***
Лара была его родной душой. Именитый исполнитель понял это в тот момент, когда на протяжении пятнадцати минут выслушивал от концертного директора, что участвовать в озвучании мультиков — дело его не достойное. А Лара бы поняла. Она и сама такое любила. Это же невероятно славно будет, когда у него и Лары появятся дети, когда он будет ставить им пластинку «Бременских музыкантов». Он не видел Лару всего пару дней, а уже ощущал ее нехватку. Да, за несколько месяцев он подсел на Ворон, как на сигареты за десяток лет. В заветный день, отменив все встречи, купив огромный букет гвоздик, он мчал в аэропорт. Столько мыслей! Столько планов. Сперва ей нужно оставить работу. Или наоборот, ей нужно работать вместе с ним. Тогда она не заскучает, она всегда будет рядом. Совершенно окрыленный, Муслим планировал их совместную поездку в Баку. Лара Ворон непременно понравится его тете! В конце концов, надо готовить свадьбу! Надо сделать ей предложение еще раз. Прилично. На концерте! Чтобы все знали! Весь Союз знал! И плевать, кто что думает! Минуты ожидания казались вечностью. Завтра у него концерт. Там будет фотограф. Он сделает ей еще одно предложение на глазах у всех. Ларе непременно понравится такой широкий жест. В зал ожидания стали выходить первые пассажиры. Больших усилий ему стоило не броситься к дверям, а остаться немного поодаль. Подольше быть неузнанным. Набегут поклонницы и все, никакой нежной встречи с Ларой не будет. А может зря он приехал? Что если она сочтет это излишним контролем? Да, Лариса Константиновна, никогда не оправдывающаяся Лара, вполне могла бы… Откуда эти мысли? Неужели, он хочет еще раз сделать предложение, публично заявить свои права на нее? Права… Как грубо! Будто она вещь! Наконец в зал вышел Кирилл. Ошарашенный и потерянный. Муслим понял это не сразу. Но сразу заметил отсутсвие Лары. Шальная мысль: «Она осталась в Париже». Она могла бы. Именитому исполнителю припомнилось, как она встречалась с многочисленными знакомыми там. Или ему казалось? Она отлично бы вписалась в Париж. Если она осталась там, во время следующих гастролей он… Глупость! Не понимая, что происходит, он чувствовал, что что-то не так. Кирилла задержала та певица, Тамара. Она ловко схватила его за предплечье. Что-то спросила. Кивнула. Поспешила уйти. — Кирилл! — окликнул его Муслим. Показалось, что друг его не заметил. — Кирилл, где Лара? — Ее арестовали… Нелепый огромный букет нелепых красных цветов.***
Лучезарно улыбаясь, Лара протянула паспорт суровой таможенице, Кира последовал примеру сестры. На то, чтобы отыгрывать непринужденность, уходило много сил. — Лариса Константиновна Ворон? — с какой-то угрозой уточнила тетка. — Как видите, — кивнула девушка, тон ей не понравился, впервые за долгое время, захотелось оказаться Ларисой Вовк. Женщина сурово посмотрела на легкомысленную гражданку с вульгарной помадой и в нелепой шляпке: — Ждите. — Как говорится: Si tu vas être fouillé, dois-je m'inquiéter? — хмыкнул Кира. — Как грубо! — Лара шутливо толкнула его в плечо: — Photos dans son chat. — Граждане, прекращаем! — рявкнула сотрудница, из всего французского знавшая только шерше ля фам, без четкого осознания перевода. — Да, они прибыли, — сообщила она в телефон. В голове у Лары пронеслась шальная мысль, а что если ей готовят сюрприз? Она выйдет в зал ожидания, а там ее встретит Муслим и миллион алых роз? Нет, какая глупость! Лара обладала некоторой интуицией и это ее убивало. К ним спешили два товарища в форме, то ли милиционеры, то ли пограничники. А какая разница, если ее наверняка сейчас схватят. Кира также прекрасно понимал, что эта серьезная женщина ничего хорошего в трубку не передала. Он напрягся. Снова Лара во что-то ввязалась. Снова! — Лариса Ворон? — хмуро спросил один из товарищей. — Так точно! — Лара приподняла подбородок, отчего стала еще выше низкорослого представителя порядка. — Вынуждены вас задержать, — сообщил тот, что повыше. — На каком основании?! — Кира хотел было выдвинуться вперед, но Лара, почувствовав, что сейчас арестовывают только ее, поспешила брата остановить. — Ничего, — она мягко задержала его заруку, — скажи Дмитрию Викторовичу, что я с ним не поужинаю, хорошо? — девушка снова улыбнулась. Лара не хотела позориться. Непонятно зачем, ей был нужен этот талант, но она превосходно умела уходить под арест. — У вас в коте что-то лежит? — второй раз спросил пограничник, когда понял, что Людочка его не слушает. — А? Внутри? — переспросила девушка. — Конечно лежит, — зачем-то влезла Тамара, — ей наша парторг что-то положила! Людочка удивленно посмотрела на Тамару. Тамаре и самой ответить было нечего. А что скажешь? Зачем она влезла? Чтобы там что-то нашли и Ларису Константиновну точно упрятали? А зачем? Что с ней такое? — Что внутри? — суровый мужской тон. Людочка еще раз взглянула в сторону Ларисы Константиновны, которую уводили двое в форме. Ей стало дурно, а вдруг парторг и правда ей что-то подложила? Нет! Она бы так не поступила! — Извините, мне не ловко, — опустила глаза танцовщица. — Откройте! — Но там… — она не закончила, пограничник выхватил игрушку, — там прокладки… К изумлению Людочки, которая знала, что внутри кота как минимум ее сережки, смотрела за тем, как мужчина извлек коробочку тампонов. Сам понял, что это и быстро сунул назад. — У Ларисы Константиновны эти дни… — зачем-то разъяснила Людочка Тамаре. А певица почему-то вовсе не обрадовалась, что ее затея провалилась. Она хотела доставить Ворон неприятности. Хотела!***
Лара закинула ногу на ногу и вообще сидела так, словно никакой опасности не чувствовала. Она никогда не сознавалась в том, в чем ее еще не успели обвинить. — Что ж, гражданка, — обратился к ней немолодой следователь. — Лариса Константиновна, — поправила девушка и слегка улыбнулась. — Что? — немолодой следователь казался глуповатым или просто усталым. — Меня зовут Лариса Константиновна, а вас? — ее спокойствие настораживало. — Василий Гаврилович, — на миг растерялся полный мужчина. — Рада знакомству, Василий Гаврилович, — кивнула Лара, — Чем я могу быть вам полезна? Она мастерски меняла роли, заставляя Василия Гавриловича чувствовать себя неуютно. В конце концов, в комнате для допросов она сидела в гордом одиночестве по меньшей мере час. И успела собрать все свои ресурсы для этой битвы. — А вам не сказали? — Как видите, я свох обвинений еще не слышала, — Лара прилагала все возможные усилия, чтобы разыгрывать веселость. Не была она исключением, как показалось следователю, Лару пугали пошарпанные стены и решетки на окнах. Но почему-то она решила, что если не покажет своего страха, то ничего с ней не случится. Она словно позабыла, что именно эта ее гордость и нежелание оправдаться после восстания на Сенатской, не дали Николаю Павловичу оснований оправдать ее в ту же минуту. — У меня здесь целая стоп… — Василий Гаврилович положил руку на желтоватые листы, Лара не дала ему закончить. — Простите, Василий Гаврилович, что перебиваю, но могу ли я узнать, когда я смогу вызвать адвоката? — Кого? — Ну, как же, Василий Гаврилович, — девушка слегка подалась вперед, отчего декольте продемонстрировало чуть больше, чем следовало, — Вот сейчас, вы мне предъявите обвинения, вижу, что их здесь немало, но никаких свидетелей или адвокатов я не вижу. Как же я смогу вам что-то рассказать или подписать? — Зачем еще? — Как же? — удивилась девушка, — А если вы, просто предположение, решите вынудить меня признаться? А если кто-то здесь решит на меня руку поднять? По-правде говоря, Лара действительно боялась, что кто-то ее ударит. — Не положено! — уверенно отрезал следователь, начиная сомневаться в своей уверенности. — И не говорите ерунды, я вас бить не стану. Это допрос — формальность. — Выходит, вы уже решили меня посадить? — огорчилась Лара. Следователь снова замялся, а девушка воспользовалась положением: — Послушайте, мой начальник, Дмитрий Викторович Касторский, должен быть сейчас в Москве, может быть вы вызовите его? — Зачем? Он уточнил не потому что не понял ее, а оттого, что удивился знакомому имени. Ведь в бумагах он видел, что девушка с ленинградским КГБ сотрудничала. — Василий Гаврилович, а вы стало быть со мной наедине проводить время планируете? — она игриво приподняла бровь. А почему бы не помочь бойкой девчонке? В конце концов, едва ли Василий Гаврилович знал хоть кого-то из отдела Касторского, кто с такими обвинениями добровольно хотел встречи с начальством. К тому же, увидеться со старым приятелем, даже при таких обстоятельствах: — Ждите. К тому моменту, как Василий Гаврилович решил искать начальника странной арестантки, Касторский уже спешил по мрачным коридорам Лубянки. То, что с его нерадивой сотрудницей что-то стряслось, он почувствовал еще в Ленинграде. Еще до первого обыска в ее квартире. О том, что Княгиню забрали, ему доложил перепуганный Кирилл, отыскавший начальника в гостинице. И вот теперь Касторский сам здесь. Едва ли офицер представлял, как должно быть страшно этой своевольной девчонке. Каково же было удивление Дмитрия Викторовича, когда на проходной ему не просто доложили, где именно допрашивают Ворон, но и попросили поспешить, ведь его уже ожидают. Правда, услышав фамилию следователя, Касторский немного выдохнул, у Василия Гавриловича репутация была своеобразная, часто его рекомендовали, как добродушного и справедливого, что едва ли можно было назвать лестным отзывом сотрудника его структуры. — Дима, а я все думал тебя увижу, не тебя, — усмехнулся пухлощекий следователь. — Здравствуй, Василий, — холодно кивнул Касторский, — ты делом Ворон занимаешься? — А, это, — будто не по этому вопросу разыскивал старого знакомого, — Да, я. Странная она у тебя… — Если тебя поставили, значит дело не такое серьезное? — уточнил Касторский. — Хотел бы я тебя обнадежить, Дима, но боюсь, меня поставили, потому что не имеет значения, что именно она скажет. — А что так? — Дмитрий Викторович закурил. — Ну, обвиняют ее в публикации антисоветской книжки. Это факт, ее прочли наверху, решение вынесли весьма однозначное… Здесь вопрос в том, что на нее еще повесят. — А повесят? — Касторский прислонился к стене. — Ты ее видел? — усмехнулся следователь. — Уверен, что завтра на моем столе появится вторая папка и все от представительниц прекрасного пола. — А что с обыском в ее квартире? — Дмитрий Викторович предполагал, что у сотрудников его отдела найдется и валюта, и тряпки от фарцы. — О, ну, здесь они с братом молодцы, все чистенько: одежда без бирок, деньги в рублях… Нашли, конечно, пару пластинок не наших, но это мелочи. Если за ее Кирилла переживаешь, не переживай, на него дело не откроют. Может, в Большом петь больше не будет, может, отправят куда-нибудь в Саратов, но не больше. — С чего ты взял, что я переживаю? — Давно тебя знаю, Дим, — улыбнулся следователь. — А с Ларисой, что? — отмахнулся от слов товарища тот. — Говорю ж, дело у нее решенное, возможно демонстративным сделают. А она у тебя девушка гордая, с характером… Знаю, о чем думаешь, не отмажешь ты ее Дим, не в этот раз. Она против идеи пошла, а у нас этого не прощают. — В этом же и дело, Василий, не верю я, что Лариса на наши идеалы посягала. Она поразительно сильно страну свою любит… — Что ты мне говоришь, наша Родина — не баба, с ней либо взаимная любовь, либо к стенке… — он подумал, — Ладно, что мы в коридоре-то стоим? Пойдем с ней книжку обсудим? А то она заявила, мол без свидетелей ничего не скажу. Касторский хмыкнул. На нее это было похоже. Если решила не говорить и правда не скажет.***
Кирилл неприятно щелкал костяшками пальцев в мучительной тишине просторного номера Муслима. В такие моменты он чувствовал себя дворовым мальчишкой, терявшимся в просторных барских комнатах. — Надо ехать ее вызволять! — в очередной раз воскликнул Муслим. — Откуда? — устало поднял голову Кира. — Сам знаешь… Кира бросил усталый взгляд на друга. Отчего Лару вечно все хотят спасти? Нет! Отчего ее все время приходится спасать?! — Ладно, — не выдержал прямого взгляда Ворон, — припремся мы сейчас туда такие красивые и что? Ты знаешь, в чем ее обвиняют? Молчишь? И я не знаю. Она скрытной стала, там может быть что угодно: от валюты до какой-нибудь контрабанды! А может дело в том, что у нас на закрытии балерина не та солировала? Или за ее контакты с иностранцами?.. Что гадать? Касторский сказал сидеть… — У нас с тобой столько связей! Мы к Фурцевой пойти можем! — Муслим сделал очередной глоток коньяка. — Магомаев, — раздраженно отозвался Кира, — я понять не могу, тебе твоя карьера совсем не нравится? — Это тут причем?! — Мусик, мы понятия не имеем, что натворила Лариса Константиновна. Поверь моему опыту, натворить она действительно могла много! Не надо лезть, если тебя не зовут. Показная холодность и рациональность Киры бесила. — Тебе карьера сестры дороже?! — резко встал именитый исполнитель. — Я еще раз повторю две вещи: во-первых, Касторский велел не рыпаться, а я склонен следовать его распоряжениям, а во-вторых, Лара не девушка твоей судьбы, не подставляйся ради нее. Быстрее, чем Муслим понял, что делает, он со всей силы ударил друга по лицу. Удар получился настолько сильным, что Кира опрокинулся вместе с креслом. С пола послышалось одно короткое ругательство. Но вставать мужчина не стал. — Ты в порядке? — сам себя испугался именитый исполнитель. — Предпочту остаться на полу, — сдавленно сообщил тот, — все же, лежачих не бьют.***
— Чего? — Лара притянула к себе красную книгу с золотыми буквами и совсем потеряла прежнюю наигранную элегантность. — Не делай вид, будто видишь ее впервые, — потребовал Касторский. — Вы шутите? Какая книга? — Лара перелистывала страницы и не верила своим глазам: — Дмитрий Викторович, меня пару раз в «Новом мире» печатали и один в «Юности»! Какая книга? Кто бы этот бред напечатал? — Так текст твой? — нахмурился Касторский, до последнего надеявшийся, что это действительно глупое совпадение. — Текст мой! Но с чего бы его напечатали-то?! — девушка листала страницы, но отчего-то больше не выглядела напуганной. — Ты хоть понимаешь, что написала книгу, не просто критикующую идеалы Революции, она еще и на английском?! — ударил по столу Касторский. Василий Гаврилович лишь наблюдал за происходящим. Вся эта ругань и строгость давалась ему с трудом. Он такое не любил. — Она еще вышла на французском и испанском, — подсказал следователь, попивая чай. — Так! Стоп! — Лара всплеснула руками, точно физически стараясь остановить нападки агрессивных звуков. — Вы хотите сказать, что пол-Европы покупает мою писанину, а я даже отчислений за это не получаю? — она откинулась на стуле, — Товарищи, так выходит я здесь жертва. Касторский точно обмяк на стуле: как эта девчонка не понимает, что сейчас не до шуток? Что она сама себе могилу роет? — Зачем ты это вообще сделала, Ворон? — Так, во-первых, я ничего здесь про Великую Октябрьскую Революцию не говорила, думайте обо мне, что хотите, но я не такая дура! Здесь вся история про декабристов и глупость войны, которая меняет шило на мыло! — Хочешь сказать, что советская власть равняется монархии? — насторожился следователь. Лара приподняла бровь: — Простите, Василий Гаврилович, а как вообще аристократы с конституцией вяжутся с тем, что происходило в семнадцатом году? Не ищите скрытый смысл там, где его нет! И, к слову, во-вторых, я это писала на английском с элементами французского, когда пыталась подтянуть языки для работы! Этого вообще не должны были увидеть люди! Я горжусь почти всеми своими работами, вот этой не горжусь вообще! И все же, Лара с трепетом поглаживала золотые буквы — ее первая настоящая книга, которую читают. — Ты понимаешь, что уже начались допросы? Ты представляешь сколько всего подошьют к твоему делу? ты диссиденткой станешь! — А так, Дмитрий Викторович, еще нет? — Лара потрясла книгой. — Лариса Константиновна, так вы оправдываться будете? — внезапно спросил следователь. — А смысл мне оправдываться? Одному Богу известно, как эта книжка в печать попала! Вы же сами сказали, что к моему делу подошьют много всего, выходит уже начали? Если вы решили усмотреть там тайный умысел — наверняка усмотрите, что я с этим сделаю? Хотите, чтобы я как Мастер повторяла: «Может быть что-то не так истолковано?.. Я Ведь зла никому не желал… Пощадите роман…»… Вот уж нет! Я верю в какую-то маломальскую справедливость! Касторский осуждающе покосился на подопечную: восхитительная отвага, граничащая с безумством. Как же сильно ему нравилась эта идиотка. Как же сильно ему хотелось защитить ее наивные идеалистические взгляды… — Ну, я не знаю, что здесь еще сказать, — развел руками следователь. — Она может идти? — словно предложил вариант коллеге Касторский. — Куда? — вздохнул Василий Гаврилович, — Я же говорю, роман прочли наверху, распоряжение отдали… — Сам подумай, куда она денется, пусть идет в гостиницу, все равно сейчас допросы будут… — Так я и говорю, куда она пойдет? Подговаривать свидетелей? Я человек мягкий, понимающий, но жизнь свою люблю… — Понимаю, — вновь сдержанно кивнул Касторский и печально посмотрел на Лару. Мужчины посмотрели друг на друга. Василию Гавриловичу вспомнилось, как Димка тащил его из-под обстрела, как они вместе прятались в окопе, как делили паек. Странным показалось, что с тех пор они почти не общались. Следователь ринулся покорять Москву, а Дима остался в Ленинграде. Конечно, распределение — та еще русская рулетка. — Слушай, — вновь подал голос следователь, — с другой стороны, может ты за нее поручиться сможешь? Касторский посмотрел на Ларису. Поручиться за нее? Он не знал, в чем еще ее обвинят. Что еще она сделала. Лишь на короткий миг он задумался о себе, о том, что и его могут пустить соучастником. А потом вновь вспомнилась Кора и ее однозначное: «Не помочь, когда можешь помочь — последняя подлость». — Готов подписаться, — холодно отозвался Касторский. Лара изумленно смотрела на начальника. Она знала, что Дмитрий Викторович человек не плохой, хоть и сквозняки любит, но не ожидала от него такой самоотверженности. Девушка усомнилась в том, что сама бы смогла так быстро решиться рисковать репутацией ради малознакомого человека. Или Лара уже была не малознакомой? — Ну и славно, — улыбнулся следователь, — забери ее в гостиницу, мы тут пока всех допросим, потом снова вызовем. Только, пожалуйста, по-человечески вас обоих прошу, Лариса Константиновна, не покидайте номера, не встречайтесь со знакомыми. Лара одарила его лучезарной улыбкой. На том и разошлись. Ворон шла за Касторским молча с высоко поднятой головой, ловя на себе неоднозначные взгляды редких обитателей мрачных стен, она не забывала отвечать на их внимание улыбками. Только когда машина Касторского тронулась, Лара закрыла лицо руками. Краем глаза офицер видел, как дрожат ее плечи. — Я уж было подумал, что тебя ничем не проймешь, — поделился он наблюдениями. — Вы же знаете, что я дурная, а не дура? — отозвалась Лара, все еще не желая вылазить из ладоней. — Ладно, сейчас быстро рассказывай, привезла ли ты что-то из своего Парижа, что еще наши не нашли? Лара неуверенно пыглянула из-за пальцев. — Я хочу тебе помочь, — быстро отозвался Касторский, — в сложившейся ситуации, полагаю, я единственный, кто не хочет тебе зла. — Звучит грустно, — призналась Лара, — я поняла. Она сделала глубокий вдох, собираясь с мыслями. Быстро меняющийся пейзаж. Хотелось домой. Ее как будто укачивало. Девушка встряхнула головой: — Так, у Людмилы, из балетных, в коте фотографии, они сами по себе странные. Мне кажется, за мной следила разведка США. Или Ройс больной извращенец и вуайерист! — Какой Ройс? — наморщил лоб Касторский. — Что за фотографии. Кто такая Люда? — Ройс, который фотограф, балерин наших фотографировал. Мы с Кирой его еще сопровождали. Он встретился со мной в Париже за несколько дней до отъезда. И он… Лара осеклась, думая о том, стоит ли говорить про Найта и Людочку. Касторский это ее смятение подметил и бросил короткий требовательный взгляд: — Чем больше я узнаю, тем лучше смогу помочь. — Ладно, он еще на меня вывел одного англичанина! — Зачем? Хотя, нет, потом расскажешь, — Дмитрию Викторовичу нужно было узнать все, что только можно, пока они в машине, — еще, какие вещи нужны? Лара задумалась: валюту она не ввозила, на таможне их особо не досматривали. Что еще? — Мои отчеты! — У тебя их не изъяли? — удивился офицер. — Нет, только театральные, они были в моем багаже… Я не говорила про другие, а Киру почему-то не догадались сразу досматривать… — В отчетах есть что-то такое? — Они как обычно… Лара печально посмотрела в окно. Они как обычно — честные и бесхитростные. В отчетах нет ничего постыдного. Но там есть Муслим, там есть информация о помолвке. — Следователь не должен их увидеть? — Муслим сделал мне предложение, — Лара опустила взгляд. — Тебя можно поздравить? — хмыкнул Касторский. — Нет! В отчетах совсем уж крамольного ничего нет, но я отразила, что он мне предложение сделал… Вот эту запись нужно убрать. — Зачем? — Не понимаете? — удивилась Лара, — Такая невеста, как я, может ему жизнь поломать! — Думаешь твой Магомаев за тебя не вступится? — почему-то Касторскому стало обидно за девушку. — А это важно? — вздохнула она, — Я бы, если честно, не хотела, чтобы за меня кто-то вступался. Правильно следователь сказал: сколько еще всего мне пришьют… — Ладно, почти приехали. Сейчас я отведу тебя в номер, там разговаривай как можно меньше. Не знаю, но остерегаюсь прослушки. Ты, Лариса, думай, что я должен знать, чтобы тебе помочь, а я пойду за твоими вещами и брата твоего обрадую, что ты пока жива и даже на относительной свободе. Начальник говорил так серьезно, что Ларе захотелось плакать. Она подумала про Марка, который наверняка также метался по городу, вызволяя непутевую невесту. А что она? Сбежала! Сбежала и инсценировала собственную смерть! Не специально, но о чем она думала? Лара не думала о нем, прикрываясь благородными мотивами не портить ему жизнь, она взрастила в нем чувство смертельной вины. Если бы Ларе не было так страшно остаться одной, она бы наверняка попросила Касторского сдать ее обратно КГБшникам.