Одолень-трава

— Милош! Вставай! — Братик! Мы вернулись! В горницу ввалились близнецы: запыхавшиеся, взволнованные и растрепанные. Откинув одеяло, Милош уселся на постели, переводя недоумевающий взгляд с одного омеги на другого. Что-то было не так… Что-то невольно царапало взгляд, смущая очевидной неправильностью… — Пригляд! Что с твоей косой?! — наконец, сообразив, воскликнул Милош. Действительно, из-под цветастого платка, которым юноша повязал голову, выглядывали короткие пряди остриженных волос. Позабыв о собственном горе, Милош соскочил на пол, стремительно шагнул навстречу названному брату, чтобы своей рукой стянуть с его головы вышитый плат. Без своей длинной косы Пригляд выглядел как любой другой омега родины Милоша, ведь там не носили длинных волос… Вот только тут, в стране, куда принес его Огнеяр, потерять косу — стыд и горе для любого омеги, почитай, пальцем на улице тыкать станут… — Как же это вышло? — обхватив лицо Пригляда ладонями, тихо спросил Милош. — Кто посмел такое сделать с сыном воеводы? — Я сам отдал, — усмехнулся юноша, порывисто обнимая названного брата. — В обмен на кое-что важное. Идем! Покажем тебе, что добыли. Потянув Милоша на расписную лавку у самого окна, Пригляд вытащил из-за пазухи небольшое голубое блюдце с тонкой серебряной каёмкой по самому краю. Вытащил, торжествующе сверкая зелеными глазищами. — Вот! Чудо расчудесное, диковинка редчайшая! Сейчас все сведаем, что на самом деле в ту ночь приключилось. Радмил, яблоко не потерял? — Держи, — омежка достал из рукавицы спелый наливной плод, да такой красивый и сочный, что, кажется, сквозь тугую кожуру были видны косточки. — Не понимаю, что вы вдвоем задумали, — Милош невольно заразился воодушевлением близнецов, наблюдая, как Пригляд забирает из рук брата фрукт. — Оно что, позолоченное?! — И яблочко не простое, и блюдечко тоже особенное, — покровительственно сообщил Радмил. — У нас такое колдовство шибко ценится. К Яге мы ходили, чтобы его добыть. — И за это Пригляд косу отдал?! — догадался юноша, глядя, как воеводов сын заправляет за ухо мешавшиеся короткие пряди. — Постой! А ты, Радмил?! Неужто тоже?! Тебе ж коса нужна, чтоб замуж идти! — Косы одной достаточно было, я румянец отдал и цвет глаз. — Ты что?! Обернувшись к омеге, Милош вгляделся в его лицо, отыскивая следы потери. Действительно, вся весенняя зелень словно бы выцвела из радужки, оставляя вместо себя водянисто-серую муть. И щеки юноши теперь не рдели, как прежде, когда он возвращался с мороза — Радмил был бледен, как бывают бледны люди с большого горя. — Мальчики… — голос Милоша дрогнул, срываясь на шепот. — Но зачем?! — Чтобы вернуть вашу с дядькой Горынычем любовь, — молвил Пригляд. — За волосы не волнуйся, замуж я пока не собираюсь — отрастут. — А Радмил?! Его глаза?! Его румянец?! — Меня Мстивой и так любить станет, — отмахнулся второй из близнецов. — Румянец что? Нарумянить щеки запросто можно, а глаза… у моих детей от Мстивоя зелеными будут, было бы об чем горевать! Нас всегда Храбр учил, что за брата можно самое дорогое отдать, на том и дружина княжеская стоит. Разве укорит меня Мстивой, что ради счастья твоего и дядьки любимого пожертвовал? Пустое то, и говорить не о чем. Давайте лучше узнаем, что там на самом деле случилось. Не мог твой истинный на Гордея польститься просто так… По себе знаю… совсем по-другому всё мыслится и чувствуется… Милош едва не расплакался от странного ощущения под рёбрами: это ж надо такое удумать! Ради него, ради почитай чужака в их семье, близнецы отдали часть своей красоты, причем какую! — Жарко тут у тебя натоплено, — Пригляд скинул на пол шубу, а после аккуратно опустил яблоко на блюдце. — Идите ближе, у нас не будет второй попытки. Радмил, последовавший примеру брата, тоже освободился от зимней одежды и уселся напротив, потянув к себе Милоша. Сгрудившись над блюдцем, омеги замерли, собираясь с мыслями. — Объясните хоть, чем все это поможет? — Милош переводил взгляд с одного паренька на другого. — За что вы красой своей расплатились? — У Яги в избушке много диковин разных, а это одна из самых сильных, — охотно объяснил Радмил. — Не зря Гордей туда на поклон все время бегал. Теперь слушай и запоминай, какие слова надобно сказать. Склонившись к самому уху меньшого братца, омега скороговоркой зашептал заклинание, и его горячее дыхание щекотно прошлось по шее Милоша. — И, главное, хорошо загадай, — в волнении стиснул руки в замок Пригляд. — Второй раз не получится. Милош дрожал от тревоги и шальной надежды: что, если близнецы правы? Что, если эта вещица, действительно, поможет узнать, что же произошло на самом деле той ночью? В конце концов, самое худшее Милош уже принял, оплакал собственную несчастливую судьбу, в которой он был не нужен Огнеяру настолько, что тот провел ночь с Гордеем… А вдруг? Вдруг он чего не знает? И ведь истинный даже не попытался как-то объясниться… Лежа без сна ночью, Милош крутил на пальце перстень, который неярко мерцал во тьме заключенным в нем пламенем. Проклиная себя за отсутствие гордости, он не утирал слёз, позволяя им скатываться по вискам и впитываться в подушку, и все ждал… ждал… надеялся и ждал, что Змей все-таки явится в горницу, как приходил до этого — не спросясь. Но Огнеяр все-таки не пришел. Решимость таяла, как снег под лучами солнца, поэтому Милош поспешно провёл раскрытой ладонью над золотым боком колдовского плода и быстро произнес: — Катись-катись, яблочко, да по блюдечку, наливное да по серебряному, покажи мне трем за рекой Смородиной, покажи, как княжич Гордей смог в постель к Змею Горынычу пробраться. На том слово моё крепко. В тот же миг дрогнуло яблоко зачарованное, само собой покатилось по кругу все быстрей и быстрей. — Посолонь* пошло, глядите! Стало быть, не к худу, а к добру! — Тише, Пригляд, — цыкнул на брата Радмил. — Смотри лучше! Сейчас… сейчас… начинается! Милош кусал губы, не зная, хочет он сейчас узнать правду или же лучше просто перевернуть колдовское блюдце, чтобы снова не испытать боли от предательства любимого альфы. Что, если близнецы все же ошиблись? Что, если Огнеяр все-таки сам пожелал воспользоваться своим правом? Теперь яблоко крутилось с такой скоростью, что не было видно ни его, ни блюдца: на лавке тихо жужжал серебряный диск, а в нем, как в спокойной водице, начало проступать отражение… — Гордей! Глядите, Гордей! Еще живёхонький… — Что он делает? — нахмурился Милош. — Колдует, — неприязненно дернул плечом Радмил. — Так и знал, что от этого степняка честных поступков ждать не… о-о-о… вот же пёс шелудивый! Нет, вы видели?! Видели?! — Так вот, как он к дядьке Горынычу в опочивальню пробрался, — стиснув кулаки, воскликнул Пригляд. — Милошем прикинулся, степное отродье! Сам же Милош словно окаменел, наблюдая, как Гордей, принявший его обличье, распахнул двери и уверенно зашагал в сторону покоев хозяина терема. Все в нем всколыхнулось жаром и яростью в ответ на такую подлость. Значит, вот как княжий сын заполучил смертельную любовь Огнеяра: отобрал у Милоша самым подлым обманом! — Дальше досматривай сам, — деликатно отвернулись оба омеги. — Тут дело к утехам постельным идёт… А ведь и правда… Юноша кусал губы, не смея отвернуться и упустить хоть капельку запретного зрелища, а затем вдруг понял, что видит колдовство, что бросил Гордей в сторону спящего Змея. Словно липкой алой паутиной опутало заклятье альфу, превращая того в пленника ханского сына. — Что же ты творишь, вишнёвый? — хрипло выдохнул Огнеяр, пробуждаясь. — Ласкать тебя хочу, — томным шепотом откликнулся двойник Милоша, склоняясь к обнаженному телу альфы. — Не шевелись… — Не смей! Отравлю же! — Так сон это все, — улыбнулся Гордей. — Поэтому можно… Юноша хлопнул ладонью по блюдцу, останавливая то, чего видеть не мог и не желал. — Ну, зачем ты?! Дал бы хоть доглядеть! — в голос взвыли близнецы: оба пунцовые от стыда и любопытства. — Что там промеж альфы с омегой на самом деле случается! Милош лишь глубоко вздохнул: он-то отлично понимал, чем дело кончилось, раз утром Гордея вынесли из опочивальни Огнеяра уже бездыханным. — Прости, братец, — сообразив, что сморозили бестактность, Пригляд с Радмилом виновато потупились. — Дураки мы, что в такой момент о делах постельных интересуемся… — И я дураком был, — Милош смотрел в окно невидящим взором, перебирая в мыслях события той ночи. Выходит, не бежать нужно было из терема, утирая слезы обиды… Нужно было вцепиться в рубаху Змея, да стребовать с него ответ: как же вышло?! Как?! И ведь Огнеяр бы ответил, рассказал, что ханский сын околдовал его, спящего, смутил разум, заставив поверить, будто делит он ложе со своей истинной парой. Как же, должно быть, горько было Змею, когда Милош уехал с воеводой, даже не попытавшись понять… не попытавшись спросить… Разве так поступает тот, кто любит?! — Куда ты?! — перепугались близнецы, когда Милош, вскочив с места, ринулся одеваться. — К нему! Юноша лихорадочно пытался всунуть руку в рукав шубы и все никак не мог попасть, так сильно его трясло от эмоций. Им нужно поговорить! Плакать в подушку можно сколь угодно долго, но если есть хотя бы крошечный шанс объясниться и выслушать друг друга, то нужно его использовать! Если Пригляд с Радмилом не пожалели самого дорогого, чтобы добыть правду, то может ли он сам цепляться за свою обиду?! Змей спас его из ледяного озера, принес к себе в терем за горящей рекой — разве этого было мало, чтобы доказать, как сильно Милош важен для альфы? И та ночь, пусть с Гордеем, но все же… все же Огнеяр видел перед собой не черноокого степняка, а его — Милоша. И о нем переживал, его страшился отравить, увлекшись желанием… — Да что ж это, — рыкнул юноша, все еще пытаясь натянуть одежду. — Скорей! Подскочивший Радмил помог названному братцу протолкнуть руку и надеть-таки на плечи теплый мех. — Блюдце пропало, — Милош бросил взгляд на опустевшую скамью. — Так Яга и не обещал нам его насовсем оставить, — молвил Пригляд, подавая парнишке сапоги. — Стало быть, не зря мы все это затеяли. Сделай милость, помирись с дядькой Горынычем! Он только тебя любит, братик. А что с Гордеем был, так обман все это и колдовство поганое! — Я видел, — кивнул Милош, вспоминая, как оплели Змея Гордеевы чары. — Не знаю, как, но видел… На паутину похоже… Спасибо вам обоим! Без вас и не дознался бы правды! Распахнув дверь горницы, Милош помчался к лестнице, слыша за спиной быстрые шаги братьев. Омеги спешили следом, желая проводить его до конюшни, где меньшому сынишке воеводы подадут самого лучшего и резвого коня. Сбежав вниз по пролёту, юноша со всего маху врезался в широкую грудь Борисвета Ратиборовича, который как раз поднимался в омежью часть дома, держа в ладонях маленькую хрустальную лодочку. — Куда?! Куда тебя несет, пострелёнок? Охнув, воевода сграбастал пошатнувшегося было Милоша одной рукой, а вторую поднял над головой, сберегая изящную вещицу. — Батюшка, я… Парнишка замялся, не зная, как лучше объяснить названному отцу перемену в своем состоянии. — Поправился? Добрая весть. А спешишь-то куда? В одной рубахе да шубе? — Мне к Огнеяру надобно, — выпалил Милош и упрямо вздернул подбородок: попробуй отговори. — К Горынычу? — нахмурился воевода. — Зачем? — Затем, что говорить с ним хочу. Гордей мою личину нацепил, чтобы в постель к Огнеяру пробраться! Околдовал его, зачаровал и сам от яда сгинул! — Знаю про это, — вздохнул Борисвет Ратиборович. — Горыныч рассказал. Только что заезжал попрощаться, вот и объяснил, что к чему. — Попрощаться? Голос парнишки дрогнул, сломался до едва слышного стона. За эти дни Милош выплакал все слезы, поэтому глаза были сухи, но горечь едким комком стояла в горле, мешая дышать. — Идем в горницу, сынок. Скрывать от тебя ничего не стану: все, как есть, расскажу. А дальше будем решать, как поступить. * * * Пламя в хрустальной лодочке горело ровно и ярко, освещая стол и сидевших за ним людей. Бледный от горя Милош смотрел в яркие сполохи, не мигая и не шевелясь. Внимательно выслушав рассказ воеводы о прощальных словах Огнеяра, омега затих, пытаясь понять, как теперь действовать дальше. — Значит, он не вернется? — голос юноши был тих и полон тоски. Драконий век долог, что ему человеческая жизнь? Так, пустяк… почитай, мгновение… Что стоит Змею остаться в чужих землях лет эдак на пятьдесят с лишним, пока Милош не состарится тут в одиночестве? — Горыныч о тебе только и беспокоится, — тяжко вздохнул Борисвет Ратиборович. — Гордей и тот помер опосля… кхм… У него ведь зелье особое имелось, чтобы яд вреда не причинил, а все одно — сгиб… — Мне все равно, — Милош плотнее запахнул ворот шубы: холод, расходившийся из сердца, все никак не давал согреться. — Огнеяр моя пара… Он не должен был вот так улетать! Не должен! Тяжелая ладонь воеводы скользила по волосам омежки, утешая, пока тот, уткнувшись в широкую отцовскую грудь, сотрясался от рыданий. — Альфа никогда не навредит своему истинному и сделает все, что угодно, лишь бы его омеге было хорошо. — Но мне плохо! — вскинулся Милош. — Разве он этого не понимает? — Думаю, понимает, — грустно улыбнулся в макушку названного сынишки Борисвет. — Я вот в юности тоже много чего натворил, пока от судьбы бегал… А потом вон четверо у меня и супруга моего народились: один другого краше… Может, и тебе кто из альф приглянется? Я неволить не стану, но ты присмотрись… — Не отдавай меня ни за кого, батюшка, — утерев слезы, Милош отстранился, чтобы взглянуть в глаза воеводе. — Либо с Огнеяром, либо ни с кем. Обещаешь? — Что ж с тобой, таким упрямым, делать-то? — хмыкнул Борисвет Ратиборович. — Ну, коли так, воля твоя. Горыныч тебе знатное приданое оставил: целый сундук самоцветов да золотых убранств в сенях стоит. В горницу тебе прикажу отнести, распорядись по своему усмотрению. — И это, — юноша осторожно придвинул к себе хрустальную лодочку с ярким огнем. — Я буду смотреть на него и ждать, пока он вернется. Если между нами и существует какая-то связь, то Огнеяр обязательно услышит, как нужен мне. — Хорошо, — согласно кивнул воевода. — Владей. Только смотри, пламя жжется. Да что творишь-то, шалый?! — Теплое оно, — не согласился Милош, с улыбкой подставляя раскрытую ладонь тянущимся вверх язычкам. — Греет да не обжигает. Борисвет только головой покачал, вспоминая, как сам однажды по неосторожности чуть не до кости горючим пламенем этим обжегся. Заживала рука потом месяца три, до сих пор рубец остался, а мальчонка-то змеев огонь как кота гладит и ничего ему не делается. Знать, точно — для Горыныча этого омежку родили и ни для кого больше. * * * Щурясь на яркие сполохи, Милош сидел на полу, опустив голову на лавку. Хрустальная лодочка, стоявшая перед ним, сияла преломленным светом и рассыпала по полу, потолку и стенам множество рыжих пятен, похожих на солнечных зайчиков. Где-то там, в ночном небе, мчался сейчас крылатый Змей, мчался прочь от него, Милоша, и сердце болело при мысли, что Огнеяр задумал никогда больше назад не возвращаться. Неужели, и правда, не свидятся они боле? Перстень, что подарил юноше альфа, уже почти не светился, а значит, не докричаться до Змея: не услышит и не ответит… Но прежде, чем вновь упасть с головой в пучину отчаяния, Милош понял, что нужно сделать. Не думая ни о чем, он сунул руку в пламя, и камень в перстне тут же полыхнул ярче прежнего, а юноша услышал того, кого так желал. Услышал, почувствовал, ощутил… Ощутил так, словно бы сам сейчас сидел на спине дракона, чувствуя, как под плотной чешуйчатой кожей слаженно и мощно работают мышцы, посылая ящера в полёт. «Огнеяр! Ответь мне! Отвечай!» Отчаянный призыв тянулся сквозь время и расстояние куда-то в ночь, и Змей на мгновение бестолково хлопнул крыльями, сбиваясь с выбранного ритма. «Вишнёвый?! — не веря себе, прошипел дракон. — Как?» «Слышишь меня?! Слышишь! — от радости по щекам парнишки беззвучно потекли слезы. — Огнеяр… пожалуйста, вернись назад!» «Не могу, — вздохнул тот, вновь набирая скорость. — Я должен отнести Гордея и остаться на тризну**.» «Ты ведь знаешь, что я не об этом сейчас…» «Знаю. Потому и не хочу обещать. Я ведь думал, что убил тебя, Милош! Утром, когда…» «Не меня, — осадил Змея омега. — Поделом Гордею. Я, наверное, плохой человек, но не могу печалиться из-за него. Он взял мое лицо и тело, он пришел к тебе под моей личиной, а значит, такова расплата за обман. Отнеси его и возвращайся. Я не могу и не хочу без тебя.» «Не вернусь, вишнёвый. Хочу, чтобы у тебя был шанс прожить долгую и счастливую жизнь. Со мной ты погибнешь, как Гордей, как любой другой, кто делил со мной ложе.» Милош потянулся навстречу, вжался лицом в твердую чешую, а затем изо всех сил потянул нить, связавшую их с Огнеяром воедино. «На моей родине нас уже обручили. Если не вернешься, я один жить не стану. Вот хоть в озеро к Маю пойду, там меня примут! И забуду все, про тебя забуду… и ты не успеешь помешать…» «Вишнёвый, что же ты творишь?» — рыкнул дракон, почувствовав, как задрожали тугие узы, натянутые изящной омежьей рукой. «Ничего просить не стану: ни ласки, ни поцелуев, — горячо зашептал парнишка. — Только вернись!» «Вернусь, — с тяжким вздохом отозвался Змей, не имевший сил противиться воле своего омеги. — Тризну по Гордею справим и вернусь.» Милош был готов поклясться, что слышит мысли крылатого ящера, который продолжал мчаться в ночь, со свистом рассекая воздух сильными крыльями. Перед глазами вспыхнули и замелькали цветные картинки, где Огнеяр выходил из воды лесного озера, и крупные капли сбегали по черно-золотой чешуе, а намокшие волосы липли к влажной коже широких плеч. Подле Огнеяра шел высокий и стройный омега, выжимавший после купания роскошную длинную косу. — Ох, погоди, Горыныч, — рассмеялся тот, усаживаясь на поваленное дерево и с наслаждением подставляя обнаженное тело солнечным лучам, что проникали сквозь зеленое кружево листвы. — Подожди, встретишь своего истинного, он тебе за всех обиженных тобой омежек отомстит. — Не родился еще тот, кто Змеем командовать сможет, — фыркнул альфа, вытягиваясь во весь рост на прибрежном мелком песочке. — Вот именно, что не родился, любовничек, — съязвил собеседник. — А как родится, ух я ладошки потирать стану! — Не дождешься. — Уверен, что дождусь, — томно потянулся незнакомый Милошу омега. — Таков непреложный закон мироздания: рано или поздно ты узнаешь, каково это — подчиниться связи и признать, что кто-то станет тебе дороже собственной жизни. «Он был прав, — молвил Огнеяр в сознании Милоша. — Ты мне дороже всего на свете, вишнёвый. К Купальской ночи жди меня назад. А там будем вместе столько, сколько Боги позволят.»