Молекулярный дизайн

      Солнце выжигало давно отвыкшие от яркого света глаза. Норт щурился, тер веки замотанными в пластырь пальцами и подпрыгивал от каждого шороха. За спиной остался помпезный дворец за черным кованым забором и все его нервы и надежды на будущее.       Даже тот факт, что он вроде как свободен, не доставлял радости. Куда скорее он чувствовал смятение и абсолютное, совершенное непонимание. Под ногами лежала земля… но другая. Нет, она ничем не отличалась от той, которую он помнил, но знал, что она другая. Воздух и облака тоже плыли другими, и здания вокруг трепетали и едва слышимо гудели.       На проезжей части хорошо асфальтированной дороги не наблюдалось ни одной машины. Норт судорожно вздохнул. Легкие и спина отозвались болью: первые, наверное, от постоянной пыли, а спина наверняка от глубоких царапин. Норт прикрыл глаза и взмолился, чтобы всё это закончилось утренним пробуждением от кошмара.       Мимо прошел человек, и Норт дернулся. Поймал на себе подозрительный взгляд и тут же опустил голову. «Не смотри в глаза, и, может, он не заметит», повторил для себя давно известную истину.       Вчера напоследок Милорд неплохо поиздевался. Он делал это всю ночь, без остановки, оставив Норту комплект внутренних органов и предложив разобрать это по местам самостоятельно. Болело всё. Руки, ноги, плечи, задница, глаза, ногти, сосуды внутри, Норт сомневался, что в его теле осталась хоть одна нетронутая клетка.       Но больше всего болело сердце. Оно билось в груди тяжело и как будто с одолжением, обещая остановиться, если хоть что-то произойдет. Норт положил руку на расцарапанную шею и неспешно повернул голову. Чужой ветер дунул в лицо, забрался в легкие и неприятно там отозвался. Чужая мелкая пыль летела в глаза, желая испещрить ранами, но опоздала — Солнце сделало это первым.       Больше всего на свете Норту хотелось сесть на теплый от лета тротуар и расплакаться. Сползти по тупой колонне тупого забора в своих грязных джинсах, такой нелюбимой раньше, а сейчас единственной, что защищало его от мира, кофте, лечь щекой на серую мостовую и слиться с ней, благо, кожа и волосы позволяли. И лежать, лежать… Чтобы по нему ходили люди, бегали собаки, чтоб на него блевали пьяницы и мочились кошки. Это всё неважно, только бы его никто не трогал.       Паскудно было бы, правда, лежать здесь, у ног этого говна. Он так долго и старательно убивал в Норте человека, что было бы просто глупо вырваться и лечь у его ног. Норта прошибло от одной мысли об этом, и лучи стали жечь кожу, воздух распирать легкие, а во рту появился вкус железа.       Норта затрясло, мышцы отозвались судорогой, дыхание — свистами.       — Эй, что с тобой?       Он отшатнулся так молниеносно, что уперся затылком в забор. Чьи-то чужие глаза смотрели на него в упор, а рука тянулась к плечу.       — Нет! — крикнул он, понимая, что отступать дальше некуда. — Не надо!       Нет, боли больше он не позволит. Никто больше к нему не прикоснется! Никто больше не доставит ему столько…       Он уверял какого-то незнакомца, что всё в порядке, стараясь не расплакаться тут же и не потерять лицо. Слабость ведет к силе, а сила к боли. А он больше не хочет ни первого, ни второго, ни, тем более, третьего.       Когда этот кто-то, оглядываясь, ушел, Норт выдохнул и потер глаза. Хорошо было бы поплакать, но он так долго запрещал себе, что без уверенности думал, получится ли это когда-то еще в принципе. Он шмыгнул носом, сказал себе «соберись» и еще раз огляделся. Чужая земля и чужая улица не изменились и не перестали гудеть, значит, он всё еще здесь.       Норт не очень хорошо помнил, как именно оказался здесь, но то, что это больше не дом, чувствовал каждый день. Он мельком подумал о семье, но семья здесь точно не жила. Подумал о маме, папе, даже о противном вечно дразнящем его Алексе и обхватил ладонями локти, чтобы те не тряслись.       Сейчас он прекрасно понимал, что один-одинешенек в этом, где бы он ни находился, чужом мире. Просто глупый исцарапанный изнасилованный плаксивый никому не нужный двенадцатилетний мальчишка с компотом из плавающих в крови внутренних органов и отсутствием мозгов. Он — ничтожество, но за это ничтожество он будет бороться.       Мысли Норт собрал в кучу, побил себя по щекам и решил, что ему больше нравится идти вправо. Сделал шаг в ту сторону улицы, где дома выглядели чуть менее угрожающе, и ухом поймал звук шуршащих шин. Не то что бы в своей комнате он часто смотрел в окно, но, когда смотрел, машин не видел ни разу. Но прохожие вокруг не удивлялись, стало быть, и ему не стоило. Он просто ускорил шаг и уставился взглядом под ноги.       В голове пульсировали мысли, что же ему теперь делать. Он знал, что делать, если нашел потерявшуюся собаку, но что делать ему? Да и… Милорд явно сказал, что будет, если Норт пойдет в полицию. А жизнь еще была Норту зачем-то нужна.       Шины затихли, и Норт исподтишка кинул взгляд назад. Черная машина отблескивала на солнце и тут же вызывала неприязнь. «Наверняка какой-то мудак, друг Милорда» — с подступающей к горлу тошнотой подумал он и инстинктивно огляделся в поисках прохожих-свидетелей. С некоторых пор он знал, что мудаки, даже таких масштабов, как Милорд, не любят свидетелей. Завидев женщину с коляской, чуть расслабился: по крайней мере, насилия здесь и сейчас ни с кем не произойдет.       Когда до ушей донеслось, как хлопнула дверь, ком тошноты стоял уже в глотке. Конечно, Милорд сказал: «Вали, и чтоб я тебя не видел», и это неудивительно, учитывая, как мало Норт чувствовал в себе сил последнее время. Милорд наигрался. Но думать о том, что будет твориться в особняке прямо сейчас, невыносимо. Норт бы ворвался и покрошил их всех, но своя шкура дороже. Да и — он устало улыбнулся — у инкубов в распоряжении, как оказалось, только слова в нужный момент и хорошие возможности в сексе.       Как ботинки стучали по асфальту, он не слышал, зато подпрыгнул, потеряв половину чудом уцелевших нервных клеток, когда до него донеслось уверенное:       — Привет, Норт.

***

      Будильник звонил крайне настойчиво. Черт, такая настойчивость присуща подвыпившим парням в клубе, а не приложению «Календарь». Но смартфон продолжал надрываться, методично вырывая Норта из его чудесного сна без сновидений. Настроение параллельно уносилось туда же, куда и возможность выспаться, и Норт недовольно всхлипнул. В голову вплыла мысль, как его вчера разбудил еще и отец со своей настойчивой заботой.       — М-м-м, — запротестовал он, шаря рукой по полу.       — Вставай давай, вставай сейчас же, иначе я за себя не отвечаю, — трещала замаскированная под «бриз океана» угроза.       Наконец, между пальцев оказалось что-то скользкое и холодное, предположительно — овца на заклание из техномира.       — За-а-а-а-а-а-ткнись, — пробурчал Норт и поводил вслепую по экрану.       Будильник, конечно же, не послушался и продолжил единственное дело, для которого был создан. С неудовольствием Норт-таки приподнялся на локтях, поморгал и в расплывающемся крупными мазками мире сосредоточился на черной пластинке в руке. Оказывается, он держал телефон перевернутым и задней крышкой кверху.       Ткнув в экран со всей силы, что вызвало неудовольствие куда больше у него самого, чем у гаджета, свалился лицом обратно в подушку. Здесь мир был белым и душным, а еще тихим и пушистым.       Вставать форменно не хотелось. Сил в теле Норт не обнаружил ровно так же, как и желания в мозгу. Он искренне засомневался в своих возможностях сопротивляться кровати, пока боролся с закрывающимися глазами. «А смысл?» — подумал он меланхолично. На учебу ему сегодня не надо, у него больничный, родители уже наверняка ушли, и позавтракать с ними возможности нет никакой, а курсач он и после обеда начать сможет.       Норт оттолкнулся и сел так резко, что приходящий в нормальные очертания мир расплылся в импрессионизм заново. В глазах запрыгали черные круги, разогнать которые не получилось: восстание из мертвых произошло с частичной потерей ориентации.       — А! — судорожно признал Норт того, кто пришел ему в голову.       Вцепился в волосы. Комнату заливал солнечный свет, и все предметы казались больше и белее. Прищурившись, Норт разблокировал телефон и с ужасом посмотрел на всплывшие «10:37».       С кровати он вскочил пулей. Весь сон такой скорости не ожидал и остался на подушке и под одеялом, а Норт уже трясущимися руками открывал шкаф. Он вообще-то собирался подумать, как поведет разговор и с чего лучше начать, и искренне поржал теперь, пока прыгал взглядом по полкам с вещами. Параллельно, шаря между вешалок, он отследил, что в голове бьется еще не сформировавшаяся мысль. Что-то нужно было сделать, но что именно — ответ утонул в понимании, что ни одной поглаженной кофты не висит.       Пошвырявшись между разочаровывающими мятостью футболками, Норт отбросил бесплотные попытки и переключился на вешалки. Судя по мимолетному взгляду в окно, на улице тепло, значит, куртка не понадобится. Вещи висели нейтрально, никак не собираясь помогать хозяину создавать шикарный образ, ради которого можно простить четыре года полного молчания. Разозлившись на их бессердечие, Норт пнул шкаф и выудил белую рубашку и брюки в клетку. Оба предмета гардероба на вид оказались сносными, так что полетели на кровать ждать своей участи.       Норт же в три прыжка оказался в коридоре, на всякий случай крикнул: «Мам?» и, совершенно не удивившись отсутствию ответа, пнул дверь ванной. «10:43» заливисто смеялись над желанием принять душ, и единственное, что они позволили — зубная щетка.       Пальцы тряслись, пока выдавливали пасту. Норт даже помотал головой с сомнением, и всё же тремор оказался не глюком. Он приоткрыл рот в безмолвном вопросе, и тут мысль в голове сформировалась.       Пока он чистил зубы и параллельно надевал носки, длинные гудки в трубке были очень кстати. Но когда в ухе раздалось уверенное «Алло», дел на одну персону стало слишком много.       — М-м-м! — он с болью проводил нашедший пристанище на полу подтек пасты.       — И что это значит? — тут же понеслась манера учителя с тысячелетним стажем. Но, благо, собеседник всё-таки исправился и решил, что да, есть вопросы поважнее, чем полоскание мозгов по пустяковым поводам. — Что-то не так? Норт, ты плохо себя чувствуешь? — теперь осталось место для настоящего беспокойства.       — Н-нет, — помотал он головой, полоща рот. — Не, пап, как раз звоню сказать, что всё в порядке. Я в полной норме. Где второй носок?!       В просторной ванной второго носка форменно не наблюдалось.       — Ты нормально себя чувствуешь? — Норт живо представил, как отец сидит за столом и перебирает в задумчивости пальцами по столешнице.       — Угу, — он даже остановился на секунду, чтобы прислушаться к телу. Но то вроде не протестовало, — я… м-м-м… голова не болит, мышцы вроде тоже. Вижу всё четко, — за исключением носка! — слышу, аура тоже вроде обычная. Как будто ничего и не было.       Затяжная пауза, за время которой Норт кинул телефон на кровать, залез в рубашку, штаны, серый кардиган до колен, спустился с лестницы и вернулся в разговор.       — Хорошо поспал?       — Только проснулся! — покорил он себя, уже видя входную дверь.       — Таблетки на столе выпить не забудь. Я вечером приду, посмотрю.       Норт широко распахнул глаза и на одной ноге живо прокрутился на девяноста градусов. Вприпрыжку, пока отвечал на вопросы о самочувствии и смотрел на «10:54», долетел до кухни. Пара таблеток дожидались его в центре обеденного стола, там, где у нормальных пафосных семей стоят букеты.       — Угу, да, — согласно кивнул он смартфону, пока глотал таблетосы. Хотелось бы хоть отдаленно знать, что это, но упаковки в радиусе обозрения не нашлось. — Не, не переживай, я правда ок. Собрался прогуляться, давай вечером основательно обсудим?       — Куда это ты собрался? — тут же накинулся отец.       — Ничего опасного, не переживай, правда. Я обещаю, — Норт даже от завязывания шнурков на кедах отвлекся, чтобы звучать как можно весомее, — совсем ничего страшного.       Пока брал ключи, перчатки и карту, слышал, как отец борется с собой на том конце связи.       — Будь осторожен, — устало выдавил тот. — Не увижу дома в пять — ты понял.       Норт улыбнулся, хлопнул дверью и вдохнул сладковатый запах вишни.       — Спасибо, пап.       В 10:57 всё-таки, как оказалось, уставший Норт бежал по краю дороги к пункту перехвата. Голова кружилась, и он только надеялся, что дело в голоде или недосыпе, а не в таблетках.       В 11:01 он рвал на себе волосы и нервно топал ногой, ожидая очереди и бесясь из-за крайне медлительного прыщавого школьника. Куда вообще можно телепортироваться в таком возрасте в такое время суток, оставалось для него загадкой. Наконец, в 11:04 он трясущимися пальцами закрыл щеколду и вызвал клавиатуру. Время поджимало, и это было необходимо, но Норт всё равно сморщил нос. «Восьмикратный коэффициент, какой кошмар, прости, мам», взмолился он и выбрал опцию телепорта по координатам. Из купола да прям в основу, да еще и сразу на место… жаба душила конкретно. Но Алекс того стоит.       Он стоял на тротуаре у края проезжей части. За спиной гудел транспорт, рядом от поднимаемого искусственного ветра колыхались листья деревьев. Норт облегченно констатировал немноголюдность, ступил на каменную дорожку перед собой и зашагал к стеклянному шатру «типа на природе» и ряду хилых деревьев, а в полусотне метров дальше виделись корпуса, через которые он бежал вчера.       Вот теперь, за эти десять шагов, он в полной мере осознал, что сейчас будет нечто нехорошее. Они с Алексом не то что бы раньше дружили. Не то что составили бы конкуренцию в конкурсе «лучшие братья». Не то что бы и тявкались каждый день, конечно, тоже.       Норт вообще-то помнил об Алексе все эти годы. Глупо сейчас отрицать, что да, он вел себя безобразно по отношению к семье и поступал как свинья. Но у него есть оправдание! Он чувствовал себя ужасно, собирал себя по частям, плакал в подушку и осваивался в новом, как оказалось, его, мире.       Да, у него абсолютно точно нет никаких оправданий.       Вывеска «Тыква и бургеры» не горела, но и так хорошо просматривалась за счет громадных букв и цвета. Норт остановился, согнулся, оперся руками о колени и глубоко вдохнул. Оттолкнулся и потянулся к ручке двери.       Проверил вид в зеркальном стекле. Там отразилась высокая, да еще и зрительно увеличенная длинной кардигана фигура. Серебряные волосы почему-то сами не удосужились лечь в укладку и были растрепаны от сумбурности утра. Прямые брови и скулы по задумке природы отвечали за надменный аристократичный оскал, но сейчас совершенно не скрывали вида растерянного мальчишки. Светло-карие глаза стали на солнце совсем золотыми и выглядели бы эффектно, если бы не засевший в них страх.       Норт увидел и два ярко-красных треугольника на щеках, начинающихся под внешним уголком глаза и сужающихся в вершину к внутреннему, и тут же, чувствуя себя идиотом, закрыл глаза. Конечно, он не мог их видеть. И Алекс их не увидит. Но нет же, нет, ему обязательно надо себя накрутить. С неудовольствием вздохнул и потянул на себя дверь.       Внутри заведение оказалось таким же, как и название: странным, провокационным и почему-то отдающим дешевизной. Единственная официантка поздоровалась, Норт на автомате кивнул в ответ. Оставался вариант, что Алекс просто не придет, и Норт бы понял. Но он поежился от резко сменившегося в комнате настроения и, стоило только чуть повернуть голову, увидел угрюмо пьющего кофе вчерашнего встречного.       Тот посмотрел на часы, без особой радости на Норта и приподнял бровь: «Что опаздываем, братец?»