Делай то, зачем пришел

Ночь — самая старая из их совместных подруг, особенно ночь темная, такая как эта. Осенняя и хмурая, с размеренно стекающими по стеклопакетам каплями дождя. Бессмертный, уложив голову на локоть, всматривается в лежащего рядом Ивана. Тот, как почти всегда, если не располагается на его груди, лежит на животе, обняв и подмяв под себя подушку. Сам Кощей погружен в размеренные, привычно тревожные думы. Время неумолимо движется, а решение не найдено, и помимо этого, ему все меньше хочется возвращаться в навь. Мысль о том, что пока он в тысячный для себя решает набившие оскомину проблемы нежити и нечисти, конечная жизнь Ивана течет без него, заставляет буквально скрежетать зубами от раздражения. «Интересно, а как бы ты выглядел…спустя лет пять, возмужав? Не юноша, но уже мужчина…», — Кощей опускается ниже, всматриваясь в бесконечно мучающие душу черты лица, — «Быть может, стал бы походить больше на отца?», — он раздраженно морщится, — «Нет, этого бы конечно не хотелось… И все же, было бы интересно увидеть» Светлые ресницы подрагивают, лицо хмурится, и юноша открывает глаза, обнаруживая на себе пристальный и неотрывный взгляд. Иван спросонья вздрагивает, отстранившись, мотнув головой, сгоняя с себя остатки дремы. — Ты чего? — тихий, обволакивающий тон Константина мгновенно успокаивает, как и руки, поглаживающие по спине. — Да дурно спится как-то, — протирает глаза Иван, всматриваясь в лицо напротив, что заспанным или сонным вообще не выглядит, — А ты чего не спишь? И ты что, просто смотришь за тем, как я сплю? — в интонации сквозит недоумение. Константин в ответ едва заметно пожимает плечами. В целом, его поймали с поличным, и вопрос во многом риторический. — И часто ты так делаешь? — подняв бровь, протягивает юноша. Бессмертный улыбается самыми кончиками губ. «Да, ты ничего не помнишь, но скорее, даже не знаешь, свет мой… Такая моя маленькая слабость, едва ли могу что-то с этим поделать», — в голове быстрой чередой картинок пробегают воспоминания. Его царевич, прикованный цепью, лежит в алой нежности шелка и мягкости бархата, усталый, изнеможённый ненасытностью своего хозяина. Сон его крепок, но тяжел — и Кощей на мгновение замирает над постелью, сощуривая взор всматриваясь в исполосованную когтями спину. Он прислушивается к внутренним ощущениям, ловя внутри странно-щекочущее чувство. Но думать о нем не хочется, и нахмурившись, он покидает покои быстрым и решительным шагом. Тогда он еще не позволяет себе даже самой малой капли не то что нежности, даже мягкости. Но он разрешает себе ощутить удовлетворение, когда позже пленник остается уже в его покоях, и спит сном легким и спокойным, потому что еще не ведает, что только глубже смыкает на своем горле когти тьмы, когда безмятежно и почти что игриво отвечает колкостью на колкость, когда позволяет жару плотских утех пройти через себя, когда сам обхватывает лицо пленителя и целует, опаляя огнем своих голубых глаз. Он с ужасом обнаруживает в себе слишком уж тревожное сочетание эмоций, наблюдая за заплаканным, побледневшим лицом Ивана, уснувшего в изнеможении после неудавшегося побега. Он ощущает горечь, когда все в том же черном бархате эта златоперая птичка дремлет, свернувшись калачиком, а перед этим всматривается в глубину комнаты взглядом пустым и печальным, полным осознания горькой правды о своем положении. Он злится, наблюдая за мерзнущим на земле царевичем, вором, что сначала украл сердце тьмы, а потом и ее силу. Он с тонкой улыбкой наблюдает за ищущим прохлады и обвившим его руками и ногами юношей, мучающимся от летнего зноя, что ночью остается тяжёлой духотой в воздухе, ловя себя на том, как бескрайне много позволено этому неугомонному, а он, кажется, едва ли понимает это. Он всматривается в тревожно-нахмуренное лицо Ивана, что видимо, и во сне печется за горемычную сестру, прикусывая губу, размышляя, сколько еще им отсчитано таких ночей вместе- и отчаянно, отчаянно желая, чтобы судьба была милосердна. Да разве заслужил он милосердия? Та ночь была последней. В свой бесконечный век горечи он порой представлял себе, а как это могло было бы быть, останься царевич с ним. Вернись они в замок вдвоем, перейдя его порог не как враги, а как возлюбленные. Как бы он мог смотреть на это лицо с полным правом, не тая и не скрывая наконец своих чувств, не нуждаясь больше в покрове ночи. Такие нелепые, глупые фантазии — он отгонял их от себя, словно терзающую плоть жертвы стаю воронов. Не его это было, не могло принадлежать ему, не заслужил — теплой сонной улыбки, нежных рук, лежащих на груди, спокойного, ровного дыхания спящего возлюбленного в руках любимого. Принадлежит ли сейчас? Быть может, отчасти, Константину. Кощей же, прикрывшись маской, вновь ворует эти мгновения. — Не так уж и часто, — он осторожно проводит по щеке Ивана, — Только когда у самого бессонница. Ты какой-то особенно красивый, когда спишь. Тот едва заметно улыбается, пряча это в смущенный фырк, переворачиваясь на спину и растирая лицо ладонями. — Это немного пугающе, все же. Пялиться на кого-то, пока он спит, — юноша зевает, потягиваясь. — Разве что, отчасти… — Бессмертный наклоняется над его лицом, осторожно потираясь носом об кончик носа. Это нежная, осторожная ласка, и в ответ на нее Иван подается навстречу, запутываясь пальцами в спадающих сверху черных прядях. Все, можно сказать, снова нормально, даже хорошо, но тем не менее, юноша не может отделаться от ощущения того, что между ними все еще висит недосказанность, тревожащая недомолвка. Словно тонкая трещина, что прошлась по фарфоровой чашке: ее можно не замечать, но она все равно отдается шершавым ощущением, если провести по ней пальцем. — Может, если не спится, хочешь выпить что-нибудь? Кофе? — протягивает Константин, щекоча кончиком носа чувствительное место за ухом. — Кофе в ночи странно, — улыбается Иван, — Но от какао не откажусь, если ты сделаешь. Кощей улыбается в ответ- вообще, приторно сладкие напитки Иван любил, и упорно утверждал, что в исполнении Константина они особенно хороши. Быть может, доля истины тут и была, руки-то его, так или иначе, непростые. В конце концов, были времена, когда он смешивал ими лучшие из ядов, так что бы не употребить их на улучшение вкусовых качеств какао-бобов? Они выбираются из постели, едва накидывая одежду- не любивший холода Константин включал батареи еще задолго до наступления зимы и предусмотрительно выбрал квартиру с теплыми полами, несмотря на то, что до появления в его жизни Ивана едва ли бывал в ней. И юноше порой было даже жарко в этом всем, и иногда он бурчал о том, что мужчине определенно следует уделить внимание своей хронической болячке, заставляющей его все время ощущать и источать прохладу. Кощей в ответ лишь одаривал возлюбленного тонкой усмешкой или отшучивался, что здоровье у него вполне себе ничего — и лет на сто, если ни больше, еще точно хватит. Иван, оперевшись локтем в кухонный стол, всматривается в широкую спину, прикрытую лишь копной волос и ловко орудующие руки. Его, как и многие века назад царапает странное несоответствие между определенными словами и определенными действиями возлюбленного. — Тебе кстати, помогло чем-то, что мы с тобой почти месяц не контактировали? — словно бы мимоходом, между делом роняет юноша. Вообще, к неким новым мыслям Кощей действительно пришел, пусть и не к тем, которые продвинули его в решении главной проблемы. Вернувшись в навь, он с раздражением поймал себя на том, что вообще-то, все это наскучило ему куда сильнее, чем казалось ранее: интриги, переставление фигур на большой доске. Словно за долгие века он делал это столь много раз, что это стало безумно предсказуемой рутиной, едва доставляющей удовольствие. Ему хватало одного взгляда на новое поколение навьей аристократии, чтобы предсказать, кто скорее всего с кем сцепится в схватке за власть и влияние, кто попытается предать, и едва ли кто-то из подданных за последние столетия мог удивить Князя Тьмы. Сидя в тронном зале, он как-то поймал себя на мысли, что вообще-то, было правильно, что Чернобог менял наместников, пусть из причин далеких от заботы о них. — Отчасти, — пожав плечами коротко отвечает мужчина. — Знаешь, я злюсь, — в конце концов произносит Иван, беря в руки протянутую Константином кружку, — Я пытаюсь…словно подавить это, потому что глупо, поздно уже все высказывать, после свадьбы кулаками не машут, но… — он отводит глаза в сторону, и Кощей замечает в этом взгляде раздраженную печаль, — Но оно все равно как будто все время возвращается. — Я понимаю, — тихо произносит Бессмертный всматриваясь в блестящие васильковые глаза. — Я же рассказывал тебе, что мой отец…все время врал маме, — Иван морщится, — И однажды выяснилось, что все время у него была вторая семья, настоящая жена и я счастливый обладатель еще одной сестры и аж двух братьев. И я чувствую, что ты тоже мне врешь, — пальцы сжимаются на кружке, — А я это так ненавижу, но что я делаю? Я даже не могу вытрясти с тебя внятного объяснения, что именно тебе взбрело в голову такого, что ты решил, что нам стоит сделать паузу и просто встречаюсь с тобой дальше, как ни в чем не бывало. «Как будто…это вообще было бессмысленно, только маялись…я, маялся, во всяком случае», — юноша чувствует колющую досаду в груди, — «И, кажется, ты тоже, но зачем? Ты не похож на того, кто делает подобное из каприза, так о чем ты молчишь?». — У меня есть… темные пятна в прошлом, и иногда мне тяжело с ними обходиться. Я…не вру тебе, — Кощей, до того упирающийся ладонями в стол, хочет коснуться лица напротив, но сдерживает порыв, чувствуя, что это будет неуместно, — Быть может…иногда не договариваю, но я точно не лгу в самом важном. Я все время вру тебе. Лжец, лжец, лжец. «Доверие…порой не просто заслужить, но столь легко потерять», — думает Кощей, ощущая досадливую тревогу. Да, эта чаша точно не бездонна, и стоит поразмышлять, что можно сделать, дабы компенсировать потерю. — И что же для тебя самое важное? — протягивает Иван, вставая и подходя к окну, всматриваясь в одиноко горящие огни полуспящего города. — Мои чувства к тебе. — Да, которые ты даже не называешь, — фыркает Иван, дернув плечом. — Я знаю, что у меня много тараканов в голове, — Бессмертный аккуратно обнимает юношу, укладывая голову на темя, осторожно смыкая руки на груди. — Мог бы попробовать разобраться с ними для разнообразия, — фырчит собеседник, тем не менее накрывая руку Константина своей, едва ощутимо поглаживая. «Ох, поверь мне, я прикладываю значительные усилия», — вздох, изданный мужчиной в ответ на эту реплику, не укрывается от Ивана. — Ты даже не даешь мне попытаться помочь тебе, — насупившись, произносит он. — Ты тоже часто отвергаешь мои попытки сделать твою жизнь лучше, — хмыкает Константин, и юноша ощущает осторожное касание губ на своей шее, — И мне со стороны наблюдать за тем, как ты разрываешься, чтобы все на своем горбу вытащить, тоже порой непросто. — Это другое, — Иван разворачивается к нему лицом, и Бессмертный замечает раздражение, залегшее в нахмуренных бровях, — Я…хочу справиться со всем сам, — поднятые в ответ брови мужчины красноречиво говорят, что он мог бы дать такой же ответ, — Блин, Кость, вот не надо, это не одно и тоже. — Я лишь не хочу усложнять твою жизнь, — пожимает плечами Кощей, — потому что проблема не в тебе, или в наших отношениях, а только во мне. И разобраться в этом могу только я. — А ты не думал, что много на себя берешь? — Иван сверкает глазами исподлобья, отставляя кружку с какао на подоконник. «Ты вечно нарываешься на эту откровенность, на…правду. Но что я скажу тебе? Знаешь, я на самом деле монстр из сказок, который преследует тебя уже вторую жизнь? Что темная часть меня алчет обладать тобой так, что ты не сможешь этого вынести?.. Увидев меня настоящего все, что ты испытал- ужас. И я очень хорошо подумаю перед тем, как показать тебе это снова», — думает Кощей, всматриваясь в лицо юноши потяжелевшим взглядом. — Сколько есть — все мое, — усмехается мужчина, колкостью, обращенной к самому себе, но в повисшей паузе она лишь множит напряжение. — Слушай, — Иван выдыхает, боднув лбом грудь Бессмертного и замерев в этой позе, — Я не позволю тебе еще один раз обойтись так с собой. Не смей больше отталкивать меня якобы для моего же блага, не смей решать за нас двоих, не смей… — наконец проговаривая то, что как вязкий ил залегло на дне души, он ощущает, как сдавливает и распирает грудную клетку одновременно, — Не ври мне, пожалуйста, потому что если ты не сможешь доверять мне, то как бы сильно я … не был привязан к тебе, — «Не буду я говорить, что люблю тебя, вот не буду», — с отчаяньем думает Иван, вцепляясь руками в предплечья мужчины, чувствуя острую уязвимость, полную обнаженности чувств, — Я не смогу так, понимаешь? Я уйду, и даже если всю оставшуюся жизнь буду помнить о тебе, я все равно уйду, если это будет наполнено ложью. «Боже мой, какая же ты мука, ты самое ужасное проклятье, которое только можно придумать», — думает Бессмертный, молча втягивая возлюбленного в объятье, — «Твоя любовь, что птица- не запереть, и в руках не удержать силой». — Я знаю, что я не могу больше ошибиться, — тихо отвечает он, поглаживая кудрявую копну ладонью. — Это не о том, что я отбираю у тебя право на ошибку, — устало произносит Иван, укладывая голову на острое плечо, — Просто давай…ошибаться вместе, что ли. Или хотя бы говорить об этом… Мне не нужны идеальные или приторные отношения, в которых всегда все хорошо, я понимаю, что бывают взлеты и падения, но какой смысл быть вместе, если не разделять все это? «Некоторые падения лучше не разделять», — хмыкает Бессмертный, — «Такой ты максималист… Всегда был. Интересно, прошло ли бы с возрастом все-таки или нет?». — Ему-то ты наверняка доверял, — тихо, буквально себе под нос бурчит юноша, не рассчитывая на то, что собеседник его услышит. «Помимо того, что я вечно в догоняющей позиции из-за возраста и того, что едва ли чего пока добился в этой жизни толкового, так и еще как будто…все время буду вторым для тебя?..», — и он морщится, думая о том, что это весьма неприятная тревога, и даже отчасти странная для него. Почему так отчаянно хочется быть важным для него? Словно есть доска, на которой жизненный опыт Константина — очевидно, что весьма непростой, все его прошлое и настоящие отчаянно перевешивают то, что он может положить на другую сторону — свои глубокие, но простые и искренние чувства. Достаточно ли этого? «А ты, свет мой, на самом деле тоже можешь быть ревнив…», — с печальной улыбкой думает Кощей, зарываясь носом в пшеничные кудри, вдыхая теплый, лёгкий запах. Такой же, как века назад, разве что порой его портит осевшая городская пыль. — Иван, — внезапно для юноши произносит Бессмертный, и тот поднимает голову вверх, думая, что его окликают, — Его тоже звали Иван. Распространённое русское имя, знаешь ли… От открытия этого не то что кусочка- так, осколочка правды, в груди болезненно щемит. — Забавно, — Кощей замечает, что юноша досадливо морщится, — Я знаю, что это очень…не красящее меня чувство, — со вздохом произносит он, — Но…пойми, у меня не было никого серьезного до тебя. Так, в школе гуляния за ручки с одноклассницами, а потом, в то время, когда все активно стали обзаводиться парочками, мама заболела и стало совсем не до этого. После похороны, разборки с отцом, попытки понять, как теперь жить, опека над Лизой, все это…надо было чтобы заросло. А потом появился ты…и все, в омут с головой. «Все ещё не знаешь иных рук кроме моих, верно?» — думает Кощей, сдерживая порыв не то горько улыбнуться, не то поджать губы, — «И едва ли я дам тебе узнать». — Но ты… — Иван поднимает глаза на Константина, столь внимательно слушающего его, — Ладно, не важно, — юноша смущается, отводя глаза в сторону. Сформулировать это во многом непросто, и его раздражает это странное то ли проявление неуверенности в себе, то ли выползшая из детства тревога о том, что образ, казалось бы, почти идеальных отношений и любви может развалиться, обнажая неприглядную истину, так, как это было у родителей. И покрытое мраком прошлое Константина и его столь порой столь внезапно возникающая и пропадающая эмоциональная холодность успокоению не способствовали. — Вань, слушай, — Кощей осторожное берет юношу за подбородок, разворачивая его лицо к себе, — Я догадываюсь, что ты опасаешься…что я лишь ищу в тебе замену былым чувствам, но это не так. «Вообще-то, это во многом так, но…ничто из это не стало былым для меня», — думает Бессмертный всматриваясь в ответную улыбку, осторожную, самими кончиками губ. В повисшем молчании в глубине души его собеседник ожидает продолжения этой фразы, но оно не случается. — Ладно, я…пойду спать, — тихо произносит Иван спустя паузу, осторожно отстраняясь, касаясь губ напротив коротким, едва ощутимым поцелуем. Константин молча кивает ему, мягко целуя лоб в ответ и проводя по спине осторожным, поглаживающим жестом. «Нужно…сделать что-то для него», — размышляет Бессмертный, провожая уходящего в спальню любовника взглядом, — «Что-то…человеческое такое, что, что может передать чувства, и при этом понравится ему, подлатать этот разрыв». И он понимает, что могло бы сгладить, заполнить ту самую трещину, и чего так или иначе ожидает Иван- правда, уже без особой надежды. Для его возлюбленного, к кощееву большому неудовлетворению, одним из самых близких языков любви был язык словесный, тот, на котором Князю Тьмы говорить было почти что невыносимо, вплоть до физической невозможности. Однако, при желании, можно найти компромисс, пусть и сопряженный с определенными неудобствами. Тем более, что помимо необходимости восстановить кредит доверия, имеется ещё один, весьма особенный повод. И случай ему подворачивается- точнее, об этом можно скорее сказать, что кто ищет, тот всегда находит. Невзначай подслушанный разговор юноши с подругой о возможных планах на выходные, размышления и прикидывания, насколько нелепый поступок он готов совершить во имя своих нелепых чувств- и план складывается как пазл. Перед этим Иван выясняет проведут ли они уикенд вместе, и получив отрицательный ответ с привычным оправданием работой, едва заметно улыбается в ответ, понимающе кивая, но ощущая внутри оттенок огорчения. Но в целом, альтернативы у него имеются — универская компания друзей вторую неделю зазывает на неформальный концерт, что должен случится в честь юбилея университета, и в общем и целом, почему нет? — Ну что, до конца дослушаем? Там еще пара групп осталось, — деловито возвещает Рита спустя час их нахождения на мероприятии. — Да пойдем уже, если останемся до конца, то потом до метро не доберемся, — вздыхает Иван, озираясь по сторонам, пытаясь понять, насколько трудно будет добраться до выхода. — Эй, Вань, а это там не твой Константин на сцене? — раздается недоуменный голос Риты, дергающей его за рукав. — Конечно нет, что ему там делать, — раздраженно отмахивается он, но подруга еще настойчивее тянет его за одежду, вынуждая развернуться лицом в нужную сторону, — Рит, да просто похожий кто-то, ты что с ума сош… И он замирает — потому что на сцене стоит высокий мужчина, с длинными, вороными волосами, в простых черных джинсах и такой же футболке. Он прищуривается, и с удивлением видит родные черты лица- нос с горбинкой, столь редкие черничные глаза — боже мой, неужели в темном обрамлении теней? — острые скулы. «Это…это что такое?!», — с шокированным недоумением размышляет Иван, и когда наконец звучит музыка и стоящий на сцене раскрывает уста, последние сомнения отпадают. Толпа вокруг шумит, возвещая довольства старой, но столь любимой многими песни. — Пожалуйста, не умирай Или мне придётся тоже Ты, конечно, сразу в рай А я не думаю, что тоже Бессмертный, действительно стоящий в этот момент на сцене, с достаточно горькой внутренней усмешкой подмечает, что к царевичу, останься игла слитой с ним и дальше, эти строки могли бы подойти как нельзя точнее. Но эти мысли он от себя отгоняет — эта безумная во всех многих смыслах затея даже по меркам Константина, что уж говорить о Кощее Бессмертном, была направлена ровно на одного человека- и он с легкостью находит его в толпе глазами, с удовлетворением замечая желаемую реакцию. — Хочешь сладких апельсинов? Хочешь вслух рассказов длинных? Хочешь, я взорву все звёзды Что мешают спать? — Зайцев, ну что ты такого хорошего сделал в прошлой жизни, что тебе такой мужик охуенный достался, а, — абсолютно не скрывая белой зависти произносит Рита, даже не кося взгляд на надувшегося рядом собственного парня. Иван тем временем, слова подруги почти не слышал, уже пробираясь сквозь толпу, насколько это возможно ближе к сцене. — Пожалуйста, только живи, ты же видишь: я живу тобою. Моей огромной любви Хватит нам двоим с головою. В этой куче людей едва ли можно разглядеть отдельного человека, но Иван не может отделаться от чувства, что Константин смотрит именно на него. «Боже мой, это просто безумие какое-то», — с колотящимся сердцем думает юноша, ощущая, как все внутри замирает в тонком, восхищенном трепете, — «Я же даже не знал, что он умеет петь, да еще и так хорошо!..». Голос мужчины, глубокий и хриплый звучит весьма мелодично, и чертовски подходит под звучащие строки. — Хочешь в море с парусами? Хочешь музык новых самых? Хочешь, я убью соседей Что мешают спать? У Ивана была привычка слушать в машине радио, поначалу весьма бесившая Кощея. Фоновый шум людского бормотания с разной степени качества потугами на творчество симпатии Князя Тьмы не вызвал от слова совсем. Но нужно было уметь идти на компромиссы, и порой Бессмертный невольно вслушивался в текст той или иной песни, и эта показалась ему с одной стороны весьма иронично подходящей, с другой — достаточно чувственной, чтобы передать желаемое, а с третьей — не слишком уж приторной. — Хочешь солнце вместо лампы? Хочешь за окошком Альпы? Хочешь, я отдам все песни? Про тебя отдам все песни «Что ж, если я действительно знаю тебя так хорошо, как мне кажется, тебе должно понравиться, свет мой», — не без доли сомнения думал он, рассматривая в зеркале свой человеческий образ вне привычных строгих и дорогих костюмов, подмечая, что так выглядит моложе — «Хотя, конечно, убить кого-то для тебя было бы куда проще и приятнее». — Хочешь солнце вместо лампы? Хочешь за окошком Альпы? Хочешь, я отдам все песни? Про тебя отдам все песни я… Свет на сцене меркнет, и в следующее мгновение солиста на ней уже не оказывается — и юноша, встрепенувшись, судорожно, почти что подпрыгивая, пытается увидеть, куда делся Константин и как к нему пробраться. Ему хватает ума достать телефон и там же есть сообщение с геолокацией, которое заставляет его улыбку почти что самым натуральным образом дотянуться до ушей. Иван торопливо, переходя на бег выбирается из толпы, обходя парк, и наконец добираясь до указанного места. Константин, уже стоящий возле своей припаркованной машины, оборачивается на него, с улыбкой довольной и немного хитрой, и юноша ощущает, как сердце замирает, расширяясь во всей грудной клетке, занимая все его существо. — Ты… — он чувствует, почти что не может подобрать слов от нахлынувших эмоций, и от столь непривычного вида любовника, — Ты действительно накрашенный что ли? — с неприкрытым восхищением в голосе протягивает он, подходя вплотную и, пристав на цыпочки, всматриваясь в черничные глаза, обрамленные темными тенями и золотой стрелкой, что столь неожиданным образом делает взгляд и без того пронзительных глаз еще выразительней. — Да, певцам положено, разве нет? — хмыкает Бессмертный, жадно накрывая губы юноши поцелуем, ощущая, как тот отвечает ему со всей пылкостью, чувствуя, как учащенно бьется юное, наполненное жизнью сердце, передавая и его мертвой плоти тепло. Иван отрывается от губ, обхватывая лицо напротив руками и завороженно рассматривая. Ему хочется сказать что-то, но самым банальным образом едва ли может вымолвить хоть слово: и от самого поступка, которого он никак не ожидал, и от образа Константина в столь непривычном виде, и от переливающегося через край чувства любви внутри. — Что, дар речи потерял, свет мой? — игриво подняв брови, протягивает Кощей. Помимо растекающегося в груди удовлетворения, и ощущения того, что весь дискомфорт, сопряженный с этой безумной затеей, втрое окупился горящими васильковыми глазами, сейчас он ощущает себя странным образом более настоящим чем обычно — быть может что-то привычное из внешности Кощея, перекочевавшее к Константину этому способствует. «Стрелки такие ровные… Ритка все время весь свет белый кроет, пока рисует их, интересно, он что, пошел в какой-то салон? Не красился же сам?», — рассеянно думает Иван, улыбаясь в ответ широко и искренне. — Тебе очень аккуратно сделали…и пирсинг идет, я не знал, что у тебя уши проколоты, — «Как это вообще можно было не заметить за столько времени?!», — думает Иван, завороженно скользя пальцем вдоль ушной раковины. — А если скажу, что сам красился, а? Поверишь? — Усмехается Кощей, с большим наслаждением ощущая осторожные касания Ивановых рук. — Знаешь, после всего увиденного сегодня… Кажется, в тебе есть куча всего, о чем я не подозреваю даже, — эта реплика отдается в мужчине ироничным смешком, который он прячет в широкой улыбке, — Как ты это провернул все вообще?! — Приехал, загипнотизировал ведущих и оригинального солиста группы, убедив их в необходимости замены состава, вышел на сцену, сделал что хотел, и растворился в мраке ночи черным вороном, — усмехается Кощей, ловя недоумевающий взгляд юноши. — Просто заплатил им, да? — протягивает Иван с улыбкой немного неловкой, думая о том, что вопрос он задал с весьма банальным ответом, а Бессмертный в ответ лишь безмятежно пожимает плечами. — С годовщиной того, как ты вынужден терпеть мой скверный характер, Вань, — наклонившись к уху, тихо произносит он, окончательно добивая юношу и наблюдая на его лице еще большее смятение, перемешанное с радостью, — Забыл, да? — Нет, я… — Иван ощущает, как в горле пересыхает, — Я помню, неделю назад было…я думал, что ты забыл, и что ты не хочешь, ты же вообще праздники не любишь… В тот самый день он вспомнил об этом только вечером, осознав, что Константин, кажется, не помнит вообще- и это отдалось грустью, смешанной с размышлением о том, все так или иначе не уже столько безоблачно безмятежно, по крайней мере ощущается так точно. «Ладно…он не любитель праздников и дат», — думает Иван, не решаясь при следующей встрече даже просто упомянуть об этом маленьком факте их отношений, чувствуя, как внутри покалывает неловкость, смешанная с огорчением. Кощей же, конечно, помнит — этот день выжжен в его памяти ничуть не хуже того, в котором царевич откусил злополучное яблоко, но он не без доли коварного предвкушения ждет того момента, на который запланировал этот странный подарок. — Теперь я чувствую себя ужасным дураком, — на выдохе произносит он, обхватывая шею Константина и буквально повисая на нем. Юность, ее любовь горяча и ярка, она легко прощает, падая в омут, и счастье и радость чувствуются ею столь же ярко, сколь горечь и боль. — Не буду лукавить, что не испытываю сейчас самодовольного удовлетворения, — усмехается Бессмертный, зарываясь носом в кудрявую копну. «Что ж, очевидно, на какой мой вопрос ты давал ответ всем этим», — с нежностью думает Иван, отстраняясь, вновь обхватывая лицо мужчины и всматриваясь в него, — «И умудрился выбрать песню, где это так и не названо напрямую… Определенно, что-то там не чисто у тебя с этими простыми тремя словами. И посыл такой, очень твой… мол весь мир на блюдечке, тебе, Вань». — Я люблю тебя, Кость, — тихо произносит Иван, утягивая мужчину в поцелуй, ощущая как сильные руки смыкаются на его спине, до хруста костей прижимая, не ведая о том, насколько сильно топит сейчас сердце тьмы в чувстве, что она столь неистово жаждет, — Но так я не хочу, — добавляет он, разрывая касания. — Как так? — с определенной долей недоумения протягивает Константин. — Неравномерно. Моей любви тебе тоже хватит с головою, поверь, — и васильковые глаза, что смотрят с бездной ласковой страсти буквально пьянят Кощея, как и губы, которые снова целуют его, не позволяя возразить ни слова. И в этот момент мужчина чувствует острое, наполняющее полностью и вытесняющее все остальное счастье — и не ярким отголоском, тонким всполохом, а так, словно в один глоток опустошает наполненный кубок. — А чего хотите вы, а, господин Бессмертный? — игриво протягивает юноша, прикусив губу и окинув Константина пылким взглядом исподлобья. — Тебя, — спустя паузу, хмыкнув, отвечает мужчина, подхватывая Ивана под ягодицы и усаживая на капот машины, — Я хочу тебя. И в этот момент он не позволяет себе даже припомнить столь недавно прозвучавший аналогичный вопрос с аналогичным ответом. — Ох, разнообразием ваши желания не блещут, — смеется юноша, обхватывая его поясницу ногами. И этот смех, счастливый и искренний — словно чистый весенний ручей разливает в венах Бессмертного бурлящее чувство жизни. — Да, в некоторых вопросах мне присуще…поразительно постоянство, — жарко шепчет он на ухо Ивану. «Но разве это все не иллюзия, которую мне нужно будет так или иначе разбить…», —затем думает он, — «Нет, к черту, сегодня я не хочу иметь ни одной мысли Кощея Бессмертного в своей голове». Сегодня ему хочется просто чувствовать- и он чувствует. Теплые руки, что жадно смыкаются на его спине, горячее тело, вжимающееся в его, губы, запечатляющие на его устах касания любви бескрайней и искренней. И сегодня Константин Бессмертный ни на йоту не жалеет о проделанном, и в какой-то миг, уже позже, сдирая со своего любовника одежду, он действительно забывает о том, что его руки на самом деле увенчаны длинными смертоносными когтями. Но эта забывчивость горько аукается ему спустя несколько недель, в течение которых он действительно ощущает облегчение. Бессмертный сжимает в кулак прядь волос, сильным толчком выбивая из тела под собой звучный стон, скользя губами по шее. Язык идет дальше, очерчивая позвонки на затылке, скользя мокрой дорожкой дальше. В голове всплывает воспоминание о крови, стекающей вдоль этого хребта, горячей, сладкой, пьянящей. Он морщится, отгоняя это от себя. Хриплые вскрики, металлический запах в воздухе, сочетания страха и беспомощности, которые он чует, как голодный зверь. Все это может быть очень возбуждающе, не правда ли? «Я…я не хотел этого», — его руки крепко, смыкаются на юношеской талии, — «Черт, или я хотел?.. Мне это понравилось… Не последствия, но процесс?..» — Бессмертный закрывает глаза, вновь проскальзывая цепочкой поцелуев к затылку, обжигая своим дыханием. Чувство контроля, чувство власти — ты никуда не уйдешь, ты мой, я буду делать с тобой, все что хочу, и сейчас я хочу этого, я хочу твоей крови, я хочу твоего страха, я хочу, чтобы ты понимал, что ты принадлежишь мне. «Так, мать твою, успокойся. Успокойся», — он, сцепив зубы, мысленно радуется тому, что Иван сейчас не видит его наверняка перекошенное в напряжении лицо, — «Нужно компенсировать это как-то по-другому, наверняка в нави найдутся провинившиеся головы, удовлетворю это иначе… Ты насытишься, просто не сейчас». Бессмертный выдыхает, это самоуговаривание в определенной степени работает. Он укладывает руку на член Ивана, перемещая фокус со своих мыслей на ощущения любовника. Чуткое тело сразу реагирует в ответ, выгибаясь, двигаясь навстречу, и Кощей позволяет себе осторожно прикусить бледное плечо, успокаиваясь удовлетворенным стоном, изданным алыми губами. «Все хорошо, все нормально», — на мгновение он приподнимает голову, бросая взгляд в зеркальный шкаф, столь удобно расположенный вдоль стены напротив постели. Оттуда смотрит лиловой бездной усталый взгляд Князя Тьмы, с оскалом мрачным и угрожающим. «Все равно не сможешь притворяться вечно», — внезапно возникает в голове ровная мысль, без всяких акцентов и интонаций. Бессмертный замирает, ощущая прокатившееся с ног до головы липкой волной чувство опасности. Он промаргивается, но в отражении все те же глаза, и бледно-серая кожа. — Не…не… останавливайся, — хриплый, жаркий голос снизу заставляет его вздрогнуть, переведя глаза на свои руки, лежащие на бедрах — обычные, человеческие руки. Никаких признаков нежити. Где настоящее? Он не может различить. Бессмертный судорожно, резко отстраняется, ощущая прилив колотящей тревоги, почти что паники: а что увидит Иван, если, развернув голову, окинет любовника разомлевшим взглядом? Он срывается с места, буквально добегая до ванны, всматриваясь в зеркало — те же глаза с вертикальной, нечеловеческой радужкой. Ладони, смыкающиеся на раковине — бледные, но вполне нормального цвета кожа. Ногти. «Хочешь просто забыть, кто ты такой на самом деле?» — еще одна усталая и ровная мысль, словно искра вспыхивает в сознании. В отражении — пара клыков. Он судорожно, нервно проводит по собственной руке пытаясь ощутить — когти распарывают кожу или ногти лишь надавливают до алых полос. Крови нет? Белый фарфор алым не окропляется. Константин? Кощей? Но боль, боль на руке, она словно от пореза. Бессмертный вскидывает ее вверх — в отражении когти, измаранные темно-багряной, почти черной кровью нежити. «Что…что происходит?!», — сглотнув, он почти что дрожащими руками открывает кран душа, забираясь под струи ледяной воды. На ощупь во рту- зубы, обычные человеческие зубы. — Костя! Что случилось?! — в ванную ожидаемо влетает Иван, с взлохмаченной головой и выражением лица полного растерянной тревоги. «Черт, нет, я не смогу сейчас, если он увидит, черт, все же только снова стало нормально, почему опять…», — он до боли в челюсти сжимает зубы. — Не…не подходи ко мне, — сдавленным хрипом вылетает изо рта Бессмертного, за мокрыми, потяжелевшими от влаги волосами, закрывающими лицо, с одной стороны, толком не видно, вспыхнул ли в васильковых глазах недоуменный ужас, с другой, кажется, можно попытаться спрятать истинный лик, если он таки проступил. — Кость, — Иван, осторожно приближается к мужчине, и на мгновение ему кажется, что Константин вжимается в стенку ванной, стремясь максимально отстраниться, — Что происходит?! — он, лишь едва заметно поморщившись от потока ледяных струй, забирается к Бессмертному, убирая мокрые пряди с лица. Тот криво, нервно улыбается — судя по тому, что юноша не отпрянул, видит он того, кого нужно — а может быть нет? Как понять? Быть может, не разглядел еще? — Я… — он сглатывает, слова стоят в горле не то что комом, кажется он почти физически не может выговорить то самое пресловутое я в порядке. Нужно срочно придумать правдоподобное, убедительное оправдание, слишком странно все выглядит, он компрометирует себя, он снова все портит. Иван хмурится, нащупывая рукой ручку крана, выключая ледяную воду, почти что не ощущая холода- весь его фокус внимания сосредоточен на Константине, которого он никогда доселе не видел таким растерянно-дезориентированным, почти что испуганным. — Ты чего… — юноша обхватывает лицо мужчины, всматриваясь в черничные глаза, краем глаза подмечая, что уголок тонких губ нервно дергается, — Кость, что случилось? «Надо успокоиться, вылезти из ванной, взять себя под контроль, надо… Мне нельзя… Я…я…не могу…», — сглотнув, он укладывает руки на юношеские плечи, намереваясь оттолкнуть, но все что выходит — это сползти вниз по плитке, окончательно загоняя себя в угол. Мысли предательски путаются, он не может сконцентрироваться, чувствуя словно все внутри ходит ходуном. Иван же движется за ним следом, обхватывая руками, преодолевая сопротивление и обнимая, прижимая к себе. Едва ли он понимает, что и почему происходит, но одна вещь ему кристально, со всей очевидностью ясна- его мужчина не в порядке. «Ну все Костя, даже не думай, что я дам тебе сделать вид, что ты справляешься со своими темными пятнами», — с тревожной горечью думает он. — Все хорошо, — шепчет он, скользя по мокрым волосам, ощущая, что тело в его руках буквально ледяное и списывая все это на стояние под холодной водой, — Я тут, я с тобой, — Иван осторожно целует висок Константина, крепче прижимая к себе. Сипло выдохнув, Бессмертный закрывает глаза, рваным движением обхватывая юношу в ответ, смыкая руки на его спине и утыкаясь лицом в плечо.