Завтра я полюблю тебя снова У нас такая игра Всё бесконечно ново В мире, где ты и я
Москва, наши дни В одной из обычных, столь многих и столь похожих в своей неприметности кофеен в центре города, за столом сидит то ли юноша, то ли молодой мужчина в красной толстовке и джинсах и что-то пишет в блокноте. — Готовы сделать заказ? — в какой-то момент к нему подходит официантка. — Да, — гость поднимает глаза и девушка видит красивые, глубокие голубые глаза, — Земляничный латте, пожалуйста. — О, у вас серьги в ушах, — девушка кивает на шею юноши, — Необычно, выглядит красиво, старинные как будто. — А, это… — губы блондина растягиваются в немного таинственной улыбке, — Фамильная драгоценность. — Быть может, что-нибудь еще? — официантка кокетливо улыбается, не замечая как к столику подходит высокий мужчина с длинными, забранными в хвост черными волосами, в лаконичном по крою, но на самом деле неприлично дорогом костюме. — Да- еще двойной эспрессо, милочка, — протягивает он, устраиваясь напротив, и окидывая девушку улыбкой, казалось бы вежливой и располагающей, но от чего-то от нее у девушки сразу бежит холодок по спине. Официантка коротко кивает, и торопливо отходит от стола в сторону, провожаемая взглядом столь редко встречаемых в жизни черничных глаз. — Стоит тебя оставить, как сразу кто-то начинает тянуть к тебе свои ручонки, — мужчина переводит взгляд на собеседника и его улыбка сразу теплеет, хотя в голосе и звучат ноты недовольства. — Ты же знаешь- иных рук кроме твоих не искал и не ищу, — юноша протягивает руку и накрывает ей ладонь, поглаживая холодную, бледно-серую кожу и когти. Морок скрывает все от чужих глаз- и для остальных посетителей кафе это самая обычная рука, — Здравствуй. — Здравствуй, — Кощей выдыхает, вглядываясь в родную, открытую улыбку. «Знает, что сказать, в какой момент, поганец» — с нежностью мелькает в его голове. — Как прошли твои переговоры? — Иван возвращается к блокноту, продолжая делать пометки. — Отвратительно, — фыркает Бессмертный, морщась, — Во-первых, ты знаешь как я ненавижу летать на самолетах. Во-вторых, людская алчность не знает предела: все до смерти хотят продажи кубометров леса в сибирской Тайге и Карелии. И гадают бедные, почему я не соглашаюсь: «Константин, неужели вы не понимаете, это отличное предложение», — Кощей передразнивает чью-то недоуменную интонацию, — Ага, сейчас- это едва ли не единственное место, где еще могут скрыться лешие, русалки и добрая половина мира нави. А ты знаешь какой поток эмиграции низшей нечисти сейчас туда? В том числе из самых далёких мест. «Если не угомонятся, общественность придется шокировать душераздирающей автомобильной катастрофой, или лучше…да, утопить их всех на какой-нибудь яхте скопом, остальные, кто не дураки, быстро поймут намек», — думает Кощей, но не озвучивает — и хотя его супруг как никто другой знает, как он решает подобного рода проблемы, он предпочитает не подчеркивать лишний раз необходимое для себя зло. — Вот твоя бескрайняя тяга к власти и подставила тебе подножку. Скучаешь по тем временам, когда можно было не вести дела на два мира, верно? — все с той же теплой улыбкой уточняет блондин, окидывая Бессмертного немного хитрым взглядом исподлобья. — О да. Но что делать, что-то нельзя поручить даже самым талантливым шестеркам, — хмыкает мужчина, мимолетным взглядом скользя по соседним столикам, — Люди… Они проиграли нави, когда позволили себе забыть о нас, поверить в то, что мы лишь отголосок прошлого, сказка… А мы проникли в каждый уголок их жизни, — когти удовлетворённо постукивают по столу, — И если бы они знали, сколько власть имущих на самом деле нелюди… А те, кто люди с легкостью продали своих кто за что: за деньги, за каплю магии, отдавая нам все нужные ресурсы буквально даром. Века проходят, а оружия лучше злата и игры на честолюбии не было создано. Иван вглядывается в лиловую лазурь, на секунду затянутую поволокой тьмы. Что ж, это война действительно проиграна людьми, и едва ли они заметили это. — Они не забыли, они… перестали верить, что это правда, — протягивает юноша, — И зло, что кажется далеким и ненастоящим гораздо легче принять… Упыри так вообще любимцы публики. — Воистину, эти определенно поработали лучше всего, — Кощей растягивается в оскале, — Чего только эта идея с донорством крови стоит. Но вообще, их становится пугающе много, людей этих. Если через пару десятилетий не сцепятся сами собой, придется подсобить, — губы мужчины расходятся в коварном оскале. — Война с каждым веком становится все опаснее, — многозначительно роняет юноша. — Тоже верно- им достаточно кинуть спичку и все, целый век режут друг другу глотки, истребляя ближнего своего с фантазией, которой даже можно поучиться… — морщится Кощей, — Забыв о магии, они изобрели себе науку, с которой так же не умеют обращаться. — Это забавно, что даже став ближе к людям ты ни на йоту не улучшил своего мнения о них, — Иван наклоняет голову, всматриваясь в недовольное выражение лица Бессмертного. — Даже ухудшил, свет мой, ты же знаешь. Но как бы то ни было, жизнь не стоит на месте, и новые времена требуют новых подходов… Быть может, мор? Давненько по земле не ходило славной болезни вроде чумы. — По мне, вообще пока не стоит выпускать ни одного всадника, ни второго, но тебя разве удержишь? — со вздохом произносит Иван, отпивая кофе. — Ну если кто-то и может меня удержать, так это только ты, — облизнув губы, многозначительно произносит Кощей. — Думаю, что стоит решать проблемы по мере их поступления, — юноша улыбается в ответ, — Нам, кажется, земель пока вполне хватает, даром что ли больше половины страны это леса, что люди считают пустой глухой чащей… И ты, к сожалению, прав в том, что у них нет врага большего, чем они сами… — в лазурных глазах мелькает печальный отблеск, — Кстати, по поводу легенд и того, что навь забыта: в этом ты все же не совсем прав. — Да? И отчего ты так считаешь? — поднимает бровь Бессмертный. — Может легендой и стало, но забыть — не забыли. Нас вот с тобой помнят до сих пор. У нас с детьми сейчас как раз в третьей четверти будет блок народного творчества по чтению: будем изучать сказки. — И что же люди запомнили о нас с тобой? — сверкнув глазами, протягивает мужчина барабаня когтями по столу. — Ну, как: Иван-царевич всегда доблестный герой, умыкающий девицу из плена и оставляющий злобного Кощея Бессмертного с носом, — юноша смеется, — И все получают по заслугам. Мне всегда интересно обсуждать с ними: а как вам кажется, заслужил ли Кощей такой участи? — И что же говорят твои пигалицы? — брови Бессмертного игриво поднимаются. — В основанном, что все правильно, это же дети, у них пока весьма полярное представление о хорошем и плохом… Но почти всегда находится какая-нибудь милая добрая девочка, высказывающая предположение о том, что он в глубине души не так плох, и если бы кто-то попытался его понять… — Иван скользит ногой по икре Кощея, пользуясь тем, что их столик находиться за колонной, — Подарю тебе на следующую годовщину сборник сказок, изучишь сам. Сколько, кстати, там лет? — А что, сам не помнишь? — усмехнувшись, протягивает Кощей. На самом деле, в мелких романтических деталях его спутник жизни был действительно не силен, не раз давая повод для мелкой и шутливой, а порой и не очень обиды, и неизменного: «Все же, в определенных вопросах ты остаешься таким же валенком как и был, свет мой». — Эм… — Иван под вкрадчивый и лукавый взгляд быстро и судорожно начинает подсчитывать в уме столетия, — Тысяча сто лет где-то? — Тысяча двести девятнадцать лет, — с математической точностью произносит Бессмертный, позволяя проскользнуть ноте досады в голосе. — Ну вот, еще восемьдесят один год и будет круглая дата, пролетит как миг, — смеется юноша, — Обещаю в этот раз тебя не разочаровать.Падают с неба звезды Рушатся города Но не бывает поздно В мире, где ты и я
«Никогда не вычитает… Да и в целом, зачем», — Иван наклоняет голову, окидывая супруга теплым взглядом. На самом деле, были годы, и даже десятилетия разлук разной степени мучительности, порождаемые брошенным по неосторожности в пылу ссоры фразами вроде: — Я вообще-то и без тебя вполне могу, и представляю собой нечто большее, чем сосуд для твоей иглы! — Да, свет мой, с такой мордашкой ты вполне можешь устроиться везде самостоятельно. В такие моменты гордость находила на гордость, как коса на камень. Были и прочие непростые эпизоды, в которых они далеко не всегда успешно искали компромиссы, балансируя между так и не вымывшейся за века тягой к справедливости и правде одного и коварством и расчетливостью другого: — Ты не меняешься, даже живя в нави остаешься слишком наивным и добродушным, в некоторых ситуациях невозможно угодить всем. — Не помню, что обещал тебе измениться, и с тебя подобного обещания не брал. Быть может, все это просто было плохой идеей с самого начала? — Плохой идеей?! Знаешь, я не особо просил любовь всей жизни, представляющую собой такую занозу в одном месте. — А я не особо выбирал быть привязанным к Князю Тьмы проклятьем. — У тебя был выбор отказаться от этого, значит, все же жалеешь? — А ты, кажется, жалеешь что я не отказался?! И все же, приходили они всегда к одной точке: быть может, опыт и показывал, что с определенными усилиями мочь они и могли друг без друга, но разве хотели по-настоящему? Ибо за все время проведенное в разлуке, каждый из них едва ли бросал взгляд в сторону на кого-то иного, отчетливо осознавая, что как бы не хотелось порой придушить возлюбленного, замены этому чувству быть не могло, ни по глубине, ни по силе.Сколько промокших улиц О нас больше не напишут? Мы навсегда проснулись В мире, где только сны Я тебе улыбнулась Ты, не сказав ни слова Мне написал на запястье: «мы»
Аметистовые глаза сталкиваются с васильковыми- и в воздухе мелькают искры. — Кстати, касаемо этого твоего маленького хобби… — протягивает Бессмертный, облизывая губы, — Тебе не приелось там еще? — Что бы я не выбрал, тебе трудно угодить, — пожимает плечами Иван, — То не престижно, то опасно, то еще тысяча и одна причина, почему мне просто стоит расслабиться и лишь вести праздную жизнь под твоим боком. Все же…в детях больше всего человеческого. Ближе к ним легче сохранить эту искорку. И знаешь, если посадить маленьких упыря, волколака, лешего и человека они-то скорее найдут общий язык. — Ага, при условии того, что первые названые тобой будут сыты, — хмыкает мужчина, едва заметно закатывая глаза. Хотя за века, проведенные вместе они во многом пообтерлись друг от друга, некоторые вещи во многом остались неизменными: такие, как юношеская гордость и тяга к независимости, и упорное желание выцарапывать сквозь века у тьмы свою каплю света, — Да, в целом учительство это не так плохо: уж точно лучше иных твоих развлечений. Но какая-то маленькая школа на окраине города… Хотя ты прекрасно знаешь, что для тебя открыты двери в лучшие гимназии этой страны — стоит только захотеть. «Как всегда, ему лишь бы принести мне все на блюдечке с золотой каёмочкой», — думает Иван, улыбаясь. — Знаешь, чем дольше живешь, тем больше хочется простоты. И мне важно делать что-то полезное для обычных людей: в других местах и без меня разберутся. Кроме того, что значит четыре года для меня, так, как четыре дня… Или я нужен тебе в нави сейчас? — Последнее твое крупное дело в нави кончилось тем, что я до сих пор разгребаю последствия того династического брака и нового вида нечисти, что он породил, так что, свет мой, развлекайся пока как хочешь, — с насмешливой нежностью произносит Кощей, скользя взглядом по любимому лицу. Иван поднимает уголки губ в ответ: века назад его супруг пообещал не утруждать его делами царствования над навью и исправно держал слово. Но были моменты, когда и Бессмертный, правящий столь долго, заходил в тупик, а порой и банально уставал от возложенных на плечи грузов, и в такие дни его прохладные ладони всегда крепко сжимала теплая рука. Быть может, оттого Кощей и стал самым долгоиграющим наместником Чернобога: в какой-то момент народ нави даже стал забывать о том, что вообще-то, раньше они менялись. — Зато кончилась вражда меж волколаками и упырями, что столько сил тянула из тебя веками, — беспечно пожимает плечами Иван, — да и какое решение мог предложить ведьмак- полукровка, чей род специализировался на любовной магии? — лукаво протягивает юноша, облизывая губы, и в этот момент васильковые глаза вспыхивают чарующим, завораживающим блеском, и от этого взгляда любой нелюдь мог бы лишиться сна и сердца на всю жизнь, а человек буквально сойти с ума, но этот взор всегда предназначался лишь одному Кощею. — Ты вечно хочешь обойтись малой кровью, и это имеет слишком долгоиграющие последствия, — хмыкает Бессмертный. — Что ж, дорогой, мне жаль, что я столь неудобное для тебя меньшее зло. Кощей ощущает, как внутри перекатывается тепло от этого родного голоса, и как щекочет внутри нежность- как был невозможным в своем упрямстве, так и остался. — Ладно, хочешь возиться с людскими детенышами- возись, главное, что бы тебе нравилось… — им приносят заказ и сделав глоток из чашки, Кощей на секунду замолкает, задумавшись. Были вещи, которые он все же не мог дать своему возлюбленному, и это всегда царапало когтями неудовлетворенности, хотя сам Иван ни разу не высказал об этом сожалений, — И еще об этом: ты читал то интервью вообще, что давал после этого мелкого педагогического конкурса? — Да, а что? — пожимает плечами юноша. — Ничего, — хмурится Бессмертный, — та журналистка явно лишние вопросы задавала. Иван Мстиславович, есть ли у вас дама сердца? Я слышала, вас несколько раз видели в компании широко известного в узких кругах бизнесмена Константина Бессмертного… — в глазах Кощея мелькает нехороший, злобный огонек, — ненавижу, когда лезут туда, куда не нужно. — Не злись. Да и почему тебя волнует, что думают о наших подставных личностях в яви? — по лицу Ивана пробегает насмешливая улыбка, — Кому нужен вообще учитель начальных классов школы спального района? Все копают под тебя: жуть как любопытно, почему богатейший человек страны возглавляющий списки forbs все еще одинок, никогда не дает интервью и пугающе равнодушен к светской жизни, и имеет обыкновение исчезать в никуда и возникать из ниоткуда — игриво, немного дразняще протягивает Иван, знающий, как Бессмертному досаждает весь этот людской интерес. — Любопытство до добра не доводит, — скалит зубы мужчина, обнажая одному лишь возлюбленному видные клыки, — Ну ничего, с этой дамочкой я уже разобрался. Нет- нет, не смотри так…просто поговорил с ней. Ты же знаешь, я могу быть чертовски убедительным. Иван хмурит брови, вглядываясь в плотоядно-довольный вид Кощея. — И в конце- концов, ты думаешь я о себе переживаю? Это страна в некоторых вопросах все так же дремуча, как и десяток веков назад, а то и хуже стала: узнай кто-то о твоем романе с мужчиной, тебя попрут с твоей любимой работы в тот же день, — с раздражением бросает Бессмертный. И хотя всякий раз, когда юноша проводил год-другой в яви, это вызывало в Кощее неизменный отголосок досады, он все равно стремился оградить и сберечь то, что Иван находил для себя ценным, даже если сам считал это ничего не стоящей мелочью. — Да разве большая потеря?.. — Иван ставит локоть на стол и кладет подбородок на ладонь, разглядывая снующую за окном кофейни толпу, — Но да, мы с тобой пара, которая бросается в глаза… — Что правда, то правда, все вечно считают, что ты- коварно соблазненный беспечный юноша, а я повидавший виды загадочный и весьма опасный субъект, пользующейся твоей невинностью и наивностью, — игриво протягивает мужчина, которому в чем-то до сих пор импонировал этот давно уже не соответствующий действительности, но милый темному сердцу рафинированный образ их связи. Кощей замечает, как от этого описания Иван морщится, поджимая губы. — Меня это раздражает, кстати- ты выглядишь старше, да, но все равно молодо, но выводы всегда однозначные, и вышеописанный вариант не самый плохой. Это был один из недостатков бессмертия, полученного в столь юном возрасте — когда дело касалось яви, никто не воспринимал его всерьез, а ходить под мороком он не любил. Юноша невольно вспоминает, как при последнем посещении помпезного и неприлично дорогого ресторана (конечно, выбранного Бессмертным) официант окинул их пару быстрым, но многозначительным взглядом из серии «повезло смазливой мордашке склеить богатого мужика». И хотя в целом, он давно привык не обращать на подобное внимания, тень досады, промелькнувшей в васильковых глазах не ускользнула от Кощея, и это была последняя смена данного юноши в этом заведении, да и в целом, дальше жизнь его не особо ладилась. И хотя какие-то вещи Бессмертный был готов прощать людям, но ни человек, ни нелюдь не мог уйти от его мстительности в том случае, если был задет обладатель белокурой головы. — Что делать, свет мой, у тебя глаза невинного агнца, а у меня- хищника, и люди видят это даже сквозь все маскировки… И никому в голову не придет что мы старая супружеская пара со стажем, который никому и не снился, — хмыкает Бессмертный, — И что ты тоже способен на ого-ого какие вещи, на самом-то деле. — Это точно, — Иван вновь всматривается в шумную улицу, замолкая на минуту — Тебе не надоела Москва? Большая, суетная… На самом деле, бывший царевич считал, что Бессмертному этот город, не веривший слезам, на самом деле очень даже шел- со всеми его заведениями с безумными ценами в меню за крошку еды на тарелке, дорогими машинами и одеждой, многомиллионными сделками и бешеным ритмом жизни, безжалостно отделявший сильных от слабых. — Надоела. Ты же знаешь, я при любой возможности стараюсь вырваться в наш старый-добрый замок, мне кажется это вообще единственное место где меня почти не могут достать. Но какие альтернативы? — Петербург все же не плох… — осторожно протягивает юноша, все так же смотря в окно, — красивее уж точно. — Ты знаешь мое отношение к Санкт-Петербургу, — сухо бросает Кощей, отрезая. Иван вздыхает, переводя взгляд на мужчину. Да, город на Неве Бессмертный не любил, и было за что. Во-первых, все последние действительно серьезные ссоры Иван коротал именно в этом месте, с привычной беспечностью время от времени влезая в разного масштаба исторические передряги. И это не добавляло ни северной столице, ни людям положительных ассоциаций для Кощея. Во-вторых, Князь терпеть не мог промозглый ветер и холод, царившие в этом городе большую часть времени, но самому юноше они напоминали касание любимых прохладных рук. — Ладно, не будем об этом, — тихо улыбается Иван, поднося кружку ко рту. Все-таки, на определенные компромиссы он научился идти, — Пойдем? Кощей молча кивает, и расплатившись по счету, они выходят на улицу. Едва оказавшись за порогом, мужчина делает движения рукой, окутывая их обоих мороком, подальше от любопытных глаза, и прижимает Ивана к стене, запуская руки под толстовку. — Что ж, господин Бессмертный, — юноша улыбается, наслаждаясь касаниями прохладных ладоней и легким скольжением когтей, — Если до нашей супружеской спальни далековато, то куда? В уютную квартирку или помпезный вычурный пентхаус в Москва- Сити? — Вообще-то, он обставлен лучшими мастерами этого времени, — хмыкает Кощей, зацеловывая шею возлюбленного, — Ты просто плохо разбираешься в современном искусстве. — Куда уж мне… — смеется Иван, подставляясь касаниям, обхватывая спину мужчины одной рукой, а другой скользя по его бедрам. — В самый ближайший мало-мальски приличный отель, который найдем, — шепчет Кощей, зарываясь когтями в волосы и прикусывая мочку уха, — И снимем номер минимум дня на три. — Мне в понедельник на работу вообще-то, — хрипло выдыхает юноша, прикрывая глаза. — Меня это вообще не волнует, — безапелляционным тоном отрезает Бессмертный, накрывая губы напористым, чувственным поцелуем, — Придумаешь что-нибудь, будто ты каждый день туда являешься, тоже мне… — Столько веков прошло… — Иван разрывает касание, обхватывая лицо Кощея ладонями, — А ты все такой же ненасытный. — Да тобой разве насытишься? — усмехается Бессмертный, вновь запечатляя губы юноши поцелуем. Огни вечерней, вечно спешащей куда-то Москвы постепенно загораются, люди снуют по тротуарам, торопясь поскорее попасть домой, минуя пробки. Город течет и движется вокруг, и в этой суете никто не замечает покрытую мороком пару — Кощея Бессмертного и бессменного хранителя его иглы- бывшего много веков назад Иваном- царевичем.В мире, где ты и я Есть лишь море И это небо Высота В мире, где ты и я На повторе наше лето Красота
Конец