Не особо принципиальный отдел

      В кабинете Дмитрия Касторского всегда было холодно и как-то темно. Он не любил яркое освещение и предпочитал держать окно открытым в любую погоду, а дверь старался не закрывать, так по его мрачному кабинету всегда гулял ветер. Серьезный по складу характера, Дмитрий Викторович с искренней неприязнью относился к вверенному ему НОПО в целом. Он не понимал, как можно держать на государственной службе этих разгильдяев, половину из которых следовало посадить за фарцу, а вторую за тунеядство. Но во всех раздражающих группировках найдется один представитель, вызывающий особенно яркие чувства.       — Дмитрий Викторович! Доброго вам утра! — бодро заявила Лара, вбегая в кабинет.       Понедельник — самый тяжелый день. В понедельник один за другим в кабинет серьезного товарища стекались разноцветные кофточки и модные брюки молодых и красивых, жаждущих передать отчеты. Раньше, когда люди помнили официальную расшифровку аббревиатуры НОПО, каждый понедельник все эти вольнодумцы собирались в кабинете и по очереди отчитывались, выслушивали конструктивную критику и… Теперь все это было в прошлом, когда-то грозный Национальный отдел прогулочного отдыха, работающий с иностранцами и потенциальными врагами, окрестили «Не особо принципиальным», а дисциплины в нем стало меньше, чем в колонии для малолетних.       И гнать их всех нужно в шею, но с работой ребята справлялись отлично, в духе времени перевыполняя план. Но серьезный Дмитрий Викторович никак не мог заставить себя уважать этих работяг, стремящихся к роскоши, а не к прогрессивному коммунизму!       — Товарищ Ворон, что же вы опаздываете? — покачал головой Дмитрий. — Вам же назначено на восемь, а уже восемь десять.       — Товарищ Касторский, вот вы ругаетесь, а я, между прочим, вам целую встречу освободила!       Полковник КГБ сурово свел брови, а девушка, точно не обращая внимание, продолжила весело рассказывать:       — Я вам отчет Кирилла принесла, у него сегодня премьера в театре, забежать не сможет.       Во всех раздражающих группировках найдется один представитель, вызывающий особенно яркие чувства. От Ларисы Константиновны дергался глаз, но какие отчеты она писала! И дело даже не в том, что она описывала, а как она это делала. У нее каждое сопровождение превращалось в увлекательное приключение, детектив, шпионский роман.       — Что? Для кого вообще здесь правила? Товарищ Ворон?       Лариса точно смеялась над ним. С дисциплиной проблемы были буквально у всех, но в Воронах как будто инстинкта самосохранения не было. Они не смущались, не немели. Ладно старший, Кирилл Константинович — звезда, его то и дело в Москву зовут, сейчас вообще в Париж ехать готовят, но эта…       — Что же вы? Товарищ Касторский, — наивно спросила Лара. — Кирилл же вас предупреждал, вы еще тогда кивнули. Нет? Да и вообще, нужен вам его отчет? Он же уже месяц группы не сопровождает. А сегодня премьера…       Девушка примостилась на краешке стула. Было в ней что-то чуждое гражданке Советского Союза. Сидела Лариса Константиновна всегда ровно и говорила излишне правильно.       — Ладно, докладывай про своего Мида. — он скрестил руки на груди.       — Иностранец, как иностранец. — пожала плечами Лара. — Вы лучше скажите, как вам удается такую холодину устраивать в любую погоду? За окном градусов двадцать уже!       Она посмотрела на раздраженного начальника, вздохнула и продолжила:       — А вы вообще уверены, что ему бумаги какие-то передадут? Он же такой… Такой историк! В архивы хочет скорее попасть. Ему современная политика даром не сдалась.       — Где ваша бдительность, товарищ? — разочарованно покачал головой Дмитрий Викторович.       — Разумеется, я не расслабляюсь. Он очень насторожился, когда вы ему меня дали. Так и спросил, что вашему КГБ от меня нужно? — Лара изобразила американский акцент.       — А ты что? — напрягся Касторский.       — А я ему так и сказала, что нам от него ничего не нужно, мы просто хотим выкрасть секреты его дяди посла! — она усмехнулась.       — Ты в своем уме?! — не сдержался серьезный товарищ.       — А что я должна была сказать? Смутиться, начать оправдываться? Дурацкий вопрос. — она откинулась на стуле.       — А он что?       — Честное слово, товарищ начальник, я зачем отчеты пишу? Там черным по белому, на машинке набрано. Ничего он. Я ему показала некоторые дома, где его декабристы жили… Вот, в театр идем сегодня. Культурно время проводим.       — Какой театр? В программе нет театров!       — Дмитрий Викторович, — вздохнула Лара. — Как какой театр? Мы же с вами разговор весь начали с того, что у Кирилла премьера сегодня. Я разве могу не пойти?       Дмитрий Викторович собрал всю свою волю в кулак, вздохнул и холодно произнес:       — Не выяснишь про бумаги, я тебя из Ленинграда вышлю. — он задумался. — А лучше тебя и брата твоего!

      ***

      Крис с недоверием следовал за Мисс Ворон, которая быстрым шагом миновала картинные галереи, спеша к какой-то неведомой ему цели. Он старался не задавать лишних вопросов. Странная русская, которая никогда не смущалась, постоянно приводила в растерянность историка Мида. С ней все в Ленинграде виделось ему в чарующем свете минувших веков. Крис не хотел признаваться в том, что очаровался девушкой, живущей историей. Как бы отвратительно это не звучало, но она стала первой женщиной в его жизни, которая разделяла его интерес к прошлому.       Пока в Советском Союзе, да и в США, все устремлялись в будущее, Крис четко видел, как они притормаживают и идут против течения времени. И не нужно никакой гонки вооружения, пятилетки в три года…       Накануне Крис встретил Ройса в баре. Журналист подсел к новому знакомому, предложил закурить. Говорили про «Лебединое озеро»:       — А ты выходит в театре Кирова не был еще?       — Пока мисс Ворон показала мне только город… Не уверен, что разделяю твою любовь к театру, Дэвид. — Крис сделал глоток.       — О, это ты зря, если тебя сопровождает Лара, поверь, до конца сезона вы пересмотрите весь репертуар! — рассмеялся Ройс.       — Она так сильно любит театр? — отчего-то удивился мужчина.       — Она так сильно любит своего брата. Она вас еще не знакомила? Главный баритон Ленинграда, все голову ломаю, почему с таким талантом он не в Большом театре…       — А ты давно знаешь ее? — внезапно спросил Крис.       — Нет, с прошлой осени. Она тогда только работать начала. Я как раз с ее братом больше общаюсь. В мой первый приезд в Ленинград он меня с театром знакомил, консультировал… Да, тогда я в Ленинград и влюбился.       Дэвид задумчиво посмотрел вдаль, словно прикидывая, заказать ли еще чего-нибудь в баре. По лаунджу разлетался мелодичный звук пианино. Крис не дал повиснуть паузе:       — И она правда такая?       — Какая? — Ройс встряхнул головой, выходя из каких-то своих приятных мыслей.       — Открытая, наверное. Не понимаю, странная она какая-то.       — Знаешь, Кристиан, у них же работа такая, тебе нравиться. Она, мне кажется, одинокая очень. Я по ее брату судить могу: у них семьи никакой нет, живут вместе, а жизнь всю строят вокруг нас… Ты, наверное, ее рассказы не читал?       И пока Крис старался не отстать от своего гида, не потеряться в лабиринтах Эрмитажа, он все думал, как лучше у нее спросить про рассказы. А тем временем они остановились около закрытой двери. Лара огляделась, помахала смотрительнице. Смотрительница, женщина, не молодая, с благородной сединой, обняла Ворон. Лара что-то быстро и по-русски начала объяснять, потом обе переговорщицы рассмеялись. Лара показала Крису «ОК» и запертая дверь отворилась. Пустой просторный зал, в котором ничего примечательного и не было.       — Мы прошли мимо стольких комнат ради этого? — удивился Крис. — Ради этого ничего. — разочарованно добавил он.       — Это не ничего. — внезапно тихо начала Лара и подошла к окну. — Здесь раньше музей Революции был, а до этого еще что-то. Но важно, что в декабре двадцать пятого года сюда заговорщиков сводили на допрос. Император тогда чуть рассудка не лишился, днем и ночью допрашивая…       Крис огляделся. Ему показалось, что Лара открыла ему что-то очень дорогое и ценное, что-то по настоящему значимое. Он огляделся.       — Там был стол императора, здесь собирались его советники, а здесь стоит главный виновник восстания на Сенатской площади.       Она внимательно посмотрела на своего американца.       — Я зря вам не нравлюсь, — после короткого молчания продолжила Лара. — Я ведь действительно с вашим исследованием помочь могу. Я столько знаю про то время. — И быстро улыбнулась, — кстати, мне большое начальство сказало, что завтра можно ехать в ГПБ.       — Что это? — Крис точно вышел из ступора. — Ваши аббревиатуры…       — О, про аббревиатуры это вы совершенно правы! Я вот в НОПО работаю! — рассмеялась она, — Кто знает, что это такое. Но а мы пойдем в Публичную библиотеку. Это еще не самый-самый архив, но начало отличное.       Теперь, заглянув в странное место допросов, Лара медленнее рассказывала про сам музей.       — Кстати, знаете почему некоторые рамы пустуют? — мисс Ворон уселась на диванчик в Военной галерее.       — Зная эту страну, офицеры на тех картинах стали неугодны власти. — предположил Крис и сел рядом.       — По такой логике, рамы с портретами Александра и Константина тоже пустовать должны… Хотя идея неплохая! Нет, просто люди умерли, не оставив после себя портретов, и после их смерти никто не смог вспомнить, как они выглядели и висят теперь только пустынные рамы… Представляете? Были люди, герои, а после них остались лишь пустые зеленые квадраты. И это им повезло! От некоторых ведь ничего не осталось. Представляете?       Под взглядом десятков портретов он смотрел на девочку. Не на красивую шпионку, а на простую девочку, одинокую девочку.       — Мисс Ворон, вы поэтому рассказы пишете? Хотите остаться в истории? — наконец нашел повод спросить про творчество историк.       — А вам кто про рассказы сказал? Ройс? Ему кажется, что я очень одинока… Хотя, знаете, наверное, все хотят оставить след в истории… Знаете, раньше люди становились признанными гениями только после смерти, а сейчас при жизни. Гений на то и гений, чтобы быть недосягаемым, а еще лучше мертвым! Пройдет еще лет тридцать и не будет людей, прославившихся посмертно, только те, кого мир узнал сейчас… Знаете, что в этом страшно? Что люди все равно забывают.       Лара взглянула на наручные часы Криса, резко встала, точно сдернула с себя дымку загадочности и продолжила:       — А вы ведь по-русски говорите.       — С чего вы взяли? — насторожился Мид.       — Вы улыбнулись шутке, которую я Маргарите Александровне рассказывала. Не отпирайтесь. Я давно это подозревала: не вижу смысла иностранцу ехать в архивы, не зная русского языка. Не переживайте, я сохраню ваш секрет. Не знаю зачем, но сохраню.       В зал вошла группа французов. Лара обернулась на них, подмигнула Крису и заявила:       — И все же, нам пора! Я отведу вас в отель, вы поужинаете, наденете самый парадный костюм и я заеду за вами в шесть! Мы идем в театр!       — Но в программе нет театра. — возмутился Крис.       — В программе и комнаты, где допрашивали декабристов, нет. — парировала Лара. — И вообще, если Ройс вам про мои рассказы говорил, наверняка упомянул, что у меня есть брат, которым я горжусь и всем иностранцам как достопримечательность показываю!