Не особо принципиальный отдел

      — Она спит с иностранцами…       — Валютная проститутка.       — Как с чего взял?! Ее отстраняли из-за какой-то болезни!       — Наверняка фарцует.       — Почему валюта? Вы были у нее дома? Откуда у нее квартира?       — Ну, аморалочка, конечно, этот ее историк, слышала, он с ней жил!       — Не верите? Да она в Москву катала сразу с двумя мужчинами!       — В поездке? Ха! Все знают, она спит с Магомаевым.       — С Магомаевым? О, ну он с нами много ошивался.       — Ясно дело она к нему клинья подбивала!       — Какая разница? Но она явно ввозила что-то во Францию.       — Ввозила во Францию? Ну, она по магазинам шлялась, в ресторанах завтракала!       — Не знаю! Но она точно встречалась с иностранцами!       — Встречалась ли с кем-то? Дайте подумать! Конечно! С фотографом, американским. Я с ним работала…       — Точно! Ройс у нас балерин снимал для какого-то журнала зарубежного.       — А это важно? Под ее надзором две солистки странным образом не смогли выступать на закрытии!       — Действительно, с балеринами история странная вышла…       — Ну, да, танцевала ее подружка — Людочка… Но какое значение? Девочка талантлива.       — Она на меня надавила? Вот еще! Ситуация странная, но Людочка…       — Вы теперь меня обвиняете?! Это был форс-мажор! Вам сказали, что парторг какой-то властью невиданной наделена?!       — Власть? У Ларисы Константиновны? Вздор!       — Чтобы иметь такое влияние, ей нужно было больше времени с нами проводить, а она все к Магомаеву…       — Вы слышали, какие песни она пела. А я вам сейчас напою!       — Серьезно?! — не выдержала Лара. — Вы сейчас мне предъявляете то, что я на пьяном сабантуе спела песню, которую как-то не так трактовали?       — Вы позволили им пить? — возмутился Василий Гаврилович.       — А вы хотели, чтобы я у взрослых людей бутылки конфисковывала?       Если бы не ее насмешливый тон, Василий Гаврилович наверняка бы выразил однозначное согласие. Как ни крути, но именно контроль за взрослыми являлся ее основной задачей.       — Вот текст, — холодно отозвался Касторский, протягивая ей листок с ровными буквами.       — У вас слово «трогать» с ошибкой, — кивнула Лара, пробегая глазами по тексту.       — Ерничаете? — покачал головой Василий Гаврилович.       — Отчего? — искренне удивилась арестантка, — Там не через «A», а через «OU».       — Лариса! — начал злиться Касторский.       — А зачем тогда вы мне дали этот текст? Хотели чтобы я вам исполнила? Песня отличная.       Проговорив это Лара начала петь. Легкая и веселая. С красивым макияжем и соблазнительной красной помадой. Неужели она и правда не понимает, насколько все плохо? Нет, все она понимала.       Это было ясно еще в первый день, когда Касторский довел ее до номера и поспешил на встречу с Магомаевым и Кириллом. Несмотря на то, что именно с легкой руки Дмитрия Викторовича устраивались все эти невероятные приключения Лары, несмотря на то, что под его началом уже не первый год существовал отдел, направленный на развлечение высоких гостей, он сам едва ли мог представить ситуацию, в которой ему бы понадобилось встретиться с самим Муслимом Магометовичем.       Касторский вошел без стука, полагая, что чем быстрее окажется внутри номера, тем лучше. Странная картина открылась его взору: на диване сидел высокий мужчина и монотонно подбрасывал какой-то предмет в воздух, в перевернутом кресле, скрестив ноги по-турецки, умостился Кирилл Ворон, возле пианино, прижимая к груди игрушку, стояла хрупкая невысокая девушка, которая явно что-то говорила, в момент, когда порывом леденящего воздуха влетел Касторский. Прекрасная незнакомка удивленно обернулась на нежданного гостя.       Повисла немая неловкость. Комнату застилала неплотная пелена табачного дыма, от этого первое, что сказал Касторский:       — Вам стоит проветрить.       На самом деле он хотел бы сказать что-то еще, точнее, он хотел бы спросить что-то еще. Но серьезному офицеру не к лицу лишнее удивление. Касторский успел окинуть комнату еще одним беглым взглядом, прежде чем услышал хоть какую-то реакцию на свое присутствие. На кофейном столике переполненная пепельница, около стола пустая бутылка виски, на полу импортные журналы со свадебной тематикой, около перевернутого кресла разбитый стакан, у Кирилла запекшаяся кровь под носом, а у девчонки…       — Дмитрий Викторович, как Лара?! — неловко поспешил подняться на ноги Ворон.       — Пока в порядке.       — Пока?       После кривого восстания Кирилла, словно и остальные присутствующие ожили.       — Она в моем номере, — кивнул Касторский и с какой-то неявной брезгливостью кивнул в сторону кресла.       — Значит, с ней можно встретиться?! — с надеждой вскинулся Кирилл.       — Нет. Встречаться с ней нельзя. Я обещал следователю, что она ограничит любые контакты. — Дмитрий Викторович говорил коротко, рублено.       — Но я ее семья…       Кирилла перебил Муслим:       — Выходит, Лара будет спать с вами?       Касторскому не понравился намек:       — Думаю, мой номер окажется удобнее тюремной камеры, Муслим Магометович, — офицер смотрел пустым, пугающим непроницаемостью взглядом. — Прежде чем мы продолжим, товарищи, хотел бы знать, кто это?       Людочка помялась, с момента прихода странного мужчины, имевшего явное отношение к органам, попадать в которые она не планировала, девушка размышляла над тем, как бы получше выскользнуть из комнаты. Ее тонкие пальчики с нечеловеческой, свойственной всем балетным, силой сжимались на шее несчастного котенка. Будем честны, Людочка не блистала интеллектом, с трудом закончила восемь классов, но и совершенно пустоголовой назвать ее можно было с огромной натяжкой. Нет, Людочка просто до неприличия доверчивая.       Итак, полной дурой Людочка не была, а оттого начинала подозревать, что ее внезапный дебют в Париже, а также предложение иностранца сбежать из цепких лап Родины, не останутся незамеченными, танцовщица поспешила к единственному человеку, который по ее мнению, мог внести хоть какую-то ясность в происходящее. К тому же, Людочка, хоть и доверяла Ларисе Константиновне, но и своей интуиции не изменяла — парторг под арестом, вся эта история отразится и на маленькой балерине.       — А, Дмитрий Викторович, — Кирилл сообразил, что Касторский не читал Лариных отчетов и о протеже сестры может не знать, — позвольте представить: Людмила.       — Людочка с фотографиями, — Касторский вспомнил, что ему уже успела рассказать Лара.       Людочка бы предпочла войти в историю с определением «прима» или «несравненная», почему-то «с фотографиями» показалось оскорбительным. Ведь если ее посадят, а в сложившихся обстоятельствах Людочка практически не сомневалась, что этим дело и закончится, в тюрьме ей наверняка дадут какое-то незвучное прозвище.       Муслим же приподнял бровь. Касторский ему не нравился. Холодный и неприятный. Человек, который не вызывал доверия, как любой иной гражданин в черном плаще, способный без стука проникнуть в его номер.       — Что у вас здесь случилось? — решил хотя бы для себя определить Касторский.       — А, это…       Нет, Людочку не просто посадят… Нет, все же просто посадят. Ее посадят и на этом кончится карьера. А Маринка, отхватит ее комнатку в общежитии. Сначала она привозит ей икру, а потом захватывает угол, нажитый непосильным трудом. А ведь говорила Людочкина тетка, что от сводных сестер ждать беды. А если Людочку покалечат?       — Третий раз? — к удивлению и стыду именитого исполнителя, суровый Касторский усмехнулся, заслышав обо всей этой чехарде с кольцами для Лары.              Людочку объявят врагом народа. Этот позор будет несмываемым пятном на всех ее тетках и злодейке-сестре. Людочка не выдержала и разрыдалась. Словно обессилив, она опустилась на стульчик возле пианино, уткнулась носом в котенка.       Касторский без особого интереса посмотрел на девочку и попросил:       — Гражданка, отдайте зверя, испортите снимки.       — Дмитрий Викторович, может их и правда уничтожить? — опомнился Кириллушка.       Он не понял, что именно расстроило балерину, но по джентльменской привычке, бросился наливать милой даме воду. Он опустился на колено возле Людочки и галантно протянул ей сосуд и белоснежный носовой платок.       — Что за фотографии? — серьезно спросил Муслим. Одновременно он мог переживать о благополучии только одной женщины.       Касторский уже успел отобрать у Людочки кошку и теперь быстро перебирал карточки. На вопрос Магомаева он, не отрываясь от увлекательного занятия, ответил:       — Если вам не приходилось видеть свою невесту голой, то это ваш шанс, — Дмитрий Викторович перелистнул еще несколько картинок и, игнорируя негодование исполнителя, сообщил, — о чем я говорю? Конечно вы ее видели!       — Не смейте… — Муслим осекся, он не знал, что именно на фотографиях, но мог припомнить несколько раз, когда Лара представала перед ним в весьма неоднозначном виде.       — Это сделал Ройс? — проигнорировал попытки праведного гнева Касторский.       — Да, но он явно делал это по чьему-то заказу…       Именитый исполнитель опустил глаза. Скорее всего Кирилл знал про эти снимки, скорее всего он уже их видел. Кирилл Ворон видел неприемлемые фотографии сестры, хуже — он видел, что недостойное поведение было со стороны Муслима. Не имеет значения, что никакой порочной связи у них не было, если бы Муслим увидел такие изображения с участием своей сестры, он бы уже убил подлеца.       И все же, именитый исполнитель не мог не отметить, с каким спокойствием Кирилл держался весь этот день. Да, он был встревожен в аэропорту, но после встречи с Касторским немного расслабился, а теперь и вовсе утешал невесть чем огорченную Людмилу. Хорошо, что он, Муслим, уже успел сделать предложение Ларе.       — Людмила, — Дмитрий Викторович обратился к танцовщице, когда та перестала издавать сомнительные хрюкающие звуки, — в скором времени вас ждет допрос. Я не ознакомился со всеми подробностями, — Касторский помедлил, — Кстати, Ворон, отдай-ка мне Ларины отчеты.       — Ее отчеты по театру забрали с ее багажом! — ужаснулся мужчина, понимая сколько всего там могло быть написано.       — Забрали театральные отчеты, а я прошу важные. Лариса сообщила, что осмотрительно оставила их в твоем чемодане.       Кирилл опустил плечи: хорошо, что она заранее предвидела ситуацию ареста, но как это подло с ее стороны, подкидывать такие бумаги родному человеку. Ведь он спрашивал сестру на таможне, стоит ли ему опасаться. Ворон поплелся к своему чемодану.       — Итак, Людмила, — офицер снова обратился к девушке, — о допросе, если у вас не будут спрашивать про роман с тем иностранцем, а также про обстоятельства, при которых вы стали нашей новой примой, не поднимайте этой темы. Лариса просила вам передать, что этой тайны не выдаст, а в худшем случае, объявите виновной вашего парторга, она сказала, что подтвердит все. Поэтому не стоит беспокоиться. Надеюсь, что…       — Вы правда думаете, что я позволю Ларисе Константиновне взять мою вину себе? — оскорбилась Людочка.       Касторский не ожидал такого пыла от ребенка, который только что чуть не захлебнулся своими же соплями. И сама Людочка, кажется позабыла о том, что собиралась в тюрьму.       — Я комсомолка, Лариса Константиновна мой друг. У меня есть совесть! Я лучше умру, чем предам невиновного человека!       Кирилла позабавила самоотверженность Людочки. В глубине души Касторский порадовался, что у непутевой Ларисы нашлись верные друзья. В сложившейся ситуации только друзья и чудо помогут Ворон выбраться из этой передряги.       — Вы думаете, я замешкалась, когда в аэропорту у меня попросили досмотреть этого вашего кота? Нет!       — Тебя досматривали? — ахнул Кириллушка, нашедший отчеты и решивший, что ему полагается выпить.       — Да! Не без помощи этой нашей Тамары! Но я им сказала, что это предметы личной гигиены! И это они и оказались! Я знала, что могу на вас положиться, а вы должны знать, что и на меня можно!       Только теперь Касторский обратил внимание во что именно были запрятаны снимки.       — Но… Но с чего ты? — Кирилл не мог подобрать верных слов, чтобы сформулировать свой абсурдный вопрос.       В соседней комнате зазвонил телефон.       — Кирилл Константинович, — нахохлилась Людочка, став похожа на воробья, — вы сами сказали, что у Ларисы Константиновны, — она смутилась и понизила голос, словно не хотела, чтобы остальные мужчины услышали страшные слова, — болезненная менструация…       Кирилл побелел. А если бы Лара не додумалась завернуть все в предметы личной гигиены? Людочка слепо поверила его объяснению? Какой дурой нужно быть, чтобы довериться этому бреду?       — Вы упомя… Муслим Магометович, прошу вас, возьмите чертов телефон.       Словно опомнившись, именитый исполнитель поспешил ответить.       — Людмила, вы упомянули, что на вас указала…       — Тамара! — кивнула танцовщица, — Тамара Синявская, наша…       И тут Людочка осеклась. Она не поняла с чего решила, что может доверять этому суровому огромному мужчине. Она говорила без утайки о том, что не выдаст секрета Ларисы Константиновны, но сейчас сдавала ее без умолку.       — Я сам удивлен, но в сложившейся ситуации, предпочту помочь Ларисе, — угадал испуг Людочки Касторский, — я должен знать что-то еще, прежде чем вы сможете уйти?       Людочке было нечего добавить, скорее это она хотела задать подобный вопрос.       — В таком случае, Людмила, — был какой-то нажим в том, как Касторский произносил ее имя, — попрошу вас вернуться в общежитие и убрать подальше вещи, привезенные вами из поездки. Не утверждаю, но предполагаю, что в худшем случае и у вас, с вашей решимостью, могут быть обыски.       — Я поняла. До свидания.       Кириллу показалось, что с таким лицом в последний раз к ним заходила Екатерина Ивановна, прежде чем отправиться за мужем.       — Кирилл, чем ты думал, когда сказал ей прийти сюда? — с легким раздражением обратился Касторский, заперев дверь номера.       — Это не я! — начал оправдываться Кира, — Она сама пришла, буквально за минуту до вас, Дмитрий Викторович.       — Поразительная глупость, и я затрудняюсь сказать, чья в первую очередь! — Касторский задумчиво посмотрел в окно, — Хороший у вас вид, товарищ Магомаев.       — В чем обвиняют Лару? — не выдержал именитый исполнитель.       — В публикации антисоветского романа за границей.       — Антисоветского? — удивились Ларины заступники.       То, что Лара опубликовала роман не удивило никого.       — К чему тогда такая скрытность? — Кирилл понял, что ничего больше про роман он не услышит. — Мы можем пойти к Фурцевой, она наверняка сможет помочь!       — Кирилл, вы ведь еще не были у нашего министра культуры именно потому, что понимаете, Лариса не ограничилась только этим?       — На что вы намекаете? — именитый исполнитель терял терпение.       — Муслим Магометович, — снова холодно заговорил Касторский, поднимая кресло и усаживаясь в него, — я понимаю, что Лариса Константиновна является девушкой невероятных талантов, но спешу поставить вас в известность, что сейчас речь не идет о человеческих отношениях.       — Она моя невеста!       — Она мой агент, — парировал Касторский.       — На что вы намекаете?! — повторился Муслим.       — Знаете почему у нас с вами есть еще один отчет, который так огорчил Кирилла?       — Дмитрий Викторович, — Кириллушка был ужасно зол на сестру, но не желал уничтожать ее отношения с человеком, который действительно влюблен в нее, — не надо.       Касторский нехарактерно вздохнул, припоминая дурацкую просьбу младшей Ворон: «Сделайте так, чтобы Муслим не спасал меня» и продолжил:       — Вам не показалось странным, что Ларису направили в Большой, на гастроли в Париж, что она так спешила понравиться вам? — Касторский кивнул в сторону папки.       — Я вас…       — Уроните, как уронили Кирилла? — прервал Касторский, — в таком случае, понимаю, почему Ворон предпочел не ставить кресло обратно. Муслим Магометович, вы сейчас хотите за нее оскорбиться, но это не справедливо по отношению к вам.       — Дмитрий Викторович! — в последний раз попытался призвать к его совести Кирилл.       — Вы сделали ей предложение только потому, что наши Вороны имеют феноменальную способность нравиться людям. Большим сюрпризом для меня стало, что Кирилл смог стать другом кому-то вроде вас, — почему-то «кому-то вроде вас» звучало отвратительно презрительно, — а пока Лара пыталась всеми правдами и неправдами заполучить чертежи у того историка…       — Вы лжете! — именитому исполнителю не нужно было дослушивать, чтобы понять, к чему клонит неприятный мужчина.       Муслим схватил пустую бутылку и швырнул ее в стену. Оглушительный звон разбитого стекла.       — Вороны когда-нибудь говорили вам, как в народе прозвали наш отдел? Нет? — даже не вздрогнул Касторский. — НОПО — Не Особо Принципиальный Отдел. Сможете ли вы сами сделать вывод, почему их так называют?       Глядя на бледного разбитого Магомаева, Касторский не мог не поразиться тому, насколько один человек может любить другого, насколько правда может сломать само естество. Впервые он порадовался, что сам никого так не любил.       — Муслим, — насмешливо-мягко произнес Касторский, — вы были ее заданием. Сколько колец не надень ей на палец, если она выйдет из этой истории сухой, едва ли она останется с вами. Поэтому, стоит ли рисковать делом своей жизни?       Когда Дмитрий Викторович вернулся в свою комнату у него ужасно болела голова, как всякий раз, когда речь шла о Ларисе. Он услышал звук бегущей воды в ванной и поспешил туда.       Лара почувствовала, что в комнату кто-то вошел, но не завизжала. Дверь в ванную снова прикрылась.       — Не выключай воду и закройся шторой, — попросил Касторский, прислоняясь к раковине.       — Вы выбрали весьма пикантное место для беседы, — отозвалась она, следуя инструкции.       Ее умение не удивляться — один из самых поразительных талантов.       — Я забрал фотокарточки, поверь, Лариса, я видел уже все, что мог.       Он усмехнулся, но сделал это не пошло и не зло. Он усмехался с грустью, не радуясь тому, что вынужден делить комнату с прекрасным гидом.       — Я не знаю, есть ли в номере прослушка, — признался Касторский, — ты очень удачно решила помыться.       — Я подумала, это может быть моим последним разом… Ну, когда я живу с такими удобствами… Вы с ним поговорили? — резкая смена разговора.       Касторский закурил, стряхивая пепел в раковину.       — Я бы тебя не простил, — Дмитрий Викторович сделал затяжку, — Я бы на твоем месте и меня не простил…       Да, старому офицеру было стыдно за то, как он обставил историю с Лариным заданием.       — Знаете, сомневаюсь, что вы сказали что-то более страшное, чем то, что я шлюха, а поверьте, этому ласковому прозвищу я уже не обижаюсь, — рассмеялась она.       — Зачем было его так отвергать?       — Ну, — Лара помедлила, притягивая колени к груди, — я уже однажды сломала карьеру хорошему человеку, который почему-то решил меня защищать. Боюсь, что Магомаева страна мне не простит…       — Ты совсем не веришь, что все закончится хорошо? — прямо спросил Касторский.       — А что мы считаем за эту точку «хороший конец»? Я только знаю, как это бывает, когда кто-то с большой властью решает, что ты виновен, — пожала плечами Лара.       Касторский не мог не восхищаться тому, как Лариса принимала все эти ужасы. Как утром она подводила губы красной помадой и надевала самые красивые каблуки, как сейчас сидела и смеялась, пропевая этот ужасный мотив:       Touch-a, touch-a, touch-a touch me       I wanna be dirty       Thrill me, chill me, fulfill me       Creature of the night       Then if anything grows       While you pose       I'll oil you up and drop you down       — Лариса Константиновна, но ведь теперь не оттепель! — не выдержал Василий Гаврилович, — вы только усугубляете ситуацию!       — Бросьте, — расхохоталась девушка, — вы видели эту стопку обвинений? Как это можно усугубить?