Не особо принципиальный отдел

      Балерина Людочка оказалась единственной, кому понравилась новый парторг Лариса Константиновна. Впрочем, за Людочкой давно был замечен этот грешок — любила она абсолютно всех людей. Возможно именно по этой причине талантливая Людочка все еще была в кордебалете. Остальная же труппа проживала несколько стадий принятия контролерши: сначала Лариса Константиновна показалась слишком молодой; затем всплыло невероятное — Лариса Ворон родственница Кириллу Ворону; ну и, наконец, не выдержали старожилы театра, которых в Париж не брали. А впрочем, мутная Лариса Константиновна сплотила против себя многих. Обладала Лара поразительным талантом с одинаковой легкостью влюблять в себя людей и настраивать их же себе в противоречие. Впрочем счастливым оказалось бы это ее умение, когда было бы ей подвластно.       А тем временем в Большом закончилась последняя репетиция перед небольшими, но значимыми гастролями. Теперь же балетные, и оперные собрались на финальную организационную встречу. Как известно, ничто так не скрашивает тяготы ожидания, как обмен сплетнями. Впрочем, сплетничали вовсе не балерины, а два оперных солиста.       Приятельство Кирилла Константиновича и Юрия Анатольевича — явление поистине уникальное. Изначально Юрий Анатольевич воспринял приход моложавого и бойкого Ворона вызовом: где это слыхано на сцене без году неделя, а уже строит из себя бог знает что! Впрочем, поразительную мудрость сумели проявить оба солиста: Кирилл, не развязывая войны, сразу показал свое восхищение старшим товарищем, избрал его наставником и всем своим видом показал, что трепещет перед талантом баритона; Юрий Анатольевич же позволил этому случиться. Не будем лукавить, Юрию Анатольевичу скоро намекнули на то, что Ворон — протеже Фурцевой, что его держаться надо.       Так, не задействованные в одних и тех же спектаклях, они любили встречаться после репетиций и на собраниях. К тому же, как по волшебству, вокруг Кирилла Константиновича всегда образовывалась клумба прелестных балерин.       — Я слышал, что Магомаев с нами каким-то боком, — доверительно понизил голос Юрий Анатольевич, желая привлечь внимание товарища к недавно придуманной им проблеме.       — А, да, знаю, — легкомысленно отозвался Кирилл, высматривая Лару.       — Что значит знаю?! — вскинулся баритон постарше, — Знаешь и ничего не говоришь?!       — А что говорить?       Кира наконец заприметил Лару и помахал ей. Девушка покачала головой, ей еще выступать.       — А красивая все же у тебя сестрица... — отвлекся Юрий Анатольевич.       — А у тебя сын, — напомнил Кирилл.       Вообще, знала бы Лара скольких неудачливых ухажеров за свою жизнь отвадил ее брат! Но она не знала, а оттого, убедившись, что все в сборе, вышла в центр. За месяц с Ларисой Константиновной случились поразительные метаморфозы. Начнем с того, что Лара снова оказалась Ларисой Константиновной. И пусть сперва многие обманулись ее молодостью, быстро обнаружили в аккуратной девушке задатки диктатора. Имевшая опыт управления небольшой усадьбой, Лара скора нашла управу и на местную трепетную интеллигенцию. Как ни крути, но был в ней талант управленца.       Где-то угрозами, где-то поощрениями, где-то быстрым росчерком в блокноте, Лариса Константиновна быстро справилась совсем не с теми проблемами, с которыми была должна. Например, она назначила штраф (разумеется не денежный) за превышение веса балерин. Правда, положительная динамика веса как-то подозрительно совпала с магическим исчезновением мучного из местной столовой. Лара боролась не с последствиями, а с корнем проблемы. Очень быстро смекнула, что красивые платья для работы с иностранцами здесь не помогут, сменила их на строгие костюмы, прицепила значок Интуриста к лацкану пиджака и, то и дело, светила корочкой КГБ. Корочка КГБ, к слову, вовсе не Лариной была, но кто об этом знал?       Лариса Константиновна говорила холодным голосом. Ничего нового. Общие организационные вопросы. Просто руководству театра нравилось, как Ворон доносила информацию до аудитории. Пока она говорила, по рядам ходили списки, в которых нужно было подписаться за прослушанный инструктаж. Лара старалась не брать на себя лишнего, оттого заставляла за все свои инструкции расписываться. Затем, когда кто-то предписания нарушал, принципиальный парторг доставал нужный список и спрашивал по всей строгости. И все лишь поражались, как не похожи эти два Ворона. Схожесть находили лишь в некоторых их движениях и манере подбирать слова.       Пока Лариса Константиновна говорила, Людочка слушала, как недовольно вздыхает Юрий Анатольевич.       — Не вздыхай, — улыбнулся Кирилл Константинович, — у нашего Муслима планы только на Лару, твои из ансамбля вне опасности.       Людочку и Юрия Анатольевича поразили совершенно разные части этого предложения: балерина поставила акцент на том, что строгая Лариса Константиновна, оказывается, имеет какие-то отношения с самим Магомаевым (впрочем, танцовщица не была уверена, что речь идет о том самом); а вот тенор лишь передразнил:       — У нашего! Я вот его знать не знаю, но представление о таких как он имею! — представление Юрия Анатольевича о «таких как он» опирались на собственный портрет. — И, вообще, вы знакомы?       — Ага, — отозвался Кира, ставя свою размашистую подпись в инструкции, — Мы с ним в одном отеле живем, завтракаем вместе.       — Ну конечно! — возмутился Юрий Анатольевич. — И вот про то, что у Магомаева планы на твою сестру, ты говоришь спокойно, а меня к ней не подпускаешь!       Лара, заслышав шушуканье в третьем ряду, бросила недовольный взгляд в их сторону.       — Товарищи, бывавшие за границей, — четко проговорила она, глядя в глаза зазнавшемуся баритону, — Если вам не интересно, если полагаете, что ничего нового я вам не скажу, распишитесь и уходите. Только помните, что за нарушение правил, спрашивать буду не я, а мои товарищи.       На слове «товарищи» Лара посмотрела куда-то вверх. Кира усмехнулся, прекрасно зная, что никуда ее отчеты не уходят. Юрий Анатольевич подумал, что девушка она, конечно, красивая, но сука редкостная. Кириллушка отметил, что рад видеть подругу в таком настроении, она больше не грустила, но снова была как-то важна. А Людочка ничего особенно не подумала, но лишь укрепилась в желании узнать эту холодную Ворон, на которую у самого Магомаева планы, ближе.       В конце концов, Лариса Константиновна снисходительно поблагодарила всех собравшихся, повторила время сбора и отпустила с миром. На выходе ее нагнала Людочка:       — Лариса Константиновна, позволите вопрос?       Действие это расценено было невероятно смелым: товарищу Ворон приписали с десяток качеств, ей не присущих, и определили тем человеком, с которым лишний раз не поговоришь.       — Да, Людмила.       Людочка вся похолодела, ее очень давно никто не звал полным именем. Впрочем, она уже начала проявлять недюжинную отвагу, отчего вопроса своего не забыла:       — Есть ли что-то, что я должна прям обязательно взять в поездку? — девушка спешила за парторгом.       — Спрашиваете накануне отъезда? — приподняла бровь Лариса Константиновна, открывая дверь в свой кабинет. — Заходите.       — Согласитесь... — Людочка перевела дух, — Согласитесь, было бы хуже, если бы я это завтра в самолете спрашивала.       — Резонно. — согласилась Лариса Константиновна.       Людочка была готова поклясться, что их бесстрастная надзирательница улыбнулась.       — Я слышала, у вас сестра в комнате жить будет, пока вы в отъезде?       Людочка быстро кивнула.       — Она вам черной икры привезла? У вас еще осталось?       — Откуда вы знаете? — ужаснулась балерина.       — Мне доплачивают за то, что я все про всех знаю. — теперь уже Лариса Константиновна точно улыбнулась, — А вам нет, поэтому возьмите с собой банку побольше.       — Зачем?       — Продадите, — пожала плечами Ворон, собирая немногочисленные вещи в маленькую сумочку.       — Нельзя же... — недоверчиво напомнила Людочка.       — Нельзя в Париж ехать с нашими отпускными, — фыркнула Лариса Константиновна.       — Но ведь вы же меня и поймаете! — возмутилась Людочка.       — Так сделайте так, чтобы не поймала, — вздохнула Ворон, — Вы спросили, что брать, вот, рекомендую.       — А если в аэропорту проверят?       — Во-первых, проверяют еще скверно, во-вторых... — Лара замолчала, — А что я вообще вам рассказываю. Я все сказала. И не дай боже кто-то узнает, что это мой совет! — Лариса Константиновна погрозила пальцем, но у жеста этого не было никакой агрессии.

      ***

      Вся эта история казалась Ларе сном и позже она уже не могла точно вспомнить, как именно улетала в Париж. Какие-то куски.       — Чувствую себя воспитателем, — посетовала Лара немолодой реквизиторше и еще раз постаралась найти взглядом рыженькую певичку из ансамбля.       — Игрушка у тебя очаровательная, Лариса Константиновна, — усмехнулась Маргарита Львовна, пристально наблюдавшая за тем, как выгружают ящики с декорациями.       Девушка бросила быстрый взгляд на котенка с розовой ленточкой.       — У тебя сигареты далеко? — продолжила серьезная реквизиторша. — Я тебе говорю, у меня каждые гастроли сердце ноет, как будто я снова в эвакуацию собираю это барахло!       Лара полезла на дно сумочки.       — Лариса Константиновна, здравствуйте, — нерешительно поздоровалась Людочка.       — А ты кстати! — Лара быстро сунула танцовщице котенка. — Охраняй, потом заберу!       Изумленная Людочка с чемоданом на перевес побрела к подружкам. Она удивленно рассматривала стеклянные глаза зловещей куклы и думала о том, как этот кот оказался у серьезного парторга. А может у Ларисы Константиновны есть дети?       — Кто ответственный за ящики? — закричал таможенник средних лет.       — Я, товарищ, — Маргарита Львовна поспешила подойти к сотруднику.       — Что в ящиках?       — Вот опись, — женщина протянула документы.       Лара подошла поближе, проявляя необходимый парторгу интерес. Впрочем, едва ли на ее лице читалось хоть что-то, кроме мыслей о том, что рыженькая из ансамбля слишком долго не выходит из уборной.       — Надо открыть и досмотреть. — заявил таможенник.       — Все? — нахмурилась Маргарита Львовна. — Вы представляете, что такое ящики с реквизитом для четырех спектаклей?       — А если контрабанда! — резонно заметил служитель порядка.       — Товарищ, — вмешалась Лара, — А мы на рейс не опоздаем? Сами понимаете, дело важное!       — Попрошу не вмешиваться!       Лара пожала плечами и сделала шаг назад, сказав что-то вроде «Если мы не улетим, я доложу». Она сделала пару шагов назад.       — Улететь не дают? — Кира наконец подошел к сестре.       Вообще на работе они старались не общаться, потому что здесь Ларе по образу было положенно дуть губы и строить серьезное лицо, а с Кириллушкой она вечно веселела и добрела.       — Ага, — буркнула Лара.       — А я и не верил, когда Кирилл рассказывал, будто вы, Лара, здесь большая начальница. — Муслим снял очки и быстро пожал руку Кире.       Лара старалась сосредоточиться на происходящем, но с ужасом думала о том, что сейчас откроют эти ящики и все. Конец всему. Полные ящики икон и икры, всего того, что совершенно не нужно для реквизита. Того, что они продадут. Ужас сковал Лару. Ей не было так страшно в Петропавловке, на дуэли... Нигде. В КГБ ее будут бить... И еще тот кот со стеклянными глазами и пузом, набитым долларами. А как разочаруется Касторский! Почему она подумала о Касторском?       — Лара, вы сама не своя... — забеспокоился Муслим, — Летать боитесь? — короткое быстрое прикосновение, полное заботы, куда более нежное, чем Лара могла принять.       — Не, — отмахнулся Кира, то-ли не замечая, то-ли игнорируя эти проникновенные касания, — вон, ящики наши досматривают, а это может на полдня...       — Не тревожьтесь, вам это не к лицу. — и Муслим ринулся к проверяющим.       Какой-то офицер, как позже оказалось, начальник таможни, узнал именитого исполнителя. Вся эта история показалась Ларе сном, едва ли она могла припомнить какие-то детали. И вот уже вспышки. Кто-то фотографируется с Муслимом, берет у него автограф и про ящик все позабыли. Они быстро идут на посадку с закрытым ящиком.       — Счастливая у тебя рука, Лариса Константиновна, — усмехнулась Маргарита Львовна, когда ящики загружались в машины уже в Париже. — Каждый раз нервничаю, как будто в эвакуацию барахло отправляю!       Лара зареклась еще хоть раз участвовать в провозе контрабанды: никаких больше досок, никакой больше икры и водки. Ничего больше! Ничего! Так думала Лара, пока ночью к ней не постучалась Маргарита Львовна:       — Поздравляю вас, товарищ парторг, — усмехнулась она и сунула Ларе толстый конверт. — От души благодарю за содействие, вашего рыцаря и новые контакты. В следующий раз антиквариат какой повезем, более ценный.       Лара сидела на кровати, считала франки и не могла поверить, что так просто заработала целое состояние. И тут ей показалось, что работа в Большом — лучшее, что с ней случилось. Что можно остаться на этой должности, таскать доски через границу, заделаться настоящей контрабандисткой... Странная ночь складывалась. Очень странная. Показалось, что возможно все. Она встала, прошлась по комнате. Хотелось что-то сделать. Пойти к Муслиму. Пойти к нему! Лара точно пьяной была, возможно лишь теперь поняла, что натворила.       Она вскочила, выбежала в коридор, подошла к его двери и не постучала. Если она постучит, поступит с ним, как с Крисом, как с Марком... Пустит его в расход. А он не откажет ей, Ларе никто не может отказать, уж точно не в эту ночь. Она не постучала к Муслиму, не потому что его чувств пожалела, а потому что снова разочаровать Киру побоялась. А если бы он узнал о контрабанде? Что бы он сказал? Нет, здесь Лара отчаянной стала... Отчего? Не потому ли, что истосковалась по приключениям, по риску, по собственной значимости? Лара вернулась в комнату и легла на кровать. Она не могла плакать, у нее не было слез.

***

      В холле гостиницы стоял жуткий галдеж: балетных вывозили на экскурсию. Людочка нетерпеливо теребила сумочку. Она не была любительницей всех этих исторических мероприятий, но так это было в Союзе, а в Париже и музеи наверняка интереснее. К тому же, в этой крошечной сумочке она припрятала настоящую валюту. Невероятное волнение вызывали в Людочке франки, вырученные за икру. И вот, когда стрелка часов подходила к двенадцати, а до заветного выхода в свет оставались считанные минуты, Людочку настиг железный голос:       — Людмила, подойдите.       Лариса Константиновна стояла на второй ступеньке парадной лестницы и осматривала собравшихся своим обманчиво-холодным взглядом.       — Как ваше предприятие? Увенчалось успехом? — спросила Лара, следя взглядом за труппой.       Вся бледная, Людочка кивнула:       — Вы меня убьете? — балерина говорила с видом человека, готового принять свою судьбу.       — Вот еще, — Ларе показалось, что она снова вернулась в Рождествено, где каждый видел в ней Салтычиху, — ты вот лицо такое убитое сохрани, пока я говорить продолжу.       Людочка неуверенно покосилась на парторга, припомнила мимику, разученную для умирающего лебедя, и приготовилась слушать.       — Я хочу поехать по магазинам, не хочешь мне компанию составить? — произнося это, Лара понизила голос и страшно свела брови.       Балеринки, стоявшие поодаль и готовившиеся к незабываемой поездке в Лувр, притихли, стараясь расслышать, какие еще несчастья свалились на голову их блаженной коллеге.       — Магазины? — Людочка хлопнула пушистыми ресницами, будто впервые услышала новое слово.       Лариса Константиновна приподняла бровь и прицокнула языком, всем своим видом показывая, что больше никаких вводных давать не будет. Внутри юной танцовщицы происходила невероятная умственная работа: казалось бы, являясь представительницей прекрасной профессии, ей стоило любить культуру, но заслышав чарующее слово из четырех слогов, она не смогла сдержать чисто женского порыва.       В холле появилась взрослая француженка с легкой паутинкой морщинок вокруг глаз. Лара бросила на нее короткий взгляд и быстро кивнула Людочке, молча повторяя вопрос.       — Да... — промямлила та.       — Поэтому нет! — внезапно воскликнула Лариса Константиновна, отчего балетные нервно вздрогнули и обернулись на шум, — Вы останетесь здесь для отработки. Я вас записывала! — Лара драматично вскинула руку с блокнотом. — Ждите и не смейте плакать, вы служите стране!       Обескураженная Людочка, не привыкшая к крикам, подавила желание заплакать. В нестройных рядах балерин снова зашептались. Впрочем, одного резкого взгляда парторга хватило, чтобы шушуканье стихло. Грешным делом, Людочка подумала, что сейчас кто-нибудь вступится за нее. Не могут же абсолютно все собравшиеся бездействовать, когда происходит что-то несправедливое. Ведь они должны думать, что это что-то несправедливое! Но против Ларисы Константиновны никто не смел восставать.       Дальше все наблюдали за странным: Лариса Константиновна подошла к парижскому гиду, поцеловалась с ней трижды и торопливо начала объяснять что-то на французском. На миг первая линия балеринок распереживалась: сначала из-за того, что и их оставят, а затем, что и экскурсия будет на неведомом языке. А парторг поспешила выхватить заранее подготовленный список участников экскурсии и вычеркнула имя Людочки. Потом обменялась еще парой слов все на том же несоветском языке, и скомандовала: «На выход!».       — А вам не нужно присутствовать? — неуверенно спросила Людочка, все еще не понимая, во что ввязалась.       — Вот еще, я здесь не вас контролирую, — фыркнула Лара, подходя к зеркалу и распуская волосы. — В наше время выехать в Европу — событие незаурядное, знаешь ли.       Людочка терпеливо ждала, пока Лариса Константиновна подведет губы алой помадой. Лара же заметила в отражение Муслима, спускавшегося по лестнице. Девушка встряхнула головой, отчего волосы точно засияли на солнце. Движения ее точно вольными стали. Она вскинула руку и помахала Муслиму. Разумеется, то как Лариса Константиновна свободно болтала с именитым исполнителем, не осталось без внимания труппы. Но прежде, все же, в парторге не было этого девичьего кокетства.       — Лара, рад, что застал вас, — Муслим ласково улыбнулся.       — Мы с моей подругой Людмилой собираемся по магазинам, не составите нам компанию?       Людочка с интересом наблюдала за обворожительной манерой Ларисы Константиновны держаться. Она впервые задумалась, что парторг может быть не так сурова, что она, Людочка, оказалась права, решив, что Лариса Константиновна человек не дурной.       — Мне нужно доехать до концертного зала, но я буду свободен часа через три, можем встретиться и пообедать.       Танцовщице стало неловко от того, что она будет третьей, что она помешает двум людям, между которыми явная симпатия.       — Ох, три часа на зал, звучит утомительно, — покачала головой Лариса Константиновна.       — Не совсем, — поспешил успокоить ее Муслим, — я обещал встретиться со старым знакомым...       — Вот как? — Лара приподняла бровь, — надеюсь вы не замышляете сбежать из страны? — точно между прочим усмехнулась она.       — Страна так просто от меня не избавится! — рассмеялся Муслим.       Людочка все думала о том, как невероятно складывалась ее командировка. Могла ли она представить, что будет собираться на обед с самим Магомаевым? Да она и автографа то его прежде не видела вживую. И вот теперь она ехала на такси с совершенно спокойной Ларисой Константиновной, которая, казалось, была местной жительницей.       — Лариса Константиновна, — неуверенно заговорила Людочка, не отрываясь от окна, — А почему вы именно меня позвали?       Лара пожала плечами и откинулась на сиденье: Людочка напоминала ей Аню. А что еще здесь скажешь? Лара тосковала, тосковала по всему, что осталось в прошлом. Еще в Ленинграде она заметила, что боится столкнуться со своей семьей, но страстно желает вернуться к жизни в XIX веке. Если бы ее спросили, в какой момент своей биографии она хотела бы вернуться, Лара бы без колебаний поставила на повтор весну и лето 1825, когда все было просто, когда она пила с Кондрашей и играла в карты. Она была счастлива, была счастлива куда сильнее, чем в XXI веке, когда весь ее досуг сводился к прогуливанию университета и охоте за редкими встречами с харизматичным искусствоведом из Эрмитажа.       Промелькнуло предательское воспоминание, как, уже в этом времени, она старательно избегала тех мест, где бывали ее бабушки и дедушки: Кулька, Нарвских ворот, Дома книги. Нет, она не была готова встретить семью. А, может, она и возвращаться к ним не хотела?       — Тебе повезло.       Впрочем, Лара бы лукавила, говоря, что компания Людочки ей не нравится. Танцовщица отличалась жизнерадостностью и легкостью. Отчего до самого универмага та старательно поддерживала диалог, не создавая неловкости.       Они вошли в местный торговый центр и Ларе показалось, что она сейчас расплачется: так сильно это было похоже на прошлую жизнь! И все эти высокопарные мысли о том, что она домой не хочет, показались вздором! Как она не хочет домой?! Хочет! Хочет! Почему-то именно в магазине она вспомнила про то, как ездила в Париж с папой. Она преступно мало вспоминала об отце, а вот ряды помад на первом этаже Галереи напомнили о нем. И такой яркий образ.       Лара встряхнула головой, гордо подняла подбородок и самозабвенно ринулась тратить деньги. Она рухнула в пучину разноцветных тряпок, блестящих баночек духов и высоких каблуков. Словно необоснованные траты могли заглушить боль, заставить забыть. Она откупалась от воспоминаний.       Людочка лишь изумленно следила за тем, как мелькают ценники и валюта. Она никогда прежде не видела столько денег у одного человека. А Лариса Константиновна словно не считала, она лишь доставала из сумочки все новые и новые купюры, будто неведомая сила установила там печатный станок. Людочка даже не пыталась что-то приобрести. Она хотела запомнить витражный купол магазина, запах, этот сладкий запах хорошей жизни. В советских магазинах так не пахнет.       — Вы как интуристка... — ахнула танцовщица, когда Лариса Константиновна в очередной раз показалась из примерочной. — Вы такая красивая...       — Нехитрое дело быть красавицей, когда на тебе Диор, — хмыкнула Лариса Константиновна.       — Неправда! — возразила Людочка, — На меня что ни надень, а все равно видно, что я из Коряжмы родом. – она рассмеялась.       — Скромничаешь, — наморщила нос парторг, — примерь и увидишь.       Прежде чем Людочка что-то возразила, Лариса Константиновна уже отдавала приказы на французском. Парторг оказалась права, наряженная в дорогой летний костюмчик Людочка впервые почувствовала себя кокетливой Милой, не девчонкой, а девушкой. И все же, не было в ней какого-то внутреннего аристократизма. Среди всей этой роскоши Лариса Константиновна была на своем месте, а Людочка — самозванкой. Она стыдливо сняла костюмчик и поспешила отдать его расторопной продавщице. Людочка боялась порвать или испортить.       — Неправильная ты прима, Люда, — покачала головой Лариса Константиновна и снова распорядилась о чем-то на французском.       — Я не прима, — потупилась танцовщица.       — А я не комсомолка, — хмыкнула Лара, — но кто об этом знает? — она лукаво прищурилась и направилась к кассе.       — Но как же? — почему-то ужаснулась Людочка.       Балеринка с досадой смотрела на красивые пакеты Ларисы Константиновны, ее денег хватило на одни лишь духи. Неслыханный трофей, но ей захотелось большего. Девочка ощутила, что никогда больше не заглянет в этот мир... И ей стало страшно обидно. И вдруг Лариса Константиновна протянула ей один из своих огромных пакетов.       — Я не могу... — промямлила танцовщица. — Это ведь состояние целое...       — Брось, ты хочешь взять. А мне будет приятно...       Ларе и правда было бы страшно приятно, если бы Людочка приняла подарок. Лариса Константиновна любила рисковать собой, но не позволяла подвергать опасности других. А здесь, буквально заставила протащить ее валюту через границу. Но кто бы стал обыскивать Людочку? Людочку, которая так органично смотрелась с мягкой игрушкой. И тогда, в аэропорту, Лара не сдержалась, воспользовалась наивной дурочкой. Нет, прошлой ночью Лара прекрасно поняла, что тогда разозлило Кирилла. Она, и в самом деле, раньше подлой не была, зачем же она ей стала теперь?