******
— Нашёл что-нибудь? — Да. Мужчина в чёрном пальто проходит в кабинет, передавая небольшой конверт сидящему за столом в центре комнаты. В помещении мрачно (в связи с погодой и временем), а на часах около восьми утра, отчего пришедшему доводится слегка сощуриться, дабы не вписаться в какой-нибудь предмет интерьера и потом не выкладывать немалую сумму за него. К сожалению, зрение с годами лучше не становится. — Накахара Чуя, — охает Суто-сан, плюхаясь в кресло. Он устал. Следить за будущим зятем Юкичи оказалось не такой уж и простой задачей, тем более, когда тебя лично просят это делать. Он уже не так молод, как раньше. Приходится затрачивать больше сил вообще на всё, начиная от простой слежки и заканчивая поиском информации. Ещё и нормальной возможности перекусить нет. Однако не гоже кусать руку, что кормит и даёт крышу над головой, потому Рио продолжает терпеть. — И? — требует продолжения мужчина, перебирая фотографии с юношей на них. — Накануне вечером Осаму уехал из офиса в район Токио Скай Три, где и встретился с ним. В пять они вместе двинулись в Эдогаву. В жилой район. Остановились у одного из домов. Ничего такого, но мне пришлось дожидаться их возвращения около четырёх часов в машине, — вздыхает мужчина, вспоминая, как сильно у него затекли ноги от одного положения, пока он, словно пёс, выжидал. — Их? Они ещё куда-то поехали? — Нет, вернулись только Дазай и этот тёмноволосый, что вечно за ним таскается. Рыжий из дома не вышел, — закурить бы, да Фукудзава не позволит. Говорит, мол, от ковра потом будет свербить, а жене не нравится запах. Подумаешь. Сдал в прачечную и всё. У Юкичи наверняка хватит на это средств. Суто закурил бы исключительно из вредности, стоя на этой безвкусной тряпке и выдыхая дым прямо на неё. — И кто он? — Я навёл справки, — Рио достаёт из папки лист формата А4 с фотографией и сплошной писаниной. — Студент. Живёт в районе Эдогавы, куда Дазай, собственно, и заезжал вчера. Учится на последнем курсе и в принципе ничего примечательного, если бы, — мешкаясь, молкнет мужчина, — не факт того, что он племянник Огая. — Мори Огая? — Фукудзава опускает лист, не верящими глазами смотря на собеседника. Подобного исхода он явно не ожидал. — У него разве есть родственники? — Накахара — сын сестры Озаки. Получается, что есть. — Как мир тесен, — ухмыляется мужчина, опускаясь на спинку кресла. Он наклоняется, поднимая пузатую бутылку коньяка, стоящую на полу, и наливает содержимое в стоящий на столе снифтер. — И что Осаму делает в компании такой особы? — Хотите, чтобы я узнал? — это последнее, чем жаждал бы заниматься сам Суто. В его возрасте люди уже на пенсию отправляются, странствуя и наслаждаясь благородным возрастом, а он, как пацан, в шпиона играет. — Удивлён, что ты этого ещё не сделал. Теряешь хватку, старик, — отпив, цедит хозяин дома. — Проследи за ним и не распространяйся. Хочу, чтобы ты сделал это сам. Без свидетелей. — Как прикажете.******
— Чьё дело важнее: Вашингтона, который создал государство, или Эдисона с его достижениями в области электричества? Ответы на подобные вопросы меняются в зависимости от лица, которое отвечает на них, и эпохи, в которую они даются. Но именно Иссии Кикудзиро обобщает представление о роли дипломатии в развитии японского государства. — Отлично, — встаёт со своего места преподаватель, легонько прихлопнув в ладоши. — Отличный доклад. Вам удалось показать динамику развития мысли, а самое главное — связь. Иссии Кикудзиро был прекрасным выбором для анализа. Немного доработать и будет целая диссертация, — глянув на студента, подмигивает преподаватель. — Давайте закончим на этом и продолжим уже после перемены. Все свободны. Студентам дважды повторять не надо. После двух пар с одним преподавателем точно нужно пройтись, ведь впереди ещё одна. Кто-то как оголтелый летит в кафетерий за едой, в особенности никуман стал их фаворитом в последнее время, кто-то в том же бешеном порыве бежит курить, дабы утихомирить нервишки после доклада, а кто-то остаётся сидеть на месте, заткнув уши наушниками. — Эй, Чуя. Накахара лежит на парте, уместив голову на сложенных руках, и никак не реагирует. Он не выспался. Дазай увёз Рюноске около десяти вечера, так как погода за окном в край разошлась, а такси не могло подъехать к дому из-за гололёда. Одного сотрясения было достаточно, отчего пришлось дожидаться в квартире приезда машины. К этому времени Акутагава практически оклемался — Чуя накачал его и дико сопротивляющегося Тачихару какой-то дрянью, безуспешно отправляя последнего спать. Тёмноволосого даже уговаривать не пришлось — он сделает, если Дазай попросит, а вот с Мичизу довелось помучиться. Парень совершенно не хотел униматься, задавая какие-то тупые вопросы. Это, конечно, было неудивительно. В особенности после того, что он увидел. Но раздражало сильно. Уже выходя из квартиры, Осаму пожелал доброй ночи, криво улыбнувшись. Накахара не смог выдавить из себя ничего кроме смущенного «увидимся», хотя видеться с ним после произошедшего не хотелось совсем. Послав друга спать в спальню, рыжий остался в зале, приглушив лампу. Что-то в глубине рёбер нашептывало склизким голосом не самые приятные вещи, теснящие уставшую голову. «Ты поступил неправильно. У него скоро свадьба. Ты должен был оттолкнуть. Должен был не допустить этого. Он тебе не нужен. Ты ему не нужен. Он и не вспомнит о тебе через неделю». Заставить замолчать самого себя невозможно, и это, пожалуй, не единственное, о чём юноша жалеет сейчас. Только близ трёх часов ночи удалось сомкнуть глаза, мгновенно открывая из-за дребезжащего будильника. Поспал три часа, а по ощущениям одну минуту. Кофе на пустой желудок — отвратительно, но еда не лезла совсем. Тачихара даже подавился, вытаращившись на друга. Мичизу всегда был понимающим, а потому решил допросить друга позже, когда тот придёт в себя. — Чуя? — громче самой песни в наушниках зовёт Тачихара. — Отстань, — незамедлительно отзываются ему, вздохнув. Вытащив один наушник и вставив его в своё ухо, Ведьма хмыкает, всецело игнорируя недовольство соседа, пробубнившего что-то. Mother Mother «Arms tonite» частенько проигрывалось и у Мичизу в машине, в особенности, когда им везло ехать куда-то вместе. Нашептав почти идеальным английским одну из строчек, юноша опирается головой о руку, не собираясь на этом останавливаться. — А говорил, что по девочкам, — тотальный игнор. — Знаешь, а я ведь твой друг и от меня не должно быть секретов. Особенно таких, — и снова ничего.«Уснул что ли?»
— Я тебе ещё тогда говорил, что он странно на тебя смотрит. А ты не верил, — пихнув в бок, припоминает парень, ухмыляясь. — Тебе нужно чаще меня слушать. — Замолчи уже, а, — не выдержав, бурчит Накахара, не поднимая головы. — Ну, Чуя. Я хочу помочь тебе. — Мне не нужна помощь, я прекрасно себя чувствую, отвянь, — парень сглатывает, — пожалуйста. — Ну, Чуя. — Я же сказал: «пожалуйста». Мичизу намеревается ещё что-то сказать в поддержку своего предложения, когда в аудиторию заходит преподаватель, и парень решает оставить друга в покое. До поры до времени. Говорить о таком при посторонних — плохая идея. — Мы обязательно об этом поговорим, — шепчет юноша, вставая и оставляя наушник на парте. Третью пару Чуя не слышал, о чём там рассказывала Сасаки, какую тему выбрал Сэтоши, почему не смог подготовиться Иошао и дальше по списку. Музыка помогала не слышать себя. Вслушиваешься в то, что поёт группа, и растворяешься в этой мелодии, не задумываясь ни о чём. Без неё всё совершенно не так. Размышлять о случившемся накануне не было никакого желания, но почему-то мысли вертелись исключительно вокруг этого, словно у него не было других проблем. Скоро сдача диплома, да и к тому же нужно помочь Тачихаре наконец-то съехать. А то слишком уж он задержался. От Мичизу польза, конечно, была, но иногда хотелось побыть одному. Как в этой ситуации. Чуя пытается как-то проанализировать. Спрашивает самого себя: поступил бы он также, как и вчера, если бы представилась возможность повернуть время вспять. Но не получает ответа. Чуя точно знает, что всё было бы иначе. Он бы не вышел на работу во вторник, когда Осаму пришёл в магазин. Не пил бы с Огаем в среду. Просто. Ради своего здоровья. И не оказался бы дома у шатена в этот же вечер. Но, увы, возвращение назад не помогло бы стереть его память. Он мог оттолкнуть, однако не сделал этого. Мог. Но в тот момент он чувствовал себя совсем невесомо. Его будто отпустило: Дазай, изрядно потрепавший нервы, Тачихара, нажравшийся не вовремя. Отпустило абсолютно всё, что тревожило. Целоваться Осаму умел и этого было не отнять. Случившееся не было и первым опытом у Чуи. Он как-то поцеловался с Тачихарой на спор ещё на первом курсе во время празднования их поступления. Они тогда были знакомы лишь неделю, да и то херово — знали только имена друг друга, не общаясь совсем. Рыжий, конечно, знатно ахуел, отталкивая от себя парня, что так нагло притянул к себе за косуху. Сломанный нос и синяк на руке — пустяк, главное, что Накахара чувствовал себя победителем. Он же выиграл спор. И как-то так сложилось, что они сблизились и начали общаться, вспоминая о том случае только будучи совсем пьяными и дико смеясь. Но почему-то поцелуй с Дазаем не собирался отпускать его ни через час, ни через десять. Осаму бесил всем: внешностью, неумением отступать, острым языком и таким же пронзительным умом, не желающим проигрывать ни в чём. Больше всего, пожалуй, сердили его изворотливость и холодность в некоторых ситуациях. Причин имелось много, и все они, блять, обязаны были бить набатом там, на кухне. Однако его ничто не волновало в тот момент. — Давайте закончим на этом! Всем спасибо за пары, вы молодцы! Невзирая на копошение со всех сторон и радостные голоса, обсуждающие поход в ближайшую кофейню, Чуя отмирает лишь через пару секунд. Он находит телефон, который лежал под тетрадью, и строчит сообщение с адресом и длиннющей просьбой помочь. Юноша просто не может сам. Больше не может. И разговор уже не о его премии.******
В полчетвертого в квартире раздаётся докучливый стук в дверь, повторившийся спустя время. Видеть сегодня никого не хотелось, следовательно, гостей Дазай вот вообще не ждал. Быстренько съездил утром в офис, дабы проверить всё ли там хорошо, и возвратился домой не без помощи Куникиды, конечно же. Ощущение, будто пока Одасаку греет свою попку под жгучим балийским солнцем, Куникида перенял на себя роль матери-героини, следя за их общим чадом, что ни в какую не хочет слушаться. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не вешалось. Осаму не желал находиться наедине с собой. Ему было легче справляться со всем на ногах, отвлекаясь на какие-то дела: наставить Акутагаву, разобрать документы, проследить, чтобы Рампо-сан не потерялся в собственном офисе и в целости передать его По-сану, что обязательно заедет за ним вечером. Он был готов на всё, только бы перестать думать. «Не зацикливайся на одном, Дазай-кун. Самокопание ещё никому не сыграло на руку. Оглянуться не успеешь, как твоя жизнь превратится в сплошное болото, в котором будешь тонуть». Ты опоздал, Ода, он уже давно утонул. Когда приехал от Чуи и отвез Рюноске восвояси отсыпаться, Осаму так и не смог уснуть, ловя себя на мысли, что ему мало. Запретный плод сладок, и юноша был согласен с этим. Чую можно читать, словно открытую книгу, целенаправленно вызывать ураган эмоций, предсказывая каждую его реакцию. Взбешенный рыжий — лучшее лекарство от земных проблем. Можно часами наблюдать за Чуей, что вспыхивает, как спичка, стоит только Осаму пустить шутку или же сказать что-то едкое, цепляющее собеседника. Однако ничто не сможет сравниться с его искренним смущением. Накахара был другим. Он открывался совершенно с новой стороны, и Дазай чувствовал себя персонажем в игре, что с большим упором перешёл на новый уровень, наконец-то добившись продолжения сюжетной паутины. Слышать стук чужого сердца, жаждя вобрать в себя больше. Зреть каждое изменение и позволить себе просто вот так целовать его, стоя на кухне. Шатен точечно может вырисовать его лицо, эмоцию, стоит только закрыть глаза. Внутри явно что-то перевернулось, издавая громкий скрежет заржавевшей машины, потому как хотелось больше. Но, как правило, это желание притуплялось склизким сомнением. Его свадьба состоится через неделю, а он вообще ни в чём не уверен. Заключать брак, дабы помочь семье, не было лучшей идеей изначально. Теперь к этому добавлялся ещё и факт того, что за эту неделю изменилось слишком многое, что не позволяло Осаму со всей уверенностью заявить о своей готовности. Сколько проживёт их брак? Как долго шатен сможет терпеть? За дверью его встречает юноша в приятном глазу жёлтом пальто и с немного растрёпанной шевелюрой. Всё же на улице не май месяц и не лёгкий морской бриз. Он, мило улыбаясь, слёту начинает извиняться, низко кланясь, кажется, беря на себя все грехи этого мира. «Непогода? Так это я нагнал метель! Неполная луна? Так это я её распилил! Настроение плохое? Так это я его испортил, Дазай-сан!» Первые несколько секунд Осаму ошарашено хлопает глазами. Этот парень знает его имя, но вот незадача — шатен видит его впервые. Пробовать перебить — бесполезно. Дазай уже давно перестал пытаться уловить суть его визита. Какой-то юноша, не представившись, начинает просить прощения непонятно за что, и шатен как-то должен на это реагировать. — Меня зовут Хиро Фукуда, я здесь по просьбе Накахары Чуи. Он себя плохо чувствует, поэтому попросил меня помочь со снятием мерок, — на одном дыхании щебечет он. — Не волнуйтесь, это не займёт много времени. Приношу свои извинения за беспокойство! И они правда снимают мерки. Им хватает десяти минут, чтобы покончить с тем, что они с Чуей так и не смогли завершить. Странное ощущение. Напоследок Фукуда ещё раз извиняется за задержку, обещая выполнить всё в оговоренный срок. И пусть они не будут спать, он всё равно сделает всё в срок! — Значит, так ты решил? — оставаясь наедине с собой, еле слышно шепчет Осаму, опираясь спиной о входную дверь. На следующий день рейс Бали-Токио прибывает ровно в восемь часов утра, о чём приятным голосом сообщает девушка из колонок. Дазай чувствует неимоверную усталость, сидя в зале ожидания. Уснуть ночью хоть и получилось благодаря таблеткам, но постоянные пробуждения не давали никакого толку. Даже с раскрытым настежь окном было жарко до невозможности дышать. Пожалуй, мысли душили сильнее, чем жар батарей. Одасаку выглядел отдохнувшим и посвежевшим, что в принципе было очень даже удивительно. Всё-таки он отправлялся на отдых с пятью детьми и супругой, а не один. У Осаму сердце затрепетало, стоило заметить радость на лице друга. День пролетел незаметно. Детишки оживлённо рассказывали за ужином, где они побывали, кого какая черепаха укусила и кому посчастливилось увидеть настоящих пиратов. Дазай с неподдельным интересом слушал, пообещав обязательно поехать с ними в следующий раз. К концу вечера Осаму точно решает, что ничего не скажет Одасаку и постарается справиться со всем сам, не посвящая друга в дела. У него наверняка своих проблем хватает. Между Дазаем и Чуей не может быть ничего. Проходит три дня. Три самых худших дня. У юноши совершенно не получалось нормально поспать, а если и выходило, то только под действием сильнодействующих снотворных, но он же не может каждый день их глотать. Возвращению Оды были рады все, даже Рюноске, который всегда с недоверием относился к его с Осаму дружбе, расспрашивал обо всём (но он в этом никогда не сознается). Перелёт, отель, море, отдых. Дазаю начинало казаться, что его отпускает. На работе полный загруз, что времени на лишние мысли не было, но стоило только остаться один на один с собой в квартире, как всё вновь возвращалось к тому, от чего он с таким упором бегал. И даже встреча с семьёй этого не исправила. Совместный ужин вымотал ещё больше, в особенности разговоры о помолвке вызывали тошноту. Дазай раз пять за весь вечер выходил курить, дабы успокоиться и вернуть самообладание. Не обращать внимание на отца, старающегося скрыть за серьёзным видом гнев, было трудно. Йосано догадывалась, что с братом что-то не так, замечая его отстранённое состояние, но всё никак не решалась поговорить с ним, чувствуя вину за тот разговор. Сны со странным подтекстом и рыжим в главной роли стали уже привычными, как и дрочить в душе, держа в голове одно имя, будто так и было всегда. Ему мерзко от самого себя. Утром в пятницу на телефон приходит сообщение. Костюм готов. Осаму решает ехать за ним в гордом одиночестве, чувствуя дрожь во всём теле, отдающую на кончиках пальцев. Ацуши-кун встречается около входа, разговаривая с кем-то по телефону. Заметив Дазая, подходящего к магазину, он быстро завершает звонок, улыбаясь. Парень чувствует себя неловко в компании шатена, но старается быть дружелюбным. На кромке подсознания Осаму надеялся хоть краем глаза увидеть рыжего. Хотя бы убедиться в принятом им решении. Но его здесь нет. — Спасибо за покупку! Надеемся, Вам всё понравилось. Приходите к нам ещё! И примите наши поздравления! — искренне улыбается девушка на кассе. В восемь вечера Дазай едет в абсолютной тишине в ресторан, принадлежащий знакомому Юкичи, что по доброте душевной предложил отпить по случаю свадьбы. На самом деле, у него не было выбора, потому как Юкичи изначально изъявил своё желание отметить сей праздник именно в заведении друга. Мероприятие обещает затянуться допоздна, потому Осаму утром великодушно разрешил коллегам прийти на работу позже, хоть Доппо и яро сопротивлялся, не слушая ворчание Рампо. По успокаивающе похлопал супруга по плечу, незаметно поцеловав его в висок, когда все были заняты чем-то другим. Эдогава перестал жаловаться. Парковка полная. Дазаю приходится втискивать машину между Гелендвагеном и Лексусом, принадлежащим непонятно кому. Перед входом в заведение Осаму нервно закуривает, судорожно затягиваясь. До начала Ада остаётся пара метров и... — Кого-то ждёшь? — Тебя, Одасаку. Сакуноске ухмыляется. Пожалуй, Ода был единственным, кто мог улучшить этот вечер. — Ты вовремя. Я уже собирался заходить, — наглая ложь. — Куникида мне говорил, что тебя ещё нет, — подходя говорит Ода. — Это всё, что сказал Куникида? — Ещё он сказал, — мужчина хмыкает, — Осаму очень нервничает в последнее время, но он слишком гордый, чтобы сознаться в этом. Попробуй успокоить его, — пародирует Доппо Ода. — И как? — От него ничего не скроешь, — соглашается парень, туша сигарету туфлей. — Я не об этом, Осаму. Как ты? Как он? Хороший вопрос. Никак, если можно так описать его состояние. В голове чересчур полно даже после курения. Никотин нисколько не помог. Кажется, что стало хуже. — Нормально, — успокоив самого себя, отвечает шатен. — Нормально же нервничать в таких ситуациях? — Если ты нервничаешь только из-за этого, Дазай. — Только из-за этого. — Ты всегда можешь поговорить со мной, Осаму. — Я знаю. Всё в порядке. — Тогда пойдём.******
— Ну, Чууя-я, ты не можешь игнорировать факт моего существования! — Ещё как могу! — Не будь занудой. Я не первый год знаком с тобой. Я вижу, что что-то происходит. — Ничего, Тачи, ничего не происходит. Мы просто идём в магазин. Всё, — отрезает парень, толкая друга в бок. — Да как ничего?! Тебя поцеловал парень! — слишком взволнованно, припоминает Ведьма. — Парень, у которого скоро свадьба! И ты называешь это «ничем»?! — Не ори, дурень! Мы на улице! — Ау-ч! К удивлению Чуи, они никого так и не встретили, пока шли к супермаркету. Машины были, но люди будто вымерли. Однако это не отменяет факт того, что Накахара не хочет, чтобы Мичизу орал на весь город, дабы каждая собака знала, с кем он целовался. — Прекрати нести чушь, это всё получилось случайно, да и… — Случайно? Как ты мог засосаться с Осаму случайно? Нихуя себе, случайно! Настолько случайно, что я аж, — Мичизу игриво поигрывает бровями, получая снежком в лицо. — Ну, Чуя! Накахара смеётся, когда через недовольство Ведьмы слышит хруст снега позади. Юноша резко разворачивается, осматриваясь, но не замечает никого. Подумав, что ему показалось, и отвлёкшись на жалующегося на жизнь парня, Чуя решает не обращать на это внимание. Около одного из подъездов раздаётся звук набора номера, сопровождающийся клацаньем по клавишам. — У меня есть кое-что для тебя.******
Первые часа четыре проходят как по маслу. Дазая даже не достают. Были, конечно, родственники, которые откровенно заебали, но и те уже давно ретировались. Из знакомых Осаму здесь только Ода с Акутагавой остались. Доппо-тян уехал, оправдываясь, что уже поздно и детям, то есть ему, давно пора спать. На самом деле, это Дазай так запомнил. По с Рампо по той же причине. Хотя Эдогава явно хотел остаться и поесть, недовольно смотря на супруга. В компании друга и кохая спокойно. Можно спокойно выдохнуть, даже несмотря на присутствие здесь отца. Осаму научился не обращать на него внимание. К тому же они сидят за отдельным столиком: далеко от родителя и невесты. — Это точная информация? — закурив на балконе, спрашивает Юкичи. Мужчина до боли стискивает зубы, сильно затянувшись. Он готов убить Осаму собственными руками. — Понял тебя. Не потушив сигару, Фукудазава возвращается в зал, игнорируя собственную дочь, которая о чём-то его спрашивает. Ему сейчас совсем не до неё. — Отдыхаешь, Дазай-кун? — напялив на себя маску, полную доброжелательности, спрашивает мужчина, присаживаясь рядом с будущим родственником. — Да, сегодня был очень трудный день. Вам ли не знать, Юкичи-сан, — с толикой не наигранной усталости в голосе отвечает юноша. Он уже несколько суток не может нормально спать, поэтому ему не приходится притворяться утомившимся. — Рад, что ты находишь в себе силы оставаться здесь, — улыбается мужчина. — Господа, — обращается он ко всем сидящим за столом, обращая внимание на себя, — давайте выпьем за этот брак! — поднимаясь, продолжает старший. — Пусть он будет счастливым и долгим, — все чокаются, встав со стульев. — Цените друг друга, любите и самое главное — будьте верными друг другу, — Осаму делает глоток, едва не выплюнув коньяк обратно, услышав тон, с которым последняя фраза была произнесена. Если у Юкичи и были какие-то сомнения до этого, то сейчас их нет. Дазай старается вернуть к себе безразличие, с которым он только недавно разговаривал с будущим тестем, однако получается слишком криво. — Что-то не так, Осаму-кун? — Всё в порядке? — спрашивает, подходящий к парням Хироси. — О, да, Хироси-сан. Всё в порядке. Если не учитывать тот факт, что твой сын лизался с каким-то парнем, — со всей злостью в голосе произносит Юкичи. — А так всё прекрасно. — Что? Шатен хочет провалиться на месте. — М-м? Или я не прав, Осаму? Скажи же нам правду, — Дазай будто камень проглотил. Он смотрит на Фукудзаву, но не видит лица. Перед глазами всё расплывается. — Осаму, что это значит? — недоуменно уточняет отец. Такой тон означал лишь одно — наказания за содеянное не избежать. В последний раз всё закончилось очередной попыткой покончить с собой, из которой его вытащил Ода. Сакуноске стоит рядом, не понимая, что происходит: оставил друга на какие-то две недели; вернулся, спросив «всё ли хорошо» — получил положительный ответ, а тут такое! Ахуеть можно. — Я не… — взяв себя в руки, отнекивается шатен. — Конечно, ты не, — соглашается Фукудзава. — Но вот Суто-сан так не считает. Решил пидора за мою дочь выдать? Хироси? — Что ты натворил, Осаму? — Хироси даже не пытается скрыть свою злость. Была бы его воля, он бы убил сына на месте. Уж очень много проблем с ним. — И за «это», — мужчина с пренебрежением в голосе указывает рукой, на стоящего напротив парня, — я собирался выдать свою дочь. Ты просто жалок, — Юкичи допивает бокал до дна, с грохотом ставя его. Он разворачивается и уходит, когда его догоняют. — Юкичи, стой! — Об этом никто не должен знать. Не хочу опорочить имя своей дочери, — Фукудзава резко отрывает руку, вцепившуюся в его пиджак. — Распространишься и я сделаю так, что вы и выйти из дома не сможете.******
Как Осаму добрался до дома он не помнил. Отвёз ли его Ода или Акутагава, а может он сам доехал? Увы, неясно. Единственное, что отложилось на кромке сознания, пока он находился в бреду — у него больше нет семьи. Отец повторил эту фразу не единожды, пока Ода пытался привести его в чувства. Где сейчас Сакуноске тоже не понятно. Утро субботы, как и должно быть, встречает с сильным похмельем. С его сотрясением лучше, конечно, избежать всех нервняков и не пить, но чем чёрт не шутит. В зеркале его встречает пустое лицо и стеклянные глаза, безжизненно разглядывающие то, что он успел натворить ночью. Его руки исполосованы, а кожу неприятно жжёт, стоит только прикоснуться пальцами к ране. Кровь, что успела запечься, ранее красиво стекала вниз по руке. Судя по брошенным в ванне вещам, он с уверенностью мог сказать, что делал это под душем в ванной. Побагровевшая вода, словно в вальсе, кружится, утекая в слив. Совсем свежие раны начинают щипать, когда на них попадает горячая вода. Кипяток обжигает кожу, и та пятнами краснеет. Но ему плевать на эту боль, пока она может заглушить то, что заставляет раскалываться сердце раз за разом.******
— Итак, что мы имеем, — рассуждает вслух парень, наматывая круги по комнате, — пока меня не было, Осаму познакомился с каким-то рыжим парнем. — Это племянник Огая, — безынтересно дополняет Акутагава, сидящий с другими на диване в кабинете Босса. — Спасибо, — кивает Ода, — с племянником Огая, — нравоучительным тоном продолжает он, — влюбился в него. — Да, он в последнее время вёл себя странно, — подтверждает Куникида. — Хорошо. И мало того, что вы упустили это, так вы ещё и проворонили момент, когда они сбежали хер пойми куда. — Думаете мы не пытались его найти? — обиженно говорит Рюноске. Он вообще-то мотался по городу туда-сюда как ужаленный, лишь бы отыскать Босса, а его обвиняют. — Да, пытались, — вздыхает Сакуноске, присаживаясь на кресло. — Только вот никакого толку. Всё равно оказались в заднице. — Никаких задниц на рабочем месте, — ляпнул, не подумав Куникида. — Кхм. Значит, будем выбираться. Как будто мы впервые так кх… — Проебались? — подсказывает Рампо, шелестя конфетой. — Да, про-е-ба-лись, — по слогам произносит Доппо. — Что делать будем, Рампо-сан? Эдогава крутит руками, напоминая дирижера какого-нибудь оркестра, а не погорелого театра, в котором работает. Он закатывает глаза, цокая, когда понимает, что ответа на вопрос не последует и им точно нужна помощь такого гения, как Рампо. — Искать, господа. Искать Накахару Чую. Чем раньше, тем лучше. Есть какие-нибудь предположения? — жуя, спрашивает он. — Рюноске, ты адрес не помнишь? — парень мотает головой. Увы, но адрес Акутагава вспомнить не может. Машину утром забрал сам Дазай, так как парень находился в состоянии нестояния после вечера и не мог даже встать с кровати. — Ладно, но мы хотя бы знаем адрес, где он работает, можем позвонить туда. — Ага, и нам так просто дадут его телефон или адрес, — саркастично соглашается Рампо. — Может, ещё и пин-код от карты попросишь, Куникида-кун? — Хорошо, и что же ты предлагаешь? — У меня есть тот, кто сможет нам помочь, — неожиданно даже для самого себя говорит Акутагава. Юноша достаёт телефон из кармана, ища в контактах номер, что появился там совсем недавно. — Алло, Ацуши-кун?******
Воскресенье выдалось излишне тёплым для морозного во время тайфуна Токио. Ветер отступил и настала тишь, не нарушаемая никаким снегопадом. Туристы слоняются туда-сюда по вечерним улочкам, забегая в кафешки, что не успели убрать украшения после праздников. В окнах домов отражаются огни вечернего города, и это выглядит поистине прекрасно. Особенно восхитительна Токио Скай Три, сияющая тысячей огней. Осаму устало допивает кофе, сидя на полу в гостиной, облокотившись на диван. Он глупо пялится в окна — на мир за ними, — не желая вообще покидать квартиру. Телефон успел сдохнуть ещё вчера утром, поэтому ему было абсолютно поебать, кто и что ему там пишет или звонит. Просто спрятался от всех, словно маленький ребёнок, думая, что это может решить его проблемы. Дазай хоть и чувствовал себя паршиво, всё равно заставил себя принять душ, обработать раны и сменить бинты, так как прошлые насквозь пропитались кровью, что текла из распаренной кожи. На большее не хватило. Завтрак — кофе, обед — кофе, на ужин тоже кофе. Кряхтя, он поднимается и бредёт в зону кухни, ставя кружку к другим в раковину. В тишине квартиры раздаётся неприятный стук в дверь. Первые несколько минут Осаму тупо игнорирует пришедшего, сидя на барном стуле и гипнотизируя дверь, будто он может с помощью телекинеза заставить человека по ту сторону уйти. Но когда стук повторился ещё раз и ещё раз, пришлось идти открывать, дабы просто прекратить этот шум. Голова и без него никакая. Ладно уж. Дазай резко открывает дверь, отчего у него сначала режет глаза из-за такого непривычного света, а затем из-за того, кто перед ним. Не дав Чуе сказать и слова, он хлопает дверью, решив, что это полный бред и иллюзия его уставшего сознания. Чтобы Накахара, который дал понять, что между ними точно ничего не может быть, сам явился к нему? Никогда в жизни. Через секунду стук повторяется вновь и вновь, заставляя Дазая поверить, что всё происходит в действительности. — Дазай! Открой дверь! Нам нужно поговорить!«Блять, что?!»
— Прости, — сиплый и безжизненный голос режет по ушам, когда шатен, наконец, отворяет. У Накахары мурашки бегают табуном по коже. — Проходи. Осаму удаляется вглубь квартиры, включая дальние софиты, направленные на окна, чтобы они не били по глазам. Чуя снимает верхнюю одежду с обувью в коридоре и следует за ним. Сердце отбивает чечётку от волнения. Дазай набирает воду в чайник и ставит его нагреваться. — Ты как? — очень глупо спрашивать у человека, что выглядит паршиво, как он себя чувствует. Хуёво, Чуя, хуёво. Вчера ему позвонил Ацуши и договорился о встрече. Чуе правда было совсем не до него: пары, работа, Тачихара успевал знатно мозги поебать, но голос паренька звучал настолько тревожно, что Накахара просто не смог отказать. Подходя к месту встречи рыжий понял, что его нагло наебали. Рядом с Ацуши сидели Акутагава и ещё один мужчина. Как выяснилось позже — Ода. Первые несколько минут Чуя сидел в состоянии полного ахуевания, не веря в услышанное. Это звучало как ужасная, очень плохая шутка. И рыжему очень хотелось убедиться в том, что это прикол. Ничего такого не происходило. И вообще они это всё выдумали для какой-то своей цели, но парни молчали. — Чай? — Накахара бы тоже не стал отвечать на свой вопрос. — Да. Тишина квартиры очень сильно давила на мозги. Даже тиканья часов не было слышно, только потом до Чуи дошло, что его сердце стучало так громко, перебивая любой звук. Осаму выглядел потрепанно, будто не спал целую вечность. Под его глазами поселились огромные мешки, в которых можно рис складировать, дабы угостить всё население Японии. Взгляд опущен, кажется, он за всё это время ни разу не поднял глаза. Они сидели рядом друг с другом на полу — Осаму сел там и рыжему пришлось идти за ним — но так и не пересеклись взглядами, не перебросились ни словом. Всё хуже, чем он думал. — Дазай? — М? — Я понимаю, что, — Накахара сглатывает, стараясь подобрать слово, чтобы описать всю эту ситуацию, но у него у самого нет ни малейшего понятия, как её охарактеризовать, — тебе сейчас больно. Иногда родители поступают… не так, как нужно. Я и сам был в подобной ситуации, когда мой отец просто выгнал меня из дома, переложив на плечи Коё, — Чуя мог не думать об этом, не прокручивать у себя в голове, сутки или больше, но память об этом будет жить всегда, как бы сильно он ни хотел избавиться от неё. — Я понимаю. Но ты не можешь просто так сдаться. У тебя есть то, ради чего стоит продолжать бороться. — Ты не понимаешь меня, раз говоришь такое, — сердце ухает, разрываясь на куски, холодный и мёртвый взгляд впивается в него и словно пронзает насквозь. Дазаю плевать откуда Чуя знает обо всём. — Для тебя признание отца было смыслом жизни? Ты просыпался утром с мыслью о том, что ты делаешь недостаточно, чтобы оплатить всё то, что сделал для тебя он? Он унижал тебя на всех мероприятиях, даже когда тебе вручали ёбаный, блять, грант? — Отпусти это, Дазай. — Отпустить? — устало ухмыляясь, язвит шатен. — А ты отпустил, Чуя? Ты смог простить его за то, что он сделал? Перестал думать о нём? О том, как он сейчас живёт? Всё ли в порядке у его жены? Как он отпраздновал свой день рождения? Ты смог отпустить, Чуя? Нет, он не отпустил. Он просто прекратил заострять своё внимание на этом и научился жить дальше. Сделал большой шаг, чтобы не возвращаться в прошлое, но всегда помнил о нём. — Тебе Ода сказал, да? — Да, — ему нечего скрывать, Дазай итак всё знает и ещё в силах сложить два плюс два. — М-м, — понимающе мычит парень. — И что он тебе пообещал? — В смысле? — В прямом. Деньги? Квартиру? Машину? — Ты в край ёбнулся? — рыжий вообще-то весь извёлся, пока ехал сюда, боясь сделать что-то не так, испортить, а этот идиот несёт полнейшую ахинею. — А почему нет? Разве ты бы стал приезжать сюда просто так, чтобы «помочь»? Посмотрите! Чуя Накахара решил по доброте душевной помочь бедному Осаму Дазаю, что сидит дома, словно затворница, и режет вены. Решил выставить себя героем? Или нет? Или ты решил, что сможешь самоутвердиться за мой счёт? Приехать, убедиться, что я в хуёвом состоянии и со спокойной душой уехать домой? А может… — Может, потому что мне не наплевать на тебя?! — не выдержав, рычит парень. — Может, потому что я тоже человек и умею чувствовать? Может, потому что мне тоже было больно, когда ты, идиота кусок, поцеловал меня там на кухне и продолжил вести беседу о свадьбе, сбежав? Может, потому что ты мне не безразличен?!Пиздец. Он сказал это.
Этот поцелуй грубее, чем это было в их первый раз. Они словно получили то, чего так долго ждали. Эти несколько дней для Накахары тоже были несладкие: Коё с Мори поняли, что что-то не так, когда племянник неожиданно «пропал». Не всегда слышал, непрерывно думал о чём-то и выглядел нервно. Озаки склоняла Огая на разговор, мол: «Парням друг с другом легче обсудить проблемы сердечные, чем если буду вмешиваться в это я». Мори лишь многозначительно хмыкнул, заявив, что пока его не попросят помочь — лезть в чужую голову не будет. И Чуя был благодарен ему. Обсуждать с дядей такое не представлялось возможным. Накахара бы просто ему ничего не сказал, продолжив саморазрушаться в гордом одиночестве. Чуя не мог сказать, что прям любит шатена и готов завтра отправиться под венец. Нет. На деле же его положение обуславливалось наличием банальной тоски, скребущей внутри своими когтями. Скучать по Осаму можно было и рыжему потребовалось время, дабы осознать и принять это. Может, если бы тогда на кухне ничего не произошло, Чуя никогда бы и не дошёл до этих мыслей. Сейчас голова пуста. Накахара зарывается в тёмные волосы, прикрыв глаза и ощущая, как что-то тёплое разливается под кожей. Оно, словно мёд, растекается по всему телу, обжигая горло. Шатен проходится языком по влажным губам, дав рыжему сделать небольшой вдох, и припадает к нему вновь. Становится неимоверно душно. Хочется ближе. Хочется больше. Дазай кладёт руку на талию Накахары, притягивая к себе на колени. Чуя седлает его бёдра, когда Осаму забирается под рубашку парня, ледяными пальцами очерчивая линию позвоночника сверху вниз. Чуя приоткрывает глаза, охая, и слегка ёжится. По полу веет холодом и Накахара вздрагивает. Шатен, словно паук. Он ощущается везде и одновременно нигде. Одна рука придерживает за талию, когда другая бессовестно тянет за волосы. «Больно, сука». Положив руки на плечи парня, юноша отпрянул. — Ты идиот, Осаму, — задыхаясь, шепчет он, ощущая, как его мокро целуют в шею. — Я таких болванов в жизни не встречал, — сдавленно хрипит рыжий. — Но это же ты сделал меня таким. В этом что-то есть. Сидеть на полу в гостиной и целоваться, задыхаясь, не думая ни о чём. Дазая не волнует его завтра, пока они находятся здесь и сейчас. Волосы Накахары безумно мягкие, струятся у него между пальцев. Шатен незаметно снимает с них резинку, путаясь в локонах. Вспоминается их первый день в доме, когда Осаму с интересом разглядывал рыжие кудри, переливающиеся на свету и подпрыгивающие при движении. Ни одно представление, ни один сон не сможет сравниться с действительностью. Дазай слабо тянет за волосы, вынуждая парня шикнуть, когда прикусывает нижнюю губу до крови. Чуя сдавленно мычит, сильно зажмурившись. «Вот, мудак». Желание позлить никуда не пропало и только подзадорило. Он смотрит буквально в душу, дожидаясь внимания со стороны синих омутов, и показательно слизывает выступившие капли. У Накахары сердце заводится, когда он ловит мутный взгляд на себе. По коже пробегают мурашки. И как он хочет, чтобы Чуя реагировал? Шатен мокро проходится по скуле и до виска, слушая сбившееся дыхание Накахары, и невесомо целует, в конце концов возвращаясь к своей первоначальной цели — губам. Чуя с обманчивой лаской припадает к юноше в ответ, дожидаясь, когда от него потребуют большего, притянув к себе ближе. Но вместо этого рыжий в отместку обвивает лицо Дазая руками, чтоб не повадно было в следующий раз кусаться. Напоследок всё-таки влажно поцеловав, отстраняется. В свете софитов блестят глаза и губы. Чуя с трудом отмирает, сглотнув. — А сейчас спать. Я не стану продолжать… — молкнет рыжий, не понимая, как назвать всё это, — зная, что ты в любой момент можешь грохнуться в обморок, — хрипло произносит он, отдышавшись. — Но я не… — Да-да, — Накахара непреклонен. Ещё немного и Осаму начнёт отключаться произвольно, когда организм этого захочет. — Давай, — юноша встаёт на подрагивающие ноги, протягивая руку парню. Осаму с неохотой берётся за неё и поднимается. Чуя вытирает щёку тыльной стороной ладони. Его губы слегка припухли, а взгляд мутный-мутный. Руки подрагивают, когда он пытается заправить рубашку обратно в брюки, но ничего не входит. Этот чёртов Осаму её измял. — Кхм… так… ты останешься? — хозяина квартиры этот вопрос сейчас волнует больше всего. Ну, не сможет он уснуть, после такого, а глотать таблетки уже порядком надоело. — Нет. Боюсь, что Мичизу мне квартиру спалит в попытках что-то приготовить. Я оставил его без ужина, — смущенно хмыкает парень. Первое правило дома Чуи: никогда не давать Ведьме готовить. Один раз Мичизу взорвал микроволновку, забыв вытащить ложку, после чего им пришлось отдраивать всю кухню. В другой раз он вообще спалил кастрюлю, превратив её в угольки и выкинув в окно. «Я просто запаниковал! Честно!» Третий раз стал вершиной его достижений. Тачихара сломал нож, разрезав один ломтик хлеба. Чуя до сих пор не может понять, как это произошло. Нож был не сломанным, пока не попал в руки к этому вредителю. С ним одни проблемы. — Может, останешься? Я обещаю хорошо себя вести, — подмигивает шатен, притягивая к себе и невесомо целуя так, что Чуя краснеет ещё сильнее. Парень отстраняется и уходит в спальню, дав рыжему немного времени на подумать, хотя уже точно знает ответ. В комнате холодно, ведь Осаму опять забыл закрыть окно, однако эта стужа только на руку. Шатен прячет побагровевшее лицо за ладонью и улыбается в никуда. Он не знает, как расценивать всё это. Ему чертовски хорошо. — Ладно, не думаю, что что-то может случиться, — слышится из гостиной. Рыжий чувствует себя неловко. Они уже спали вместе в одной кровати, но тогда всё было иначе. Чуя ещё пытается как-то отговорить шатена и ретироваться спать на диван, когда его силком затаскивают в спальню. Большая пижама Дазая смотрится на Чуе забавно. Ему пришлось подвернуть штаны и закатать рукава, чтобы просто не грохнуться на паркете и нормально причесаться. Сонная нега охватила Дазая, стоило только ему лечь на кровать и притянуть к себе парня. Чуя поворчал немного, сильно краснея и требуя отпустить, но шатен никак не реагировал. Уснул. Накахара утомленно зевает, уткнувшись куда-то в шею, и, наконец, прикрывает глаза. Первая ночь за несколько дней, когда им наконец-то удастся выспаться.И точно не последняя.
«Спасибо»