Молекулярный дизайн

      — Анет?       — Да?       — Что ты думаешь обо мне?       Анет протянула «м-м-м?..» в полуфоновом режиме. Норт понимал, что она в первую очередь работает и болтать с ним ей особенно некогда, так что совершенно не обиделся.       Анет увлекалась тем, что делала, с восхитительной преданностью настраивала объектив и свет, то ли горя призом, то ли кайфуя от процесса. Вероятно, оба этих фактора складывались в ее голове, синергировали, разжигали в ее глазах огонь, и энергия кайфа долетала даже до Норта, заставляя его стыдиться собственной недостаточной включенности в процесс.       Вовлечься, правда, пришлось уже на третьей минуте съемки, когда Анет сказала, что цвет волос Норта ей катастрофически не нравится. И ему бы хотелось возразить, но в глубине души он согласился с «ободранной мышью». И потому к моменту, как Анет выставила весь свет по вкусу, он смыл с себя остатки израсходованного голубого тоника. Его всегда удивляло, как вместе с Анет даже самые бредовые решения становятся простыми, и этот случай не стал исключением. В глубине души Норт решил, что любой цвет, в том числе и белый с голубым отливом, будет смотреться лучше того, что на нем сейчас. Судя по тем кадрам, что он увидел, новый цвет ему неплохо так шел, так что он на этот счет расслабился.       Насколько Норт запомнил, Анет сделала семь сотен снимков. Даже и думать не хотелось, как она дальше будет с ними разбираться. «Неважно», решил Норт, изо всех сил пытаясь не переживать за моральное и физическое состояние Анет в моменты, когда она будет эту гору ретушировать. В конце концов, ей это вроде как нравится…       Когда они ели мороженое в честь окончания съемок, Норт уже переключился на момент «сейчас», потому и вопросительно поднял брови на реплику Анет:       — Так что там насчет тебя?       — М?       — Ну ты спрашивал вроде что-то, а я была занята, не ответила. Помнишь такое?       Моральная дилемма. Вроде как и поговорить не мешало бы, а вроде как он уже и переключился. Откинул проблему на задний план, сделал вид, что обстоятельства мешают ему ее решить. И, надо сказать, весьма успешно, пока эта злюка Анет не напомнила.       Уже зная, что он зря это делает, Норт удрученно вздохнул и отодвинул разделяющую их энергии подставку для ложек.       Настроение соответствовало тускловатому интерьеру, ничем совершенно непримечательному, но несомненно уравновешенному и выдержанному со вкусом. Пожалуй, в этом основном кафе самым примечательным были они с Анет. Ну и, нельзя не признать, шоколадно-мятное мороженое на плоских овальных тарелках. Никаких протестных тонов ни в обстановке, ни в душе Норт не почувствовал, так что решил не бежать.       — Надо мне поговорить с тобой, — обреченно признал Норт, — о, понимаешь… обо мне.       Лицо Анет вытянулось. «Удивление, предвкушение и… выигрыш? Удовлетворенность?» — отметил Норт.       — Ты вроде ничего так, — завуалированно хихикнула Анет.       — Спасибо, спасибо, польщен. Но я не об этом. Можно спросить у тебя кое-что?       — Ну мы вроде как друзья, так что конечно можно, не?       — Слушай, — покрутив в руках ложку, ощутив, как краснеют щеки, начал Норт, — ты чувствуешь, что я — инкуб?       — А?       — Ну, это…       — Да ладно, я шучу. Наверное, я тебя поняла. Ты про то, похож ли ты на инкуба, да?       — Угу-м, — в очередной раз смутившись от этого еще не начатого разговора, кивнул Норт.       Анет взяла паузу. Пока она тыкала мороженое ложечкой, Норт всё следил, как меняется ее аура. Очевидно, она выбирала слова.       — Ты на меня только не обижайся, ладно? — придя к какому-то решению, начала она.       — Естественно, — кивнул Норт. Он и сам прекрасно понимал, что ответ на этот вопрос особенно приятным не окажется. В конце концов, себе он старался не врать.       — Не то чтобы я знаю много инкубов и суккубов, — протянула Анет, — но знаю. По работе иногда пересекаемся.       Норт понимающе кивнул на преамбулу.       — Так вот, ты не похож ни на одного из них. Они все — ну в смысле все, которых я знаю — такие, вроде, открытые. С ними всегда есть, о чем поболтать. С тобой тоже, но по-другому. Мне кажется, что это ты позволяешь мне видеть в тебе инкуба. Сейчас придумаю, как это поточнее объяснить.       Видя, что Анет начинает терять основную так интересующую его мысль, Норт кивнул:       — Я тебя понял. Что еще?       — Сейчас, погоди, я сформулирую… Вот все мои знакомые модели, от них прям бьет энергетикой, они сами как будто светятся изнутри. Всегда в центре тусовки, всегда знают, что тебе нужно. А ты так не делаешь. Ты как будто игнорируешь это что ли… Никогда не пользуешься. Не-не, погоди, — затрясла она головой, не успел Норт и рта открыть, — я же не говорю, что это плохо! Ну блин, просто факт. Мне и так нравится. Даже больше, чем с другими знакомыми. Ты глубже что ли?.. Ну что-то такое.       Комплимент Норт пропустил почти мимо ушей, лишь украдкой улыбнувшись: сейчас его волновало другое.       — То есть, ты не чувствуешь во мне эту инкубную составляющую? — удостоверился он.       — Нет, — тут же пожурила Анет, — это я всё равно чувствую. Но, понимаешь, у меня ощущение, что ты это все сам как будто прячешь. Типа: «Не-а, это не моя магия». Не позволяешь остальным узнать, что ты и правда инкуб. Понимаешь?       Норт, погруженный во внутренний диалог, поводил пальцем по столешнице. Понимать-то он естественно понимал, но всегда надеялся, что это не так заметно. Но, судя по всему мнению Анет, каждая бродячая собака в мире сразу его раскусила. Ангелы, он еще более жалкий, чем думал о себе.       — Я тебя обидела? Прости, — перебила его мысли взволнованная Анет.       — Что? Нет, конечно нет, — и помотать головой для полной картины, — ты мне очень помогла, как и всегда. Спасибо.       — С чего вообще такой вопрос?       — А, — Норт махнул рукой, — фигня всякая, даже не задумывайся. Ты мне расскажешь, как день рождения-то прошел?       Анет закатила глаза, делая вид, что болтать о самой себе ей не интересно.              Норт даже не знал, как это делается. В ноябре на съемной пропахшей дымом квартире Алекса случился его первый опыт колдовства в качестве инкуба. Ощущалось абсолютно отвратительно. Да еще и добивало то, что он тренируется на Марго даже без ее ведома. Он надеялся искупить свою вину как-нибудь потом, это абсолютно точно. Но сейчас сосредоточился на заказанных в интернете учебниках «Как очаровать всех вокруг».       В конце концов, он на войне.       Из всех цветов Джуллс Симонс более всего тяготила к фиолетовым и розовым. Где-то три дня из пяти рабочих она ходила в костюмах и платьях спектра лаванды. Делала ли она это ради знаков внимания от мужчин — вопрос, потому что все подкаты начисто игнорировала. Она могла похвастаться двумя высшими образованиями в области химии, а еще подрастающей дочерью и домом в элитном районе купола-два.       А еще Джуллс разводилась с мужем. Об этом Норт узнал как бы невзначай, за каким-то обедом. Она сказала этот факт просто, будто бы рассуждала о погоде. Ее муж, по ее словам — лодырь и черствый хмырь, ухватился за опеку над дочерью и никак не хотел признавать поражение. Джуллс не слишком об этом рефлексировала, по крайней мере, Норту так ощутилось, и относилась к этим судебным тяжбам как к мельтешащему насекомому.       Меньше всего Норт знал о магических способностях наставницы. Она никогда не показывала и ни разу не касалась темы, кто же она по магической классификации. Провалившись в поисках информации об этом — каналов катастрофически не хватало, — Норт интуитивно причислил ее к нейтральному статусу «полумаг».       Джуллс и ее небольшой компашкой он искренне проникся. Теперь он хотя бы разговаривал, хотя до полезной работы дело все так и не доходило. Все в лаборатории до абсурдного осторожно к нему относились, давя любую попытку получить информацию на корню. Норт мог поговорить с сотрудниками — теми, кто благосклонно решил его не причислять к классу мебели — на нейтральные темы, но, как только дело даже отдаленно касалось фаллена, они все как один замолкали.       Видимо, мистер Деррен делал свою работу действительно хорошо.       День начался с будничного приветствия. Сегодня в лаборатории планировалось ровно ноль разнообразия, так что Норт приятно впечатлился, что вместо трех лаборантов с Джуллс работают двое. Хотя бы будет, что обсудить за обедом.       Сегодня он ощущал себя грязной шлюхой. С самого утра, как проснулся, и эта липкая ненависть к себе окутывала и не давала хоть сколько-то сносно делать дела. Головой он понимал, что это, скорее всего, верный ход, но сердце никак не переставало противоречить отпущенной ауре. Так что Норт решил не дожидаться вечера, а попробовать при первом удобном случае. Где-то глубоко внутри он с готовностью думал о провале, так что неудача его не пугала.       — Эй, Джуллс? — окликнул он ее, как только дверь лаборатории за ними двумя захлопнулась.       — Да, мистер Нортон? — лавируя между стеллажей, отозвалась она.       Сегодня Джуллс на чем-то очень активно сосредоточилась, и это состояние души было Норту на руку хотя бы потому, что начальница не сразу уловила колебание энергии в помещении.       — Ты чем-то занята? Помочь тебе?       Именно эту снисходительную улыбку Норт и ожидал, так что ничуть не расстроился. Выдох. Отпустить ауру шире.       — Боюсь, сегодня совершенно нечем.       Тут Джуллс напряглась.       «Бля, нет!»       Слишком резко для того, чтобы списать на случайность, Норт послал телепатический сигнал.       Не дышать.       — Ты только что, — назидательно, будто рассказывая сказку, протянула Джуллс, — пытался что-то сделать?       Норт покаянно вздохнул и тряхнул головой.       — Поля шалят. Спал сегодня плохо. Ох, прости. — Смертельная усталость.       — А, всё норм, — отмахнулась Джуллс ровно. — Нет, ничем не могу дать тебе заняться.       Изображение разочарования. Глубокий вдох. Выдох. Потрепаться еще чуть-чуть. Ну же!..       Сами Ангелы дали ему эту возможность, когда Джуллс отвлеклась на телефонный звонок. Откинув все мысли, в частности о том, что он самая большая тварь на свете, Норт переключил-таки эмпатию на симпатию. Получилось грязно, со вспышкой энергии, и Джуллс наверняка бы все поняла, но Норт поймал ее взгляд и улыбнулся.       — Всё в порядке? — спросил он невзначай, слыша, как начинает звенеть в ушах, когда Джуллс спрятала телефон в карман.       — Да, конечно. Уберешь тут всё и можешь идти, до вечера меня всё равно не будет.       — Идешь делать что-то полезное для мира?       Джуллс саркастически хихикнула. Норт прожигал ее серо-голубые глаза, будто пытаясь прочитать в них код. Никогда еще удержание внимания не давалось ему так сложно. Он вовсе не был уверен, что работает именно так, как ему нужно, так что взвешивал каждое движение, тратя и так лимитированную энергию, с бешеной скоростью.       — Знаешь, я хотел спросить, — тихо, бля, только тихо. — Глицин ведь забивает аурные аксоны?       Джуллс еле заметно сдвинула брови. Норту хотелось верить, что это она копается в своих знаниях, а не раскусила его. Раздумья ее длились не больше секунды, и вот она уже пожимает плечами.       — Ну да, ты прав. Действует напрямую на активные центры.       — Отлично, — обрадовался Норт. — Тогда, как думаешь, производные глицина могут снижать активность аксонов?       Тут Джуллс манерно закатила глаза и глубоко вздохнула в раздражении: поняла всё окончательно. Норт, кося под дурачка, просиял.       — Ты дожидаешься, пока мое терпение лопнет? Я же сказала, мы не будем это обсуждать. И вообще, — в ауре засело раздражение, — уйди с глаз моих долой. Всё, иди, не хочу тебя сегодня видеть.       Пока Норт провожал ее взглядом, сердце подскакивало в груди, отдаваясь в ушах и пальцах. Это было сложно. Так, что вдыхалось теперь с трудом, а в голове окончательно зазвенело. И все-таки, оно того стоило.       Потому что Джуллс испытывала сомнение и эмоциональный подъем.             И Норт послал молитву Ангелам, чтобы мысль о замещенном глицине в лаборатории обсудили сегодняшним же вечером.