Падай рядышком со мной, мой падший ангел Не смотри в небеса, посмотри мне в глаза
В их глубине немой вопрос В их глубине идет один и тот же фильм О том, как опытный игрок Все проиграл, поверив призрачной любви
— Откуда у тебя такое девичье мастерство, венки плести? — в зените солнца, когда люди уходят из полей, опасаясь полудниц, они наоборот могут сократить таким образом путь. — Да плел Миле, когда были детьми… — он снова ловит оттенок грусти, всегда возникающий в лице Ивана, когда речь заходит о сестре. От него трудно оторвать глаз- в этой ржи с васильками он выглядит так естественно, как само продолжение этого простого, но полного глубокой красоты пейзажа. Солнце заливает лучами голову и волосы буквально светятся. На этом контрасте он в который раз чувствует, насколько они различны меж друг другом. — На, держи, — царевич встает на цыпочки перед ним и на голову внезапно приземляется доплетенный венок из васильков, — соскучился небось по своим коронам. К твоим глазам голубой тоже хорошо подходит. В этом весь он- сказать или сделать что-то невзначай, ляпнуть по глупости- и оставить борозду на сердце. Кощей медленно снимает с головы венок и вглядывается в лазурные бутоны, такие же как глаза юноши. Нет, не короной чувствуется это нежное сплетение соцветий- а терновым венцом, колющем шипами, и до болезненного вдоха вгрызающимися под кожу. /// Одна из неприятных особенностей людской природы- необходимость сна. Если бы им не нужно было выкидывать в лучшем случае по шесть- семь часов из суток, дело бы двигалось куда быстрее, и это порой весьма раздражало. Но с другой стороны- это было чарующее в своей ядовитой сладости время. Когда эти алые губы смыкались и точно не задавали никакого лишнего вопроса. Когда это до каждой черточки изученное лицо расслаблялось, и становилось спокойным и умиротворенным. Когда можно было без зазрения совести смотреть на него, не опасаясь нарваться на ответный пронзительный васильковый взгляд. Еще в замке у него была дурная привычка порой наблюдать за этим- но теперь отказаться было в десятки раз труднее. Однажды он провел всю ночь просто лежа рядом с ним, вглядываясь в любимое и ненавидимое лицо, слушая размеренное дыхание, ощущая себя полным идиотом, обещая больше никогда не опускаться до такого- и тем не менее не в силах остановиться. Следующие несколько дней царевич никак не может взять в толк, почему Кощей отстранён и холоден к нему. /// Он знает, не может позволить себе близость с ним- кроме близости тел, и та с каждым разом обходится все дороже. Поэтому он старается не проявлять лишний раз и толики нежности, хотя и знает, что это хрупкое для него человеческое тело будет метаться под ним в особом неистовстве, если он коснётся его плавно, медленно и чувственно- на контрасте с более частой грубоватой, животной страстью. Но не сколько страшно проявиться для него, сколько обмануться самому. Иной раз, когда ему не удавалось удержать рвущиеся чувства он, мысленно проклиная все это, обхватывал его, прижимая к себе с непривычной мягкостью, не прокусывая мягкую кожу клыками, но лишь будоражаще скользя. Одно дело касаться так в издевке, сохраняя насмешку в глазах- используя ласку как куда более изощренное средство подчинения и унижения, чем боль, и совсем другое- проваливаться в это самому. И все же, невыносимо трудно было отказаться от того, чтобы дать себе шанс наблюдать это разомлевшее, расслабленное, лицо, с дрожащими ресницами и мягко приоткрытым ртом. Чтобы ощущать, как его руки обвивают шею, как он прижимается ближе не в диком неистовстве, а даже немного робко, сам стесненный своей чувственностью. В один из таких разов, нависая над ним сверху, убирая со лба падающие на глаза кудри он ловит его взгляд, спокойный и теплый. Алые, припухшие от поцелуев губы дарят ему улыбку- едва заметную, но глубокую и мягкую. О, эта улыбка одно из самых опасных оружий, которые царевич мог бы применять к нему- но даже не догадывался об этом. Теплая ладонь поднимается к его лицу, и палец юноши проскальзывает по линии переносицы- медленно, едва касаясь, на острие нежности. По всему телу бегут мурашки. Так могли бы коснуться человека, которого любят. Могли бы. Но… В чудовищ не влюбляются, верно? Он знает, что после юноша отстранится от него, отводя глаза. И он предпочитает списывать это на досадливые муки совести за удовольствие в руках врага, не давая увидеть себе за этим более сложную гамму чувств. Он не позволяет себе обмануться. И все же, он не может не замечать определенных вещей- и ищет вопрос на ответ, не становится ли все только хуже от этого. /// Ссоры с ним- отдельная мука и головная боль. Во-первых, потому что это почти всегда вечное хождение по кругу, разомкнуть который могли бы ответы на несколько вопросов, которые он считал лишними. В такие моменты царевич слишком допытывался до вещей, которых ему не следовало знать- а это уже раздражало. Во-вторых, сам факт что он не может удержаться от каких-то нелепых препираний ничуть не добавляет Кощею очков в своих же глазах- рядом с Иваном он все время ловил себя на том, что тот открывает с каждым днём всё больший спектр эмоций, и если бы он готов был признаться себе в этом, то просто напросто сказал бы, что это его пугает. В-третьих, это почти всегда приводило к тому, что на голову нарвавшегося Ивана падал новый ушат леденящей едкости, и это отдаляло их- один шаг навстречу, два назад. Но иногда это и сближало, однако совсем не в том смысле, в котором хотелось бы по-настоящему. Ссоры с ним- отдельная мука и головная боль. Но все же, когда он злится, то становится чертовски привлекательным. /// — Ты так и не ответил на мой вопрос, — слышит он задумчивый голос в один из вечеров. — На какой? — не сразу понимая о чем юноша, Кощей уже через секунду чувствует раздражение: его упорство в попытке увязать все в одно ничуть не играло на руку. — Тот самый, один из трех. Внутри Бессмертного вновь разгорается костер досады пополам с горечью. Этот дурень, с упорством достойным лучшего применения, сам того не замечая, давил на больную мозоль из раза в раз. — Я ответил тебе еще тогда, — холодно бросает мужчина, вспоминая ту ссору, и то самое «не остался бы», отзывающееся уколом каждый раз, когда он скользит по этому телу руками и срывая с губ очередной хриплый стон. — Это был неискренний ответ, и мы оба это знаем. — Это ты выбрал считать его не искренним, — брови Кощея нахмуриваются в раздражении- с какой стати он еще и думает, что может пытаться загонять его в угол своими нелепыми (пусть и верными!) предположениями? — Да и вообще… Ты бы мог найти ответ сам, если бы хорошенько подумал — срывается в раздражении с уст Кощея, и все внутри мгновенно леденеет. Голубые глаза вглядываются в него пристально и внимательно, но все еще не могут разглядеть за холодной маской и тени правдивой сути, — Но это не большое дело, не понимаешь, значит и не нужно, — привычная надменность и насмешливость в голосе, усмешка на губах- и он разворачивает и отходит прочь. «Это было опасно близко- и как вообще вырвалось… В том, что он такой валенок есть определенные преимущества» — Кощей глубоко выдыхает, ощущая как помимо воли по всему телу разбегается отголосок волнения, — «С другой стороны- с чему бы ему вообще понять это. Не думаю, что считает меня способным на такие чувства в принципе. Но нужно быть осторожнее» Жизнь тебя воистину ничему не учит, — внутренний голос язвит и злорадствует. «Не стоит так больше ошибаться» Определенно. Твои чувства- последнее что ему нужно- тут ты прав. /// Его влечение к нему действительно было слишком сильным- но порой приобретало иные формы помимо привычных. Во время очередной тренировки царевич неосторожно парировав удар, распорол ладонь. — Ауч! — юноша морщится, зажимая свободной рукой достаточно глубокую, кровоточащую царапину. Кощей не может удержаться от того, чтобы не закатить глаза, притягивая его к себе за запястье. Острый нюх сразу улавливает этот запах- теплая, молодая и свежая кровь. Он не удерживается, чтобы провести языком вдоль царапины, сопровождая это выразительным взглядом, и лишь потом мимолётным движением пальцев залечивает порез. — Знаешь, порой я думаю, что был бы не против тебя сожрать, — срывается с губ мужчины с усмешкой. Иван, передёрнувшись, выдергивает ладонь, ощущая как по спине бежит холодок- и в голове вновь всплывает тот день, когда Бессмертный провел его по острию смерти. — Это шутка, царевич. С твоим характером ты вряд ли был бы лакомством. Кощей вглядывается во встревоженный взгляд, думая о том, что хотя юноша в основном и будоражит те струны его души, которые он считал забытыми, все же его темнейшие стороны тоже не остаются равнодушными. /// Помимо всего прочего, что он считал давно забытым и ушедшим, он пробуждал в нем некое шаловливое ребячество, совершенно несвойственное ему в рамках привычного образа жизни. Царевич полощет свою рубаху в реке, и упрямое течение все время норовит унести ее. Точнее не вполне оно. — Сколько можно дразнить меня? — фыркает Иван, выходя на берег. — А разве я что-то сделал? — хитрая полуусмешка на губах. Он отворачивается, внутренне улыбаясь этим нахмуренными бровям и внезапно ощущает, как на его спину прилетает ворох брызг, заставляя поежиться. Кощей оборачивается, внутренне оценивая- забавляет его эта выходка или злит, и ощущает, что забавляет. — С твоей стороны это было опрометчиво, — усмехается мужчина. Небольшой взмах рукой — и юношу накрывает волна с ног до головы. Вода стекает с волос, разбегаясь по оголенной шее и торсу дорожками, блестящими на солнце. — Какой же ты все же мстительный, — протягивает Иван, и сделав шаг к нему, ухватывает за руку, пытаясь утянуть за собой в реку. Разумеется, такая попытка не может увенчаться успехом, если сам Кощей того не пожелает- и все кончается тем, что царевич оказывается уроненным в воду около берега, окончательно промокший. — А что, ты считаешь что можешь позволить себе все что угодно? — он усмехается, разглядывая сведенные в досаде брови, наклоняясь к самому лицу. — Я позволяю себе только то, что ты опрометчиво даешь мне сделать, — в этом блеске глаз- оттенок игры. В конце концов, и он тоже научается определённого рода провокациям. — Ты прав, это мое недопущение, — он опускает когти на оголенный торс, заставляя юношу извиваться и брыкаться: с его чувствительностью щекотка ощущается мучительной пыткой. — Прекрати! Защекочешь меня до смерти, и что…сам тоже все?! — слышит он сиплый голос, перемежающийся со смешками, пока руки скользят дальше. — Я умею вовремя остановиться, не переживай, —он скользит клыками по его шее, едва касаясь, добавляя искрящихся ощущений. — Стой! Хватит уже! — тело под ним отчаянно пытается вырваться, и это только больше распаляет. — А ты заставь меня остановиться, — насмешливый шепот на ухо. Он на мгновенье прекращает мучения, снисходительно оглядывая свою жертву сверху. А тот пользуется выдавшейся возможностью: и в следующую секунду его лицо обхватывают ладонями и тянут к себе, целуя глубоко и страстно. И когда эта зазноба делает нечто подобное, он почти позволяет себе забыть кто они, и что стоит за каждым из них, и чувствует себя почти… живым. Только вот за такие моменты забытья всегда приходиться платить горьким осознанием реальности. /// — Ты же помнишь, что обещал мне, что я останусь человеком? — несмотря на то, что он старается не пропускать в свои интонации откровенной тревоги, Кощей видит, как она плескается в васильковых глазах. Эта встреча в пруду явно натолкнула его на определенные мысли. — А куда ты еще денешься? — усмешка, простая и привычная, не выдающая внутреннего укола, — Я в отличии от тебя, держу свои обещания. Кстати, одежда в облипку тебе весьма к лицу…- он притягивает юношу к себе, преодолевая сопротивления, занимая эту белокурую голову совсем иными мыслями, пока собственные остаются далеки от сладкой истомы. Лжец, лжец, лжец Только вот кому ты врешь, ему или себе?Спрячем слезы от посторонних Печали нашей никто не понял И слов не разобрать Когда в разгаре маскарад