Не особо принципиальный отдел

      Без какого-либо смятения Лара сидела за привычным столом для допросов и выстукивала какой-то приятный мотив красными ноготочками. Вся эта канитель с КГБ и романом шла на четвертую неделю, а, как известно, бояться постоянно невозможно. Нет, наверное, возможно, но Лара не умела. К Василию Гавриловичу девушка привыкла и начала ощущать свою безнаказанность. В конце концов, хотели бы ее смертельно покарать, давно бы покарали.       А так, папка ее постоянно менялась в размерах, в зависимости от того, что Лара отвечала на бумажки разных цветов. В какой-то момент ей показалось, что это игра: полноценные листы — обвинения за пятьсот, клочки — шутки за 300. На небольших листах ничего путного не писали. Как правило, их присылали вдогонку, с какими-то обрывками ее фраз, вырванных из контекста.       Лара не общалась с Кириллом, но знала, что из театра его не выгнали и в тайгу не сослали. Муслим, ожидаемо, тоже перестал фигурировать в ее информационном поле. Очевидно, побывал на допросе и послал ее к черту. Лара не осуждала. Ей было немного грустно, оттого, что он так легко с ней расстался, в конце концов, мог бы и в окно влезть и записку с завтраком подкинуть… Нет. Он зол на нее. Хорошо, что так. Хорошо, что он не влюбленный дебил, готовый рискнуть карьерой, ради девушки, которую знает несколько месяцев.       Она откинулась на стуле. Время тянулось медленно. Василий Гаврилович опаздывал редко. Справедливости ради, он опоздал однажды, в день их знакомства, но тогда он и точное время ее визита не назначал. Лару притащили и велели ждать. Теперь-то дело иное. Ей говорили, когда прийти и она под четким надзором Касторского, приходила. На этот раз следователь не появлялся настолько долго, что даже Дмитрий Викторович не выдержал и ринулся на поиски товарища.       Нет, хорошо, что Муслим от нее открестился. Хорошо… Но, сука, обидно! Неужели нельзя было проявить хоть небольшую настойчивость? Неужели ему совсем не хотелось потрясти ее за плечи и поорать: «Как ты могла?!». Лара хмыкнула. Муслим, ей казалось, как мистер Дарси, если его доверие потерять однажды, восстановить потом будет невозможно…       Дверь скрипнула. Девушка вся собралась, принимая приличный вид на стуле. Перед ней стоял молодой мужчина, которого можно было назвать очень даже красивым.       — Сильно же вы изменились, Василий Гаврилович! — пошутила она, но внутри все сжалось.       Да, Лара не нервничала во время этих невероятных походов в подвалы мрачной и сырой крепости, но не нервничала оттого, что хорошо знала регламент ивентов. Плюс минус, девушка запомнила всех сотрудников, которые хоть как-то с ней пересекались. Высокого и красивого мужчину она не знала и никогда не видела.       К тому же, высокий и красивый никак не ответил на ее, может и корявое, но приветствие. Лара выпрямилась еще сильнее и постаралась изобразить непринужденное выражение лица. Где носит Касторского?!       Тем временем красивый мужчина сел напротив нее. Он смотрел непроницаемо. Лара внимательно окинула незнакомца взглядом. Немного наклонила голову набок, словно размышляла над чем-то. Молчание тянулось слишком долго. Лара откинулась на спинку стула, словно потеряла всякий интерес. Она закинула ногу на ногу и принялась изучать трещину на потолке. В защиту Лариного интереса могу сказать лишь, что трещина та была подозрительно похожа на русло Невы, Охты и Малой Невки. Да и вообще, Ларе хотелось домой.       — Проявите уважение! — мужчина резко хлопнул по столу, не выдержав подобной развязности. — гражданка Ворон.       Лара удивленно, но не испуганно перевела взгляд на агрессора:       — Прошу меня простить, если в моем поведении вы усмотрели дерзость, — она помедлила и решила добавить, — можно ли вас попросить не повышать на меня голос?       На минуту в его глазах промелькнуло смятение, но быстро исчезло. Он ожидал чего-то подобного. Ожидал. Но не был готов.       — Не в вашем положении проявлять подобную грубость!       Снова повышенные тона. Лара поняла, что следовало бы придержать язык и быть осторожной. Она здесь одна. Она не знает, кто перед ней. Мотивируясь этим решением она подалась вперед:       — А чем мое сегодняшнее положение отличается от вчерашнего? — Лара немного наклонила голову, отчего очаровательная прядь выскользнула ей на глаза.       Дурацкая пауза. Лара бесила незнакомца тем, что не боялась. Она заставляла Кида Владленовича чувствовать себя дураком. Какая-то вульгарная баба смеет насмехаться над ним?       — Вы, я понимаю, не осознаете всей тяжести преступления? Вы предательница Родины!       — Нет. — коротко отозвалась она.       — Что? — словно не разобрал ответа незнакомец.       — Я кто угодно, но не предательница Родины. Свою страну я люблю и ничего иного никогда не говорила.       — В таком случае, вы здесь по ошибке? — усмехнулся мужчина.       — Нет, — снова отозвалась девушка.       — Вы признаете вину?       На минуту Кид Владленович удивился: если сейчас она совершенно спокойно признается в содеянном, отчего Василий Гаврилович тянет это дело уже которую неделю.       — Нет, — Лара пожала плечами.       Кид Владленович скрежетнул зубами. Так она просто издевается над ним!       — Простите, — помедлив добавила она, — сейчас вы снова имеете полное право счесть мой ответ неуважительным. Я не хотела бы этого. И все же, боюсь, мы не были представлены должным образом, — вкрадчиво начала девушка. — Не могли бы вы назвать свое имя и должность, а также причину по которой состоялся этот разговор?       — Что?!       Ее тон, ее манера, ее внешность. Все это не просто злило, Лариса Константиновна одной своей улыбкой пробуждала в нем глубинное и ужасное. Самое темное. Она выбивалась из всех тех механизмов, которые позволяли Киду чувствовать себя значимым. Она его не боялась. Она требовала каких-то прав в месте, где права были только у него.       Ларе же хотелось ударить себя по лбу, долбануться лицом о стол, что угодно. Все, нужно перестать! Нужно переставать! Переставать злить неизвестного ей человека!       — Мне могло показаться, но ситуация выглядит так, будто вы знаете обо мне куда больше, чем я о вас, — Лара кокетливо улыбнулась.       Незнакомец подскочил и с силой рухнул прямыми руками на стол. Страшный. Огромный. Мужик. Лара не любила материться, но хоровод нецензурных слов закрутился у нее в голове. Она не шелохнулась. Не шелохнулась, потому что оцепенела. Что происходит?       — Пожалуйста, представьтесь и покажите ваше удостоверение.       Лара кинула испуганный взгляд в сторону двери, молясь, чтобы Касторский появился, как джинн. Однако ее испуганный взгляд был воспринят очередным вызовом. Жгучая боль. Мужчина со всей силы ударил ее по щеке. Она скрутилась в правую сторону, продолжив траекторию удара. Самое ужасное, Киду понравилось это чувство власти над своей жертвой. Самое страшное — Лара это поняла. Ее бьют не за вину, а за то, что это она. Ее бьют, потому что она слабая.       Лара не схватилась за раскаленную щеку. Она медленно, словно неваляшка, вернулась в исходное положение и с легкой улыбкой повторила:       — Пожалуйста, представьтесь и объясните, почему следователь по моему делу сменился.       И все же, почему сменился следователь? Потому что Лариса Константиновна Ворон была слишком красива. Как в старой песне: «я провинилась красотой». Кид Владленович без особого удовольствия встретился с отцом. Пребывая в некотором раздражении, как всякий раз, когда ему приходилось наведываться к единственному живому и, к несчастью здравствующему, родителю. И тут по коридору разнесся заливистый смех, а затем приглушенное пение. Кид удивился и пошел на звук. Не так часто по коридорам их департамента разносится приятный женский смех. Кид Владленович остановился возле приоткрытой двери. Невероятно привлекательная девушка.       Чем дольше он смотрел на нее, тем сильнее ощущал возбуждение. Ее положение. Кида выводила из себя одна мысль о том, что эта гражданочка не чувствует какого-либо смущения. Она веселилась. Ему страстно захотелось пресечь это. Но он смог сдержаться. Наверняка она проходит по какому-нибудь делу о фарцовке или… или проституции? Она могла бы быть валютной проституткой. Она выглядела доступной. Она выглядела приглашающей.       Вечером того же дня Кид Владленович запросил материалы ее дела. Утром из толстой папки исчезла одна фотокарточка арестантки. Днем на серьезный разговор был вызван Василий Гаврилович. Граненый стакан был разбит, когда Кид услышал, что арестантка живет вовсе не в одной из камер.       — Как же, Кид Владленович, — покачал головой Василий Гаврилович, — дело мне дали… Да и Ворон, девушка приличная…       — Приличная? — лицо Кида пошло пятнами, — вы себя слышите?! Вы ее дело читали?! Или эта проститутка вам последние мозги запудрила?!       — Кид Владленович, — вздохнул старый следователь, не любивший конфликтов, — Не кипятитесь, подумайте о том, что скажет отец…       — Что скажет отец?! — вновь перебил Кид. — Это ты, старик, подумай, что скажет отец, когда узнает, что эта западная подстилка спокойно по улице ходит!       — Дело Ларисы Константиновны весьма неоднозначно и требует более глубокого изучения, — спокойно продолжал следователь, — сейчас мы проводим допросы и не видим смысла содержать Ворон под стражей. К тому же, девушка полностью выполняет все выдвинутые ей требования и не встречается ни с кем за пределами нашего отдела.       — Вы месяц всем отделом не можете выбить признания от какой-то девчонки!       — Кид Владленович, я работаю уже не первый год. Мне нравится думать, что методы наши суровы, но справедливы. Лариса Ворон своей вины полностью не отрицает, но в ходе нашего расследования были выявлены обстоятельства, которые во многом влияют на ее обвинения. — он помолчал. — Послушай, Кид, я знаю тебя много лет, ты отличный сотрудник, отличный разведчик, но применяй свои таланты к действительно плохим людям…       Василий Гаврилович по-отцовски улыбнулся. В Киде Курпатове он видел мальчишку, которого властный отец таскал в отдел. Мальчишку, которого не долюбили и поломали. Василий Гаврилович не любил ни одного из Курпатовых, но надеялся, что младший из них прислушается. Глупо.       Злой он вышел в коридор, где наткнулся на Касторского:       — Василий, задерживаешься…       — Пойдем, — хмуро скомандовал старый следователь.       — Куда? Лариса ждет в…       — К Магомаеву.       — Зачем? — Касторский не любил выглядеть глупо и не понимать, что происходит.       Василий Гаврилович выругался и добавил:       — Ей поможет либо главный исполнитель СССР, либо чудо.       Касторский поморщился, разворачиваясь к выходу. Встречаться с именитым исполнителем не было смысла. Он наговорил ему про Ларису столько, что… Он не станет ей помогать. Он не станет рисковать ради нее карьерой.       — Сомневаюсь, что он согласится, — поделился Касторский, когда они сели в машину.       — Я думал, он близкий друг ее брата. Неужели откажется? — удивился Василий Гаврилович, который сам не понял, как стал защитником этой девчонки.       — Они были помолвлены, а Лариса сказала ему, что использовала его… Я сказал, что Лариса использовала его…       — Вот дела, — усмехнулся Василий Гаврилович, выслушав историю целиком, — Знаешь, а в твоем отделе работа-то поинтереснее моей будет…       — Лариса просила сделать так, чтобы он не пострадал, — поморщился Касторский.       Магомаева они нашли в Останкино.       — Вы, — Муслим произнес это с таким видом, будто увидел таракана в чужой блевотине, — Пришли и меня арестовать?       — Муслим Магометович, — заговорил Василий Гаврилович, как человек более приятный, — мы пришли просить у вас помощи.       Муслим издал какой-то неясный смешок.       — По вашему делу я все еще прохожу свидетелем или уже подозреваемым?       — Свидетелем, — машинально ответил Василий Гаврилович.       — Тогда я повторю, что лично я Ларису Константиновну ни в каких антисоветских действиях не замечал. — Он надменно скрестил руки на груди. — Ах да, я вам это уже говорил. Неделю назад на допросе. Или вы, товарищ Касторский, хотите еще раз рассказать мне, что я конченый идиот?       — Ларисе нужна ваша помощь…       Магомаев свел брови и перебил.       — Обратитесь к Кириллу или кому-нибудь, кого она не предавала. А я, как правильно мне много раз говорил Кирилл, рисковать карьерой не буду. А теперь мне нужно идти на съемки. Сказал бы, что жаль перестать с вами говорить, но не привык лгать.       Он уже было развернулся. Слушать про неудачную невесту не хотелось.       — Вы, Муслим Магометович, не поняли, — остановил его Касторский, — мы здесь буквально потому, что без поддержки кого-то столь влиятельного, она погибнет.       Именитый исполнитель замер. Он не хотел думать про Лару не потому, что ее имя оскорбляло саму его суть, а потому что боялся простить.       — Ну, Дмитрий Викторович преувеличивает, — вмешался Василий Гаврилович, — ее делом занимается Кид Курпатов. Вам это ни о чем не говорит, понимаю, но у нас в подразделении нет более искусного дознавателя… Он может расколоть кого угодно, он отлично находит подход к каждому…       — А теперь подумайте, как заставить Ларису делать то, чего делать она не хочет? — Касторский выдержал паузу, — Но, разумеется, мы вас заставить не можем. Вы, Муслим Магометович, верно заметили, в этом деле просто свидетель, а она с вами поступила не самым лучшим образом…       Касторский скупо кивнул и устремился прочь. Нужно было еще встретиться с Кириллом. Был у него еще один план. Менее реальный. Но какой есть.       — Я не знаю всей вашей ситуации, — Василий Гаврилович посмотрел в сторону уходящего друга, — Но если бы меня пытались обвинить в измене Родины, я бы тоже сделал все, чтобы мой любимый человек держался от этой истории подальше и не рисковал своей карьерой.

***

      Лара сидела в камере, прислонившись ушибленной щекой к холодной стене. Что угодно, чтобы снять отек. С ней обращались, как с животным. Не с человеком. Нельзя так сильно ненавидеть живое существо. Уже три дня бесконечных пыток. Именно что пыток. Не допросов. Ей разбили губу. Ее просили признаться в том, чего она не совершала.       Признаться. А может подписать? К чему все это? Казалось, что ее все покинули. А что если такая же незавидная ситуация и у Касторского? У Василия Гавриловича? Что если? Что она пытается доказать? Роман то и правда ее? Она хочет справедливости? По справедливости ее нужно сажать как минимум за контрабанду!       Она тяжело вздохнула. Последний удар сегодня пришелся ей прямо в солнечное сплетение. Кирилл был прав. Кирилл был совершенно прав: она подлые вещи делает, она только о себе думает… Но разве можно так с живым человеком?       Лара дотронулась до шеи. Жемчужные бусы. Почему их не отобрали? Почему она их носит? Девушка подняла взгляд ввысь. Около высокого окна небольшой штырек, а что если попробовать зацепиться? Закончить все это? Все это… Закончить.       — Твоя судьба в моих руках! — перед лицом снова этот красивый мучитель. — Ну же? Ворон, я могу тебе помочь… Просто будь хорошей девочкой…       Она вспомнила, почему не признавала вину. Она хотела суда. Что угодно. Любые побои. Прости Кирилл, простите Дмитрий Викторович, но она не будет торговать телом. Лара коснулась разбитой губы. Новая сцена:       — Так изнасилуйте меня. И разойдемся.       — Что?!       — Возьмите меня силой, я вижу, вы возбуждены, — она кивнула в сторону его паха, — но имейте ввиду, я буду драться. Скорее всего вы победите, но вам придется меня убить, чтобы я согласилась быть «хорошей девочкой».       Она улыбнулась и тут же почувствовала соленый вкус крови. Ей разбили губу. Девушка усмехнулась. Изощренное удовольствие выводить Кида Владленовича из себя. Да, пусть лучше убьет ее. Вешаться на бусах вариант скверный. А все же, какие у нее варианты? Эта какая-то неразрешимая задачка, в которой она явно виновна и в которой она совершенно беззащитна.       Признаться, после первого дня допросов нового формата она подумывала раздвинуть ноги. А что? Трахалась без любви она уже не в первый раз. Но Кид человек подлый. Скорее всего его не удовлетворит один раз. Ему нравится пытать пленницу. Нет, если он сможет ею овладеть, она вгонит каблук себе в глазницу. Тонкая шпилька проникнет в мозг и все… Сможет ли она вогнать шпильку в глаз? Убить себя? Она думала об этом, но ведь ни разу.       Вспомнился инженер. Она смотрела на проталины Невы, когда он окликнул ее. И вся жизнь. Вся жизнь…       — Ворон.       Лара удивленно покосилась в сторону источника звука. По ее расчетам сейчас раннее утро.       — Ворон, иди сюда, — молодой охранник, подзывал ее.       — Допрос еще до зорьки? — хмыкнула Лара, стараясь подойти к решетке не шатаясь.       — Пойдем, — парень смотрел на нее с состраданием и Лара передумала иронизировать.       — Куда мы? — не выдержала девушка, понимая, что ведут ее в каком-то совершенно неясном направление.       Охранник не ответил. Он завел ее в темную комнатку. На столе горела неяркая лампа.       — Садись, — он отодвинул перед Ларой стул, — Жди, сейчас позвонят, ответь. Скажи «Да» и больше ничего не говори. Ясно?       — Не очень, — призналась Лара, но решила поблагодарить, — спасибо…       Молодой охранник коротко кивнул и быстро вышел. Ларе нравилось сидеть в комнате без решеток. Нравилось сидеть в нормальной комнате. Просто кабинет. Спустя какое-то время телефон и правда зазвонил. Лара быстро схватила трубку. помедлив ответила:       — Да?       Тишина и:       Луч солнца золотого       Туч скрыла пелена.       И между нами снова       Вдруг выросла стена.       Ночь пройдет, наступит утро ясное,       Знаю, счастье нас с тобой ждет.       Ночь пройдет, пройдет пора ненастная,       Солнце взойдет!       Солнце взойдет!       Петь птицы перестали,       Свет звезд коснулся крыш.       В час грусти и печали       Ты голос мой услышь.       Она прикрыла рот рукой. Слезы бежали по щекам. Темное небо разрезал кровавый восход. Она не будет вешаться на бусах. Она не будет вгонять шпильку в глаз.       Ночь пройдет, наступит утро ясное,       Знаю, счастье нас с тобой ждет.       Ночь пройдет, пройдет пора ненастная,       Солнце взойдет!       Солнце взойдет!