — В лагере и так уже полно припасов.       Точно, подумала она, не благодаря тебе.       — Что на счет укрепления защитных чар?       Гермиона подумала о том, что Артур рассказывал ей о защитных чарах в Норе, как их всегда приходилось заново укреплять, корректировать и настраивать в зависимости от изменяющихся обстоятельств снаружи и внутри. Поскольку Игры шли полным ходом за пределами барьера, это не было бы трудной задачей, корректировать их, хотя бы раз в день.       — Они и так крепкие.       Драко надвинул свою кепку на нос, и Гермиона поняла, что это все, чего она от него добьется. Сказать больше было нечего; и не осталось ничего, что ей хотелось бы услышать.       — Ладно, — тихо сказала Гермиона. Смирение сочилось из нее с каждым ее вздохом. Шли минуты, а он все сидел, и, казалось, был доволен тем, что проведет остаток дня так же.       Она обвела взглядом все пространство, гадая, что полезного можно сделать. В палатке заняться было нечем, нечего было делать и рядом с ней. Но затем ее взгляд остановился на куче оружия, которую Малфой собрал у границы охранных чар.       Идеально.       Практика и выход для ее гнева.       — Я собираюсь потренироваться, — она вскочила на ноги, не удосуживаясь дождаться ответа, прежде чем ринуться к оружию. Ее лук и стрелы остались в палатке и ее это устраивало. Здесь было много другого оружия для практики.       На большом дереве уже была установлена мишень, и это, несомненно, был еще один спонсорский подарок. Разочарование Гермионы пронеслось по ней, словно полностью заменив кровь в ее венах. Все, что она сейчас собой представляла — совершенный беспорядок из эмоций и негодования, сложившийся в сложную форму ее тела.       Девушка заметила коробку с метательными звездами и отбросила ее в сторону. Вместо этого она вытащила сумку с ножами, раскрыла замшевый чехол, чтобы осмотреть стальные рукояти. Они выглядели совершенно нетронутыми. Гермиона предположила, что это был еще один пригодный дар. Для него их было так много, что она не имела понятия, как он мог уследить за всеми.       Скорее всего, он даже не пытался.       Гермиона зарычала и, выдернув нож, метнула его в цель. Она не стала ждать, чтобы увидеть, куда он воткнется, прежде чем схватила еще один и бросила в том же направлении. Через несколько мгновений все восемь ножей исчезли.       В раздражении она бросилась к цели, топая ногами по грунтовой почве, волосы развевались вокруг нее. Гермиона думала о том, что когда будет метать ножи в следующий раз, она представит, что они летят в людей из Чистой Столицы. Создатели Игр. Президент.       Ей потребовались обе руки, чтобы попытаться вытащить каждый нож. Она упиралась пятками в землю, дергая изо всех сил, но ножи так и оставались воткнутыми в деревянную поверхность мишени. Гермиона тянула всем своим весом, пока один из них внезапно не выпал и не заставил ее споткнуться.       И каждый раз, когда это случалось, она только злилась еще больше.       — Дурацкие рукоятки, — фыркнула девушка, — дурацкие ножи, дурацкая мишень, дурацкое дерево…       Один напрочь застрявший нож заставил ее бормотать ругательства себе под нос. Она схватила его и дергала, но он отказывался сдвинуться даже на дюйм.       — Аргх, — взревела Гермиона, когда ее рука снова соскользнула с рукояти. Она быстро отвернулась от мишени и бросила все остальные освобожденные ножи, падая на землю в припадке.       — Воу, Грейнджер, — раздался голос Драко. — Не поранься со всей этой своей яростью.       — А что? — она обернулась, чтобы посмотреть на него. — Я уверена, если ты хорошо попросишь, они пришлют лекарство в кратчайшие сроки. Может еще и открытку с пожеланием выздоровления? И воздушный шарик? Если бы это был ты, ты попросил бы коробку шоколадных конфет?       Гермиона не могла ничего сделать, чтобы сдержать злость в своем голосе.       Он поднялся на ноги и взглянул на нее.       — Есть что-то, о чем ты хотела бы поговорить?       — Нет!       — Ты уверена? — он скрестил руки на груди.       — Нет, я не уверена!       Гермиона чувствовала, как магия искрится на кончиках ее пальцев, заставляя ее волосы подниматься вокруг нее. Воздух тяжело покидал ее легкие, девушка скорее пыхтела, чем дышала. Она не знала, почему была так зла, почему выглядела сумасшедшей, и все было еще хуже от того, что Драко знал об этом.       — Тебе стоит остыть в палатке, — он снова сел на стул, положив одну пятку на колено.       — Ты отправляешь меня в угол? — взвизгнула она, разъяренная его словами.       — Да, — парень снова надвинул кепку на нос.       Гермиона стояла в неверии, крепко сжимая челюсть, чтобы та не раскрылась, и смотрела, как он без лишних слов устраивается на своем стуле. Она отсчитывала секунды: пять, десять, двадцать. Но на большее ее терпения не хватило. Она позаботилась о том, чтобы он услышал, как она фыркнула, и затем ворвалась в палатку, позволив пологу закрыться за ней.       Девушка бросилась на свой лежак, эмоции бурлили внутри нее и угрожали выплеснуться наружу, а в худшем случае, поглотить ее, поскольку они сопротивлялись любому подобию контроля, который оставался у нее.       Она так устала. Устала от всего. Быть в опасности, под постоянным наблюдением, злиться.       Она злилась на Драко из-за спонсоров, не потому, что они у него были, а потому, что он пользовался этим, вместо того, чтобы делать что-то самостоятельно. Зависть колола ей кожу, но она быстро отогнала это чувство.       Это не зависть, это всего лишь злость, пыталась она убедить себя.       Гермиона злилась, что спонсоры из Чистой Столицы присылали даже такие обыденные вещи, как бутерброды. Она бросила свой спальный мешок через палатку, когда поняла, что злится из-за бутербродов, чувствуя себя глупо и подавленно из-за того, что обстоятельства превратили ее в кого-то настолько раздражительного.       Девушка откинулась назад на своем голом лежаке, ничего не поддерживало ее спину кроме ткани палатки, которая провисла под весом ее тела. Она пыталась заставить свои легкие дышать ровно. Руки ее были сцеплены на коленях, большие пальцы крутились друг вокруг друга, и Гермиона размышляла, позволяя всем своим эмоциям выплыть на поверхность.       Действительно ли это была вина Драко? Была ли в этом действительно вина хотя бы спонсоров?       Смиренный вздох прервал движение ее пальцев.       Она злилась не на тех людей.       Все это было виной людей, находящихся у власти.       Все, на что она злилась, было продуктом Игр, основанных Президентом и Пожирателями Смерти.       Скорее всего, ничего этого не существовало бы, если бы не Президент Риддл.       Нервная энергия внезапно пронзила ее тело, наполняя ее кровоток адреналином, для которого у нее не было выхода. Она вскочила на ноги и стала ходить по тесному пространству между двумя лежаками.       Гермиона подошла к одному концу палатки. Я злюсь из-за Игр, а не из-за людей в них.       Она подошла к другому концу. Я злюсь из-за Игр, а не из-за людей в них.       Снова первый конец. Я злюсь, что Игры существуют.       Другой конец. Я злюсь, что Игры существуют.       Первый конец. Почему Игры существуют?       Второй. Они действительно существуют, чтобы наказать людей за Дистрикт 13?       Снова. Почему существуют Игры?       И снова. Почему существуют Игры? Контроль? Подчинение? Страх?       Красный глаз-маячок на предплечье Гермионы замерцал, и она остановилась как вкопанная. Словно все ее органы перестали функционировать.       Затем он вспыхнул снова, как будто предупреждение, почти незаметное расширение глаза, и это все, что понадобилось Гермионе, чтобы слишком быстро, но, вероятно, слишком поздно, осознать, что она думает об опасных вещах.       Опасных вещах, которые, она не могла гарантировать, что не находились под наблюдением внешних сил.       Ладонями Гермиона закрыла глаза, полностью лишив себя света, и воздвигла самую мощную стену Окклюменции, на которую была способна. Она подтолкнула ее к границе своего разума, а затем воздвигла еще одну стену, и еще одну, пока весь ее разум не был закрыт красными кирпичами.       Девушка уселась на пол, скрестив ноги, и погрузила заблокированный разум в медитацию. Полог палатки колыхался на ветру, гипнотизируя ее и вводя в транс. Время шло медленно, и пока она оставалась на этом месте, солнце двигалось, смещаясь на запад.       В какой-то момент Гермиона увидела как Драко поднялся на ноги, мельком оглянулся на палатку, направился к защитному барьеру и исчез. Через некоторое время она увидела, как он вернулся. День превратился в вечер, и он зажег огонь снаружи.       Когда вспыхнул огонь, она решила, что пришло время выйти из палатки.       Солнце уже начало садиться, но Гермиона сразу заметила Драко, склонившегося над костром и жарящего на огне большую рыбу.       — Очень мило, что ты присоединилась ко мне, Грейнджер, — оживился он.       Она фыркнула и села, прикусив язык, чтобы справиться с собой.       — Если тебе так хочется знать, я сам ее поймал, — он гордо указал на рыбу.       Гермиона сморщила нос и отвела взгляд.       — Можешь не верить, если хочешь, но я это сделал. Даже подумывал поймать для тебя болотного монстра…       — Это был гриндилоу, — выдохнула она, не отводя взгляд от мерцания защитных чар.       Драко сделал паузу, когда она перебила его, но быстро продолжил:       — Как я и говорил — болотный монстр для тебя, но я подумал, что рыба будет более аппетитной.       Девушка пробежала по нему глазами, и поняла, что он ее дразнит, заметив веселое выражение на его лице и блеск в глазах. Он колол и давил в болезненные места, как будто уже знал ее лучше, чем могли бы позволить те несколько моментов, проведенных вместе.       Это одновременно было приятно и бесило ее.       Когда рыба поджарилась, Драко разрезал ее пополам и вызвал две тарелки.       — Трансфигурировал из листьев, — заверил он ее, когда она посмотрела на керамику. Приняв ее, Гермиона стала тихонько есть.       Неловкость, витавшая в воздухе, была осязаема.       — У меня есть идея, — внезапно сказал парень, когда они оба заканчивали трапезу. — Как на счет того, чтобы сыграть в игру?       — В игру? — проворчала Гермиона. — Сейчас?       — В игру, — подтвердил он. — Сейчас.       Он тут же принялся объяснять правила. Это оказалась простая игра для посиделок у костра под названием «Давным-давно». Хотя обычно в нее играли несколько человек, Драко сказал, что можно играть и вдвоем. Они должны были по очереди рассказывать историю, которую другой человек должен был продолжить, и они могли делать это так долго, как им того хотелось.       Игра была бессмысленной и легкой, но к своему великому удивлению, Гермиона согласилась.       — Я начну, — сказал Драко, уничтожая свои отходы заклинанием и превращая тарелку обратно в лист, позволив тому упасть на землю. Девушка наблюдала, как он переворачивается в воздухе, пока порыв ветра не подхватил его и не унес прочь. — Давным-давно, жил-был мальчик в большом городе.       Гермионе пришлось подавить смех. Она полагала, что раз он вызвался начать, значит у него была отличная идея, но это явно было не так. Она легко догадалась об отсылке, но не решалась продолжать, потому как на самом деле не очень хорошо знала героя рассказа.       — У него были светлые волосы и острый язык, — тихо продолжила она, не зная что еще сказать.       Удовлетворенная улыбка тронула губы Драко.       — У этого мальчика действительно были светлые волосы и острый язык, а также он был особенно хорош собой, — он откинулся на спинку стула так, словно это был трон. — Но в нем было нечто большее.       Внезапно, Драко резко сел прямо и положил руки перед собой.       — Он происходил из небольшой семьи, в которой были только отец и мать, и у него не было ни братьев, ни сестер.       При упоминании родителей Гермиона сглотнула. В ее памяти вспыхнул первый раз когда она увидела его по телевизору, она вспомнила человека, который отчаянно вскрикнул, когда Президент сделал свое заявление. Человека, который так упорно умолял его передумать, прежде чем камера переместилась на Драко.       Гермиона была почти полностью уверена, что это его отец.       — С семьями, подобными этой, никогда не случалось ничего плохого. Они были могущественны, богаты и влиятельны, но… — его рассказ прервался. Голос его был ровным, мрачным, выражение лица жесткое и совершенно нечитаемое. Его сцепленные руки были крепко сжаты, на предплечьях выступили вены, на коже пульсировал красный глаз-маячок. И хотя лицо его выражало только пустоту, язык его тела говорил о ярости.       Малфой медленно сглотнул и откашлялся. Он сделал продолжительную паузу, прежде чем заговорить снова.       — Однажды все изменилось.       Воздух вокруг них стал неприятным и холодным, он покалывал кожу так, как не должен был. Как никогда раньше.       Гермиона не знала к чему он вел эту историю, но все в его рассказе говорило ей, что это больше не игра, и не то, во что бы он хотел, чтобы она внесла свой вклад. Это была его история. Она поняла, что в их обстоятельствах, с камерами, которые, без сомнения, следили за их лагерем, это был лучший и, возможно, единственный способ поделиться ей с Гермионой.       Его глаза прожигали ее, желая, чтобы она слушала, обращала внимание на каждое сказанное им слово и пыталась понять.       — Мальчик многого не знал о последствиях, о возмещении, которое ты должен заплатить, когда что-то идет не так, когда кто-то сделает что-то не так.       Гермиона видела, как он заламывает руки, а затем медленно потирает их о штанины. Она молчала, внимательно наблюдая за ним.       — Все случилось быстро. Ему повезло, что он был готов, когда все пошло наперекосяк.       Внезапно, Драко поднялся на ноги и подошел к ней, встав прямо у ее колен, носки ее туфель касались ее.       — Дай мне руку, — это был приказ, команда, его властный тон был совершенно не похож на тот, каким он говорил с ней раньше.       Она без колебаний протянула ему руку, растопырив пальцы и ладонью к небу. Драко поднес к ней костяшки своих пальцев и остановился над ее рукой, словно выжидая. Гермиона подняла голову, чтобы посмотреть ему в лицо, как только их взгляды встретились, он положил что-то ей в ладонь. Парень сжал ее пальцы, прежде чем она успела увидеть что это.       — Не смотри сейчас, — предупредил он.       Гермиона кивнула и потянула сжатый кулак в карман, при этом поднимаясь на ноги. Но когда она это сделала, Драко не отступил назад, и внезапно они оказались в нескольких дюймах друг от друга, ее лоб уткнулся ему в подбородок, и парень посмотрел ей в лицо.       Ни один из них не пошевелился.       Они были достаточно близко, чтобы чувствовать прикосновение к коже, когда один вдыхал, а другой выдыхал, разделяя теплый воздух и пространство между ними. И хотя было темно, Гермиона могла видеть каждую линию его лица, морщинки в уголках глаз, складку меду его темными бровями, напряженные губы и щеки. Девушка осознала, что огонь почти погас, остались только тлеющие угольки и слабый запах волшебного дыма.       Ощущение в ее голове было знакомым, внезапное давление в ее стены Окклюменции, и это вернуло ее в воспоминания об их первых взаимодействиях. Но также это было по-другому, нежно, не так, как ощущалось раньше, и резко контрастировало с тем, как он смотрел ей в глаза, будто мог видеть ее насквозь.       Малфой толкнулся один раз, затем второй, сдвинув брови, когда Гермиона не уступила, и когда он надавил снова, она впустила его.       Сначала девушка просто почувствовала его присутствие, так же, как когда входишь в комнату и знаешь, что там кто-то есть еще до того, как увидишь. Он заколебался на границе, и его глаза увлажнились, когда рухнули его собственные стены. Он ткнул языком во внутреннюю сторону щеки и затем его голос прозвучал в ее сознании.       Я не могу сказать больше.       Драко выскользнул из ее головы, как удар молнии, отступив на шаг, и его глаза снова стали плоскими и серыми. Гермиона наблюдала за его лицом, и слабое постукивание пальцем по ее сжатому кулаку разбило этот момент между ними.       — Идем, — указал он на палатку.       Он снова позволил ей войти первой, и она стала возиться со своей одеждой, отказываясь выпускать то, что было у нее в руке. Предмет был маленьким и теплым и он прилип к ее теплой ладони, но ей было все равно. Гермиона небрежно бросила свою одежду поверх лука и переоделась в те же шорты и футболку, что Малфой дал ей.       Вместо того, чтобы снова выйти из палатки, девушка забралась в свой спальный мешок и повернулась спиной ко входу. Несколько мгновений спустя она услышала, как Драко вошел внутрь. Гермиона закрыла глаза, слыша только как он возится со своей одеждой позади нее. Не говоря ни слова, он приглушил свет.       Гермиона дождалась пока выровняется его дыхание, прежде чем тихо засунула голову в спальный мешок и плотно прижала его край к лежаку. Она зажгла самый слабый Люмос, на который была способна, и раскрыла кулак. Глаза девушки напряглись, чтобы приспособиться к свету, но как только ее пальцы разжались, предмет в ее руке стал ясно виден.       Это было кольцо.       Кольцо, которое было ей смутно знакомо, толстый золотой обруч с тонкой резьбой вокруг. Гермиона поднесла кончик палочки как можно ближе и попыталась разглядеть детали, и как только она повернула кольцо, на нем появился известный ей символ.       Дыхание девушки сбилось и она заглушила звук о свой лежак.       Это был символ, который она видела ранее, даже много раз за последние две недели. Символ, который она могла начертить пальцем по памяти, вспоминая момент, когда впервые увидела его.       Треугольник, круг внутри него и линия, пересекающая их посередине. Над фигурами птица.       Тот же самый символ, что и на ее булавке.       Пазл в ее голове закружился в вихре хаоса, кусочки летали из одного конца в другой без какого-либо ритма или причины, но с определенной целью.       Гермиона уже видела это кольцо на Драко раньше, видела, как его сильные руки крутили его на пальце во время интервью перед началом Игр. И все это время оно было украшено тем самым символом, который у Гермионы ассоциировался с очарованием мятежности.       Сердце девушки колотилось в груди, когда все что она знала, разлетелось на части. Потные пальцы сжимали золото, пока она пыталась собрать все это вместе.       Знал ли он, что означает этот символ? Поэтому искал в ней союзника?       Гермиона знала его не очень хорошо, но достаточно, чтобы понимать, что за каждым его действием скрывался смысл, за всем, что он говорил, был спрятан еще один слой. И если бы она была азартным игроком, то поставила бы на то, что он точно знает, что делает.       Она крутила кольцо, а сердце ее все еще бешено колотилось, поскольку каждая мысль порождала новые вопросы, на которые не было ответов, любые ответы только оставляли новые зияющие дыры в его истории. Гермиона сжала кольцо и сосредоточилась на своем дыхании — один вдох, один выдох. Напряжение ее тела медленно рассеивалось, и ее бурлящий мозг погрузил ее в сон.       Когда она проснулась утром, кольца уже не было. Она повернулась на своем лежаке, чтобы убедиться, что не одна в палатке. Драко все еще спал, вытяну руку из-под одеяла. Гермиона проследила по ней глазами, по гладкой поверхности его фарфоровой кожи, испорченной темными чернилами ниже локтя. Взгляд девушки остановился на его пальцах, едва не касающихся пола палатки.       Золотое кольцо было на указательном пальце.       Она могла ясно его видеть со своего места. Гладкий метал, без отметин или символов, любое доказательство того, что Гермиона обнаружила прошлой ночью, исчезло.