******
— Оя-оя-оя, какие люди. Давненько не виделись, где пропадал? — За ноутбуком. — Оооо, — понимающе протянул, Тачихара, хлопая по соседнему стулу. Видеть парня в костюме слишком непривычно. Обычно Мичизу предпочитал носить что-то мешковатое, напоминая огромный мешок для риса, но сегодня он принарядился. Чуя искренне рад, что тот не припёрся в своей любимой футболке с броской надписью. Ками-сама, спасибо! Комиссия такого бы точно не оценила… В аудитории непривычно шумно. Чуя насчитывает двадцать человек, кратко кивая в ответ на приветствия. Все что-то активно обсуждают, но Накахара не вслушивается, голова и так гудит. Видимо, последняя банка энергетика была лишней. Он ставит сумку на стол, вытаскивает папку с бесчисленным количеством очень нужных бумажек в ней и садится рядом с другом, откидываясь на стул и протяжно вздохнув. Сегодня всё закончится. Как же он долго этого ждал. — Ты так сильно похудел, — чрезмерно оживлённо тараторит юноша, оглядывая сидящего с ног до головы, останавливаясь на по-птичьи остром лице. — Ты знал, что если минеты делать, то лицо худеет? Легкий способ избавиться от щёк. Забавно, не находишь? — и улыбается гадко-гадко, хитро-хитро. Вот же сука. — Что? — делая вид, что не расслышал, переспрашивает Накахара. Конечно, он прекрасно всё понял и с первого раза. — Говорю, — Тачихара глупо озирается по сторонам, показывает одногруппнику, стоящему в паре метров от них, средний палец, и придвигается ближе, шепча, — чего такой грустный? Хуй сосал невкусный? — Пф, — ухмыляется Накахара, щёлкнув парня по носу, — мне же нужно практиковаться и набираться опыта. Увы, без этого на работу не возьмут. И тебе советую. — А Дазай не против? — хмыкает парень. — Он мой сутенёр. Пока их нелепый диалог не зашёл слишком далеко, в аудиторию входит преподаватель, и все резко замолкают, скоро рассаживаясь по местам. У Накахары сердце ёкает, когда озвучивают порядок сдачи. Третий. Он третий. Тачихара удивляется, услышав свою фамилию следом. Ну ладно. Быстрее закончат. Рёото-сан пускает лист для подписей по аудитории, дабы проверить все ли на месте, пока даёт последние наставления. Единственное, что стоит запомнить — не волнуйтесь и всё пойдёт как по маслу. Правда, способы перестать переживать никто так и не озвучил. Сердце колотится. Надо успокоиться. Вдох-выдох. — Кстати, — внезапно начинает Тачихара, с заинтересованностью смотря на друга. Кажется, ему абсолютно всё равно на наставления куратора, — что собираешься делать завтра? — В смысле? У тебя какие-то планы на меня? — Ты хоть помнишь, какое завтра число, Морковка? — Ну, если сегодня защита — двадцать восьмое, то завтра… — юноша хмурит брови, нервно закусив губу, когда до него наконец-то доходит. — Вот, чёрт… И как он мог забыть про свой день рождения? Не то, чтобы Накахара каждый год его ждал с детской наивностью в глазах и подрагиванием на кончиках пальцев. Наверное, лет в пять оно так и было. Пока всё не пошло по одному месту. Отец стал пропадать на работе днями и ночами, отмахиваясь от подобных посиделок грудой незаполненных бумаг. Мать пыталась скрывать переживания за наигранной радостью. Рядом с сыном нужно всегда улыбаться. Он же не виноват ни в чём. А потом, так уж вышло, в его жизнь постучалась Коё с неистовым желанием наверстать всё, что упустила за это время. Чуя ценил открытость тётушки. Никогда не возникало ощущение, что завтра её улыбка исчезнет, а сегодня она будет продолжать кривить лицо в нелепой радости ради племянника. Видеть близких — то, ради чего стоит всё это затевать. — Вот-вот, — Ведьма неуклонно тычет локтем в бок Чуи, вырывая недовольный фырк. — Двадцать два раз в жизни бывает. Надо отметить. — Любой возраст бывает раз в жизни, Тачи. — Не умничай, а думай, что делать будем. Обещаю быть послушным. Как в тот раз не получится. Чуя ладонью прикрывает рот, утаивая наплывающую улыбку. В прошлом году Накахара праздновал свой день рождения с рассечённой бровью и немалым количеством синяков по всему телу в отделении полиции. Пьяный Мичизу хороший провокатор, а в баре достаточно человек, которых легко зацепить тупыми шутками. Разнимать пьяных идиотов, конечно же, пришлось Чуе, что вовремя вышел покурить из душного помещения. Тачихара с лицом победителя покорно ждал, когда его руки скрутят из ниоткуда появившиеся полицейские, довольно зыркая на своего друга. Лучшая награда — кислые мины проигравших с огромными синяками на лице. А потом этот придурок пел эту дурацкую песенку «Happy birthday» в обезьяннике, сука такая, с идеальным произношением. — Желаю удачи, — басисто произносит Рёото-сан, вырывая парня из воспоминаний. — Вы все прекрасно потрудились. Защита начнётся через пять минут, будьте готовы.******
— Здравствуйте, Дазай-сан. — О, Ацуши-кун, добрый вечер. Какими судьбами? — Рюноске телефон оставил, пришлось вернуться. — Ааа, — с ухмылкой тянет шатен, — куда-то едете? — А-э, нет, мы… Мы просто… — Дазай-сан. Рюноске — бука. Осаму собирался узнать всё из уст Накаджимы, наслаждаясь смущением последнего, а тут Акутагава со своей немногословностью и полным отсутствием такта. Что за грубиян? Фу. Дазаю делается очень забавно, представляя, насколько спокойно стало Ацуши, завидев передруга, выходящего из кабинета в полном обмундировании. «Недопарня», — усмехается Осаму, подмигивая Куникиде, что летает в прострации, пока Анго что-то быстро печатает, хмурясь. Ему точно не помешает взять выходной. — Уходишь в разгар рабочего дня, Акутагава-кун? — До конца рабочего дня полчаса, Босс, — какой пунктуальный, Дазай мысленно аплодирует. День пролетел слишком быстро в ожидании звонка от одного единственного номера, что так жестоко игнорировал любые сообщения. Уснул что ли? — Мы ещё не уходим, — вздыхает темноволосый, глянув на застывшего парня. Предложил бы сесть, чего посреди комнаты стоять? — Нет, идите. Я пока тут повожусь. — Но… — Идите и хорошо проведите время. Уверен, вам есть что обсудить. Рюноске непроизвольно сбивается от того, как елейно это прозвучало. Иногда (очень часто) сенпай невыносим. Как-то Акутагава выплюнул чай на свои брюки, когда Босс пытался подступиться, ляпнув, что новый костюм прекрасно смотрится на Накаджиме, когда те сидели в кафе. Рюноске лишь повёл плечом. Неплохо так неплохо, что с того? Парень как-то и не заметил чего-то особенного, оглядев того с ног до головы, когда юноша с кем-то разговаривал по телефону. Ацуши всегда выглядит мило, что бы не надел. Стоило пропустить сказанное мимо ушей, если бы Осаму не ухмыльнулся, обратив свой взор на кохая, добавив: «Но лучше, конечно, без него». Весь вечер Акутагава смотрел исключительно в тарелку, не поднимая глаз на сидящего напротив. И сбоку тоже. — Кстати! «Хоть бы не вспомнил про отчёт. Хоть бы не вспомнил про отчёт. Хоть бы не вспомнил про отчёт». — Вы заняты завтра? — интересуется шатен, пока парочка не скрылась, решив воспользоваться добротой Босса. — Я тут кое-что запланировал на завтрашний вечер. Хотелось бы, чтобы вы тоже приняли в этом участие.«Фух».
— Накахара-сан не знает? — Надеюсь на вашу конспирацию, — Дазай закусывает губу, пытаясь скрыть наползающую улыбку. Он впервые так сильно нервничает, готовясь к дню рождения. — Это сюрприз. — Оооо, — догадливо тянет Ацуши, с детской восторженностью глядя на старшего, — как здорово. Мы обязательно придём. Верно? — Да, конечно. — Отлично. Адрес скину чуть позже. Сначала постараюсь спасти Куникиду-куна от смерти на работе. До завтра. Рюноске забирает сумку, лежащую на кожаном диванчике, попрощавшись со всеми, направляется к одному из лифтов, где его уже ждут, когда в спину прилетает: — Акутагава-кун, я всё ещё жду отчёт.«Блять».
Накаджима успокаивающе хлопает по плечу, смущённо заглядывая в глаза напротив. Рюноске глядит в ответ, ожидая, когда же дверь треклятого лифта закроется, посматривая на свисающий с чужой шеи галстук. Дазай недобро скалится, встряхнув головой. Ох, уж эта молодёжь. Доппо что-то бурчит, указывая в экран монитора, что отражается в слегка спадающих очках. Анго кривится, зло пыхтит, выслушивая претензии в свою сторону, и с силой нажимает на кнопку удалить, даря сидящему рядом очередной за прошедшую неделю приступ. Куникида вздыхает. Его ноутбук откинется в мир иной из-за какой-то внеплановой налоговой проверки завтра утром. — Насколько всё плохо? — устало спрашивает шатен, садясь рядом за стол. — Максимально. — Анго? — Можно я не буду это комментировать? Боюсь, за такое могут посадить, а мне ещё детей кормить. — У тебя нет детей. — Вот видишь! У меня даже детей нет, я ещё слишком молод! — обиженно выпаливает парень, глянув на Доппо, что практически упал со стула, сильно наклонившись. — Куникида-кун, езжай отсыпаться. Я даже шутить не могу, глядя на тебя. А очень хочется, знаешь ли. — Что? — промаргивается мужчина, сведя брови к переносице. Он, кажется, совсем выпал из этого мира и не понял, что с ним разговаривают. — Говорю, мне жалко тебя. Твои мешки под глазами, — Осаму наклоняется так, чтобы друг смотрел точно на него, тыча указательными пальцами в область под своими глазами, — весь наш доход вместят и место ещё останется. Давай, домой. — У нас такой хороший доход? — А, кто сказал, что у тебя мешки огромные? Так. Мешочки. В них только горошек можно сложить. — Не волнуйся, прослушек у нас нет. — Тс-с. Всё в порядке. Продолжай печатать, — заговорщически шепчет Босс, похлопав Сакагучи по плечу. — Домой, Куникида, домой. Спустя минут тридцать и сотню уговоров Доппо всё-таки оказывается посаженным в такси. Так безопаснее. Не хватало ещё, чтобы он в аварию попал, уснув за рулём. Потом же за Дазаем придут, интересуясь чего это он держит своих работников до посинения. И никак не объяснишь, что это Доппо, гад такой, домой ехать не хочет, где его, между прочим, возлюбленная ждёт. Телефон садится в ноль около восьми часов вечера, когда Анго с ненавистной аккуратностью нажимает на кнопку на кофемашине. Дазай хихикает, перебирая кучу бумаг. Сакагучи хочет хорошенько треснуть по ней, но вспоминая ценник этой божественной машины, решает повременить с занятиями спортом. Ладно, ещё немного. В десять хочется умереть. Осаму находит грёбаную отчётность трёхлетней давности, мечтая всё сжечь к чёртовой матери. Собрать весь этот нужный хлам, вывести за город и сжечь, хорошенько облив бензином, наслаждаясь запахом. Анго, словно читая чужие мысли, кивает. В одиннадцать торнадо Миссури прошло по офису, сменив траекторию передвижения с Мексики на Японию. Ещё двадцать минут уходит на то, чтобы всё убрать и наконец-то выключить ноутбук, отправляя того на покой. Господи, спасибо! — Пиздец. — Полный. На улице приятная прохлада. Осаму оставил плащ в машине, но даже без него тепло. Сакагучи устало бредёт к машине, молча махнув. Говорить не хочется совсем. Дазай откидывается на кожаное сидение, заводя машину. У него есть несколько минут, чтобы доехать до дома и узнать какого чёрта его так безжалостно игнорировали целый день. Отчитывать Чую в его день рождения — плохая идея, поэтому нужно успеть сегодня! В квартире до странного темно и мертвецки тихо. Осаму успел отвадиться от подобного, абсолютно позабыв какого это: возвращаться в пустую квартиру после тяжелого рабочего дня. С Накахарой тихо не бывает. Повесив плащ в шкаф и убрав обувь, парень проходит в сторону гостиной, включает свет. Страшно. Чуи здесь нет. Мысли о том, что с ним что-то случилось накатывают третьим валом. Не может же человек целый день не отвечать просто так. В сознании всплывают фильмы с похищением, внезапной (не очень) смертью, которые шатен так ненавидит за их тупость и примитивность, но сейчас почему-то именно они лезут в уставшую черепушку. Блять. Дазай возвращается к шкафу, резко открывая его. На полке внизу стоят чёрные лакированные туфли, а на вешалке висит привычная глазу косуха. Чуя не спешил с окончательным переездом, оставив в квартире шатена лишь парочку своих вещей, скидывая всё на неудачный выбор времени, когда они решили съехаться. Нужно немного подождать с этим, сейчас и без того хлопот много. Дазай искренне надеялся, что это время скоро настанет. Совсем с этой работой внимательность растерял. Значит, в спальне. Аккуратная полоска белого света падает на съежившееся чудо под одеялом-пледом, стоит Дазаю открыть дверь. Шатен выдыхает, прикидывая, что с такой нервотрепкой можно и на пенсию раньше времени уйти. Грёзы о скором отдыхе, конечно, прельщают, но пока рано об этом думать. До двенадцати остаётся всего ничего, но будить уставшего рыжего не хочется — он и так сильно вымотался. Осаму уходит в душ и возвращается через десять минут, когда телефон приветливо пискнул на кухне. Двадцать текстовых сообщений, тридцать пропущенных и три видео весьма хитрого характера. Хозяин квартиры цокает, облокачиваясь на кухонную гарнитуру, широко зевнув. Не стоило обращаться с телефоном так категорично, потому что тот и без этого оказался ёбанным предателем. В три часа дня Чуя освободился и пытался дозвониться до Осаму. Додолбиться, если быть честным. В четыре Накахара надеялся хотя бы дописаться. В шесть, потеряв всякую надежду, в ход пошла тяжёлая артиллерия, которую Дазай ощущает своими ладонями, ложась рядом и прижимая парня к себе. Рыж хмурится, когда холодные руки-щупальца лезут под огромную рубашку, ничего под ней не нащупывая. И он пропустил такую прелесть… — С днём рождения, Чиби, — шепчет парень, целуя прикрытый чёлкой лоб. — Выспись хорошенько.******
— Жди на свой день рождения азалии, мудак. — Ну, Чуя! Цветы — это прекрасно! — оскорблено лопочет Дазай. Ему мало того, что пришлось встать в шесть утра, чтобы забрать доставку цветов, так ещё и Накахара выёживается. Рыжий проницательно глядит на создателя проблем, закатывает глаза, отворачиваясь. Цветы, конечно, прекрасные, но Осаму знать этого необязательно. Нефиг было так жестоко с ним поступать вчера. Чуя перебирает алые бутоны роз, когда Осаму аккуратно присаживается рядом на постель, уложив острый подбородок на чужое плечо. Кончики пальцев пробегают по нескрытой сорочкой коже бёдер, покрывающейся мурашками. — Они почти такие же прекрасные, как и ты, — еле слышно, почти интимно, шепчет он. — Это совсем не значит, что я пытался задеть тебя этим, Чиби. — Хорошо, — поворачивается к мужчине парень, сталкиваясь с цепким взглядом. Осаму придвигается ближе, слабо наклоняясь, желая оставить на губах поцелуй, а может и несколько, впервые за это утро. Он, между прочим, заслужил! Взор бегает от приоткрытого рта до нескрытых линзами искрящихся глаз, намекая на свои дальнейшие действия, как бы спрашивая. «Спустись с небес на землю», — как-то сказал шатен, всматриваясь в лицо напротив, пытаясь соотнести увиденные цвета с чем-то низменным. «Неужели он правда находит это красивым?» — густо краснел Чуя, закрывая чужое лицо ладонями. Нечего смотреть. Накахара ушлый, как лис, прикрывает глаза, поддаваясь вперёд. Ну, давай, Дазай, лови приманку. Ощущая чужое дыхание на своих губах, Чуя шепчет: — Ты заслужил амариллис. И смеётся, видя замешательство на чужом лице. Слегка хриплый после пробуждения голос будоражит так, что не по плану заливается краской уже сам Дазай. — Ну, Чуя! — Я в душ. Краткий поцелуй в щёку и побитая самооценка — единственное, чем удостоили Осаму за всё утро. Но не единственное, чем он мог бы остаться довольным. Если гора не идёт к Дазаю, то Дазай идёт к горе. Глупо, но ладно. Цветы отправляются обратно в вазу с водой, забавно булькнув. Парень выуживает два белых полотенца из шкафа-купе, зная, что Накахара точно опять забыл взять его с собой, и с довольным лицом направляется в ванную, по пути сбрасывая бинты. Не удосужившись повесить пижаму, та летит на пол, когда полотенца отправляются к халатам в открытый чёрный шкафчик. — Что ты здесь делаешь? — шикает Чуя, поведя плечом, которого так настойчиво касаются губами. — Пришёл тебе спинку потереть, — прищуривается Осаму, подмигивая. Как ребёнок. С волос капает прохладная вода, уносясь в слив. Чуя слегка приподнимается, потянувшись за губкой для душа. Дазай хмыкает, отведя взгляд — он за другим пришёл. — Три, — принципиально произносит Накахара, всучив парню черную губку, нещадно залив её гелем. Сказал — пусть делает. Шатен крутит вехотку в руке, рассматривая со всех сторон, когда парень поворачивается к нему спиной, победно ухмыляясь. — Четыре, — прыскает шатен, касаясь кончиками пальцев чужой руки. — Осаму! — Понял, тру. Дазай ведёт губкой по позвоночнику, пальцами очерчивая еле заметные веснушки, рассыпанные по плечам и спине. Улыбается точно ребёнок, скользя вниз, с совсем не детским подтекстом, проходясь вехоткой меж ягодиц. — Скажи мне, — внезапно начинает Чуя, пялясь в стенку. — А? — Тебе делать нечего? — В смысле? Мне кажется, я довольно полезный. Стою, спинку тебе намываю в семь утра. — Спина выше, Дазай. То, что ты там намываешь, называется несколько иначе. Не думаешь? — Правда? Вау, какое потрясающее открытие, — посмеивается шатен, — нужно почаще с тобой в душ ходить. Может, я узнаю ещё что-то новое. Дазай широко улыбается, от греха подальше подняв руки вверх. Волнистые, чёрные, как смоль, волосы прилипли к лицу и Чуе приходится слегка приподняться, чтобы убрать их, заправляя за уши. Так намного лучше. Шатен красив. Сколько бы Осаму ни пытался исправить себя, творя невесть что со своим телом в диком неизведанном порыве, ничего его не портило. Острые скулы, глубокие тёмные омуты глаз, в которых юноша беспросветно тонет, высокий рост, молочного цвета кожа. Сколько они знакомы? Пару месяцев? Накахара никогда не сознается, но ему было страшно. Весь прошлый день прошёл на нервах не только из-за диплома, но и из-за Осаму, что не брал трубку полдня, никак не реагируя на звонки с сообщениями. Спасибо Рюноске, что позвонил вечером, сдав всю подноготную на своего Босса. Если бы не он, Чуя бы однозначно поседел. Рыж уже зрел поползновения Дазая уйти на тот свет, которые со временем стали болезненно отдавать в области сердца. Отец не прекращал попыток вернуть всё на круги своя, присылая сообщения весьма паршивого характера. Проколотые шины машины — пустяк, по сравнению с угрозами, приходящими практически каждую неделю. Колёса можно накачать, но, кто заглушит эту боль? «Ему когда-нибудь надоест», — успокаивал Чуя, беря ладонь парня в свою, целуя маленькие шрамы. Коричневатые полосы на запястьях ещё не зажили до конца, каждый раз напоминая рыжему о своей никчемности. Сколько бы Осаму ни извинялся, убеждая, что это был последний раз, Чуя лишь кратко кивал, а потом не мог сомкнуть глаз ночью, всё думая. Вдруг это последняя ночь? Порой, очень часто, рыж дозволял шатену вытворять всё, что тому вздумается, надеясь заполнить эту непроглядную дыру в его груди. Чем бы дитя ни тешилось… Пустой взгляд, направленный в никуда, вызывал дрожь по всему телу, а мёртвая улыбка до сих пор приходит в кошмарах. Такой Дазай Осаму пугал. Такой Дазай Осаму был светом и одновременно непроглядной тьмой. Парню приходится наклониться, дабы запечатлеть слегка смазанный поцелуй на чужих губах, а Накахаре привычно притянуть за плечи, не позволяя отстраниться. Вода стекает по острому подбородку, каплями ударяясь о тёмного цвета плитку. Язык скользит по белоснежным зубам, мазнув по нёбу, изучая. Дазай пропускает чуть спутанные волосы меж пальцев, ловя рваные полувдохи, вкушая трепет сердца. Это не первый поцелуй, но почему-то каждый ощущается так, будто на кухне между ними ничего и не было. Так, воздухом дышали. Языки сплетаются, разливая приятное телу тепло. Оно ползёт по горлу к давно почерневшей душе, пробираясь сквозь ненужные органы. Внизу живота тянет, а дышать становится нечем. Привычное ощущение скованности заставляет мурашки забегать табунами, а лёгкие задохнуться. Дазай издаёт странный полустон. Чуя пальцами слегка давит на шею, сквозь горечь от мыслей улыбаясь в поцелуй, чуть сощуривает глаза, наблюдая за чужой реакцией. Возбуждение накатывает девятым валом. Блять. Внутри всё переворачивается. Некрасивая полоса от очередной попытки умереть скрывается за прекрасными руками юноши, что спустя секунду с чмоком отстраняется, слегка коснувшись языком порозовевших губ. Ладони окольцовывают веснушчатое лицо. Дазай глядит в самую душу. — Ты знал, что прекрасен? Чуя громко стонет, когда ладонь касается эрегированного члена, а кожу на шее прикусывают, оттягивая. Шатен с причмокиванием отлипает, влажно проходясь по месту укуса, извиняюще зализывая. Прости, не удержался. Шею придётся закрывать лентой-чокером, пряча от заинтересованного взгляда тётушки, но это будет потом. Пальцы мягко массируют головку, размазывая выступивший предэякулят. Осаму ухмыляется, подув в побагровевшее лицо напротив. Чёрные, как ночь, глаза сканируют каждый миллиметр, изучая. Накахара выгибается, до боли сжимая руки на плечах, притягивает юношу ещё ближе, чтобы сердце к сердцу. Садист, блять. В ушах до непривычного шумно. Лицо красное от духоты и смущения. Он точно упадёт в обморок. Капли воды неуклонно скользят по телу, разбиваются о пол. — Пр-прекрати, — шипит рыжий, утыкаясь в подставленное плечо. Он с силой жмурится, прикусывая язык, дабы не ляпнуть ничего лишнего, что так долго крутилось в сознании. Не время для откровений. — Прекрасен, — как в бреду шепчут в ответ, скрывая взволнованность в изгибе ключиц, широко проходясь по ним. — Перестань... Перед глазами пляшут белые круги, не пропадающие даже, когда удаётся их разлепить. Шатен ведёт от основания к стволу, губы беспорядочно целуют шею, особенно жадно там, где ощущается пульсация. Грузно выдохнув, Чуя поддаётся бёдрами вперёд, задохнувшись в ощущениях, издавая несдержанный то ли всхлип, то ли стон. Как бы рыж не сопротивлялся на словах, его действия всегда были показательнее. Накахара утягивает к стенке душа, мутно охнув. Ловит чужие губы, притянув за шею, сплетает языки. Холодная стена дарит желанную прохладу, контрастирующую на фоне жара тела. — Помощь нужна? — ладонь обхватывает возбуждённую плоть. Сердце заходится, предвкушая предстоящую развязку. Они всего лишь дрочат друг другу в душе, но ощущения поистине потрясающие. Чуя, громко проскулив в чужой рот, кончает. Дазай изливается следом, выругавшись. Махровое полотенце приятно проходится по коже, собирая с неё всю влагу. С волос ещё капает, так что придётся вытирать плитку. Дазай накидывает на чужие плечи халат, спешно завязывая свой. Не хватало, чтобы Чуя ещё простудился. В соседней комнате звонит телефон, напоминая, что у Осаму, вообще-то, сегодня дел невпроворот, а времени и так мало осталось. Накахара не вслушивается, что там обсуждает юноша, проскальзывая на кухню, чтобы вскипятить воду и выпить долгожданный кофе. Взбодриться точно не помешает. Если бы не Коё, что позвонила в половину шестого, рыжий бы ещё валялся в постели, видя десятый сон. Но у тётушки были свои планы на этот счёт. Озаки не стала распинаться, сказав всё чётко и по сути. Счастья, здоровья, любви и детей. На последнем Чуя странно хихикнул, незамедлительно поблагодарив. Мори, находясь у чёрта на куличиках, смог лишь отправить СМС из банка, пообещав приехать вечером. Огромное сообщение прилетело от Мичизу, который расписал, кажется, всю его жизнь с момента их встречи, не забыв упомянуть то, как они сутки провели в обезьяннике. — Мне нужно отъехать ненадолго, — со вздохом выпаливает хозяин квартиры, спешно одеваясь в коридоре, когда по квартире вновь прокатывается надоедливая мелодия, практически заглушаемая шумом закипающего чайника. Шатен быстро пробегается по гостиной, выуживая какую-то папку с полочки под стеклянным столиком. — Ты же помнишь наш уговор? Ничего не планируй на вечер. Я всё устрою. — А я наделся провести весь день, смотря бессмысленные сериалы в компании с мороженым, — хмыкает Накахара, когда его целуют в лоб. — Придержи эту идею до завтра. У меня есть прекрасная мысль.