Где Дазай откопал лопату, Чуя даже спрашивать не стал. Красноречивым ответом послужили обилие мата, вытекающего из подвала, и звук падения чего-то большого и металлического. Чуя всеми фибрами души надеялся, что Осаму там не прибило нафиг, отправив с концами к потомкам, лишив Чую возможности уехать отсюда. Ну или хотя бы поесть. Однако Дазай вышел из этого самого подвала вполне себе живой, но очень недовольный. Одной рукой он держится за голову, а-ля несчастная кошка порезала лапу, а в другой руке тащит это оружие массового убийства — лопату. Зачем лопата? Чтобы копать. Копать что? Снег.
План был гениален, как и решение построить мост «Дьявола» в Швейцарии с крутым поворотом и спуском прямо в озеро из-за чего многие повозки в восемнадцатом веке стремглав отправлялись в воду искупаться. Только вот они забыли рассчитать тяжесть повозок, безвозвратно утопающих в пучине озёра. В принципе, то же самое произойдёт и сейчас. Снега — немерено, желания его убирать — нет. Дазай бегло смотрит на Чую, в надежде, что тот откажется от этой авантюры, подняв руки вверх, и они мирно решат употреблять исключительно воду до отъезда. Типа: «хочешь есть — попей водички», без какого-либо продолжения. Но ничего такого не происходит. Чуя, видимо, полностью смирился с ситуацией, спокойно осматривает огромный пуховик на себе, из-за которого он выглядит ещё меньше. Хотелось бы пошутить, да настроения нет. К тому же мысли о невестушке, которая вроде как ждёт ребёночка от непутевого юноши, добивает хорошее настроение после такого желанного сна.
На улице тоскливо. Вечер благополучно сменил день, отправив того на покой до наступления следующих суток, а сам принялся хозяйничать. Многие, когда думают о вечере, представляют себе алый закат, напоминающий спелый нектарин, и лазурное небо, кое-где припорошенное вьющимися облачками, что лениво ползут по небосводу. Зима в Японии не могла порадовать такой красочностью палитры. Небо было окрашено в темно-серый цвет из-за чертовой непогоды, как бы напоминая, что ничего в этой жизни не будет так, как тебе этого хочется. Если бы можно было хоть как-то влиять на выбор погоды, то Чуя без сомнений бы послал нахер создателя, отсалютовав ему средним пальцем, потому что Япония — чёртов кладезь непогоды и различных тайфунов, влиять на которые просто невозможно. Кто это придумал — не понятно.
Маленькие снежинки при контакте с одеждой сразу же растворяются, образуя капельки, что стекают по рукавам верхней одежды вниз, задевая оголённые руки. Чуины перчатки остались в квартире Дазая, заслужив хоть какой-то отдых, так как практически не снимались уже целый месяц. Их сейчас очень не хватает. Осаму хмуро бредёт к тропинке, полностью заваленной снегом, и начинает расчищать путь, бубня себе что-то под нос. А в голове лишь одно: «Пиздец! Какой нахуй ребёнок?» Накахара уже перестал реагировать на какие-то признаки недовольства Осаму, так как казалось, что он был недоволен всегда и всем. Сейчас он недоволен планом, что придумал сам, несколько минут назад недовольство появилось из-за чертовой лопаты, которую невесть куда спрятали, а утром его причиной стал Чуя, привезённый самим Осаму. Вот это настоящая ирония судьбы.
— Напомни мне, зачем я это делаю? — кряхтя, интересуется Осаму, скидывая снег с тропы в кучу с другим снегом и припоминая свою последнюю встречу с Юной, что вела себя, кажется, как и всегда.
Ответа сразу же не находится, потому что сам Чуя не понимает, что такого они могут найти в том маленьком домишке. Не думает же он, что его предки оставили кучу еды в каком-то сарае, полностью опустошив полки и холодильник главного дома? Хотя, смотря на Дазая, Чуя понимает, что ожидать можно чего угодно. Осаму уже переживать начал не уснул ли там Накахара, когда слышит простую логическую цепочку того, что может произойти в случае их неудачи:
— Чтобы мы не умерли с голоду и в агонии не начали поедать друг друга.
— Точно.
Чуя был бы и рад помочь с этой непосильной задачей, да только лопата была одна, а ничего другого как в доме, так и на улице, не нашлось. Минут через пять Дазай заметно устаёт, замедляясь, а снега, как бы ни хотелось, меньше не становится. Убирать снег с тем учётом, что он всё ещё идёт — херовая затея. Так он ещё временами и с деревьев падает, так как тропинка проходит прямо-таки между клёнов. Эти деревья всегда привлекали слишком много внимания к себе своей красотой в период момидзигару. Красные клены ошеломляли своей красочностью листочков, и кажется, что у каждого дерева есть свой собственный цвет, не похожий на другие. Момидзигару всегда был чем-то особенным для Чуи хотя бы потому, что этот праздник ассоциировался с теми временами, когда мама была жива, а отец не вёл себя, как конченый мудак. Синдзюку Гёэн просто кишил туристами, приехавшими полюбоваться этим чудом, но даже их присутствие и сотни фото на фоне клёнов, не портили этот момент. Холодная рука касается ствола древа. Шершавый. Ощущения почти как в детстве, когда он играл в прятки с ребятами, прячась за деревьями и слегка касаясь их руками.
Горько усмехнувшись своим воспоминаниям, Чуя не замечает, как Дазай уже несколько минут наблюдает за ним. В такие моменты Накахара ненавидит свои воспоминания. Он уже хотел было спросить, какого черта Осаму творит, когда слышит:
— Они ещё совсем молодые, — вспоминает Дазай, кивая в сторону деревьев, затем кладёт голову на руки, лежащие на ручке лопаты, немного наклоняясь. — Помню, как дедушка привёз их, когда мне было лет пять, если не меньше. Я тогда кружил около него, пока он их сажал, не отходил ни на минуту. Я был слишком активным в детстве, — и он улыбается так искренне, что Чуя не смеет сомневаться в правдивости его слов.
— Что с ним сейчас?
Дазай сперва хлопает глазами, не сообразив, о чём его спрашивают.
— С дедушкой? — предполагает Осаму. — Так он после смерти бабушки уехал в Россию — захотел пообщаться с её родственниками. Она умерла в ноябре прошлого года. Сильно болела, — хмурится шатен, вновь принимаясь биться с этим кровожадным белым ублюдком, что забрался уже под плащ. Эх, сейчас бы лето.
— Это его дом? — ответа не последовало, но даже без него Чуя вполне понимает, что прав. Это было очевидно.
Спустя ещё минут двадцать Дазай едва может пошевелить пальцами, когда они наконец-то достигают своей цели — этого чёртового, будь ему неладно, дома. На улице уже совсем темно, а плащ настолько мокрый от снега, что войдя, первым делом Осаму скидывает его на предположительное месторасположение дивана-татами. Выключатель нашёлся на своём прежнем месте — с правой стороны от двери, а диван, который Дазай рассчитывал увидеть там же, оказался передвинут к окну и маленькому круглому столику, заляпанному в синей краске. Взглянув на мокрый, теперь ещё и пыльный плащ, что валяется на полу, Осаму цокает и проходит внутрь, оставляя Накахару у двери. В доме достаточно тепло, но Чуя решает не снимать пуховик из-за пыли, находящейся здесь всюду — не хотелось бы пачкать чужую вещь, владелец которой что-то активно искал в ящиках и сердито постукивал по столешнице. Ну, плащ, конечно, жалко, но уже ничего не поделаешь. Фыркнув в ответ на жалобный стон со стороны маленькой кухни, Чуя принимается обыскивать комод, стоящий напротив татами. Кажется, что всё в этом доме перепачкано краской, потому как ручки комода полностью вымазаны красным цветом. Но отчего-то это место излучает какой-то особенный уют, даже несмотря на небольшой бардак в виде пыли, испачканной мебели и раскиданных кое-где вещей, большинство из которых женские. Осаму мычит что-то нечленораздельное и Чуя бы присоединился к его недовольству, потому как тоже ничего не нашёл.
На стенах бесчисленное количество картин в чёрных рамках с чётко выведенным золотым цветом автографом в правом нижнем углу. Увлёкшись, Чуя подходит ближе к одной из них, пытаясь прочесть инициалы автора, и упирается в небольшой столик с кучей каких-то бумаг и вазой красного цвета, что едва не падает на пол.
— Эй, осторожней, — предупреждает Осаму и вытаскивает пакет с рисом из шкафчика над раковиной. К сожалению, больше ничего найти не удалось, хотя надежды было много. — Прекрати страдать херней и посмотри, что лежит в том холодильнике, — слишком грустно просит Дазай, указывая на холодильного монстра около стены в паре метров от себя.
Начинать спор — себе дороже, потому рыжий спокойно принимает просьбу и со скрипом открывает дверцу морозильной камеры, сталкиваясь с вечной мерзлотой и... кучей каких-то непонятных пакетов, видимо, с чем-то съестным. Хотелось бы прочесть название, да всё написано на непонятно каком языке. Он немного щурит глаза, будто от этого будет какой-то результат. А возможность получить сверхспособность скоростного перевода с арабского (русского) на японский сейчас очень бы пригодилась. На упаковке изображена пара, которая ест (судя по фото) то, что находится внутри пачки, да и довольно (на взгляд Чуи) пошло улыбается друг другу. Что это за хрень?
— Эй, Дазай, — зовёт Чуя, продолжая копошиться.
Осаму молчит. В голове лишь мысли о чёртовой свадьбе и не менее задолбавшей за все это время невесте. Вчера почему-то подобных мыслей не возникало. Из-за усталости или шока — не понятно. Но сейчас мозг долбит так, что виски начинают пульсировать, а сердце биться чаще. Вдох-выдох.
— Что? — вынырнув из астрала, спрашивает шатен. Он закрывает ящик, в котором, кажется, лазил добрые пять минут, если не больше, и поднимается на ноги, глянув на юношу.
— Я что-то нашёл.
— В смысле «что-то»?
— Я не знаю, что это… круглое и, кажется, из теста, — предполагает Чуя, с неким скептицизмом рассматривая находку. — Я ничего подобного раньше не видел, поэтому не могу сказать, что это. Может, ты посмотришь, — Накахара протягивает подошедшему одну из пачек, смотря с толикой надежды и усталости. Вот, мол, на-ка, оцени и нос не вороти.
Осаму ожидал увидеть всё, что угодно, начиная с безумно склизкой, словно улитка, бобовой пасты Анко Адзуки, от которой рот буквально склеивается, а глотать становится максимально противно, заканчивая замороженной печёнкой какого-нибудь оленя, что решил грабануть этот дом, попав под ружьё. На деле всё оказалось не так трагично. Это всего лишь
пельмени. Тесто с мясом с красочным названием «Ночные. Романтические» и с не менее сногсшибательным слоганом: «Порадуй свою вторую половинку изумительным вкусом во время трапезы и после»
пиздец кто это вообще придумал что за намёки?? Знание русского языка пригодилось как-никогда кстати. Спасибо, бабуль. С максимальным покерфейсом Дазай крутит эту пачку в руках, пытаясь как-то развидеть увиденное или ослепнуть, чтобы не видеть никогда больше. Он смотрит на Чую, который не понимает, что вообще происходит, когда с губ срывается предательский смешок, переходящий в истерический хохот. Осаму цепляется за плечо юноши, наклоняясь и пытаясь хоть что-то выдавить из себя, но вновь замолкает из-за недостатка кислорода и переизбытка смеха. Накахара очень хочет ему врезать.
«Чертов идиот!»
— Ты хоть… знаешь… что здесь написано? — хохоча и задыхаясь, спрашивает Дазай и прикрывает рот рукой, стараясь сдержать смех от очевидности последующего ответа.
— Нет, — на секунду наступившую тишину разрезают какие-то непонятные звуки умирающей чайки. — Да блять, хватит уже! Просто скажи, что это! — рычит Чуя, толкая больно в плечо.
Сделав шаг назад и слегка ударившись бедром об столешницу, Осаму всё же находит в себе силы отдышаться и на мгновение приоткрыть рот, чтобы хоть что-то да сказать, но секундой спустя снова закрывает. Ну вот что они будут есть? Рис? Его мало и вряд ли хватит, а тут такой джекпот. И плевать, что Чуя впервые видит это сокровище русского человека — шатену больше достанется. И плевать, что на упаковке написано — они же есть будут, а не читать. Хотя ситуация выглядит столь забавно и нереалистично.
— Что «это»? Это еда. Ты что никогда в жизни еду не видел? — хитро ухмыляясь, язвит юноша. — Практически то же самое, что и гёдза. Даже вкуснее в некотором смысле.
— И что это тогда только что было? Ишемический инсульт?
— В смысле?
— В прямом. Что такого смешного ты тут увидел? — указывая на упаковку, спрашивает Чуя. — Или у тебя реально сейчас приступ случился? Ты хоть адрес мне скажи, я если что скорую вызову.
— Не понимаю, о чём ты, — отнекивается Дазай, направляясь к двери, и наконец-то подбирает свой плащ. — Пойдём обратно.
Темнота снова осела в углу комнаты, смотря оттуда своими чёрными глазами.
******
В машине тепло и работает обогреватель. За окном уже давно стемнело, а пробки, растянувшиеся на проезжей части, ведут прямо до спальных районов. И только несколько машин едет в центр.
— Так, ну и… — краснея, резко замолкает Ацуши, когда Акутагава понижает громкость радио в машине, чтобы лучше расслышать сказанное.
От чего-то этот жест выглядел столь смущающим и действительно показал заинтересованность юноши в том, что там будет выдавливать из себя Накаджима.
— Прости, — вздох. — Что ты говорил? — как-то устало интересуется Рюноске. Он кашляет в кулак, тормозя на светофоре.
До офиса остаётся буквально минут пять от силы, а они ловят уже третий светофор за несколько минут. Это сильно раздражает. Хотя сильнее бесит факт того, что его босс куда-то исчез без какого-либо предупреждения. Куникида, наверное, уже волосы на себе рвёт, так как остался практически один: помощи от Рампо-сана не дождёшься, а иногда захаживающий По-сан отлично помогает с работой. Радует лишь наконец-то закончившийся снегопад и отсутствие малейшего ветра, хоть это и ненадолго.
— Я хотел узнать, куда мы едем, если тебе не трудно и… — вновь стушёвывается юноша, когда Акутагава открыто смотрит на него.
— В офис. Попробуем поискать их там.
Они глядят друг на друга с несколько секунд, что неимоверно напрягает Ацуши. У Акутагавы глаза бездонной ямы, утаскивающей прямо вниз без какого-либо шанса выбраться, а кожа настолько мертвенно-бледная, что больше подходит восставшему мертвецу, чем живому человеку.
— Ты так и не сказал.
— Ч-что?
Накаджима быстро моргает, пытаясь избавиться от накативших мыслей и не выглядеть, как идиот, а он им не был. Просто… слишком впечатлительный.
— Ты не сказал, зачем он тебе.
— А, простите, ой, прости, — перейти на «ты» было очень тяжело, но юноша каждый раз себя одергивает, когда с губ слетает не совсем то, что Акутагава хотел бы услышать, поставив свои условия. — Я ищу Накахару Чую. Он уехал вчера вечером на заказ от Дазай-сана и сегодня не вышел на работу. Такого никогда прежде не было. Вот меня и отправили его искать.
— Вам совсем нечем заняться в своём магазине? — язвит Рюноске, слегка давя на газ, когда на светофоре загорается «жёлтый», а затем и «зелёный». — И ты думаешь, что они сейчас вместе?
— Возможно, не могу знать точно.
— Сейчас и посмотрим, так ли это.
И всё. Больше никаких разговоров до самого приезда. Компания друг друга выглядит чересчур непривычно и смущающе. Единственное, что остаётся — просто разделить молчание друг с другом, ожидая точки своего места назначения.
******
В офисе слишком тихо и спокойно, хотя обычно это совершенно не так. Как минимум изредка оттуда можно услышать смех Осаму, которого Куникида пытается вразумить подписать какой-то глупый, по его мнению, документ или же разговоры из кабинета переговоров. Во всех случаях причиной шума является сам босс. Рюноске, даже не входя в основное крыло офиса, сразу же понял, что здесь его нет. За кучей бумаг и ненужной канцелярии удалось отыскать лишь Доппо, который с кем-то активно беседовал, а затем и его собеседника — По-сана, который принёс ещё одну кучу бумаг. Конечно, не удивительно, что сейчас здесь пусто — всё-таки шесть часов вечера и почти конец рабочей недели, а из-за приближающегося праздника время работы сильно урезали. Но, кажется, Куникиде всё равно на график. Основное крыло представляет собой просторное светлое помещение, с первого взгляда напоминающее больницу с большим круглым белым столом-стойкой по центру, где обычно сидит секретарь
ХАХАХ КУНИКИДА СЕКРЕТАРША. Именно отсюда отходит несколько дверей в кабинеты: для переговоров, самого Доппо, босса, Рампо и очень важного для него кабинета-отдыха, а также кабинет Акутагавы.
— Ты немного не того человека нашёл, не думаешь? — осматривая новичка в их компании, говорит Куникида, а затем забирает у По, что робко кивает пришедшим, бумаги. Ацуши приветствует их, немного покраснев. Он и так не хотел заходить, а излишнее внимание к своей персоне больше расстраивает, чем прельщает.
— Дазай-сана там нет.
— А с Юной разговаривал?
— Она не знает, где он.
— Я бы удивился, если бы было иначе, — хмыкает Куникида, идя в кабинет Осаму. За ним же направляется Акутагава, таща за собой застывшего в двери Ацуши.
Дверь в кабинет находится слева от стола секретаря. Сам кабинет выглядит, как тёмное пятно на белоснежной футболке — чёрные стены, тёмно-коричневый деревянный пол и мебель в тёмных тонах. Единственное, что может «радовать глаз» в таком помещении, так это большие панорамные окна и вид на вечерний Токио, горящий тысячей огней офисов и магазинов.
— Вы не единственные, кто их ищет, — между делом вбрасывает Куникида, доставая из громоздкого шкафа папку с документами и кидает её на стол. В голове и так огромная куча работы, а с побегом Осаму всё стало только хуже. Дазай хоть и пинал хуи иногда и отнекивался от некоторых просьб Доппо, как заместителя, но всё же исправно выполнял всю работу, даже во время своего отпуска, за что Куникида ему очень благодарен.
— Кто ещё? — интересуется Акутагава, наблюдая за Ацуши, что с любопытством и толикой сожаления рассматривает картину в деревянной рамке, висящей над кожаным диваном. Падший ангел, бьется в агонии, застряв в цепях. Вокруг него пепел и кружащие палачи, олицетворяющие силу Божью. Акутагава точно не помнит, когда именно она появилась здесь. Такое ощущение будто картина всегда была на этом самом месте.
— Пойдём, — зовет юноша Акутагаву, идя в сторону По-сана и, непонятно откуда взявшегося, Рампо.
— Подожди здесь, — небрежно кидает Рюноске, тормозя Ацуши. Он быстро кивает головой в ответ и Акутагава наконец выходит из кабинета.
— Огай звонил. Он, кажется, не может племянника найти. Говорит, что он был с Дазаем вчера. И больше его никто не видел, — подойдя к сидящим парням, хмыкает юноша. — На звонки не отвечает, дома не появлялся. Не думал, что сам Мори Огай может волноваться.
— Ого. Целое детективное расследование, — смотря на Эдгара и улыбаясь, говорит Эдогава. — Что-то ещё есть?
— Всё, что я знаю.
— А он откуда? — спрашивает парень, указывая чупа-чупсом на дверь в кабинете босса. Он явно намекает на белобрысого юношу внутри.
— Нашёл у двери.
— Ну, Рюноске-кун, не стоит подбирать кого попало у дверей, словно брошенных щенков.
— Во вторник я подобрал тебя потерявшегося в молле, — немного покраснев, припоминает По, смотря на мужа.
— Эй, — тычок в бок — не самая приятная вещь, которую он испытывал за свою жизнь, но она точно не сравнится с тем, что он испытал совсем недавно. Больше месяца назад его супруга сбила машина, из-за чего тот не хотел выходить из дома, боясь потеряться и остаться один на один с бесконечной дорогой из машин.
— Он ищет Накахару Чую.
— Вот оно как, — подмечает Эдогава, прекрасно зная о том, кто это такой. Он несколько раз видел его сам и непосредственно участвовал в переговорах между Мори и Дазаем-старшим.
— Нужно подождать, всё равно мы не знаем, где они, — предлагает Доппо. — Ты спрашивал у охранника? — интересуется он у Рюноске.
— Да. Но ничего нужного не узнал — ночью дежурил другой человек, да и он сказал, что единственное происшествие за ночь — сломанная дверь.
— Понятно. Значит, ждём?
— Ждём. Акутагава-кун, отвези парня домой и возвращайся. Инвентаризацию никто не отменял, — произносит зам, когда юноши разочарованно вздыхают и начинают отнекиваться.
Ацуши быстро извиняется, склоняя голову вниз и бегая туда-сюда взглядом. Акутагава оставил его одного минут на пять, а тот уже что-то натворил. Зайдя полностью в помещение, он сразу понимает причину всего этого цирка. Картина, совершившая сальто прямо со стены, развалилась на полу, став ещё ближе к аду куда ей и самое место. Рамка лежит у стола.
— Перестань извиняться за всё, что происходит. Это выглядит низко, — чеканит Рюноске, и видимо, поняв, что за этим последуют ещё извинения, продолжает. — Это подарок отца, — Ацуши едва не поперхнулся, — Дазай-сан никогда её не любил и искал только повод избавиться. Можешь считать, что ты сделал ему одолжение, — юноша всё же вспомнил откуда она взялась.
— Нет, — выдавливает из себя юноша, сжимая руки в кулаки от злости на самого себя, — я правда виноват. Виноват, что пошёл с Вами… доставил Вам столько хлопот, Акутагава-сан. Извините, я правда очень сожалею, — глаза наполняются слезами, а ком в горле не позволяет до конца раскаяться, высказав всё, что скопилось на душе, когда его с силой дергают за рукав, приподнимая лицо за подбородок.
— Я, кажется, говорил, чтобы ты перестал извиняться. Да и к тому же, мы ведь перешли на «ты», — их лица слишком близко, что можно почувствовать дыхание друг друга. Юноша произносит одними губами извинения, когда его вновь прерывают, — прекрати, пожалуйста.
— Я понял, — шепчет юноша, залившись краской.
— Хорошо, — немного погодя, отпускает того Рюноске, — а теперь пошли, отвезу тебя домой.
И они удаляются, оставляя ошеломлённого По-сана, что не вовремя решил заглянуть к боссу за недостающими бумагами.
******
— А ты уверен, что это вообще съедобно?
— Конечно, уверен. Тебе стоит просто довериться профессионалу, разбирающемуся в этих изысканных блюдах, и наслаждаться процессом приготовления.
— Что-то ты мне не доверился с выбором костюма.
Дазай многозначительно хмыкнул.
На улице кромешная чернота и тишина, а в комнате до одури тепло и уютно. Включённые на кухне софиты обволакивают, их свет мягко падает на обветренные фаланги пальцев, успевшие немного покраснеть из-за холода снаружи. Кажется, что если выйти из дому и прислушаться, затаив дыхание, то можно будет услышать вой самого’ оками, охраняющего эти места. Он бродит по только ему известным тропам, выискивая затерявшихся в лесной пучине путников, и несомненно находит их, повиливаясь воле богов-ками, отправивших его в непроглядную тьму. Потерявшись, точно знаешь — в беде не останешься, а до ужаса яркие глаза, выползающие из чащи и медленно подкрадывающиеся ближе — предвестники спасения. Постепенно Чуя начал привыкать к этим местам и их притягательной атмосфере, хоть и прошло совсем немного времени с момента его прибытия. Душе становится спокойнее от вида звёздного неба. Как будто сам Бог даёт надежду на хорошую бесснежную погоду и наступление затишья где-то глубоко под сердцем между рёбер. О таком остаётся только мечтать, представляя как бархатистые облака разрезают небесную гладь, а кроваво-красное солнце одаряет землю своим теплом и заряжает позитивом все вокруг. Именно этого сейчас не хватает.
Этот маленький домишко, из которого они пришли, как кладезь этой безумно очаровывающей энергии. И Чуя, словно ребёнок, заколдован этим малейшим дуновением света, исходящим от него. И, кажется, теперь он начинает понимать, почему Дазай хотел оказаться именно
здесь.
Осаму достаёт что-то из упаковки и, негромко пискнув, отворачивается. Потерявшись в своих мыслях, Накахара не сразу замечает странное поведение юноши. Что за хрень он вытворяет, Чуя без понятия. Да и что такого можно достать из упаковки с… типа, гёдза. «Пельмени» — слишком трудно для произношения и понимания. Да и Осаму уже смирился. Конечно, первые пять минут он ещё пытался бороться с этим, а потом полностью забил, когда осознал, что миссия ему предстоит покруче, чем в «Миссия невыполнима». Ну, гёдза, так гёдза. Кому в голову могло прийти назвать тесто с мясом — пельменями? Что вообще должно означать это слово?
— Что случилось? — спрашивает Чуя у отвернувшегося и явно хихикающего парня.
— Ничего, — и снова смех.
Показывать свою находку Чуе сейчас не нужно от слова совсем. Внутри одной из пачек, что они прихватили с собой, среди полуфабриката находится майонез в очень странной упаковке. Сначала думается — показалось. Мало ли, что мог придумать после великих раскопок, уставший мозг. Но рассмотрев находку повнимательнее, название сие чуда становится понятным. А наличие такого атрибута вполне… логичным. Небольшая упаковка красного цвета с игристой надписью: «Открой ее зубами, как в том фильме», отдалённо или не очень напоминает упаковочку от презервативов, что должна лежать где-то в шкафчике у кровати, а не среди пе… гёдза. Звучит уморительно на фоне того, что данное Мишленовское блюдо придётся разделить с парнем, с которым он знаком от силы три дня. Самое интересное, что
это делает в морозильнике дедушки?
Остается только молиться Богу за незнанием Чуей русского языка. Спасибо, Ками-сама! Шатен высыпает весь полуфабрикат в кипящую воду, предварительно её посолив, и накрывает кастрюльку крышкой, немного помешав. Вот и все волшебство процесса приготовления. От плиты идёт небольшой пар, вьющийся около включённой вытяжки, и мгновенно уносящийся внутрь прибора. Запах от добавленного лаврового листа, моментально заполняет всё пространство комнаты, залезая в самые потайные места.
— Неплохо пахнет, — подмечает Чуя. Юноша мечется между: «блин, я идиот, надо ему помочь» и «сам кашу заварил — пусть теперь её и расхлёбывает». Мысль о том, что Дазай и так слишком много делает, стараясь как-то загладить вину за свой не совсем обдуманный поступок, а рыжий просто сидит и страдает откровенной херней — наводит отвращение к самому себе. Чуя никогда не считал себя альфонсом. Даже в то время, когда Накахара очень нуждался в поддержке и помощи тётушки (а такое случалось часто после переезда от отца), он строго разделял эту грань между «я помогу тебе советом» и «я сделаю всё сама». И именно это так раздражало Коё в своё время, которая, кажется, пыталась как-то заглушить в себе чувство вины за отсутствие в его, Чуиной, жизни столь долгое время.
— «Неплохо»? Серьезно? Либо ты лишился обоняния от холода, чтобы хоть как-то комментировать этот чудесный запах богов, либо я серьёзно не понимаю в чём проблема, — иронизирует шатен, получая в ответ смешок.
Проходит минут пять после чего вода закипает, а пельмени в медленном вальсе кружатся наверху. Достав что-то наподобие сито, Осаму выкладывает их туда, сливая воду в раковину. И вот перед ними уже появляются две глубокие расписные тарелки с полуфабрикатом и палочки, что нашлись где-то в кухонном ящичке. Майонез Дазаю никогда не нравился, а эта немного странноватая упаковка только сильнее разожгла желание выбросить его в мусорку. Затаив дыхание, Осаму смотрит, как Чуя с осторожностью подносит шарик к губам и, слегка подув, кусает. А потом ещё.
— Вкусно, — бормочет Чуя с набитым ртом. И Осаму следует его примеру.
Трапеза продолжается ещё минут пятнадцать, прерываясь на бессмысленные разговоры о чём угодно, кроме приближающегося торжества.
