***
24 ноября. Вечер. Зелёные крыши. Уже прошло четыре дня с того момента, как Энн отправила письмо Коулу, но ответа не было. Голова девушки раскалывалась от вопросов связанных с задержкой писем. — «А вдруг он прочёл мою статью и тоже мне не верит?» — подумала девушка. — «Нет. Коул всегда на моей стороне, мы ведь всё-таки лучшие друзья! Впрочем… Диана тоже была лучшей подругой, но как показывает время: ничто не вечно». Девушке стало страшно. Марилла, Мэтью, тётя Джо, мисс Стейси, Коул, Диана и Ка’квет были её родственными душами, самыми дорогими её сердцу. Отношения с некоторыми из них уже находились на тонком льду. С Коулом она поссорилась лишь один раз. Она хотела помочь вернуться ему в школу, но когда всё пошло не плану, он накричал на неё. Однако Энн не винила его в этом, он был в отчаянье. И даже в тот момент они быстро помирились. А что сейчас? Сейчас ей плохо, и если бы и Коул решил порвать с ней всякие связи, Энн бы это окончательно выбило из колеи. Теперь, чтобы убедиться, что Коул на её стороне, она решила написать ему письмо. «Дорогой Коул, Я думаю, ты читал последний выпуск нашей школьной газеты, она ведь продаётся в Шарлоттауне. Надеюсь, ты понимаешь, что информацию для статьи я получила не из воздуха. Родителям Ка’квет, о которой я уже говорила в прошлом письме, не разрешали видеться с ней как раз из-за всего происходящего в этом лагере смерти. Я не стала писать конкретно о Ка’квет, потому что это могло поспособствовать её возращению в тот ад. Сейчас я прошу тебя об одном: не приезжай сюда, ни в коем случае, я в полном порядке. Я написала это письмо лишь с одной целью — прояснить всю эту ситуацию в твоих глазах потому что наша с тобой дружба для меня очень важна. Искренне твоя, Энн с двумя Н» Письмо было дописано и девушка, пробежавшись по нему глазами, сложила его в конверт. Только вот была проблема: как Энн отдаст письмо на почту, если она не может выходить за границы фермы, а просить Мариллу о чём-то было для неё ниже собственного достоинства? Только Энн задумалась, как раздался стук в дверь. — Кто это? — Джерри. — Входи, конечно, — настраиваясь на приятный разговор, сказала девушка. Парень робко вошёл в её комнату с чем-то в руках. — Всё в порядке? — спросила она, заметив смущение парня. — Да, я просто впервые в девчачьей комнате, — ответил француз, оглядываясь по сторонам. Энн подвинулась и они оба сели на край её кровати. — Вчера на обеде я слышал от Мисс Катберт, что ты не ешь то, что она тебе оставляет. Я рассказал об этом своим родителям и они сказали передать вот это, — парнишка протянул ей банку, накрытую полотенцем. — Это рагу, у моей мамы оно прекрасно получается, даже Диана его хвалила, когда была у нас в гостях… — тут парень запнулся, поняв, что сказал лишнее. Энн же посмотрела на него с самым искренним состраданием. — Твои чувства всё также сильны к ней? — осторожно спросила девушка, боясь ненароком ранить парня. — Да… А ты? Ты всё ещё любишь его? — Да, — коротко ответила Энн, переместив своё внимание на лежащие рядом книги. — Что ж, теперь между нами есть хоть что-то общее… — Разбитое сердце? — горько усмехнулся француз. — Ну это тоже подходит, — грустно улыбнулась Ширли, — но я имела ввиду чтение книг. Я заметила, что после того как ты научился читать, ты часто ходишь с книгой, — и, указав на стопку произведений литературы, сказала девушка. — Возьми себе какие хочешь, я их все уже перечитала. Энн открыла банку, и попробовала хваленое блюдо миссис Байнард, пока Джерри рассматривал книжки. — Боже! Это прекрасно! Передай своей маме, что рагу выше всяких похвал! Она начала жадно и большими ложками есть содержимое банки. Энн за эти два дня читала книги, чтобы забывать о голоде, но даже они ей не особо помогали и голод время от времени давал о себе знать. — Мистер и Мисс Катберт волнуются тем, что ты уже долго не ешь, — сказал парень, как только она доела. — Я ещё поверю, что Мэтью сейчас способен переживать за меня, но чтобы Марилла… Маловероятно. — Ты очень несправедлива по отношению к ним. Помнишь, когда они вернули тебя в приют, а потом мистер Катберт отправился тебя искать? — сказал он и на девушку нахлынули не самые приятные воспоминания. — Так вот, мистер Катберт тогда продал часы своего покойного брата. — Что?! — Я это услышал за их разговором. Ему нужны были деньги, чтобы добраться до тебя, вот он их и продал. А мисс Катберт все дни, пока вас не было так переживала! Она пыталась переключить своё внимание на уборку, но она волновалась до такой степени, что когда мыла полы, стирала краску с паркета! Она готовила столько булочек из-за стресса, что ей пришлось их скармливать мне, чтобы куда-то их деть. Энн не любила, когда Марилла тревожилась из-за пустяков, как тогда на станции. Мисс Катберт умоляла Гилберта не сводить с неё глаз, что не могло её не раздражать. — Но ведь мнение о человеке может измениться, — судорожно заявила девушка. — А вдруг они меня больше не любят! — Энн, это не правда! Их чувства к тебе неизменны. — Но моё же мнение о тебе изменилось! В первые дни я тебя буквально ненавидела, а сейчас ты единственный кто рядом со мной… — Кто сказал, что он единственный? — послышался знакомый голос. Энн и Джерри посмотрели в сторону окна и оторопели. — Ка’квет! Какого чёрта?! — восторженно выругалась девушка, сразу после того, как ущипнула себя, убедившись, что подруга не является плодом её буйного воображения. А не будь рядом Джерри, лицо, которое выдавало лишь шок, Энн подумала бы, что реально чокнулась на радость многим жителям Эвонли, ведь не каждый день видишь, как индианка сидит на ветке Снежной королевы и улыбается тебе через открытое окно. Ширли и Байнард помогли пролезть подруге через окно, после чего девушки крепко обнялись. — Почему ты не приходила в деревню? Я тебя обидела? — Нет, что ты. Меня наказали… — Снова?! — громким шёпотом возмутилась Ка’квет. — За что теперь? — Я написала статью о интернате, но люди мне не поверили. Теперь они считают, что я слетела с катушек и… — Что ты сделала?! — ещё более возмущённо тихо воскликнула девушка. — Милкита Уламун, ты не должна была подставляться из-за меня! Теперь из-за меня у тебя проблемы и… — Это не обсуждается. Я не намеренна просто стоять и смотреть, как моих друзей гнобят и при этом остаются безнаказанными, — твёрдо заявила Энн. — Но зачем ты пришла? Это ведь опасно, особенно при последних обстоятельствах, тебя могли заметить! А ты ещё слаба после всего, что произошло! — Я хотела тебя позвать на праздник, наше племя празднует моё возращение и там хотят видеть тебя. — Меня? — восхищённо повторила рыжая девушка. — Да. Энн рассказала французу об этом и он обещал её прикрыть. — Спасибо Джерри! — радостно пролепетала Ширли. — Я знаю ты уже много чего сделал для меня, но не мог бы ты отдать это письмо на почту? На адрес Мисс Джозефины Барри. — Нет проблем.***
24 ноября. Ночь. Деревня микмаков. Огромный костёр горел одаривая людей поблизости теплом. Все танцевали, кушали, болтали. — Как же я скучала по этому запаху! — делая глубокий вдох, сказала на микмаке Энн. — Запаху горелых брёвен? — ухмыльнулась Ка’квет. — Свободы, — счастливо сказала Ширли, но лицо омрачилось вспомнив неприятную новость. — Я слышала, что вас выселяют… — Да, папа мне рассказал. Он говорит, что они дали нам неделю на сборку вещей. Нас переселят на более северо-западные земли, они не такие плодородные. — И это значит, что мы больше не встретимся… — Мы хоть изредка, но сможем видеться. Я буду делать всё, чтобы наши встречи не прекращались. — И я тоже. Наша дружба никогда не закончится! — взявшись за руку подруги, заявила Энн. Девушки одарили друг друга искренними улыбками. — Я пойду, возьму нам попить, — с этими словами Ка’квет отошла к другим женщинам. Энн наблюдала за индейцами. Они все скоро должны были покинуть свои родные места, их положение в обществе было ниже всякого, а их девочку зверски пытали в интернате, но при этом они не стали к ней самой относиться ни на капельку пренебрежительней, хотя она была «белой». Но наблюдения были оборваны Окватнукой, матерью Ка’квет: — Тебе нравится праздник? — тепло спросила женщина на микмаке. — О, да! Это одно из самых лучших торжеств, на которых я была. — Ну, я бы не назвала это прямо торжеством, скорее маленький праздничек. — Не подумайте, что я вам льщу, но по обстановке и духу мне это напоминает балы тёти Джо. Вы, наверное, не слышали о ней, но у неё на вечерах собраны очень приятные люди с самых разных концов мира! А как по мне, множество приятных людей — главное украшение любого праздненства! — Мне очень приятно это слышать, Милкита Уламун, — тихо проговорила женщина, но остановилась, словно задумалась, после чего продолжила. — Но я хотела тебя о кое-чем спросить. Ты не замечала в поведении Ка’квет чего-то странного? — Энн была удивлена вопросом, а лицо матери подруги было сильно встревоженно. — Нет, мисс, я ничего не заметила, — сказала растерянная от резкой серьёзности, которой обернулась их беседа, Ширли. — Неужели что-то случилось? — Да… Моя дочка как-то изменилась после этой школы. Она стала более раздражительной и импульсивной. Китпу просто играл, а она накинулась на него со словами, что он «глупый индеец». Я… Боюсь за неё. А вдруг они всё-таки смогли её изменить? — вымолвила Окватнука голосом, наполненным страхом. Этот страх передался Ширли и веселье, что её переполняло до этого, исчезло. Она погрузилась в воспоминания.***
26 января 1890. Ночь. Хоуптаун, Сиротский Приют Сент Олбанс. Директриса. Злая… Очень злая директриса. Бессердечная королева, которая правила своим царством тьмы и вершила беззаконие. Директриса знала о том, как другие девочки запирали Энн на чердаке, но даже не думала им мешать, ибо слушать призывы на помощь и плач Ширли было для неё настоящим удовольствием. Чтобы не сойти с ума, в одиночестве на чердаке, девушка украла ручку, чтобы писать свои истории. Но только стоило злой королеве узнать о краже… Энн помнит, как её наказали. Нет, её не заставили всю ночь стоять на коленях, держа книги в руках, как обычно. Вместо этого ей приказали снять платье перед всеми девочками, после чего директриса покрыла её спину тридцатью ударами кнутом, каким обычно погоняют скот. После этого на спине Энн появились три небольших шрама: по одному в зоне плеча, лопатки и талии. Девушка всё ещё помнила эту жгучую боль, смех девочек, противную улыбку директрисы…***
— Поверьте, я знаю, какой отпечаток на душе оставляют такие места… — произнесла Энн, — я знаю, какого это, когда рядом нет папы с мамой, когда закрывают одну в холодной комнате, когда тебя избивают до полусмерти, когда ты безвинно несёшь наказание за своё отличие от других, когда ранят не только физически, но и морально, лишая последней надежды на нормальную жизнь… Я понимаю вас, потому что сама была на месте Ка’квет тринадцать лет…***
24 ноября. Ночь. Деревня микмаков. — …Я понимаю вас, потому что сама была на месте Ка’квет тринадцать лет… — Энн поймала искренний взгляд Окватнуки полной грусти и остановилась, — Простите, заболталась. Девушка мысленно поругала себя за сказанные слова. Она не хотела чтобы её жалели, но когда Энн погружалась в такие воспоминания остановиться было очень сложно. — Я принесла попить! — подбежала Ка’квет. — Что ж, хорошего вечера вам, девочки. — И тебе мам, — улыбаясь, ответила девушка своей матушке. Окватнука кивнула им и ушла. — О чём вы говорили? — спросила индианка с явным любопытством. — Да так, ни о чём... — солгала Энн. — Я принесла тебе два разных напитка, выбери какой хочешь. Этот несмотря на то, что без алкоголя - очень крепкий, а этот, — указала девушка на вторую ёмкость, — Очень вкусный и успокаивающий. Энн взяла тот, что покрепче и тут же пожалела. На вкус жидкость внутри оказалась, как самый крепкий и горький кофе, так к тому же и холодный. — Боже! Что это такое?! — воскликнула Ширли выплёвывая всё, что не успела проглотить. — Это отвар горьких трав, — хихикнула Ка’квет, — Я тебя предупреждала. Несмотря на неприятность вкуса, отвар взбодрил Энн. — Ладно, мы поговорили о моих проблемах, а как-же твои? Уверенна ты успела вляпаться в приключения, — Ухмыльнулась подруга. — Ничего особенного, — сказала рыжая девушка, как можно непринуждённее, однако голос выдал её. — Я не люблю, когда мне лгут. — Со мной всё в порядке. — Милкита Уламун, я прекрасно вижу, когда всё хорошо и когда всё плохо, так что не заставляй давить на тебя. Ты же знаешь, что наша с тобой общая черта - это упрямство. Энн вздохнула. — После того, как ты уехала в Галифакс в интернат, я поехала туда же, но за информацией о родителях. Первый раз меня сопровождал Гилберт, ну и мы... — Ширли взглянула на подругу и зажмурилась, — Поссорились, — Ка’квет напряглась, но продолжила молча слушать. — А с Коулом мы пошли в приют. Там мы ничего не нашли. — Коул - это твой лучший друг, который художник? — вспомнила Ка’квет. — Чёрт! — воскликнула Энн на английском. — Что-то не так? — Я только вспомнила! У Коула скоро выставка и он занят картинами, поэтому он не отвечал мне на письма! У него попросту нет времени. Слава Богу, что он ещё не прочитал писем, он должен быть поглощен работой, а не отвлекаться на меня, — рыжеволосая закрыла лицо ладонями от стыда. — Надеюсь, что он ещё не прочёл моё первое письмо где я призналась в любви к Гилберту... — Призналась в любви... Кому?! — вскочила индианка. — Ты и Гилберт Блайт вместе! Поверить не могу! — девушка запрыгала от счастья. — Ка’квет... — Нет, я, конечно, не удивлена, ты порой так о нём говорила, что я не сомневалась в твоей влюблённости! — Послушай... — Теперь ты обязана нас познакомить! Я должна увидеть твоего возлюбленного. — Ка’квет! — от крика несколько рядом стоящих людей обернулись, а индианка испугалась не на шутку. Повисла тяжёлая тишина. — Прости меня... — сказала Энн потирая глаза. — Я и Гилберт... Мы не вместе. Ка’квет всё ещё молчала, но теперь уже не от страха, а от шока. — Подожди, стой. Блайт тебе отказал? — тихо вымолвила подруга. — Не совсем... Ширли рассказала подруге о репетиции танцев, о том, как Гилберт заходил за запонками, о ярмарке, о гадалке, её провале с тортом, о Уинифред и самих танцах. — Ты влюблена в мистера Блайта, но он предпочёл тебя какой-то там Роуз? — сказала девушка всё ещё в шоке от полученного рассказа. — Ах, Ка’квет, если бы ты видела Уини, ты бы так не говорила. Она само совершенство! Они с Гилбертом выглядели как взрослая пара, а я на их фоне даже в лучшем платье выглядела ребёнком! И как я могла подумать, что когда есть такие как она, Гилберт посмотрит в мою сторону. — Милкита Уламун, я уверена ты ничем не хуже её. — Ты так говоришь потому, что я твоя лучшая подруга... — Да, ты моя лучшая подруга и я знаю тебя лучше многих! Твои бездонные светло-голубые глаза словно морские глубины, манящие утонуть в них, с твоими веснушками по красоте могут потягаться лишь звёзды, усыпанные на ночном небе Эвонли. Когда ты скачешь на Бель, пряди твоих рыжих волос развиваются словно языки огненного пламени! Твой ум острее любого кинжала и может ранить так, как ни одно оружие. А твоё воображение - это целый мир, который поражает своим великолепием и вход в который открыт лишь тебе. Энн потеряла дар речи и её лицо покрылось румянцем. Ширли была уверенна, что если бы её подруга знала бы английский также хорошо как она, индианка смогла бы потягаться в красноречии с ней. — Спасибо... — застенчиво проговорила Милкита Уламун. — И знаешь, мне кажется у него плохое зрение, раз он не видит, что ты лучшая девушка на этом острове, то не может отличить твои настоящие слёзы от луковых! Как он мог спросить у плачущей девушки, режет ли она лук?! Он же прекрасно видел твоё лицо! — продолжила подруга. — Я ещё не встречала этого Гилберта, но как по мне он слепой! Девушки засмеялись. — Но ты же, кажется, минуту назад говорила, что очень счастлива, что я с ним, — хитро усмехнулась Энн, — А сейчас ругаешь его. — Что поделать, это было до того, как я узнала, что у мистера Блайта совершенно нет вкуса, — улыбнулась в ответ Ка’квет. Однако была глубокая ночь и Ширли пора было идти домой, пока Катберты не заметили её пропажи. Она уже взобралась на лошадь, как вдруг Ка’квет сказала: — Милкита Уламун, пусть весь Эвонли ополчится против тебя, пусть весь мир отвернётся, но я всегда буду на твоей стороне. Это. Это были те слова, которые взбодрили в эту тёмную ночь Энн окончательно.***
Энн посмотрела в зеркало и, как бы это не было странно, она не нашла ни одного изъяна. Смотреть на себя было как никогда приятно и девушка понимала, что во многом это заслуга вчерашних слов подруги о её внешности и души. Но нужно было идти в школу, поэтому, одев своё повседневное зелёное платье и передник, она уже собралась спуститься вниз, как услышала разговор Мэтью и Мариллы. — Я вчера шла к Рейчел, — произнесла женщина уставшим голосом, — Принесла ей сливовых слоек... — И что она сказала? — спросил её брат. — Она не впустила меня и сказала, что с клеветниками дел не будет иметь. Никто больше не посмотрит в нашу сторону... Девушка почувствовала всю эту тяжесть в голосе матери. Её съедал стыд, но что она могла сделать? Ширли уже не справлялась со всем тем грузом и давлением, которое оказывала на неё община Эвонли. Даже если кто-то встречался им с Джерри по дороге в школу, то этот человек обязательно начал бы её оскорблять и ругать, и мысль, что её семья проходит тоже самое, делала ей больнее ещё больше. Но она также не хотела, чтобы индейцы в интернате проходили через то, что прошла она в приюте. — А Энн всё ещё ничего не поела, — продолжила Марилла. — Может снимем с неё это глупое наказание? — предложил Мэтью. — Ни в коем случае! То, что я волнуюсь за неё не значит, что за враньё она не получит урок. В этот момент всё сочувствие и стыд, которые грызли рыжую девушку быстро улетучились. — «Враньё?! Она издевается?!» — разозлилась Ширли и специально громкими шагами спустилась с лестницы. Родители обернулись на шум, но сразу опустили головы будто не замечают её. Энн прямиком вышла из дома и направилась в сторону амбара. — Доброе утро, Энн, — поприветствовал Джерри, увидев подругу. — И тебе! — расплылась в улыбке Ширли. — Как отдохнула ночью? — подколол парень. — Всё было изумительно! Я танцевала, играла, меня накормили на неделю вперёд, я даже читала стихи индейцам, а разговор с Ка’квет был тем, что мне нужно было. — Искренне рад за тебя! — порадовался француз. Энн заметила, что их с Джерри отношения выросли. Энн научила Джерри читать, а Джерри был первым, кто видел её в штанах. Когда они были у тёти Джо, парень боялся спать один и Энн пустила его к себе. Он подарил ей открытку на Рождество, допустив ошибку, написав её имя с одной Н, но это лишь растрогало её и она не стала исправлять парня. Француз даже получал долю оскорблений, которые посылали Катбертам из-за истории со статьёй. И сейчас после их совместной ссоры с Дианой они стали ещё ближе. — Хочу сразу предупредить, что мне надо кое-кого быстренько навестить, — сказала девушка, когда они сели на лошадей. — Но ты можешь опоздать в школу, — предупредил парень. — Ничего страшного. Как оказалось, человек, к которому они ехали, была никто иная как Рейчел Линд. Подростки слезли с лошади и направилась к двери. Тихий стук. — Сейчас подойду, — послышался голос, но когда женщина открыла дверь лицо её исказилось, — А, это ты... Я не буду разговаривать с тобой, — и миссис Линд уже собиралась захлопнуть дверь, как нога Ширли встала между дверным проёмом и дверью. Рейчел и Джерри опешили от поведения девушки. — Нет. Я и не хочу с вами разговаривать, вы будете меня слушать, а от вас мне и слова не нужно. Советую навострить уши и слушать меня очень внимательно, — сказала Энн с лицом полного отвращения. — Вы можете порицать меня, говорить мне гадости и болтать обо мне за моей спиной сколько влезет. Но это не значит, что вы можете грубить Марилле. Вы обязаны проявлять к ней уважение, как к человеку, который был вашим близким другом много лет. И чтоб вы знали, мне только радостно, что у меня нет возможности вести с вами диалог и надеюсь, что со временем Марилла тоже поймёт, что ей лучше без такой родственной души, как вы, — с этими словами, уже сама Энн взялась рукой за дверную ручку и закрыла дверь перед носом соседки. Парень и девушка сели обратно в сёдла. — Должен признать, что это была... Довольно пламенная речь, — усмехнулся Джерри и Энн закатила глаза с улыбкой до ушей. Ширли и впрямь опоздала, но у неё было такое хорошее настроение, что это никак не повлияло. Как потом заметила девушка, Гилберта сегодня не было в школе. Уже близился конец уроков, как её подозвала мисс Стэйси. — Энн, Гилберта не было сегодня, не могла бы ты отдать ему эти бумаги, - учительница девушки не знала про её наказание, но для Ширли это был лишь повод прогуляться по лесу. — Да, без проблем. К счастью, на этот раз Джерри не опоздал и Билли с Джози не смогли поймать её на крыльце. — Мне нужно пойти отдать бумаги Блайту. Француз удивился и предложил свою помощь, но Энн вежливо отказалась. — В таком случае, возьми Бель, а я пойду пешком в Зелёные крыши. — Спасибо тебе.***
25 ноября. День. У дома Блайтов-Лакруа. Стук Дверь открыл грустный Баш, увидев свою гостью, искренне улыбнулся. — Энн из Зелёных крыш! Проходи пожалуйста. — Привет Баш! Гилберт сегодня не пришёл и мисс Стэйси попросила меня принести бумаги. Лицо Себастьяна снова потускнело. — Гилберт ведь в порядке? — Забеспокоилась девушка заметя перемену в настроении друга. — Он прекрасно себя чувствует, — ответил Лакруа раздражённо, — он просто решил, что покажет своей гостье окрестности. Настроение Ширли, которое было прекрасным с утра, стало подобно настроению Баша. Девушка вовсе забыла, что Уинефред со дня ярмарки гостит у Гилберта. Но тут спустилась Мэри с уже округлившимся животом и Энн попыталась забыть об этом, благодаря появлению женщины. — О, Энн! Как же я рада тебя видеть! — Воскликнула миссис Лакруа заключив Ширли в свои объятия. — Прости её, — усмехнулся Себастьян, — у неё сейчас такой «взрывной» период. — Ничего, я только рада объятиям! — Засмеялась Энн. — А как ты... то есть вы? — Хитро спросила рыжеволосая намекая на живот. — Я давно себя, так не чувствовала! — Обрадовалась Мэри, но вдруг, её будто током ударило, и она заметно погрустнела. — Что-то случилось? С малышом что-то ни так?! — Испугалась Ширли. Супруги переглянулись, как-бы советуясь, стоит ли им рассказывать или нет. — Когда я сказала, что давно такого не чувствовала, я вспомнила про своего первого ребёнка... Элайджу. Энн напряглась. Она видела его мельком один раз и он произвёл на неё хорошее впечатление, но сейчас Мэри говорила с такой горечью в голосе, что это заставило её волноваться. — За два дня до ярмарки, пока нас не было, он украл все реликвии Блайта старшего. — закончил Баш. Энн стояла, как облупленная минуту, не в силах что-либо сказать. — Поэтому Гилберт попросил у Мэтью запонки... — наконец промолвила девушка. — Да, этот... — Себастьян хотел назвать Элайджу каким-нибудь нецензурным словом, но вспомнив про беременную жену воздержался, — ...этот человек утащил даже отцовские запонки. У Энн окончательно испортилось настроение. Когда она была в гостях у Блайта, она видела раз или два эти вещи. Они были очень дороги Гилберту и ей даже страшно было представить, как он это пережил. Но её взгляд упал на сидевшую рядом на стуле Мэри. Она была так опечалена... Энн присела на корточки перед Мэри. — Надеюсь ты не винишь себя в этом? Молчание — Мэри, твоей вины тут нет. Ты не могла знать. — Если бы я лучше интересовалась его жизнью я бы смогла понять его замыслы, я бы смогла бы предотвратить это. — Но я уверенна Гилберт тебя не винит в этом! Потому что мы не можем отвечать за все поступки родных! Та же история произошла со мной, Мариллой и Мэтью! Статью написала я, но осуждают нас всех и как по мне это неправильно. Я уже довольна взрослая и могу нести ответственность за свои поступки и вовсе не нужно перекладывать это на моих родителей! Энн говорила это с такой пылкостью, что аж покраснела, а Мэри и Баш были приятно удивлённы такой поддержкой. — Ох, дорогая Энн... — Улыбаясь прошептала женщина Ширли. Но трогательную сцену прервало появление хозяина дома и его гостьи. Гилберт и Уини громко смеясь вошли в дом под руку. Их веселье прекратилось увидев улыбающуюся и плачущую одновременно Мэри, рядом сидящую на корточках Энн и Баша не очень довольных их появлением. Неловкое молчание — Мэри, ты в порядке? — Забеспокоился брюнет. — Да, в полном. — Вытирая слёзы ответила миссис Лакруа. — Энн? — Парень явно замешкался и засмущался при виде рыжеволосой девушки. Но его смятение не ставилось в никакое сравнение с гневом Ширли. — «Он то не выглядит несчастным, видимо отцовские вещи были не так важны для него». — Сказал мозг девушки, который хотел выставить Блайта, как можно в плохом свете, ведь надо ей как-то разлюбить его. — «Боже, прошло уже столько дней! Естественно он смирился, не должен же был он всю оставшуюся жизнь рыдать в подушку!» — Защищалось её сердце, которое яро не хотело отпускать парня. — Как ты? Тебе помочь? — С некой надеждой спросил Гилберт. — А что? Я не могу приходить к вам просто в гости? Я прихожу только за помощью? — Спросила Ширли гневно. Она взглянула на его златокудрую спутницу и готова была убиться. Она чувствовала, как комок боли подступал к горлу и как предательски наворачивались слёзы. — «Не смей, Энн! Не смей плакать здесь! При них!» — Говорила себе рыжая девушка. — Энн, я вовсе не это имел ввиду. Ты неправильно поняла… — пытался оправдаться парень, однако девушка даже его не слушала. — Думаю Марилла заждалась меня, пока. — Обратилась Ширли к Лакруа и почти выскочила из дома. — Стой, Энн! — Доносился голос Блайта, но было слишком поздно. Девушка уже взобралась на лошадь и парню только и оставалось, что делать, как смотреть на отдаляющиеся яркие рыжие пряди, развевающиеся на ветру.***
25 ноября. Вечер. Лес. — «Бессовестный! Я ради него еду к нему домой, нарушая наказ Мариллы, думая, что он болеет или занят! Но нет! Он пропустил этот день ради прогулок с Уинифред!» — Ревновала Энн. Бель скакала по лесу, всё больше набирая скорость. Ширли срочно нужно было домой, найти укромное место и там поплакать. Раздался выстрел. Бель встала на дыбы и Энн выпала из седла. Глухой стук. Жуткая боль. Когда девушка поднялась, она поняла, что упала прямо головой об камень. Тёплая и липкая струя прошлась по её виску. Ширли пальцами коснулась её и увидела кровь. — Только не это… Бель от страха ускакала куда-то далеко. Энн кое-как поднялась на ноги и шатаясь направилась в сторону деревни индейцев. Желание видеть Мариллу, которая утром назвала её слова враньём, не было, а племя Ка’квет ей обязательно поможет. Голова сильно кружилась, на ногах стоять было практически невозможно, но собирая всё своё упрямство и силу духа, она переступала боль. Вот и река, которую она всегда проходила по пути к деревне. Кровь всё текла и текла без остановки и Энн решила промыть рану пока есть возможность. Подойдя ближе к воде, она не могла поверить своим глазам. Ка’квет, словно Офелия, с открытыми, застывшими глазами смотрела на неё холодным взглядом сквозь водную гладь.