Я научу тебя любить.

Тот пожал плечами в ответ и тихо сказал: - Я нашел его в таком состоянии минут двадцать назад. Но думаю, что вы правы в своих подозрениях. В этот момент я понял, что человек в черном костюме наверняка врач и не ошибся в своих предположениях. Он быстро, но профессионально осмотрел меня (это было сделать проще простого – я ведь так и лежал совершенно обнаженный). Он молчал несколько секунд, оценивая ситуацию, а потом осторожно сообщил: - Я тщательно осмотрел его тело и каких-то особых внешних, равно как и внутренних повреждений не обнаружил. Судя по всему это состояние - результат пережитого насилия. Однако сказать, что все пройдет само по себе, я не могу. Если мы не сумеем вывести его из этого ступора, то все может закончиться очень печально. Алекс с тревогой посмотрел на него и спросил: - Что же делать? Я не могу оставить его вот так... – он растерянно развел руками. Доктор снова помолчал, а потом велел: - Нужно привязать его полотенцами к кровати за руки и ноги. Я введу ему препарат, который поможет ему выплеснуть пережитый шок. Если его не обездвижить, то я не отвечаю за последствия. После такой душевной травмы под воздействием препарата он может проявить недюжинную силу, и мы не сумеем его удержать. Не осознавая своих поступков, он может серьезно пораниться или вообще погибнуть. Так что я хочу, чтобы вы понимали на какой риск мы с вами идем, - решительно заявил он. Спустя пару минут Сашка появился с полотенцами в руках и заверил: - Я выбрал самые прочные – эти точно не порвутся. Меня крепко привязали, и я почувствовал боль от укола. А потом – темнота... Что было дальше, я не знаю и не помню. Помню только, что пришел в себя, когда за окном было очень темно. Я слегка пошевелился и понял, что вернулся, наконец, в эту ненавистную реальность. Что в очередной раз проиграл. И это сломило меня окончательно и бесповоротно. Я понял, что в этой жизни я ничего не решаю, и от меня ничего не зависит. Где-то у меня в ногах шевельнулось нечто, выглядевшее как темная куча. Оказалось, это мой бывший друг лежал все это время рядом со мной. Вот только для меня это уже ничегошеньки не значило. Поезд ушел. Обнаружив, что я пришел в себя, Алекс подобрался поближе и погладил меня по щеке. Я безразлично позволил ему сделать это, понимая совершенно четко только одно: я больше не смогу пережить еще одну ночь игрушкой шестерых мужиков, а потому пусть делает что хочет. В конце концов, это тело все равно принадлежит ему, как и я сам. Не встретив сопротивления с моей стороны, он осмелел и попытался поцеловать мои губы. Но я быстро отвернулся, подставив взамен беззащитную шею, и он переключился на нее и мое тело. А мне в тот момент подумалось: больше ты мои губы не поцелуешь. Губы целуют лишь те, кто любит, а не берет то, что пожелает, не считая тебя человеком. Я позволил ему все. Даже когда он, лаская меня, перевернул на живот и стал растягивать, я не стал сопротивляться. Я понимал к чему идет дело, но молчал и терпел. Мне было совершенно все равно. Тело - это только тело, если в нем нет души. А раз мою душу он растоптал и уничтожил, то тело пусть берет. Оно ничего не значит и не стоит. С тех пор все так и потянулось. Я стал понемногу выходить из своей комнаты и послушно делать все, что мне приказывал мой хозяин. Правда делал все без души и интереса. Учился, выполнял поручения, отдавался ему. Я ни чем не интересовался, а просто жил, безвольно перетекая изо дня в день. Зачем? Я и сам этого не знал. В более-менее свободные моменты я предпочитал забиться куда-то в уголок потемнее и скрыться от чужих глаз. В эти минуты я закрывал свои глаза и представлял, что я свободен и могу делать все, что пожелаю и жить, как взбредет в голову. Но вскоре раздавался знакомый голос, звавший меня, и я покорно шел на этот зов. Дни шли за днями, и что-то темное понемногу копилось в моей душе. Я не знал, чем это может обернуться, но и это мне было совершенно безразлично. *** Как-то к нам в гости приехал отец Сашки. Завидев меня, он улыбнулся и протянул руку, здороваясь со мной. Вот только я свою в ответ не подал, а глядя ему в глаза безразличным взглядом сказал: - Не стоит. Руку подают только равному себе. А я так уж точно вам не ровня. Вы, наверное, не в курсе, так я вам расскажу, раз уж никто другой не подсуетился. Разрешите представиться – раб вашего сына. А еще - персональная подстилка своего хозяина. Так что не стоит пачкать об меня свои руки. Антон Сергеевич посмотрел на меня ошарашенным взглядом – он совсем оторопел от таких вот новостей. А мой хозяин выглядел до невозможности разъяренным, но мне опять-таки было на это все положить с прибором. Я поставил его в очень неудобное положение перед собственным отцом и ни он, ни я не знали, чем это может быть чревато. Вот только и он, и я знали кое-что совершенно точно: со своим отцом Алекс тягаться не мог. Он был еще пока не той фигурой, которая могла бы свалить Антона Сергеевича с пьедестала победителя. Я знал, что бывший друг накажет меня за такие фокусы – это и к гадалке не ходи. Но мне было наплевать. Я устал жить бессловесной вещью, выполняющей чужую волю. Я слишком долго терпел. Меня устраивал любой исход моей выходки. Я понимал, что могло случиться все что угодно. Меня могли выкинуть за шкирку из жизни Алекса (и это был бы самый лучший выход для меня), могли сделать мой статус раба официальным (раз уж об этом теперь знал Антон Сергеевич), а еще отец бывшего друга мог попросту забрать меня себе в том же самом качестве раба и постельной грелки. Но и этот исход меня совершенно не пугал потому, что заставил бы моего хозяина собственными руками отдать свою игрушку другому. Приложить столько усилий и остаться в конечном итоге с носом... это было нечто! Я даже улыбнулся, представив это все. А в соседней комнате все жарче разорался скандал. До меня долетали только обрывки гневных криков, но и этого было вполне достаточно, чтобы представить, о чем идет речь. - Да как ты посмел?!? Как ты вообще дошел до подобной мысли сделать его своей вещью? – выговаривал сыну бархатистым басом Антон Сергеевич на непривычно высоких тонах. - Ты же столько лет был ему другом?!?