Не особо принципиальный отдел

      Несправедливо солнечный день. Когда все должно было скорбеть об уходе одного из лучших жителей планеты, насмешливое солнце озаряло треклятую яркую листву, еще не успевшую сгнить. Осень выдалась теплой, практически без дождей. Сквозь облысевшие ветви высоких деревьев виднелась серая усадьба на холме. Там Лара впервые встретила Кириллушку. На старом кладбище совершенно одинокая девушка задумчиво смотрела на белоснежные, хоть и немного пожухшие, цветы, украшавшие аккуратную могилу «Варвара Ворина». Выходит, Кира лукавил, говоря, что не навещал родной земли, не видел могилы матери. Он не навещал этих мест с Ларой.       Девушка смотрела на холодный камень и чувствовала, как зла на нее Варвара Прокофьевна. Ведь права была Ворина: от их взбалмошной графини ждать дурного следует, погубит она ее сына. Дольше здесь стоять нельзя, нужно вернуться. Нужно вернуться, пока она не наткнулась на могилу Настасьи Рылеевой. Еще одной женщины, которая могла бы обвинить Лару в смерти своего ребенка.       — Простите… — прошептала Лара, опуская новый букет.       Касторский неспешно поднялся по скользким ступенькам. Странное место, чтобы похоронить популярного певца. Сюда никто не приедет, а ведь с легкой руки Магомаева предлагали им место на Комаровском кладбище. Нет, у Воронов явно своя история. Своя история, не отраженная в отчетах и досье, как будто такое бывает. После случая с книгой, Дмитрий Викторович впервые действительно глубоко задумался над тем, откуда в его жизни появились эти брат с сестрой.       Офицер немного опаздывал, оттого наверху его взору открылась поразительная картина: в это отдаленное селенье приехало так много людей, желающих проститься с Кириллом Вороном. Дмитрий Викторович задумался о том, что на его похороны никто и не придет, никто и не вспомнит. Показалось, что вся его жизнь закончилась с окончанием Войны. После нее не было у него родных людей, кажется, и воспоминаний не было.       Касторский ухватился взглядом за тонкую фигуру Лары. Нарядно одетая, она хоронила человека, достойного лучшего. Достойного всего. Девушка приподняла глаза на начальника, она в очередной раз говорила: «На его месте должна быть я». Глупая девочка, которая не знает, как страшно умирать. И все же, Дмитрий Викторович понимал чувства Ларисы. Вспомнилась война, сорок второй год, когда военный корреспондент спас его, оттолкнув от пули или просто закрыв собой? Странная история, которую он не вспоминал многие годы, а вот на похоронах припомнил… Ему, молодому и глупому, тогда казалось, что лучше бы он умер. Какой бред! Героическая мысль приходит после, но никто не хочет умирать сейчас.       Ему показалось, что нужно поделиться этой простой истиной с Ворон. Хотя, сейчас, едва ли она поймет. Почему-то снова захотелось ее утешить. А ведь он приехал не только чтобы проконтролировать, не как надзор. Выполняй он свою работу добросовестно, вез бы ее сам, не опоздал… Отчего он так мягок к ней? Может быть все эти глупости Лариса натворила только оттого, что он ее не отчитывал? Наверное, Ворон стала первой из его отдела, кого он ребенком своим считал.       Лара смотрела на закрытый гроб и не верила, что это происходит. Сейчас его опустят в землю, а она никогда не поверит до конца, что там он. А ведь это Лара его убила. Она уничтожала всех, кого любила. Может она любить не умела? Наверное не умела. Вопреки здравому смыслу и уговорам Муслима, она попросила местного священника прийти отпеть Кириллушку. Ларе уже было нечего терять, а для ее спутника это значило бы так много.       Кастроский ничего не сказал по этому поводу, даже не удивился. Дмитрий Викторович прекрасно понимал, что девушка не вернется в эту страну, не при нынешней власти. Она родилась не вовремя. Слишком смелая. Не так тяжки были ее преступления, как ее клеймили. Не заслужила она такого. И Кирилл Константинович не заслужил. Дмитрий Викторович подумал, что слишком размяк, что не стоит ему так хорошо относиться к гражданке, которую вполне могут объявить врагом народу, диссидентом уж точно.       В глаза бросалось отсутствие Магомаева. В отчетах Ларисы он рисовался отважным и благородным. К тому же, Ворон не стала скрывать помолвку. Но вот похороны и что же? Где же ее «именитый исполнитель», отважный рыцарь и герой? Дмитрий Викторович наблюдал за тем, как дым вырывается из этой странной лампадки священника. Забавно, что он был отчаянно верующим, когда шла та Война.       — Ворон, нам пора, — холодно обратился к ней Касторский, когда последние гости ушли поминать.       Девушка промолчала. Она объяснила свое отношение к ситуации один раз, внимательно выслушала приговор и точно приняла свою судьбу. Странным Касторскому казалось, что она совершенно не боролась.       — Мы можем немного задержаться? — наконец спросила она.       — На поминки?       — Нет, я этих людей не знаю и не думаю, что они знали Кириллушку… Я бы пройтись хотела. Если вам не сложно, конечно, Дмитрий Викторович.       Ее спокойная покорность одновременно и восхищала, и пугала.       — Улетаем мы только завтра, почему бы и нет, — Касторский удивился своему ответу.       Практически молча, лишь изредка обмениваясь редкими слова благодарности соболезнующим, они спустились к реке, преодолели мост и поднялись на другой холм, к школе.       — Я не видел Магомаева, — поделился Касторский.       — Я ему не разрешила приходить.       — И он послушался? — покачал головой Дмитрий Викторович.       — Я поняла, что испорчу и его жизнь…       Касторский удивительно понимающе полез во внутренний карман плаща:       — Выпей. — он протянул ей фляжку.       — Знаете, — продолжила она, делая глоток, — когда Муслим мне предложение сделал, мне на миг показалось, что у меня сложится счастливая жизнь… Я с Кирой ссориться перестала, мне показалось, что все как прежде…       Она приблизилась к раскидистому дубу перед школой и замерла. Положив руку на шершавую влажную кору, она упала в пучину воспоминаний. В ушах зазвенело:       — Сашка! Такую новость расскажу, — мальчишка не заметил присутствия графини из-за дуба, — помнишь нашего генерала?       Растерянная Александра попыталась предостеречь паренька о присутствии хозяйки, но он не слушал:       — Письмо доставили! — он конвертом потряс. — Небось приехать решил! А что ежели он к графише нашей свататься будет? А иначе зачем он ей имение отдал?       — Кириллушка… — пролепетала Саша, наблюдая за тем, как Лариса Константиновна, прислонившись к дереву, сверлила взглядом затылок невнимательного подростка.       — Ну, Кириллушка, давай откроем, узнаем мотивы? — наконец подала голос Лара.       — Я не хоте… — испугался мальчишка.       — Ты не «не хотел», а очень даже хотел! — усмехнулась графиня.       — Лариса Константиновна, родненькая, не гневайтесь! — завизжала Александра.       — Ей-богу, Саша, я все же сочту тебя дурой! — Лара протянула руку к Кириллушке: — Письмо.       — Могу ли я идти? — с надеждой пробубнил мальчуган.       — Нет. Наказан за излишнюю вольность, — пояснила Лара, быстро бегая взглядом по ровным строчкам.       Повисло мучительное молчание, которое для Саши и Кириллушки почудилось вечностью. Наконец, когда Лара оторвала глаза от бумаги, мальчишка не выдержал:       — Молю, Лариса Константиновна, смилуйтесь! — он рухнул на колени.       Лара хотела заплакать, но не смогла. Девушка лишь обернулась к Касторскому, за его спиной возвышалась некогда ее усадьба. Она задумчиво окинула здание взглядом: нет, это не ее дом, это вообще больше не дом. Теперь это школа, которая совсем скоро сгорит.       — Он был таким замечательным ребенком, меня всегда поддерживал! Он был куда лучше меня…       — Вы здесь выросли, Лариса?       — Не совсем, у моей бабушки был дом здесь, я и Кириллушку хорошо узнала именно в Рождествено… Столько всего произошло… Дмитрий Викторович, меня ведь из страны выгоняют… — она печально подняла глаза на начальника.       Касторский не сразу нашелся с ответом. Никак не мог он понять, что кто-то из его отдела может не хотеть покинуть СССР. А Лариса Ворон искренне боялась этого, она так отчаянно доказывала, свою приверженность стране. Наверное, проблема его государства именно в том, что оно воюет с теми, кто его любит, оно избавляется от тех, кто жизни без Родины не видит.       — Тебе здесь жизни не будет. — наконец отозвался Касторский. — А там замуж выйдешь, писать свои писульки будешь… Вон какой успех имела, — мужчина горько усмехнулся, — Тебя здесь больше ничего не держит.       — Знаете, не так много в нашей истории уехавших писателей, которые были счастливы этой участью…       Почему-то подумалось про Довлатова. Возможно оттого, что Лара много его читала, никогда не любила, но отчего-то понимала. Лара вообще мало кого из писателей уважала, Лара вообще мало кого любила.

***

      Дмитрий Викторович отвез ее до дома, попросил не выходить на улицу и обещал заехать за ней утром. Лара оглядела прабабкину квартиру и почему-то подумала, что никогда уже сюда не вернется. Девушка вошла в гостиную, взяла с полки совместную фотографию с братом и Муслимом. Показалось, что это уже совсем другая жизнь… Внезапно паника охватила Лару: а что если она застрянет в этом мире навсегда? Что если Кириллушка умер и все время мира сломалось? Она останется в XX веке, изгнанная из своей страны?       Нет, даже если жизнь сложится так, Лара не сдастся. Она выжила в Петропавловке, она поймала шпиона — Лара Ворон может быть и потеряет надежду, но уж точно не Лариса Константиновна Вовк. Двигаясь в потемках, она включала проигрыватель. Сначала веселые мелодии казались неуместными, но вскоре Лара привыкла. Девушка взглянула на большой портрет Кириллушки с черной лентой:       — Прости, я обязательно буду скорбеть, но не сегодня. Я должна быть сильной.       Она зажгла свет в коридоре, нащупала отвертку, вернулась в гостиную, отодвинула тумбочку возле дивана, опустилась на колени и открутила неведомого назначения решетку. Поразительно подозрительное место, которое чудом не нашли при обысках. Из стены Лара вытащила потертую коробку от конфет. Внутри лежали ее украшения с первой неудавшейся свадьбы: бриллиантовые шпильки, серьги с внушительными камнями, какие-то бусы, браслеты…       Лара покачала головой, глядя на свое старое помолвочное кольцо. Светлый металл и камешек, меняющий цвет в зависимости от света:       — Вам, Лариса Константиновна, не подошел бы банальный камень. Это железистый кианит, редкая драгоценность… Кианит должен помогать влюбленным сохранять их чувство, но я выбрал его, потому что он так же невероятен, как и вы.       Какая глупость! Какая ужасная глупость! Воспоминания обрушивались на Лару, поглощали ее. Хотелось позвонить маме, рассказать ей совершенно все. Лара снова чувствовала себя, без преувеличения, одинокой. Она обязательно поплачет, обязательно отчается, но не сегодня. Девушка быстро встряхнула головой и вновь пошарила рукой в стене, вытащила Кирину заначку валюты.       Надо было все это куда-то деть. Как-то перевезти через границу. Она вытащила старую поясную сумку, осторожно сложила туда все, что можно. Задумалась. Подошла к шкафу и вытащила свое подвенечное платье. Нет, оно ей больше не нужно. Оно никому больше не нужно. Оно только лишнюю боль приносит.       Лара подхватила пышную юбку, практически добежала до кухни, нашла там ножницы, большие грубые, неуместные. Неуместные, как и это платье, как и сама Лара.       Анна Васильевна прикрыла рот рукой и устало опустилась за кухонный стол. Женщина прекрасно слышала и веселую музыку, и беготню в соседской квартире. Несчастная младшая Ворон совсем обезумела. Не мудрено: сначала это публичное унижение, затем обыски, а потом и Кирилл Константинович… Анна Васильевна также потеряла отца. Его тоже обвинили в непонятных преступлениях, позднее оправдали, но было слишком поздно. В этой стране сначала казнят, а потом сожалеют.       А Лара сидела на полу и как обезумевшая отрезала мелкие камушки с лифа платья. Какой же богатой она была. Какой же несчастной она казалась тогда. В тонком луче света, проникающем из коридора, девушка кромсала платье — символ всего плохого, что случилось с ней в прошлой жизни. Давно нужно было от него избавится. Давно!       Утром она закрыла за собой дверь. На полу гостиной осталось растерзанное платье — одинокий клочок прошлых жизней.