Дазай точно будет в порядке.
******
— Сегодня я Ваш шофёр, мессер. — О, как неожиданно лицезреть Вас, любезный, в столь поздний час. — Всё для Вас, дорогой мой. Не стойте в тени ночной, простудитесь. Извольте присесть, дражайший. Накахара по-лисьи щурится, улыбается, садясь на сидение рядом, закрывая дверь. Машина спешно трогается, отъезжая от жилого дома. Среднего размера красная коробка с большим бантом. Мичизу всунул её прямо в руки, достав с заднего сидения. Чуя с детским интересом крутит коробку в руках, пытаясь определить по весу, что же там внутри. Трясёт подарок, но содержимое молчит. Юноша неоднозначно просит повременить со вскрытием, сделать это дома, до странного подмигнув. — Дазаю очень повезло. — Ты это к чему? — Прекрасно выглядишь, — ухмыляется Тачихара, недвусмысленно глянув на Чую, отвлекшись от дороги, когда светофор загорелся красным. — Приударить хочешь? — А почему нет? Мичизу приоткрывает окно, остро намекая, что стало как-то жарко, когда «рыжий ангел» залез в салон его, недостойной для такого уровня пассажиров, «ласточки». Именинник морщится, отвешивая дружеский подзатыльник. Прекращай смущать! Тёмно-бордовый костюм, чёрная атласная рубашка, такого же цвета туфли и лента-чокер. Нужно же как-то прятать то безобразие, что таится на шее. Хотя бы не будет так стыдно — Коё и Мори не смогут присутствовать на празднике. К сожалению, рейс Фукуока-Токио перенесли на целые сутки, в связи с ухудшением погодных условий. Чуя искренне, надеется на скорую встречу. Уж больно давно парень не виделся с ними, успев соскучиться. Непослушные вьющиеся волосы собраны в низкий хвост, пряди обрамляют по-птичьи острое лицо, слегка прикрывая глаза. Он сегодня без линз. — Что ты сделал с Дазаем? — интересуется рыжий, выключив радио. Хочется насладиться спокойным разговором, а не песнями из коробки. — Неужели не рад меня видеть? Я ранен в самое сердце! Я вообще-то твой лучший друг, если ты не забыл! — Рад, конечно, но, кажется, ты немного ошибся адресом. Осаму, конечно, предупредил юношу, что за ним приедет немного не тот, когда Накахара ожидал увидеть под окнами дома, но причину выяснить не удалось, а глупое СМС — «У тебя хороший друг, Чиби» — не дало никакой дельной информации. Чуя и без сообщения это знал. — Пф-ф. Я просто решил помочь лучшему другу и его молодому человеку, потому что я прекрасный друг, — обиженно лопочет парень, гордо выпрямляя спину. Хорош. — А вообще, ты не говорил мне, что нужно вставать в очередь, чтобы встретиться с тобой! Совсем меня не ценишь! — Что? — Ты всегда с Дазаем! Как ни позвоню, ты с ним! Как ни напишу, он рядом! Это очень обидно, знаешь ли! — О-о, — догадливо тянет Чуя, кивая головой, переводит взгляд с дороги на обиженную Ведьму, — так ты ревнуешь, зараза? — Кто? Я? Пф! Да чтобы я! Кого-то ревновал! Не бывать такому никогда, — Тачихара отмахивается от заинтересованного друга, цокает, включая радио, которое через секунду вырубает приставучий пассажир. Да что ж такое! — Ревнуешь. Ещё как. Ахуеть, Ведьма. Впервые вижу, чтобы ты ревновал. — Забыли! Всё! Парни проводят пару минут в полном молчании. Чуя чисто продолжил бы спор из спортивного интереса — как долго Мичизу Тачихара сможет скрывать свою ревность? Но не хочется портить хорошее настроение. Мичизу никогда не был так категоричен. Да, в последнее время Накахара встречался с ним не так часто, как это было раньше, когда они частенько зависали вместе, но на это есть причины, о которых парень прекрасно осведомлён. Ночные улочки теряются под жёлтым светом фонарей. Тачихара ведёт аккуратно, предпочитая сбрасывать накопившийся пар на каких-нибудь гонках, что проводятся раз в несколько недель, а не там, где ходят люди. Чем бы дитя ни тешилось, лишь бы в полицию не попало. Рыжий долго убеждал Ведьму прекратить — ему же придётся друга вытаскивать, если что-то случится! Но всё без толку. «Это кайф, Морковка, я никогда такого не испытывал. Там ты чувствуешь себя свободным… И это потрясающе!» — возбужденно уверял парень, выпивая третью за ночь банку энергетика. Пейзаж за окном сменяется с заполненных туристами улочек Токио до… телебашни? — Серьёзно? — Ага, мы прибыли. Пошли, а то Дазай меня прибьёт за то, что мы опоздали. Токийское небесное дерево высотой в шестьсот метров завораживает. Сотни светодиодных систем, заставляющие мерцать башню в тысячах огней. Яркий синий и цвет расплавленного золота сменяются фиолетовым, начиная мигать, озаряя своей красотой весь город. В паре метров от башни, там, где протекает река Ара-кава, теми же цветами загораются и водяные лилии, приковывая взгляд именинника. — Прекрасно, не правда ли? Дазай мягко улыбается, заставляя вздрогнувшего Накахару утонуть. Превосходен. Тёмно-синий костюм с нежными чёрными узорами в виде надписей, коричневая водолазка — Осаму ненавидит, когда уж больно надоедливые люди пялятся на шею; такого же цвета туфли с тупым носом. Вьющаяся прядь волос заправлена за ухо, открывая вид на острые скулы. Пиздец. Где его хладнокровие? — Ты знал, в чём я буду, — беззлобная усмешка срывается с губ, оглядывая слегка уставшее лицо напротив. Юноша даже не спрашивает, а констатирует факт. — Не знал, — честно пожимает плечами шатен, — лишь предположил. Украшенная горящими японскими фонариками каменная тропинка ведёт прямо к главному входу с вывеской, сделанной на традиционный японский лад. Они находятся в центре, но здесь абсолютная тишина. Никаких лишних звуков. Чуя слышит шелест листьев деревьев, посаженных совсем рядом, когда лёгкий ветер перебирает их своими невидимыми руками. Сердце громыхает, когда пальцы переплетаются сильнее, ближе притянув идущего рядом. На душе слишком спокойно. Их встречает милый парень-хостес с небольшой заколкой на медных волосах. Он облачён в белую мешковатую рубашку, заправленную в чёрного цвета брюки, на руке висит розовый браслет с котиком. Парням приходится остаться у входа, дожидаясь непонятно куда девшегося Тачихару, чтобы потом не искать его по всему ресторану. Накахара собирается уже набрать номер друга, испугавшись его сегодняшней меланхолии, когда рыжий всё-таки появляется. Он виновато бурчит, здоровается с хостесом, кашлянув в кулак, резко поправляя свисающий с шеи галстук. Взгляд бешено носится по комнате, пугая всех, кто был рядом. В чём проблема, Тачи? Пока их провожает до столика Танидзаки, так написано на бейдже, Чуя, решивший узнать причину такого странного поведения, тормозит, чтобы глянуть на идущего сзади друга. Однако это ничего не дало — его взгляд прикован к совершенно другому человеку, что что-то активно объясняет Дазаю, идя совсем рядом. Так вот в чём дело. Минут через десять подтягиваются остальные, начиная также странно поглядывать на Мичизу, что витает в прострации половину вечера. Как-то неестественно для его обычного поведения. Рюноске невольно радуется, что не видит на парне той футболки, что лишила его глазной девственности зимой, пока Ацуши с По разговаривают с Чуей. Накахара хоть и находится в другой стези, но за Тачихарой нужен глаз да глаз. Мичизу, замечая за собой слежку, лишь отмахивается, с актёрской печалью ссылаясь на усталость. Ага, конечно. Именно усталость заставляет его недвусмысленно смотреть на зад их хостеса, что любезничает с гостями за столиком в паре метрах от них. Акутагава старается бесстрастно реагировать на любые поползновения Босса. Осаму с хитрецой пялится на парочку, сидящую рядом. И если Ацуши слишком занят беседой с именинником и троицей, то Рюноске совершенно некуда деться. ( С вами Ларисочка Гузеева и это программочка «Давай поженимся») Рампо пытается яростно доказать Оде, ненавидящем тайскую кухню, что суп с тофу — поистине божественное блюдо, обладающее чуть ли не лечебными свойствами, и его обязательно нужно заказать! По незаметно для мужа хлопает Оду по плечу. Если Рампо привязался — хер отвяжется, пока не докажет свою правоту. «Потрясающий вкус. Я бы целыми днями только его и ел». Одасаку кривится, когда в перечисленных ингредиентах слышит имбирь, а Эдогава наслаждено витает в облаках. Идиллия. — Ты позволишь мне тебя украсть? — шепчет Осаму, накрыв чужую руку своей. Смысла скрываться нет никакого — их и так не услышат: за столом остались только Одасаку и Акутагава, что успешно делают вид, будто ничего не видят; но сейчас хочется добавить немножко интимности в момент. — Я испытываю дежавю, — отвечают в той же манере, улыбаясь хитро-хитро. — В тот раз ты был не против. — Конечно, я же спал. Они незаметно для самих себя покидают столик, не замечая, как Одасаку глядит им вслед, широко ухмыляясь. Дазай тянет ко второму выходу, сияя, открывает двери, находящиеся недалеко от их стола, пропуская парня в самое сердце ресторана. Небольшой садик окутан лёгкой дымкой от зажженных свечей, источающих запах цветов и чего-то терпкого. Чуя мягко смеётся, позволяя увести себя вглубь невысоких деревьев. На душе спокойно. Боже, почему так хорошо? Парни проходят на маленький мостик, слыша журчание воды из небольшого импровизированного водопада, завороженно смотря вниз. Медно-золотые хвосты карпов разрезают воду, с хлопком ударяя по ней. Дазай неоднозначно хмыкает. Чуя бы прекрасно смотрелся среди них. — Чувствуешь? — именинник вдыхает полной грудью, с наслаждением прикрывая глаза, крепче сжимая ладонь. — Я чую, — с придыханием произносит Осаму, — Чую. — Балбес. Так томно. Щёки горят от множества прикосновений к ним, когда губы размыкаются, дразняще зазывая. Руки скользят по рубашке, застывая на груди, там, где трепетно забилось сердце. Рыж излишне наслаждено охает от ощущений чужих рук на талии. Ресницы дрожат, отбрасывая тени в свете свечей, закрепленных прямо на заборчике. Пальцы массируют кожу головы, перебирая кудри, нежно притянув. Язык проходится по ровному ряду зубов, удовлетворенно промычав и сплетаясь с другим. Чуя чрезчур уверенно скользит по плечам, закидывая руки за спину, прикусывает губу, оттягивая. Недовольный фырк заставляет приоткрыть глаза, встретившись с тёмными омутами напротив. Запечатлев ещё один поцелуй на раскрасневшихся губах, Осаму с характерным чмоком отстраняется, окольцовывая лицо в ладони, глядя в глаза. Прекрасный. — Спасибо, — одними губами благодарит шатен, обнимая. Для него это не просто слова, а нечто большее. Он никогда не был так честен, как сегодня. — За что? — За всё. Сакуноске непозволительно широко лыбится, когда парни возвращаются, приподнимая бокал с шампанским. Леонардо ДиКаприо, чёрт бы его! Вечер проходит прекрасно за непрекращающимися ни на минуту разговорами и постоянными обсуждениями грядущих мероприятий. Даже ранее угрюмый Акутагава смог найти общий язык с Тачихарой, что перестал играть в шпиона. Ухмылка на его лице ничего хорошего не сулила. Он неоднозначно подмигивает Чуе, кивая в сторону хостеса. «Герой-любовник», — шепчет Накахара, спрятавшись за собственной ладонью. Сидящий рядом Дазай с ухмылкой кивает, представляя, как рыжий будет вымаливать номерок у парня. Около одиннадцати все расползаются по домам. Оставшиеся на парковке Ода и Дазай о чём-то долго разговаривают, пока Тачихара пытается не убить друга. Чуя настойчиво вцепился в коробку, желая её открыть, игнорируя чужие вопли. — Ну, Ведьма, дай посмотреть! — Нет! — Сегодня, вообще-то, мой день рождения, если ты не забыл! — как ребёнок, ей-богу, поджимает губу Накахара, плюхаясь на сидение в машине Осаму. Давай, Тачи, сжалься! — Да, но не сейчас! Откроешь дома! — Что там такого, что я смогу посмотреть только дома?! — Ничего такого, но мне будет легче, если меня не будет рядом в этот момент! Дазай невольно улыбается, глядя на разворачивающуюся бойню за открытие подарка, стоя в паре метрах от автомобиля. Чуе точно двадцать два, а не двенадцать? Ну, рост соответствует. За подобную шутку Осаму будет спать на диване в гостиной как минимум неделю. Они остались совсем одни на парковке. Странно, но людей сегодня было слишком мало, что и к лучшему. Тишина приятно ласкает уши. В голове совсем пусто. — Это правильный выбор. — А? Одасаку смотрит с близкой мягкостью, кивая в сторону. Чуя заливисто смеётся над другом, нещадно заливающимся краской. Тачихара кричит что-то о предательстве и вечной обиде, загибаясь от накатившего девятым валом смеха. У Осаму внутри всё сжимается, кружа голову. Он громко сглатывает вязкую слюну. — Да. Правильный выбор. — Домой? — зевая, интересуется Накахара, потягиваясь на сидении, когда рядом садится Дазай, заводя машину. — Домой.******
Мало похоже на дом. За недолгое время поездки Чуя успел задремать, согнувшись на сидении. Он устало разлепляет глаза, услышав, как кто-то вышел, трёт у самых уголков, осматриваясь. Как котёнок. Дверь открывается, занося ободряющий холодок в машину. — Я хочу тебе кое-что показать, — слегка встревоженно произносит Дазай, подавая руку. Лифт с карты, не задерживаясь, едет на двадцатый этаж, останавливаясь с приятной ушам мелодией, открывая двери. Город оказывается, как на ладони. На смотровой площадке абсолютно пусто, слышно лишь стук туфель, приближающихся к бортикам. Телебашня мерцает совсем недалеко, стоит только реку переплыть. А там, в паре метров, расположился Токийский Диснейленд, притягивающий взгляды мигающими огнями. Он ощущает себя ребёнком. — Ты не против выпить? — шепчет шатен, обнимая со спины, утягивает от края. На большом пледе, лежащем на татами, расположились четыре небольшие подушки, бутылка вина, два бокала, тарелки с сырами и фруктами. Они пьют в тишине, пригубив буквально по глотку, наслаждаются видом на город и удивительным спокойствием. Им это действительно было нужно. Изрядно потрепанные нервы никто не восстановит, но от таких моментов дышать становится легче. Совсем немного, но легче. Прошедший месяц будет вспоминаться в будущем, как что-то поистине ужасное. Постоянные разборки вымотали абсолютно всех, в особенности лишив желания прогнуться и поговорить. Первое время шатен честно надеялся хотя бы восстановить отношения с сестрой и матерью, считая, что отец никак не должен лезть в это, но затем потерял любую надежду. Осаму с горечью вспоминает тот период, когда рыжий не хотел заходить в ванную вообще. Походы в душ оборачивались паническими атаками, а сон с кровавым месивом — настоящим кошмаром. Вскакивать по ночам и успокаивать рыдающего навзрыд парня стало нормой, хотя оба понимали, что это ненормально. Трясущиеся руки, цеплялись за пижаму, не желая отпускать, дрожащий голос молил остаться и никогда не уходить, прерываясь на громкие всхлипы. Чуя всё ещё остро ощущал запах крови даже, когда Дазай самолично отмыл всю комнату и квартиру, заодно чувствуя огромную вину за происходящее. Если бы он тогда не сдался… Наверное, только спустя неделю разговоров и убеждений Чуя смог относительно нормально принять душ в присутствии шатена. — Чуя? — зовёт Осаму, кладя руку на чужое колено. Стук сердца отдаётся в ушах, заставляя пульсировать голову, но ему правда нужно выговориться. Чуя неспешно поворачивает голову, издав протяжное «Ммм?» — Я… — неуверенно начинает Дазай, сглотнув, — я очень долго думал над всем тем, что происходило, что происходит. Ты не представляешь, насколько сильно я благодарен тебе за всё, что ты сделал… Даже я до конца не могу осознать… — Осаму… — Чш-ш, пожалуйста, Чиби… — большой палец, успокаивающе оглаживает костяшки, моля выслушать. Дазай хихикает, видя как парня передернуло от обращения. Что он может сделать, если Чуя такой маленький? В слух этого лучше не произносить, если, конечно, не боишься быть покрытым десятиэтажным матом. Медуза, вообще-то, тоже обидное прозвище! — Для меня всё это так неожиданно… Я даже не могу вспомнить, когда началось это сводящееся с ума чувство. Когда я смог осознать. Знаешь… Я совсем не мог находиться дома. Смотрел на других людей, не понимая, что их так тянет в эти четыре стены, считая странными. — Их-то? — мягко ухмыляется рыжий, отпивая из бокала. — Представляешь? Я не понимал, что со мной не так… Грядущий брак угнетал, заставлял буквально бежать куда угодно, лишь бы не быть дома. Представляешь, каким полезным я был на работе всё это время и как радовался Куникида? Прожить хотя бы день с ней… Я бы предпочёл не жить вообще. Тот поход за костюмом я оттягивал максимально, ссылаясь на несуществующие дела, пока Йосано не прижала. Это вообще было что-то похожее на наказание — поехать в магазин к Огаю, — Чуя хмурится, цокнув, — прости, но я думал так до последнего. Но потом… Потом я встретил тебя. И понял. Не сразу, конечно, ты был той ещё занозой в… — Дазай хмыкает в ответ на обиженное «Эй!» и толчок в бок. — Ладно, я тоже не сахар, вообще-то. В этом мы сошлись. Кхм… О чём я? А. Я наконец-то понял, кого мне так не хватало всё это время… — Прекрасного дизайнера интерьера? — блять, Чуя, не порть момент! — Тебя… Я очень благодарен, правда, — искренность сквозила в каждом слове. Накахара не смел оторвать искрящихся глаз, улыбаясь. — Я очень долго думал над тем, что я мог бы подарить тебе, чтобы оно было таким же равнозначным, как то, что ты сделал. Но на ум ничего не приходило. У меня совсем ничего нет, кроме… — шатен тянется к карману удлинённого пиджака, выуживая оттуда маленький футляр. Глаза округляются, а дыхание перехватывает, — моего сердца. Два аккуратных кольца пленительно поблёскивали при попадании на них света. Чёрное золото с жёлтой полоской посередине и аккуратная гравировка на внутренней части с линиями — «Emmène moi chez toi». Чуя одними губами смакует написанное, не смея моргнуть. — К сожалению, Коё-сан оторвала бы мне голову, если бы я сделал тебе предложение без её ведома. Это, конечно, очень даже заманчивое предложение, — хихикает Осаму от глупой тавтологии, закусывая губу, видя, как кольцо приятно смотрится на пальце. — Но мы пришли к общему мнению и договорились на следующий год. — Ты сбежишь от меня до следующего года, — хихикает Накахара. — К тому же, ты не можешь планировать наш брак без моего прямого участия, медуза. Золотая полоска скользит меж рыжих кудрей. Чуя настойчиво целует, руками цепляясь за плечи. Его по привычке тянут к себе за талию, усаживая на бёдра. «Хоть так выше будешь», — в поцелуй улыбается шатен. Спина выгибается от ледяных прикосновений к ней. Варежки, сука, жди на свой день рождения варежки! И это даже не шутка. Накахара на полном серьёзе в магазинах присматривал самые, мать его, тёплые, чтобы наконец-то этот идиот перестал вытворять подобное. Чуя, конечно, любил прохладу на контрасте с жарой, но Осаму, будто специально, лез ужасно холодными руками под пижаму. Наслаждался руганью в свою сторону, а после, как ни в чём не бывало, сбегал. Понимает же чёрт, что Чуя хоть только и проснулся, но врезать может. Слишком большой риск для мазохиста. Прикушенная губа ноет, но сейчас как-то не до этого. Накахара откидывает голову назад, немного закатывает глаза. Осаму переходит от губ на шею, покусывая. Вязкая слюна застывает в горле. Тонкие пальцы подцепляют чокер и тот совершает кульбит куда-то за территорию пледа. Накахара сквозь прикрытые глаза следит, куда тот делся. Зазря выдыхает с облегчением, позабыв о Дазае, к которому срочно необходимо надзирателя поставить. В немом стоне рыжий раздвигает ноги шире, удобнее усаживаясь, от прикосновений к паху. Шатен сощуривается, оставляя красноватое пятно на влажной шее, принимаясь аккуратно расстегивать чёрную рубашку. Сорвать бы её, да Накахара потом ругаться будет. Табун мурашек проходится по телу от прохлады и действий. В голове до смешного пусто. Желание будоражит. Заставляет до трепета грудной клетки затаивать дыхание, когда демон попадал по уязвимым точкам. Дазай накидывает свой пиджак на плечи юноши, губами припадая к груди. Джентльмен, блять. Накахаре хочется как-то съязвить, мол, а что это Осаму Дазай так аккуратничает, но вовремя прикусывает щеку изнутри. Язык обводит сосок, вызывая рваные полувздохи, пальцами играясь со вторым, а после закусывает. Собака, блять! — Прекрасно звучишь, — чуть хрипло довольствуется чужой реакцией шатен, услышав несдержанный стон сверху. — Сказал бы… Что любишь грязные разговорчики… Я бы тебе… Нормы СанПина зачитал, — охает рыжий, когда рука с кольцом начинает настойчиво массировать член сквозь брюки. Тепло разливается по телу, скользя по венам, заставляя сердце работать усерднее. На секс в конце дня рассчитывать не приходилось. — Это слишком грязно, Чиби. Привстань. Послать бы его, да уже поздно. Крышу постепенно сносит. Чуя зло глядит от такой невозможной сейчас просьбы-приказа, поднимается на колени, пыхтя. Ширинка расстёгивается и Осаму стягивает чужие брюки с бельём, отбросив их, притягивая раскрасневшегося парня обратно к себе. Пальцы скользят вверх от мошонки к головке, когда по площадке проносится пьянящий разум стон, а тело вздрагивает. Шатен губами ловит чужое дыхание, припадая к приветливо приоткрытым, рукой быстрее проведя вверх-вниз. Чуя немного оттопыривает зад, выругавшись в чужое плечо. Слишком хорошо. — Ты брал? — Да. — Ты знал, сука. — Да. Холодный от смазки палец увлажняет проход, постепенно проникая внутрь, пока Дазай успокаивающе шепчет на ухо, опаляя его горячим дыханием и мелко касаясь губами. Уши — отдельная эрогенная зона. Даже, если ты будешь нашептывать что-то поистине мерзкое, Чуе будет плевать. Он через время спросит, о чём тот говорил, не вспомнив ни слова, пророненного с чужих уст. — Прекрасен, — Осаму большим пальцем дразнит уретру, спускаясь к основанию, обхватив эрегированный орган. Шатен садистки улыбается, наблюдая из-под немного мешающей челки, как парень плавится в его руках. Интересно. Насколько сильно нужно раззадорить рыжего, чтобы он ляпнул что-нибудь на французском во время секса? Дазай на полном серьёзе задумался об этом пару раз, пытаясь уснуть. Спросил у Чуи, но тот лишь сдержанно оглядел его с ног до головы, вынося приговор. Не заслужил. А сейчас? Сладко простонав, Накахара выгибается до хруста, опрокинув голову на плечо, позволяя ввести второй. Хлюпы дурманят до полного желания заткнуть уши чем-нибудь. Правда, рыжий как-то упускает факт того, что отсутствие звуков не означает прекращение прикосновений к распаленному телу. Дазай словно мысли читает, разводя пальцы на манер ножниц. — Хватит, блять! — шипит парень, вздрогнув и до боли закусив губу. — Бесишь! Неимоверно бесишь! Неприятные ощущения сменяются странным вожделением, когда пальцы упорно попадают по простате, оглаживая податливые стенки. Шатен сощуривается улыбаясь. — Кажется, я попал, верно? Блять. Накахара прикусывает руку, не желая тешить самодовольство парня, но Дазай не спешит сдаваться. Он размазывает выступивший предэякулят, сжав член в руке, вырывая хриплый стон. Знает же, зараза, куда нужно надавить, что прошептать, чтобы довести до предела. Терпеть становится невыносимо. Это, как пытка. Внизу скручивается узел, тягуче приятно разнося импульсы волнами по телу. Лицо горит. Чуя пару раз дует, чтобы хоть как-то охладиться, но не помогает. Мурашки пробегаются по коже, скрываясь на кончиках пальцев. До ломоты хочется. — Сними. Осаму повторять дважды не надо. Чужое возбуждение тешит. Дазай мысленно ставит себе плюсик за сегодняшний день. Накахара нетерпеливо ёрзает, морщит нос, не желая смотреть, как парень стягивает с себя низ. Чую усаживают на место, держа за бёдра. Рыж хлопает по рукам, что схватили слишком собственнически. Тюбик смазки укатывается к бортикам. Чуя проводит вымазанной рукой по вставшему члену, мстя. Приятно? Однозначно. Вот только долго. Осаму, рыкнув, убирает чужую руку, что специально медленно двигается. Секунда, взгляд в полные желания глаза и рыжий готов расплавиться утопая. Взлохмаченные волосы, красные пятна смущения на щеках и скулах. И этот взгляд. Чуя целует так, словно хочет забрать всё. Хорошее или плохое, ему без разницы. Главное полностью лишить парня любых мыслей, сбивающих с прямой дороги. Сердце ухает в висках, а сзади жжёт, когда стенки заполняются. Накахара пытается двинуться на пробу спустя время, шевелит бёдрами вперёд-назад, но болезненно стонет выгибаясь. Неприятненько. Шатен беспорядочно целует лицо, надрачивает, стараясь отвлечь. Толчок даётся тяжело обоим. Накахара до боли сжимается, втыкаясь в шею. У Дазая перед глазами белые круги носятся. Он до боли стискивает зубы. Блять. Давай назад. Невнятно промычав, Осаму подцепляет одной рукой лицо, притянув к себе, а другой придерживает за поясницу, мягко поглаживая. Бёдра поддаются вперёд со шлепком и замиранием сердца. Пальцы сжимают плечи, сквозь водолазку царапая кожу. Третий и последующие даются немного легче. Такой простор для шуток, но все колкости, ползущие по трахее, срываются, падая туда, откуда они выползли. Чуя жмурится, когда член попадает по простате, выбивая весь воздух из лёгких. Вибрация прокатывается по телу. В горле першит, а внизу до сладкого тянет. Узел скручивается у живота. До подрагивания пальцев хочется курить. — Попробуй, — одними губами шепчет шатен, придерживая за бёдра, чуть разводя ноги, так что на них точно останутся следы. Чуя бы совсем не обратил на это никакого внимания, так как помутневший взгляд не хотел ни на чём фокусироваться. Он словно утонул в ощущениях. Но Осаму слишком долго бездействует. Парень чуть привстаёт, густо покраснев от заинтересованного взгляда следящего за каждым действием. Дазая хочется треснуть, стирая с лица всё самодовольство. Чуя насаживается, сжав пальцы на ногах. Слышится привычный хлюп. Этого хватает, чтобы попасть в цель. Он непроизвольно сильно вздрагивает, удерживаясь за плечи. Гортанно стонет, склоняя голову. Слишком мокро. Член спокойно скользит внутри, когда Осаму пахом поддаётся ещё раз вперёд, умиляясь с реакции парня. Губы в ничто. Дазай и раньше не церемонился с ними. Любой нервняк и металлический привкус ощущается на языке, смачивающем уста. Тут либо глаза закатывать от удовольствия либо губы закусывать. Третьего не дано. И пока Осаму хочет чуть дольше понаслаждаться чужой реакцией, страдать будут именно губы. Чуя голову так и не поднял. А он дышит вообще? Осаму толкается со шлепком, слыша грузный выдох, сидящего на нём. Дышит. Накахара совсем отпустил себя. Поддаётся назад, сильнее насаживаясь, когда шатен уж больно сильно медлит, будто издеваясь. Что-то недовольно хрипит, не получая достаточно. И это действительно льстит. Руки нарочито мягко скользят по ягодицам, сжимают, толкаясь. Чуя позволяет себя касаться — уже хорошо. Стадия «Тут не трогай, там не лапай» пройдена. Осаму целует взмокшую медную макушку, утомлённо вдыхая. Накахара совсем затихает, оказываясь на грани. Тягучее ощущение скорой развязки дурманит. Капли пота стекают по спине, охлаждая разгоряченное от возбуждения тело. Пара особенно сильных толчков и Дазай изливается внутрь, а Чуя безбожно пачкает коричневую водолазку, сжимаясь. Пятна пляшут перед глазами, в висках ухает. — Я тебя ненавижу, — переводя дыхание, морщится Накахара. Выругавшись, слезает. Член с громким хлюпом покидает тело. — За что это? — Ты самый невыносимый и… — Самый любимый? — с детской невинностью спрашивает шатен, будто они в машинки играли пару минут назад, а не… — Ага, да, надейся, — фыркает, словно кот, рыжий, — но твою водолазку всё же придётся выкинуть. Я теперь не воспринимаю тебя в ней. Добираются до дома около трёх часов ночи. Уставшие, но довольные. Мыться не хочется совсем, тело ломит, но Дазай утаскивает в душ, занятно намывает спину, напевая какую-то мелодию. Кольца укладываются на прикроватную тумбочку слева от постели. Прохлада белья — приятна. Чуя ёжится, Осаму с хмыком накрывает его одеялом, укладываясь на бок рядом. Накахара привычно закидывает ногу, тычась куда-то в ключицу, вдыхая запах геля со вкусом кофе. На нём совсем нет бинтов. Осаму стыдно прикрывает шрам рукой, не давая Чуе его разглядывать, но рыж фыркает, убирая руку и целуя в шею. Прекрасен. Тишину спальни разрезает внезапный звук телефонного звонка, от которого вздрагивают оба. Неизвестный номер никогда не сулил ничего хорошего. Осаму отвечает на вызов, усевшись спиной к Чуе. — Алло? — Осаму Дазай? — Да. — Ваш офис горит.