Молекулярный дизайн

      Генрих посмотрел вымученно и до ответа не снизошел. Норт вообще пришел к выводу, что препирательства с некоторых пор ниже достоинства Генриха. На вопросы он тоже быстро перестал отвечать, видимо, в наказание.       В молчании они прошли по длинному стерильному коридору, созданному, похоже, чтобы приютить всех страждущих в мире. Норт старался на них не смотреть, но получалось слабо, и еще хуже — когда он старался себя к таким не относить. В голове слегка звенело, перед глазами прыгали черные круги. Он опять не выспался, как и все дни до этого, и чувствовал себя разбито. За четыре дня ничего не произошло, никто к нему не притронулся и ночью не домогался, но четыре дня — сомнительный срок, чтобы делать выводы. Спать приходилось чутко, чтобы быть хоть сколько-то готовым к внезапным выпадам.       В его комнату на втором этаже не долетали звуки из дома, зато хорошо слышалось пение птиц за окном. Иногда Норт думал, что всё вокруг выглядит теплым и уютным, а Нимфа и Генрих кажутся ему порядочными людьми. Но он быстро отгонял от себя эти мысли, чтобы не оказаться неготовым к другому повороту событий. Да, он всё ещё физически не мог перешагнуть порог дома без разрешения его царя и Бога Генриха, и это о чём-то да говорило.       — Всё ещё ступенька, — констатировал Генрих, когда Норт в очередной раз потерял вид контроля над ситуацией и запнулся.       Запомнить каждую ступеньку, когда в этом огромном здании всего второй раз, Норт не смог, поэтому обиженно надул щеки.       — Угу.       Норт бы не взялся сказать, где именно они оказались, когда поднялись на лифте. Здесь было еще чище, чем на первом этаже, и шаги гулко отдавались от стен.       — Вы правда думаете, что это можно вылечить? — сдался он и спросил-таки самый волнующий вопрос.       — Не думаю, а уверен, — Генрих не пытался скрыть появившуюся озорную улыбку выигрыша, — если ты мне будешь содействовать.       В «содействовать» Норт однозначно услышал «перестанешь так себя вести», «закончишь противиться» и «начнешь нормально со мной разговаривать». Для него такие действия скакали на тонкой грани допустимого, и он не исключил возможности всю жизнь страдать.       — Оставлю тебя. — Кивнул Генрих, когда они остановились около широкой двери. — Помнишь, где мой кабинет?       Норт помнил и, не удостоив Генриха взглядом, кивнул.       — Вы считаете, что я — псих, — буркнул он, с неудовольствием глядя на табличку «Психиатр».       — Я считаю, что ты слишком переоцениваешь нашу с Ним терпимость. Еще слово, и я тебя туда ходить заставлю. Увидимся.       Глядя в спину надевающему халат Генриху, Норт сложил мысленный неприличный жест. В его жизни начался определенно странный период. Потом развернулся, подавил стон и заставил себя, сглотнув, постучать.       После полутора часов разговоров и необходимости держать себя в руках Норт чувствовал себя выжитым лимоном. Он представлял, куда бы можно девать выписанные таблетки, чтобы никто не заметил. Главное — чтобы Генрих не заставил их пить. Они все думают, ему мало досталось, они все хотят добить его своими расспросами и фразами «всё нормально». Норт почувствовал, как к горлу опять подступает ком. Допустить красных глаз он никак не мог, потому шмыгнул носом и встал с кушетки: на сегодня бой еще не окончен.       Норт выучился дышать глубже и думать о чём-то другом, когда к нему прикасались. Обычно помогало, особенно с незнакомыми людьми, которые просто считали его нервным. Просто не думать о том, что везде, где его трогали чужие руки, кожа вспыхивает ожогом. Просто не обращать внимания на то, как хочется дернуться, крикнуть и подуть туда, где только что провели пальцем.       Но этот раскусил. Генрих предупредил ничего не говорить — и это был самый разумный его приказ за всё время, — так что Норт бессовестно промолчал. Но сейчас, когда осмотр подходил к концу, глаза доктора Тона вдруг сузились, и взгляд стал пронзительным.       Доктор Тон жутко походил на Генриха. Такой же давяще уверенный и непоколебимый. Он понравился Норту чуть больше, наверное, дело в том, что им под одной крышей не жить. Ни от первого, ни от второго не исходило того, что сочилось из Милорда, но Норт понятия не имел, как всё это объяснить и почему он их не так боится. Ему хотелось доверять самому себе, но цена ошибки была огромна. Потому он только сглотнул и кивнул.       — На каждое мое прикосновение? — доктор Тон полностью владел ситуацией.       — Не только на ваше. На любое, — выбора опять не осталось, и Норт выкладывал карты, — только на меня самого нет.        Доктор Тон задумчиво кивнул и достал пару новых перчаток.       — А если я вот так сделаю? — он попросил жестом руку, и Норт без удовольствия ее протянул.       Рука в перчатке опустилась на кожу предплечья. Норт почувствовал холод и гладкий материал, но не больше, о чём и сообщил.       — Так вот, что оно делает… — протянул доктор Тон задумчиво.       Впервые Норт посмотрел на него с интересом. То, что ему от каждого прикосновения больно — это не новости, никто ему ничего не открыл. Но, раз доктор Тон провозился с ужасающим осмотром столько времени, а сейчас задумался, стало быть, он что-то понял?       — Послушай меня, — точно прочитав его мысли, начал доктор Тон, — я тебе сейчас скажу, если не поймешь, спроси еще у Генриха. Понимаешь, что такое аура?       Норт пожал плечами неуверенно.       — Это вроде такая штука вокруг тела, через которую проходит магия, или что-то такое.       — Угу, только не магия, а энергия. Так вот, в твоей ауре — заклинание, которое заставляет тебя чувствовать боль от прикосновений. И, вероятно, использовать магию не на полную катушку.       Норт понял моментально, даже сам себе удивился.       — Оно там и должно быть? — уже представляя ответ, спросил он.       — У меня один вариант, — доктор Тон поднял бровь и отвел взгляд. — Его поставил твой предыдущий хозяин.       Их варианты сходились, и Норт больше не смог себе сопротивляться. Закусил губу и задрожал всем телом, только вспомнив о ночных развлечениях.       Горели факелы подвала, пахло сыростью и затхлыми тканями. Милорд в своем неизменно черном костюме-тройке приближался медленно, но безоговорочно.       — Эй, — кто-то выдернул его из воспоминаний, заставив подскочить. Перед ним в дневном свете, пропахнув чем-то неестественно свежим и терпким, сидел похожий на стареющего льва доктор Тон. — Я тебя так не брошу, мы всё это с тобой достанем, ладно? Придется мне поверить, я тебе помогу.       Норту жутко хотелось верить, просто до слез. И когда доктор Тон предлагает такое, очень хочется ответить «ладно». Но с чего бы?..       — Вы мне поможете?       — Конечно. Это мой долг — я клятву давал.       Норт вздохнул и кисло резюмировал:       — Вы тоже где-то нагрешили.       — Что? — высокомерный вид доктора сменился на удивленный.       — Вы как Генрих — где-то накосячили, и теперь на мне отрабатываете, — Норт призадумался, вытаскивая из памяти подходящую фразу, — кармический долг.       Высказывание доктора Тона позабавило. Он едва заметно хрюкнул и покачал головой.       — Вы с Генрихом определенно друг друга стоите.

***

      Вахтерша не узнала, пришлось доставать пропуск. Вообще, Норт крайне этому поражался. Всё же, хоть личностью он и был неприметной, на броский вид ему конкурентов не находилось. Следовательно, либо вахтерша ослепла еще до приема на работу, либо она каждый раз над ним измывалась.       Народ уже разошелся по аудиториям, в коридоре никого не встретилось. Норт потянул на себя дверь лабы и шмыгнул внутрь. Запах пали и миндаля тут же оповестил, что кто-то запустил синтез, и только потом Норт заметил рыже-каштановые крупные локоны в зоне досягаемости.       Лунарт старательно что-то записывал, судя по его местоположению — скорость перегонки. Норт решил ему не мешать, только мельком осмотрелся, установил отсутствие профессора Эбигейла и нашарил в шкафу свой халат. Пока переодевался, подумал, чем бы ему лучше заняться.       — Две минуты, — деловито щелкнул Лу пальцами, не отрываясь от созерцания процесса.       — Угу. Можешь не торопиться.       — Норт! — Лу тут же обернулся и с горящими глазами уставился на него. — Я думал, это какой-то практикант. О Боже, Норт!       На бурный возглас и летающие волосы Норт ответил спокойным кивком и приветственным жестом. Их разделяли три длинных стола, и Норт, как наименее занятой член коллектива, пришел к Лунарту сам.       — Я так рад тебя видеть! — Лу всплеснул руками. Норт решил не подходить слишком близко к явно чересчур возбужденному для него самого другу. — Как ты? Как твоя операция? О, дай я тебя обниму.       — Ага, сейчас, — Норт почувствовал себя дедом, когда так строго посмотрел на Лу. — Ты мне с самого утра день-то не порти. У тебя там сейчас перегонка закончится, не пали колбу.       Лу кинул взгляд на оставшиеся капли в колбе, согласно кивнул и закрыл подачу газа.       — Неважно, потом доделаю. Тебя всё ещё нельзя трогать? — Лунарт, очевидно, почуял ложь. — Вы же всё вытащили?       — Там ещё осколки, вот они сами сгорят, тогда и потрогаешь. Пока, пожалуйста, не надо.       В знак серьезности Норт демонстративно надел перчатки.       — Чем тебе помочь?       — Вообще ничем. Я вот тут спирт почистил для синтеза, но что-то не думаю, что профессор сегодня нас вниманием почтит.       Такой вариант Норт не исключал, потому как профессор Эбигейл вообще редко чтил их своим присутствием, кидая на произвол судьбы и называя это самообразованием.       — Норт, я ужасный друг, — совершенно неожиданно признал Лу, оставив Норта с широко распахнутыми глазами.       — Да вроде нет.       — Не нет, а да! — Лунарт прожег своими зелеными глазищами в Норте дыру, как будто виноват был в чём-то он сам. — Как ты меня вообще терпишь?        Норт не уверился, какой реакции от него ожидают, потому пожал плечами:       — Да вроде без труда.       — Ты просто слишком хороший, Норт. Непритязательный, — Лу переключился на деловитость, — это не делает меня хорошим другом. О, прости меня, ты заслуживаешь лучшего. Даже не спросил, как всё прошло, завалился к тебе беспардонно, как будто у меня что-то случилось, а не из тебя садистское заклинание вытащили. И утром тоже не спросил! Прости меня. С тобой всё нормально?       Редко Норт наверняка мог сказать, какое действие произведут его слова, но сейчас уверился, что Лу честно раскаивается. Веснушчатые щеки чуть горели, что однозначно сигнализировало о глубине чувств.       Норт решил с другом не играть, чтобы того не расстроить. Всё же, Лу он ценил и даже о нем заботился.       — Да, всё хорошо. Даже отходняка не было. Замок тебе всё еще не наколдую, да и, честно, разницы вообще не чувствую. Зато почитал позавчера про гомологи фаллена, там занимательная табличка есть с константами равновесия в водных растворах.       При последней фразе Лу скривился и очевидно решил её игнорировать.       — А эмпатия? Стала сильнее?       — Куда сильнее-то? — Норт закатил глаза. — Не знаю, что там еще можно придумать, да и знать, если честно, не хочу. Мне хватает базовых возможностей сказать, когда тебя надо утешать, а когда подбодрить, больше не за чем. К тому же, мне твой папа запретил ее использовать. Мы опять весь день просто болтать будем?       — Ой, он тебе запретил?       — Угу. Сказал, «ты уж всех подряд не читай, побереги свои нервы».       — О да, твои-то нервы надо беречь.       Норт стрельнул в Лунарта предостерегающим взглядом, но сказать ничего не успел: дверь лаборатории открылась, в нее восшествовала госпожа Великий Лаборант. Имя Норт благополучно забыл еще на первом курсе, но оно и не понадобилось: госпожа отзывалась просто на «госпожу». Это звание ей, проработавшей здесь лет сто, судя по виду и скрипучему голосу, крайне подходило. По седым волосам и морщинам ей приписывали больше сотни. Саму госпожу это нисколько не смущало, и продолжала она трудиться на благо подкупольной медицины рьяно и с нескрываемым удовольствием.       Последовательно отчитавшись за «Что такие довольные?», «Что это мы тут без инженера делаем?», «А кто будет отвечать, если вы тут посуду побьете?», «А Антоша (член академии наук, профессор, завкафедры биосинтетических полимеров Антион Эбигейл) где?» и «Что сидим без дела?», оба практиканта получили неожиданное, но нисколько не удивительное задание. Разложив между собой, кто за что ответственен, парочка лохов потащилась его выполнять.       Лунарт как раз занимался перегонкой, так что Норт благородно предоставил ему возможность очистить залежавшиеся реактивы, а сам открыл шкаф с остатками роскоши.       — Я серьезно тебя не понимаю, — продолжил Лунарт, как только залил в колбу реагент для очистки, — почему ты это не развиваешь? В чем причина, эй, ты! Это же будет круто.       Норт, вытаскивающий банки из дальнего угла шкафа, глубоко вздохнул. Во-первых, судя по запаху, что-то горючее пролилось, во-вторых, Лунарту на этот вопрос он уже отвечали.       — Я серьезно не понимаю, как можно страдать по девчонке три недели, Лу. Ну день, два, ну неделю, ладно, но три? Признайся, тебе просто нужен повод для гулянок.       Не нужно было оборачиваться, чтобы знать, как у Лу уши краснеют, прямые темные брови поднимаются вверх, глаза с длинными ресницами распахиваются, на веснушчатых щеках собирается краска, а с губ сходит озорная полуулыбка. Превращение Лунарта из перманентно уверенного типичного актера подросткового сериала в не могущую поверить в услышанное монахиню Норт наблюдал неоднократно.       — Ты это серьезно? — Норт, весь во внимании к ускользающему из рук эфиру представил, как Лу схватился за сердце. — Ты мне совсем не доверяешь? Боже, ты такой жестокий! Три недели — это ни о чём, мы встречались с ней…       — Три месяца.       — Вот именно! Она была так хороша, я не понимаю, в чём моя ошибка. А ты мне — повод для гулянок!       Тон походил на честный, и Норт, подумав, поставил-таки бутылки на стол и развернулся. Конечно, можно прочитать и так, но он предпочёл увидеть полную картину.       Лу выглядел чуть растерянно, слегка обиженно и еле заметно смущенно. Норт сложил факты, подумал, не переборщил ли он, и, как только Лу закончил с измерением температуры паров, привлек его внимание.       — Эй, если хочешь, мы можем правда поговорить об этом.       Лу проводил его длинным взглядом, похлопал глазами и задумчиво протянул:       — Да нет, вроде не надо. Спасибо, если надумаю, знаю, где тебя искать.       Включать эмпатию Норту не хотелось, и он довольно кивнул в знак того, что Лу принял отличное решение. Конечно, на фоне он всё равно уловил расстройство друга и обреченно подумал, что опять переборщил. «Бля» как девиз его жизни возвращался.       Даже духа профессора Эбигейла не наблюдалось, чужих практикантов из этой же лабы — тоже, Лунарта стоило отвлечь от его несчастной любви, а в ходе разбора ящика обнаружился неподписанный растворитель. Все условия вели к несанкционированному действу.       — Эй, Лу? — Норт чисто для проверки нашарил глазами реактивы для всех стадий.       — М?       — Сколько тебе там еще?       Лу отвлекся от созерцания температуры пара и посмотрел на часы, Норт жест повторил и установил полдвенадцатого.       — Ну минут двадцать с такой скоростью. А что?       Ну нет профессора, ну что же поделаешь? И госпожи нет…       — Как насчет синтезнуть фаллен?       О да, он — вне закона, он — маргинальный элемент всея фармколледжа. Он тут неделю не появлялся, можно оторваться по полной.       Взгляд Лу красноречиво говорил, что он абсолютно за такую движуху, но во имя формальностей опять изумился и покачал головой.       — Норт, ты что, предлагаешь мне синтезировать наркотики в госучреждении?       Лу сам чуть не сорвался, но стоически не рассмеялся и сохранил образ. Норт не стал его подталкивать к краю веселья, принял эту игру и раскаялся. Но было в суждении Лу то, что явно требовало оспорения.       — Ну мы же решили, что это не наркотик? — на всякий случай переспросил Норт — мало ли, за неделю его отсутствия у профессора появились новые сведения.       В поле его зрения Лу через полминуты вернулся уже с колбами, пипеткой, делительной воронкой и осушителем. Норт улыбнулся победе и потянулся за мерным цилиндром.       — Да это сто процентов не наркотик, — покачал Лунарт головой, — без понятия, откуда они такую информацию берут.       — Ну, в последней статье они ссылались на исследование на крысах… Ты читал?       Кивок.       — Не представляю, как у них так получилось. Может, у них просто все БАДы — наркотики? Витамишки — наркотики, плацебо — наркотики?       — Угу, или у них были гиперактивные мыши.       Втроем с профессором они уже обсуждали, почему у другой лаборатории в другом куполе получились такие результаты. Они сами еще, конечно, не проводили эксперименты на мышах, но никаких, совершенно никаких предпосылок, с чего бы фаллену иметь наркотические свойства, не находилось. Судя по анализу и хим-магическим предполагаемым свойствам, фаллен стимулирует выделение нейромедиаторов типа полувнешних. Да, он увеличивает скорость передачи стимула от ауры к коже и дальше в мозг, но не в таком же масштабе, чтобы называть его наркотиком.       — Хотели штучку, чтобы помочь с плотностью ауры, а получили наркоту.       — Классика, — оценил Норт. — Они всё еще с нами не разговаривают?       — Не-а. У тебя под рукой не завалялся осушитель?       Осушитель в гранулах, конечно же, не завалялся, пришлось за ним сходить. Норт предоставил Лу всю практическую составляющую вопроса, начиная отбором количеств реагентов и кончая сборкой установки для длительного нагрева, и ничуть не расстроился. Вообще, но признался в этом Норт только себе, практическая сторона вопроса его не очень-то интересовала, он лучше параметры процесса посчитает. А вот Лу ловко управлялся с делительной воронкой и индикаторами, ну и флаг ему в руки.       — Почему они с нами не разговаривают? — опершись о столешницу и наблюдая, как Лу поджигает горелку — почему-то это получалось у него легко и эффектно, — спросил Норт.       — Потому что они-то как раз синтезируют наркоту там у себя, — ткнул Лунарт в него мешалкой. — Ты что стоишь? Какую температуру ставим?       Пораскинув в мозгах — считать не хотелось, всё равно вряд ли профессор Эбигейл примет, если они без него сделают крутое открытие, — Норт пожал плечами:       — Давай сто шестьдесят?       — Катализатор?       — Да, давай оксидный.       Полтора часа спустя, обсудив, как Лунарту замечательно спалось в зале дома Роуэнов и как бодренько он пришел домой, порассуждав о мышах на спидах и заново вспомнив, как они собираются сдавать экзамены с помощью друг друга, они собрали установку для разделения. Фаллен капал так же лениво и на отвали, как они сегодня врали, что это им профессор Эбигейл наказал поставить синтез.       — Ну и? — Лунарт проводил мутную каплю взглядом. — Чего вот ему не хватает?       Судя по количеству, выход реакции составил процентов двадцать, что было отвратительно мало, даже меньше, чем без ускорителя.       — Донора азотистого основания другого? Я не знаю, Лу, — пожал Норт плечами.       Когда фаллен соизволил докапать, Лунарт кисло поставил колбу на весы и не менее кисло сообщил полученную массу. Но Норт доедал в этот момент шоколадку и даже не расстроился.       — Прогоним по свойствам? Может, температуру вспышки проверим?       Часы ползли к четырем вечера, и Норт однозначно подумал, не протестировать ли фаллен как наркотик, снимающий с него ответственность.       — Не, у меня сегодня встреча в пять, если хочешь, то сам.       В зеленых глазах сверкнула искра любопытства, о которой Норт до этого не подумал, а теперь оказалось поздно.       — Что-что ты сказал?       Тяжелый вздох раскаяния.       — Планы, говорю, вечером, не хочу вонять химией.       Главное в этой ситуации — сохранять невозмутимость. А это сложно с учётом того, что Норт опять нисколько не контролирует то, о чём будет вечерний разговор.       — Ох! — Лу многозначительно улыбнулся. — Ты наконец-то выполз из своей раковины? Смотрите на него, и недели не прошло, а он уже своим инкубством вовсю размахивает.       — Подпиши дату синтеза, положи в шкаф.       Вид Лунарта говорил сам за себя, когда он подтягивал к себе колбу и нарочито медленно завинчивал ее пробкой.       — Она красивая?       Норт молча снял халат и повесил его на вешалку, с которой достал плащ.       — Ну конечно красивая, кто еще к тебе клеится?       — Лу, ты как моя токсичная подружка, честное слово.       — Я — токсичная? — Норт на фоне почувствовал, как Лу притворно возмутился. — Я тебя только хвалю! Совет вам да любовь. И даже не познакомил!       Обернувшись с высоко поднятой головой, Норт окатил Лунарта осаждающим взглядом.       — С ним. У меня встреча с ним.       Озадаченный взгляд друга перетек в моргание и сведенные брови.       — М? У тебя новый знакомый в тесном кругу? — теперь Норт уловил толику беспокойства. — И ты не рассказал мне, кто?       Так реагировать Лунарту было совершенно незачем, и, тем более, пугаться: вхождение в «великий круг тех, кого Нортон Роуэн подпустил к себе» он заслужил давно и бесповоротно.       — Не переживай, тебя мне никто не заменит, — Норт улыбнулся и заставил Лу почувствовать, как он для него важен. — Если пожелаешь мне удачи, потом тебе расскажу.       Да, удача определенно понадобится. А еще харизма и эмпатия, которую как раз пора разогреть.       — Ладно, мистер, удачи. Я тут всё уберу и тоже свалю.       — Не перетруждайся. Спасибо, Лу. Если увидишь профессора, скажешь, что мы не пинали болты?       Лу хмыкнул, собрав веснушки в кучу.       — И это даже правда.       Норт помахал, попрощался и поправил плащ. На улице поднялся ветер, и к пункту перехвата идти оказалось паршиво. Проверил эмпатию и настроился на положительный лад. «Я — солнышко, и всё в моих возможностях», крайне необходимо убедить себя в этом.