*
Блейн получил два письма за десять часов. Блейн – счастливейший парень во всём Нью-Йорке. В этот раз другой адрес. Он выходит из метро, покачивается и напевает про себя, ненадолго приостанавливаясь, чтобы поймать выроненный девушкой телефон и вернуть ей его с поклоном, и, пританцовывая, спешно поднимается по лестнице. Блейн знает правила. Найти адрес. Затем отыскать Призрака. Тому нравится прятаться. Это как игра, и Блейн получил допуск – ему разрешено искать. По этому адресу – пожарная станция. Ему хочется смеяться, просто… из всех мест… Он полагает, лучше не использовать их пожарную лестницу – наверняка, о ней задумываются прежде всего. Блейн осторожно делает ступеньки из щитов, медленно поднимается с задней стороны здания, подняв капюшон и надеясь, что никто не смотрит из окна. Темно, но не настолько, что фигура в черном, поднимающаяся вдоль красного кирпичного здания, останется незамеченной; он не Призрак. Нет. Призрак наверху, перегибается через край здания, ухватившись за бортик, а его плащ свешивается вниз, когда голова склонена таким образом. – Как высоко ты можешь подняться? – Высоко! – ухмыляясь, отвечает Блейн, но затем его кроссовок взвизгивает, когда парень поскальзывается, хватаясь за кирпичную кладку, его сердце грохочет в панике. – Порядок! Я в порядке! Они просто, ох, скольз-ки-е... Вдруг перед его лицом появляется рука. Он оглядывается на Призрака, свисающего из стены, его видно только по грудь. – Ты в норме? – ...ага... – Возьми мою руку на всякий случай. Будет глупо так умереть. – ...ага. Он забирается наверх, придерживая его для устойчивости, Призрак делает шаги вверх внутри сплошной стены, будто... будто непроницаемость монолита – то, что он решает, замечать или нет. Блейн сглатывает, в то время как Призрак ведет его за руку на крышу, будто на танцпол, и только после паузы Блейн смотрит вниз и отпускает его руку. – Я... я думал… Блейн слишком сильно жаждет этого, слишком сильно хочет слишком многого, потому что Призрак стоит перед ним, и весь он – воплощение мечтаний Блейна за вот уже почти пять лет, смотрит прямо на него: проблеск его языка, чтобы облизать губы, делая вдох, он просто... – Я не... для этого нет инструкции, Блейн, я никогда такого не делал, я не знаю, как ... Здесь много, над чем стоит подумать. Много работы, которую нужно проделать. Но... – он опускает глаза немного набок, – я обратил внимание, что в данный момент это – единственная часть моей жизни, с которой я действительно могу справляться, ведь она стала такой большой, что не осталось места для чего-то еще, и все это превращает мое альтер эго... это делает меня мерзкой хладнокровной сукой, если уж откровенно, и мне вроде как не хотелось бы терять своих самых последних друзей. Эм, – он немного перебирает пальцами в перчатках, затем поднимает одну руку и немного нерешительно снимает капюшон. Робкий свет на его коже, в его глазах, смотрящих на Блейна, пойманный бликами в тёмных волосах, и Блейн вглядывается в него, такого близкого и такого открытого под маской, думает: «О Боже, он собирается меня поцеловать». Затем он отвешивает себе мысленную пощёчину, потому что это не один из тех снов, и дело вообще даже не в этом, он не может свести все только к этому, ведь дело касается гораздо большего. – Я знаю, я... я понимаю, что ты сильно рискуешь, я глубоко ценю это и клянусь, что сделаю всё... – Нам нужно обсудить основные правила, – говорит Призрак, и так странно видеть его без капюшона, что Блейн не может отвести взгляд, не может дышать, будто это самое обычное действие, неужели ему всегда нужно было задумываться о дыхании так сильно? Боже, у него красивые волосы. Боже, да у него восхитительные волосы. Блейну приходится сжать руки в кулаки, чтоб сдержать желание погладить их. – Потому что я не хочу вовлекать тебя до тех пор, пока это не станет безопасным. Тебе нужно много практиковаться, Блейн, много работать. Я был вынужден соображать по ходу, и не хочу, чтобы тебе пришлось совершать некоторые из моих ошибок. – Да. Безусловно, да, всё, что хочешь. Он закрывает глаза на секунду, открывает снова. – Первое – ты зовешь меня только «Призрак», когда я в этом костюме. Ты никогда, никогда не называешь меня... другим моим именем. И я верну тебе должок, когда придёт время. Это... достаточно, чтобы подслушал всего один человек, и... – Я знаю. Обещаю, – Блейн действительно знает. Он знает интернет. Если бы хоть один человек записывал даже этот разговор, то запись распространилась бы по всему земному шару уже к завтрашнему утру. – Второе – я не... я не тренирую тебя как своего помощника или вроде того. Если хочешь быть героем – ты должен быть им. Кем-то, кто не нуждается во мне. – ...я... Призрак быстро добавляет: – Я не имею в виду, что не собираюсь работать с тобой, что ты будешь сам по себе, я только... Ты же не просто другая версия меня, так ведь? Ты – это ты, и ты другой, должен быть другим. Ты не... – его рот дергается, – мой призрак. Блейн ухмыляется. Затем говорит: – У меня ещё даже нет имени и вообще никаких идей, как делать костюм. Призрак взмахивает рукой, и всего на одну секунду он – Курт. – Оставь это мне. Серьёзно, оставь это мне, это моя область, я уже работаю над ним. Другое... последнее основное правило. Ты и я должны знать друг о друге больше, чем кто-либо ещё – больше, чем кто-либо вообще может знать. Мне... мне нужно, чтоб ты хранил мои секреты для меня, даже от близких мне людей, которые, возможно, по-настоящему заслуживают правды. Моя соседка и, и мой... – он останавливается, просто некоторое время смотрит на Блейна, затем проговаривает с усилием. – Это наистраннейшая вещь в мире – говорить о них, как… потому что они не знают. Я имею в виду, мой сводный брат знает, что я этим занимаюсь, но он не знает, каково это, он не... Мне нужен кто-то, с кем я могу быть честен. Но мне необходимо, чтобы этот человек по-прежнему врал другим людям ради меня. – Какую ложь ты ждешь от меня? Что-то острое, комичное и тёмное мелькает в глубине его глаз. – По большей части, будто я знаю, что делаю. Блейн таращится на него, и Призрак смотрит в ответ, стоя уверенно, спокойно и слегка отстраненно, бледно-серый в ночи. – Я – не то, что ты ожидал, – говорит он, наблюдая за лицом Блейна, – ты ведь хотел великого героя, не так ли? – Я... – Это не сделает тебя больше, чем ты есть, Блейн. Это не остановит общественные стиральные машины от поедания твоей мелочи, молоко не перестанет киснуть, дни не перестанут тянуться по четвергам. Я не... я не тот постер на твоей стене, и ты тоже таким не станешь. Ты никогда не перестанешь быть самим собой. – Нет, не перестану, – тихо произносит Блейн. – Я думаю, что понимаю. Призрак наблюдает за ним немного дольше, затем немного пожимает плечами, складывая руки под ниспадающим плащом. – Я – не то, чего ты ожидал. – ...нет. Потому что ты прав. Я на самом деле не ожидал... человека, – Призрак сохраняет своё лицо таким спокойным, будто ничто из того, что говорит Блейн, не вызывает эмоций, – но я думаю, что ты гораздо больше, чем думаешь. Тебе не нужно быть больше, чем есть, чтобы быть чьим-то героем. Ты уже им являешься. Поверь мне, я видел блоги. Призрак секунду глядит на него широкими пораженными глазами, затем моргает и разрушает наваждение. – Ладно, – говорит он и поправляет одну из своих перчаток. – Как насчет показать мне, чему ты научился к данному моменту? – Что, за последние два дня? Он пожимает одним плечом со сложенными на груди руками. – Я предполагаю, ты занимался? Ударь меня. Покажи, что у тебя есть. – Ударить тебя? Призрак лишь слегка ухмыляется. – Ты хочешь, чтобы я перечислил все то множество причин, по которым ничего плохого не случится, приняв во внимание, что ты серьёзно никогда не сможешь дотронуться до меня? –...это вызов? – Который ты проиграешь, – говорит Призрак с самоуверенной ухмылкой, самоуверенно качнув бедром, и Блейн улыбается в ответ своим «господи, я люблю тебя». ...ох.*
Парень влетает в переулок и разворачивается, поднимая пистолет трясущимися руками, целясь во вход, шепчет со сбивчивым дыханием: «Боже, Боже, Боже...» Он пытается унять дрожь в руках, держащих пистолет, у него даже не получится нажать курок, если он... Голос сзади произносит: «Бу.» Он вскрикивает, поворачивается и стреляет, пока не заканчиваются пули, а тёмный плащ даже не колышется во мраке. – Если ты просто сдашься по-тихому, – говорит Призрак, – я тебя не трону. Обещаю. Он плачет. Пистолет падает на землю, и он, закрывая лицо руками, плачет. – Я вызываю копов, или ты?.. – Я больше так не буду, – выдавливает парень, его ладони мокрые от слёз. – Я не буду, клянусь, я не буду, пожалуйста, пожалуйста... После паузы фигура в тёмно-сером плаще говорит: – Я верю тебе. – Не вернусь, я не вернусь, пожалуйста, не заставляй меня... Длительная пауза, и голос произносит: – Тебе на самом деле стоит прекратить этим заниматься, ведь ты же не хочешь ранить других людей, и не потому, что боишься меня. Ты знаешь, что та девушка в магазине была напугана тобой так же, как ты мной сейчас? – Боже, да, да, мне жаль, мне жаль, пожалуйста, мне жаль... – Ступай домой и подумай, – он слышит шорох плаща и вскидывает голову с резким вдохом, лихорадочно осматриваясь, но перед ним ничего нет, и его сердце замирает в груди. – Я больше не увижу тебя за этим занятием, – говорит голос из пустой темноты, и он спотыкается назад, закрывая руками рот, чтобы не вскрикнуть. Когда он смотрит вниз, пистолета там уже нет. Часом позже Призрак возвращается домой, забравшись невидимым сбоку здания, просачивается через окно своей спальни. Он медленно расслабляет мышцы, проворачивает руку в суставе и морщится, затем опускает капюшон и отлепляет маску, недовольно оттирая остатки клея на носу. Дело не только в загрязнённости города, эта маска не приносит ничего хорошего коже, которой необходимо дышать... Его ожидает ещё одно яркое и воодушевленное письмо от Блейна, по которому он кликает, прикусив нижнюю губу, чтобы сдержать улыбку, расшнуровывая и стаскивая сапоги во время чтения. Это просто нелепо, как часто Блейн заставляет его улыбаться. Он забывает, как бывает иначе, ему сложно не чувствовать, будто что-то, похожее на слишком большой световой шар, пузырясь, пытается выбраться наружу. Курт листает закладки, на которых искал идеи для костюма, отцепляет плащ, отворачиваясь от компьютера и вздыхая через нос, встряхивает и складывает его. Всё ещё нет вдохновения. Его первые черновые варианты костюма для Блейна абсолютно бесполезны, если он не знает, как его назвать; всё, до чего он додумался на данный момент – поместить его во что-то обтягивающее, лишь потому, что он будет хорошо в этом смотреться, что едва ли... Эти щиты, складывающиеся, как кусочки пазла, как пчелиные соты, как, как... Он поворачивается к компьютеру, снова заходит в Википедию. Не рыцарь, они не похожи на рыцарские доспехи, каким бы благородным не казался Блейн временами. Они... что-то из школьных уроков истории мелькает на задворках его сознания. Курт снимает колпачок с ручки, подтягивает листок бумаги с полунаброском какого-то платья и начинает царапать что-то одной рукой поверх него, открывая новую вкладку. Да. Да. Это не один щит. Это множество щитов. Да.*
Они вырабатывают систему. Блейн начинает ходить в тренажерный зал каждый вечер после учебы и каждую вторую ночь где-нибудь встречается с Призраком. В течение дня он продолжает делать реблоги постов про Призрака (Курт отметил, что Блейн не может радикально менять свою личность из-за всего происходящего, ему нужно создавать впечатление, что он всё ещё «лишь» блоггер–фанбой) и пишет письма Курту. Для Курта, очевидно, довольно сложно открываться. Небольшие откровения; у него есть отец, его мама умерла, когда он был маленьким. Его отец знает, и не очень рад тому, чем Курт занимается. Его соседка не в курсе, и её неведение – к лучшему. Его сводная семья осведомлена, потому что это было необходимо, а его сводный брат – полицейский, что удобно, даже если немного неловко каждый раз, когда комиссар Фиггинс начинает серьёзную охоту на Призрака. И Блейн тоже взвешивает каждое слово от того, что не знает, как сказать: «Так вот, ну, ты в курсе, что я вроде как запал на тебя, потому что моя спальня заполнена всеми этими сталкерскими фотографиями с твоим изображением? Что же, в действительности ты как бы... еще более удивительный, чем больше я узнаю тебя, а не наоборот. Ты не становишься меньшим героем, ты всё больше раскрываешься как личность. В тебе глубины Марианской впадины, и я чувствую, будто тону и просто забыл, что нужно паниковать по этому поводу...» Курт ни с кем не встречается. Он пренебрежительно говорит об этом в письме: «я же говорил, что это разрушит твою личную жизнь». И Блейн, который всегда чувствовал, что, даже в отношениях с парнем, его личная жизнь не приносила желаемых ощущений, не знает как признаться «это вроде как воспламенило мою, на самом деле...» Он верит в любовь. Десять тысяч песен о любви не могут ошибаться. Но он никогда не чувствовал такого, никогда не смотрел на кого-то, теряя себя без остатка. Курт испытывал привязанность к людям, и ему нравилось проводить с ними время, но он всегда думал, должно быть что-то большее, рвался и тянулся к этому, чувствовал, что вот-вот, на кончиках его пальцев, есть что-то ещё. Лишь чуть глубже чувств Блейна были десять тысяч песен о любви, сонеты Шекспира, падение Трои лишь из-за того, что слишком много людей любили одну женщину, что-то настоящее. Но Курт... Есть в Курте что-то неуловимо нереальное. И не только его способность становиться невидимым и тоньше дыма просачиваться сквозь твердые предметы, это просто кое-что… будто он провел столь долгое время во лжи, что сама правда стала нематериальной, чем-то недостойным доверия, больше не связанным с его жизнью. Потому что они уже обменялись кучей писем, потому что Призрак стоял у него за спиной на крыше, исправляя защитную стойку Блейна своими руками на его запястьях, потому что Блейн смотрел ему прямо в глаза и все еще не знал, кто он на самом деле. Он более загадочен во плоти, нежели призраком. Будто он искренне думает, что доверяет Блейну, но на самом деле забыл, что значит доверие, и потому Блейн не может коснуться его, даже когда он материален. Так что это много, шокирующе много значит, когда ему приходит письмо с просьбой наведаться в квартиру Курта, чтобы снять с него мерки для костюма. Он пораженно таращится на адрес. Квартира Курта. Место, где Курт живет, место, где он материален, где... Это более интимно, чем всё, что он предлагал Блейну. Там, где он делает кофе по утрам, где спит, где принимает душ и одевается, Блейн просто... не знает, как войти в это здание. Он посылает в ответ: «Конечно, сегодня вечером меня устраивает :)», потому что еще не ответил «нет» ни на одну из просьб Курта, и Блейн определенно не собирается начинать с этой.*
Низенькая брюнетка открывает двери, и Блейн, улыбаясь, произносит: – Привет, я пришел повидаться с Куртом, он зде?.. Из-за ее плеча раздается с каждым разом все более знакомый голос: – Это Блейн? Впусти его, Рейчел. Рейчел одаривает его довольно пристальным взглядом и отвечает: – Приятно познакомится, Блейн, – со слишком широкой, чтобы не казаться угрожающей, улыбкой, придерживая дверь для него. – Входи! Блейн как можно осторожнее обходит стороной жутковатую соседку, и внутри уютной кухни-гостиной Курт выглядывает из открытого дверного проема. Он одет в свитер с растянутой горловиной; Блейн, никогда не видевший прекрасное бледное основание его горла, глупо пялится на него. – Привет, – говорит Курт и улыбается. – Иди сюда. Я уже готов тебя принять. – Так как вы двое познакомились? – спрашивает Рейчел, закрывая дверь, и складывает руки на груди, а загнанный между ее немного слишком жесткой аурой и видом основания шеи Курта, Блейн не слишком доверяет своей способности говорить. – Он разлил мой кофе, и мне нужна была модель, так что его должок мне весьма кстати, – беззаботно произносит Курт. – Давай, Блейн. Игнорируй ее, она просто во власти фантазии, что относиться к моей жизни как к журналистскому проекту – умиляет. – А… хорошо, – отзывается Блейн и зачарованно следует за Куртом в другую комнату, пока Рейчел пропевает вдогонку: – Развлекись там, одевая его, Курт! Курт захлопывает дверь в ответ, затем закрывает ее за собой на замок. Он кидает Блейну взгляд в стиле «я сейчас так сильно пытаюсь не расхохотаться до упаду». Блейн улыбается в ответ, не может сдержаться, улыбка получается такой широкой и настоящей. Он осматривается в комнате Курта будто малыш, попавший в мастерскую Санты. Черно-белый принт Нью-Йоркского горизонта в рамке, семейный портрет на прикроватном столике, аккуратно заправленная постель, тщательно упорядоченные туалетные принадлежности на подоконнике, швейная машинка на комоде, стол, где стоял ноутбук (лептоп), с которого он, должно быть, написал Блейну электронное письмо, страницы записей и скетчей, а стена за ним покрыта модными распечатками, дизайнами, клочками тканей, странными картинками – предположительно для вдохновения. …неприличное количество его дизайнов, похоже, одеты в плащи. – Это… то все костюмы супергероев? Позади него Курт вытягивает что-то из-под кровати – то портфолио, что Блейн помнит с их первой встречи без масок (того раза, когда Блейн впервые встретил его настоящего*) – и кладет его поверх листов бумаги. – Я работаю в индустрии моды. Занимаюсь многими проектами, выносящими стиль супергероев на улицы. – Ты… неужели ты не переживаешь, что кто-то… если ты разрабатываешь такое?.. – Переживаю, что кто-то что? – Курт невинно смотрит на него из-за плеча. – Свяжет супергеройские проекты дизайнера мод Курта Хаммела с реальным супергероем, который бродит по ночным улицам. Я всегда верил в сокрытие на виду. И если я действительно работаю над костюмом для супергероя – никто даже и глазом не моргнет, – он пожимает плечами. – Так что… – Я не верю тебе. Я не… я просто не верю тебе. Губы Курта растягиваются в ухмылке, затем он открывает портфолио и достает большой лист бумаги. – Это касается и тебя, знаешь ли. Так что, пока ты выглядишь как супергеройский фанбой, никто не заподозрит, что ты – один из них. Вот… это текущий рабочий дизайн, – он кладет лист поверх портфолио, и Блейн подходит, становится сбоку, чтобы посмотреть. – Мне понадобилось время, утвердить… Я разрабатывал несколько концепций перед этим, но… что ж, можешь сказать, что тебе не нравится, но ты будешь чертовски неправ, потому что это – гениальная работа. Блейн смотрит, не отрываясь. Это… Он. Но… – Тебе придется иначе укладывать волосы, – говорит Курт, пока Блейн просто пялится. – Меньше шеллака, что-то посвободнее. Я удостоверился, что маска закроет твои брови – люди их запомнят. И я использовал в основном зеленый, чтобы гармонировало с твоими щитами. Эмм… ты собираешься что-то отвечать? Маска спускается вниз, закрывая нос и щеки, повторяя форму классического шлема. Вокруг плеч костюма… шестиугольники, увеличивающие их и сходящиеся в то, что выглядит как бронированная пластина на груди. Защитные элементы вокруг голеней, предплечий. Он видит… – Как греческий воин, – он зачарованно касается символа на груди. – Это Фи. – Твоя сила – это не один щит. Это бесчисленное количество щитов. Ты – своя собственная армия, – Курт облизывает губы. – Как фаланга. – Фаланкс, – тихо произносит Блейн, он не может оторвать взгляд. – Броня искажает форму тела, это поможет скрыть твою личность. Я исключил шлем, потому что тебе не стоит ограничивать периферическое зрение, и, я надеюсь, ты будешь защищать собственную голову, так что… Никакого плаща. Мой дематериализуется, когда мне это нужно, но я не одобряю его на других суперах – это просто нечто, за что тебя могут схватить в драке, какими бы он не был для героя каноничным. Я сделал асимметрию на руках, потому что, скорее всего, ты будешь вести правой, и тебе понадобится больше защиты там, плюс это интереснее с эстетической точки зрения, как бы там ни было,– Курт стоит неподвижно сбоку от него, затем говорит: – Я бы очень оценил, если бы ты сказал хоть что-то к этому моменту. – Это, – Блейн все еще пялится, – я обожаю его. Слишком обнадежено: – Серьезно? – О боже мой! Ты действительно гений. Курт немного юлит, пытаясь контролировать свою улыбку, а Блейн думает: «О Господи, я люблю тебя…» Он обнимает Курта очень сильно, не может устоять, чувствует, как тот зажимается, а затем понемногу расслабляется. – Ладно, – говорит он несмело, похлопывая Блейна по боку, – так, дай мне взять карандаш и измерить тебя. Он шурша достает рулетку из ящика стола, открывает ее, смотрит на Блейна с небольшим мерцанием в глазах, и тот стоит тихо, как мышь, которую заметила кошка. – Форма твоего тела уже меняется, – заключает Курт, осматривая его, – скорее всего, из-за бокса. Твоя грудь стала шире. Данные будут приблизительными, ты будешь нужен мне для еще одной примерки, прежде чем я закончу. – Ты замечаешь мою… грудь? Курт, избегая его взгляда, отвечает: – Это – моя работа, Блейн, – а затем оборачивает ленту снизу его руки, затягивает туго и записывает карандашом цифру рядом со своим дизайном, лежащим на кровати. – Можешь подкатать рукав для меня? – Ах, конечно. Позволь мне… На мгновение воцаряется почти тишина. Блейн только меняет положение своей одежды, когда Курт просит его об этом, погруженный в работу. Он может слышать какое ровное у него дыхание, наблюдать за его внимательными глазами, его легкими, отработанными движениями, похожими на то, как двигается Призрак. Курт не проявляет никакой необычной реакции, ни когда просит Блейна поднять олимпийку, чтобы измерить грудину, ни когда опускается на колени и туго затягивает ленту вокруг его талии. Хотя дыхание Блейна становится немного прерывистым, и он начинает побаиваться некоторых своих возможных реакций. Когда Курт разворачивает ленту вверх по внешней стороне его ноги, Блейн держит все мускулы в напряжении (пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, не надо, тебе не шестнадцать, не делай этого – умоляет он сам себя). Впервые Курт колеблется, Блейн может прочесть это в его глазах, прежде чем он просто вдыхает носом и измеряет внутреннюю сторону ноги, будто это пустяк. Блейн делает резкий вдох, и Курт, напряженно замирая, дергается назад. – Я… – Прости… – Все нормально, я… – Прости! Это… эмм, – Блейн шевелит плечами, пытается улыбнуться, – это немного… интимно, я… полагаю. Курт облизывает губы, цепко сжимая ленту, встает. – Я… я думаю, мне пока что хватит для работы… Он все еще очень близко стоит, опустив голову, лента плотно натянута вокруг его нервных пальцев. Блейн смотрит в упор на его лицо, жар на щеках и приоткрытые губы. Желание – дыра внутри него, жаждущая быть наполненной. Курт подпрыгивает, как только Блейн касается его руки, и замирает, видя его затравленный взгляд, когда тот поднимает глаза. До его рта всего пара дюймов. Курт шепчет: – Нет. Блейн все еще таращится на его рот. – Почему нет? – …потому что это худшая… идея… Блейн, нет. Блейн колеблется, но он слишком переполнен чувствами, чтобы додуматься отпустить его руку. Курт снова нарушает тишину, произнося в этот раз громче: «Нет», и сбрасывает его руку своим запястьем, пятясь назад, пока с грохотом не ударяется о закрытую дверь. Измерительная лента волной скатывается на пол. – Что, черт возьми, заставило тебя полагать, что это хорошая… Раздаются два стука в дверь за спиной Курта, и он спрашивает: – Рейчел? Ручка двери дергается. – У вас там все нормально? Я слышала… Курт на секунду прикрывает глаза, прерывисто выпускает воздух, отвечает: – Да, Рейчел, все в порядке. Прошу прощения, если мы… шумели. Блейн наблюдает за его глазами с пылающим лицом, стыдливо опустив руки вдоль тела. Голос Рейчел звучит мрачно через дверь: – Ты уверен, что все нормально? Курт делает небольшой вдох, отмыкает дверь и улыбается девушке, стоящей перед ним, плотно сжав челюсть. – Все хорошо, – отвечает он успокаивающе. – У нас тут небольшой спор по поводу кутюр, который я, конечно же, выиграю, потому что он понятия не имеет, о чем говорит. – … ладно. Что же. Пока все… ладно, – она долго смотрит на Курта, затем переводит взгляд на Блейна, говорит. – У меня есть булава, – и закрывает за собой дверь. Курт прикладывает руки ко лбу, выглядя пораженным, затем снова замыкает дверь. Блейн шепчет: – Прости меня. Он закрывает глаза, качает головой, вновь облизывает губы. – Нет, – тихо произносит он. – Это ты прости. Я… это была очередная чрезмерная реакция. Я не очень хорош в… – Курт смотрит на ковер. – Прости. – Нет, я должен извиняться, Курт. Я не хотел, чтобы ты чувствовал дискомфорт или что не можешь доверять мне… Курт обвивает себя руками, стоит такой маленький напротив двери. Он бормочет под нос: – Это не лучшая идея. Вот это. Серьезно. Нам нужно быть способными концентрироваться во время патрулирования. Блейн, нам необходимо… нам не нужны осложнения. Блейн сглатывает, и жажда дрожит желанием внутри него, ему стоит просто послушать Курта, но мысль о том, что он может выиграть, пьянит. – Возможно, все не усложнится. Это может сделать все проще. – Это не сработает. А затем… когда так случится, нам все еще нужно будет прикрывать тылы друг друга от всего того безумия на улицах. Все, что из этого выйдет – беспорядок, из-за которого нас могут убить. Это дурацкая идея. – Я не считаю ее дурацкой. Я думаю, что, возможно, мы – единственные люди, которые могли бы действительно понять друг друга, так что… Курт то ли шипит, то ли рычит, понижая голос от досягаемости своей потенциально подслушивающей соседки, и Блейн еще никогда не видел ни Курта, ни Призрака таким злым. – Я – не этот ебаный плащ, Блейн! Я не какая-то фантазия о нем, которой ты хочешь меня видеть! Я – это я, и я говорю тебе – это не сработает, так что не мог бы ты просто… – Я не хочу его, мне не нужна какая-то идея супергероя, неужели тебе не приходило в голову… – Ах, что? Будто ты действительно заинтересован во мне?– Курт смотрит на него, насмешливо морща нос. – Ты не знаешь меня! – Как и ты меня! Ты считаешь меня каким-то постыдным группи. Господи, сколько должно пройти времени, прежде чем ты перестанешь видеть во мне выскочку-фанбоя, у которого еще молоко на губах не обсохло, и начнешь по-настоящему уважать меня?.. – Как насчет тогда, когда ты прекратишь свои попытки поцеловать меня, чтобы забраться ему в штаны, – огрызается Курт. Блейн открывает рот, затем закрывает, открывает снова. – Мы что, серьезно, ругаемся из-за твоей ревности к собственному альтер–эго? Теперь распахивается рот Курта. – Я не… ревную. О боже мой! – Так что, ты не хочешь… ты просто не хочешь меня, – тяжесть продавливает его сердце все ниже в груди. – Ты… боже. Прости меня. Я… не. Мне очень жаль. Курт таращится на него, тяжело дыша, затем прикусывает губу и втягивает немного воздуха. – Это не… ты. Нет. С тобой все в порядке. Я просто… я не могу, Блейн. Это. То, что... Я не могу, я… я не смог бы… я не могу. Пожалуйста. Прости меня. Мне очень жаль. Блейн пытается прочесть его лицо – кажется, что он вот-вот заплачет – пытается понять… – Ты… не гей? В ответ на лице Курта появляется очень искреннее выражение в стиле: «Какого хрена?» – Я работаю в индустрии моды. Я пользуюсь тоником. Как ты считаешь? – Ты… Я прошу прощения, я… я перестану пытаться. Прости, – он чешет затылок, сглатывает. – Я сегодня определенно испортил практически все, не так ли? Курт стоит очень маленький и неподвижный, затем, потирая свою руку, произносит: – Я думаю, наверное, мы оба это сделали. Блейн смотрит на кровать, садится рядом с эскизом костюма, с которого не сводит глаз. Он вспоминает чувство, когда впервые его увидел – как все парило внутри. Судя по всему, чувствуя себя героем, он начинает вести себя, как подонок. Ему действительно придется поработать над собственным вовлечением, повзрослеть к чертовой матери и прекратить заходить слишком далеко. Курт произносит, глядя на ковер: – В тебе нет ничего неправильного, Блейн. Ты мне нравишься. Это правда. Я рад, что кто-то… что кто-то появился в моей жизни вот так, в обеих из них, я рад, что это ты, – он сглатывает. – Но нам необходимо не запутать все это. Просто… тебе стоит довериться мне, раз я должен доверять тебе. Так будет лучше. Если бы мы просто… если бы мы могли быть друзьями. Блейн смотрит на аккуратный почерк Курта, которым написаны его замеры, затем говорит: – Я бы этого хотел. – …Может ты хочешь… не знаю, посмотреть кино или что-то типа того. Чтобы усыпить ее подозрения… Или… – Нет, посмотреть кино было бы здорово, – Блейн отыскивает улыбку для него, но взгляд Курта все еще выглядит немного напуганным. – Мне бы это очень понравилось. Что ты хочешь посмотреть? – Ну, тебе стоит выбрать, ты гость. – Тогда ты выбери три, а я определюсь на одной из них. Будет хорошо, – Блейн пожимает плечами, – просто провести время вместе. Хоть раз без плащей и масок. Курт дарит ему длительный напряженный взгляд и произносит: – Просто провести вместе время. – Да, – он заставляет себя выдержать его взгляд. – Если это – то, чего ты хочешь, то да. Когда захочешь. Для этого и нужны друзья. Курт обхватывает себя руками и наблюдает за его лицом, а затем после медленного вдоха кивает и поворачивается к полкам с DVD у подножья кровати, коротко вздыхает, а Блейн с силой сжимает свои стыдливые ладони и молит бога, в которого верит лишь наполовину, о силе быть именно тем, кем Курт хочет, и ничем больше.*
Той ночью криминальному населению Нью-Йорка достается приличное количество синяков, которые еще долго будут сходить. Призрак в особо скверном настроении. Источник этого – жалкое, малодушное, иссушающее внутренности унижение. Блейн смотрит на него, будто на какого-то героя. Настоящего героя, а не просто кого-то с фриковатыми силами, использующего их для борьбы с нарушителями закона ночью в свободное время. И если уж начистоту, совсем не на Курта он смотрит, а на Призрака, но всё еще, иногда, когда на него так смотрят, частичка его ощущает себя почти столь же драгоценной, как видит ее Блейн. Будто какая-то часть его, маленькая частица – хорошая, достойная восхищения и правильная. Что ж, шансы для него получить еще один такой взгляд от Блейна только что вышли за границы любой разумной вероятности. На что Курту вряд ли стоит жаловаться. Не то, чтобы он изначально их заслуживал. «Это наименее унизительная из двух унизительных возможностей, которые у тебя есть», говорит он себе. «Представь другую. Представь, что ты позволил бы ему. Представь...» Стоя на крыше, он опускает свой капюшон, чтобы позволить ветру немного охладить лицо, потому что мысли об этом заставляют его кровь гореть. Вообрази, что тогда ему придется узнать о тебе. Представь, как он станет смотреть на тебя после этого. – Тоже мне герой, – шепчет он в темноту и снова натягивает капюшон на лицо.*
Этим пятничным вечером Блейн тут раньше назначенного для встречи времени. Уже неделю все как обычно – они оба вежливы и дружелюбны, а также не обсуждают то, что могло произойти тогда в комнате Курта. Призрак стоит невидимый там, где он возник на сегодняшней крыше и наблюдает за ним. Блейн лежит на спине, сложив руки в замок под головой и глядя на звезды. Он выглядит спокойнее, чем обычно. Не так ярко, не так напористо. Мягче, тише… и старше. Как мужчина, возможно, впервые, а не как мальчик. Он не знает, как появиться перед ним, как прервать эту отрешенность. Курт поднимет глаза наверх – там звезды, невероятно блеклые на фоне тусклого пурпурного неба. Призрак бормочет: – Они были ярче в Огайо. Блейн моргает, медленно садится. – Ты бывал там? Он становится видимым, неловко пожимает плечами. – Я там вырос. Но тсс. Тайна личности. Блейн… улыбается, выглядя снова как Блейн, затем поднимается на ноги. – Где в Огайо? – Тайна личности. Мы можем обсудить это позже. Как твоя неделя? – Насыщенная. Тренировался, – он становится в позу боксера и делает два резких броска руками в ночной воздух. – Когда ты, наконец, разрешишь мне пойти патрулировать с тобой? – Ну, во-первых, после того, как закончу костюм. – И как много это займет времени? – Не торопи гения. Я пока еще не уверен, насколько мне комфортно… разрешать тебе… ты хоть понимаешь, насколько это опасно, Блейн? – Да, понимаю, но… – Блейн подходит, чтобы стать напротив, поднимает руку и создает совокупность щитов перед его лицом в пространстве между ними. – Защитить себя – это как бы уже в моем арсенале. Призрак рассматривает его через полупрозрачные щиты, затем толкает раскрытой ладонью в грудь, опрокидывая назад с беспорядочными взмахами и вскриком. Блейн вскарабкивается обратно, говорит: – Какого черта… – Люди, намерившиеся тебя убить, не обязательно пойдут самым очевидным путем, и именно от них тебе необходимо защищать себя больше всего. Так что нет, Блейн, пока нет. Серьезно, еще не время. Блейн хмурится, одергивает, снова расправляя, свою толстовку, бурчит: – Ты что, никогда не падал на задницу когда начинал? – Я пытаюсь уберечь тебя от падения на задницу вблизи людей с ножами и пистолетами. – А я пытаюсь помочь тебе, и если ты не разрешишь помогать, то все, чем я являюсь – еще одно бремя для тебя, и я прекрасно это понимаю. Так что, у меня тоже есть «базовое правило», которое я хотел бы огласить. Призрак вскидывает бровь: – Ладно. Какое? – Когда я закончу эту твою маленькую супергеройскую школу, ты будешь брать хотя бы один выходной в неделю и разрешишь мне патрулировать вместо себя. Потому что мне бы хотелось узнать тебя, когда ты не такой невероятно невыспавшийся и сварливый. – Сварливый, – повторяет Призрак ледяным тоном. – Сварливый, – соглашается Блейн, складывая руки на груди. – Сварливый, – Призрак делает глубокий вдох. – Да ты хоть понимаешь… Сирены под ними. Ни один из них даже не задумывается, они просто свешиваются через край здания, наблюдая, как проносятся внизу вдаль полицейские машины. Призрак говорит: – Думаю, на этот вечер урок только что отменился. Увидимся… – Еще чего. Я хочу наблюдать, даже если ты не разрешишь мне присоединится. – Блейн достает лыжную маску из заднего кармана штанов и натягивает себе на голову. – Кроме того, я – твой самый быстрый путь туда. – Мы даже не знаем, что там, зачем тебе… Блейн поправляет маску в районе глаз, запрыгивает на край здания, а затем на дорожку из щитов, мерцающих зеленым под ногами высоко над улицей. – Давай, – говорит он. – Держись. Быстрее, они удаляются. Призрак окидывает щиты недоверчивым взглядом, затем деликатно ступает на выступ здания, уверяя себя, что это шаг на нечто не просто тонкое и прозрачное как стекло, а на что-то безопасное, и встает на щиты позади Блейна, осторожно фиксируя себя. Они скользкие, как стекло, под ногами, поэтому он хватает толстовку Блейна в районе талии и немного нервно произносит: – Что… – Держись очень крепко, пригнись со мной, если можешь. – Что… Перед ними появляются еще щиты и изгибаются в горку. Дыхания Призрака замирает, когда он всем весом наваливается на спину Блейна, и тот говорит: – Наверное, лучше не смотреть вниз. – Будто я доверяю тебе вести, – бормочет Призрак, а Блейн улыбается, снова меняя угол щитов, и медленное скольжение превращается в нырок под крутым углом, в то время как еще две полицейские машины проносятся под ними, а ветер наполняет плащ призрака как парус. Он делает их обоих невидимыми, когда они приближаются к кольцу полицейских мигалок, вспыхивающих в темноте, и к заблокированному участку дороги, в середине которого находится автобус в окружении покинутых автомобилей с открытыми дверями, водители которых прячутся за кольцом полицейских машин. Блейн направляет их вниз, чтобы спрыгнуть на неожиданно шершавый тротуар после скольжения как на льду. Призрак продолжает держать его руку, оставляя невидимым, и тянет за пустую машину. – Держись подальше от всего. Я не знаю, что… Группа людей в черном окружает автобус, держа в руках довольно массивное оружие. Один из них – парень без какой-либо маски – поднимает мегафон: «Приветствую вас, Департамент Полиции Нью-Йорка. Благодарю за столь прилежное посещение нашей небольшой ситуации с заложниками. К сожалению, если бы мы хотели видеть этих людей мертвыми, то тут был бы полный автобус трупов еще 15 минут назад, так что у вас впереди еще долгий путь, прежде чем вы перестанете быть отстоем». В автобусе люди. Призрак может различить их лица в окнах, и, господи, как же он это ненавидит. Он может обезопасить себя от пуль, ничто не способно коснуться его, но другие люди… Блейн бормочет: – Что ты собираешься делать? Призрак просто наблюдает за парнем с мегафоном, сузив глаза, он вроде бы узнает… «Так что причина, по которой мы всех вас здесь собрали, – продолжает мужчина с мегафоном, – получить аудиторию для казни, потому что нам не заплатят, если не будет свидетелей. И причина, по которой мы одолжили автобус – запасти побольше приманки. Поэтому я бы оценил, если бы вы разослали по радио весть о том, что если Призрак Нью-Йорка не прибудет сюда в течение следующего получаса, мы начнем подрывать заложников. Мы будем убивать по одному каждые полчаса, пока он не появится здесь. И, я думаю, все вы знаете, что случится, если вы попытаетесь вмешаться, так что, как насчет того, что вы будете вести себя как хорошие маленькие полицейские и разыщите его для нас. Быстро. Спасибо». – Это «Адреналин», – говорит Блейн, пока Призрак просто смотрит в упор на них и дышит. – Они – подростки, кроме главаря, смотри. Они иногда появляются на блогах про суперов, группа наемников, они… ты что, действительно собираешься пойти туда… и… они пристрелят тебя. – Да, – медленно проговаривает он. – Так и будет. Они либо выстрелят в меня, либо в заложников, но сегодня определенно будут в кого-то стрелять. – Но… – Помнишь, как я не хотел, чтобы ты вмешивался? – …да, но… – Мне нужна от тебя кое-какая услуга, – он кидает тяжелый взгляд на автобус, сглатывает. – Мне необходимо, чтобы ты сделал кое-что очень аккуратно для меня, иначе масса людей могут погибнуть. Хорошо? – Да. Что угодно. Да. Призрак смотрит на автобус и делает вдох.*
«Тренер» Адреналина ходит туда-сюда рядом с автобусом, тихо насвистывая. Облаченные в черное, подростки с оружием стоят неплотным кольцом вокруг перекрытой улицы, и еще двое ждут возле двери автобуса с первым невезучим заложником между ними. Он сверяется с часами. Двадцать минут. Он знает, это большой город, и может пройти раздражающе большое количество времени, прежде чем Призрак окажется здесь, а также ему это щедро окупится, но он все же ненавидит ждать. – Чисто из любопытства, – произносит голос из темноты пустынной улицы возле полицейских машин, – кто конкретно заплатит тебе за мою смерть? Потому что на ум приходит довольно много кандидатов. Улыбка медленно расползается. Он бросает через плечо: – Когда я досчитаю до пяти, если он все еще будет невидимым – проделайте дыру в голове парня. – Нет, – отвечает голос в темноте, и Призрак постепенно становится видимым с примирительно поднятыми руками в нескольких шагах от него. – Тебе не нужно причинять вред никому из них. Ты же знаешь, они тут не причём, просто отпусти их. Я сдамся тихо, если ты их отпустишь. – Что же, да, но нет. В смысле, ты таки сдашься по-тихому, потому что будешь мертв. Я выполнил свое домашнее задание. Ты материальный? – два члена Адреналина подходят к Призраку с обеих сторон, и он ровно держит спину, даже видимо не дергается, позволяя им схватить свои руки и с силой завести себе за спину. – Отлично. Так и оставайся. Выкинешь любой из своих призрачных фокусов, и полетят головы заложников. За его спиной люди удерживают ему руки, и каждый может его видеть. Страх этого, страх оказаться в ловушке мешает дышать. Он заставляет себя стоять и унимает дрожь в голосе. – Так ты поведаешь мне, кто все это подстроил? Тренер проверяет свой пистолет, затем поднимает и направляет на него. – Тебе действительно не стоило ссориться с кланом Мотта, Каспер. Уйма денег и не слишком много терпения в мире мафии. На колени. Он пялится на пистолет. Это самая черная вещь, которую ему доводилось видеть. Он отчаянно надеется, что там нет камер, не сегодня, что бы ни случилось, ему не нужно это на видеозаписи. Он не хочет, чтобы его отец когда-либо это увидел. Его голос совсем немного похож на шепот. – Если тебе заплатят в любом случае, тогда я лучше останусь стоять. Тренер пожимает плечами, отвечает: – Как знаешь, – и стреляет. Его глаза зажмуриваются на грохот от выстрела, но, моргая, открываются на полупрозрачный щит перед ним, окрашивающий мир в оттенки зеленого. Тренер говорит: – Какого черта… Он широко распахивает глаза, изображая невинность. – Я тут ни причем, я всего лишь призрак. – Это было ошибкой, – процеживает сквозь зубы Тренер. – Убейте первого заложника. Призрак делает выпад на одно колено, сбивая подростков, державших его руки, с равновесия, и просачивается. Их головы сталкиваются друг с другом сквозь его голову в тот самый момент, когда он слышит визг и выстрел, смотрит вверх… Рыдающий заложник сидит спиной к автобусу, закрывая рот руками, окруженный блочным щитом из мерцающих зеленых шестиугольников. Одна из Адреналина поднимается, рукой держась за голову, а другой целится в щит и стреляет, но пули, сверкая, рикошетят. Тренер кричит: – Какого черта? Призрак становится невидимым. Теперь, когда он не собирается умирать, он зол. Мрачно-холодная злость, которую он порой по-настоящему испытывает, когда кто-то пытается навредить другим людям, чтобы добраться до него. У них нет права. У них нет никакого права превращать его в оружие, причиняющее вред другим людям. Подростки орут, визжат и стреляют в то, чего не могут увидеть, обезоруживающее и вырубающее их. А Тренер отступает назад, направив пистолет на пустоту перед собой. В какой-то момент он сощуривает глаза и стреляет в члена банды, которого Призрак только что обезоружил; он хватает того за кисть и просачивает вместе с собой, тихо ругаясь про себя, ударяет его лбом о дегтебетон, чтобы вырубить и утащить к земле под траекторию пуль. Он не хочет ошеломлять кучку ребят, не старше его самого. Ему не хочется сталкивать их с реальностью настоящего страха. Пока что. Он подходит к тренеру невидимый, сощурив глаза и игнорируя случайные пули, просвистывающие сквозь него. – Подойдешь ближе…– рычит Тренер, диковато оглядываясь, и хватает ближайшего члена Адреналина, вдавливая свой пистолет тому в голову. – Я вынесу ему мозги, покажись, я клянусь, я… Но пистолет исчезает из руки, и его пальцы замирают. Голос произносит у него за ухом: – Ты не хороший человек. Он оборачивается как раз в тот момент, когда темно-серая перчатка мелькает прямо перед его лицом, и он вскрикивает. * В переулке, где он его оставил, Блейн осторожно наблюдает, опираясь руками на стену, как полицейские роятся вокруг автобуса. Призрак снова появляется рядом с ним, и тот подпрыгивает, затем хватает его за руку, улыбается: – Боже, я так рад, что ты… – Позже. Нам нужно убраться отсюда. Сделай вдох. Блейн вдыхает немедленно, а Призрак кладет руку ему на плечо и делает их невидимыми, просачивает прямо вниз сквозь поверхность и прощупывает во тьме в поисках безопасного маршрута отсюда куда-нибудь подальше. Высунувшись из окна и оглядывая переулок над ними, девушка выключает камеру на своем телефоне и трясущимися руками воспроизводит видео, которое она только что записала. * Он помогает Блейну спуститься за собой боком здания, тот аккуратно ступает вниз по своим щитам-ступенькам, Призрак пробирается сквозь сами кирпичи. Блейн с некоторым облегчением ступает на наклонную крышу кухни, а Призрак улыбается и отпускает его руки, позволяя своим ботинкам глухо опуститься на поверхность. – Я немного раньше обычного, может быть, придется... Но дверь в переулок открывается, выходит мужчина, держащий стакан кофе и бумажный пакет, и окликает: – Хлопотливая ночка, как я погляжу! В новостях говорят... Он таращится вверх, и Призрак неуверенно машет рукой, пока Блейн в натянутой до носа лыжной маске улыбается. – Привет, эм, возможно ли взять два? Я могу запла... Мистер Конти почти роняет кофе, и дверь кухни захлопывается за ним. Призрак смотрит на пустой переулок, и из всех реакций, на которые он рассчитывал, он определённо не ожидал такого. Блейн произносит: – Твои друзья почти такие же дружелюбные, как и ты. Призрак кидает ему суровый взгляд. Дверь кухни вновь открывается, мистер Конти тыкает в них пальцем. – Вы, ждите здесь! – рявкает он, и дверь снова захлопывается. К этому моменту Призрак действительно начинает чувствовать себя неуютно. – Возможно, нам стоит уйти. Я не знаю, что он... – Ты обещал кофе. Ты обещал «спасибо за спасение моей жизни» кофе. – Д-да, но сегодня кто-то уже пытался один раз убить меня, и можешь называть меня параноиком, но... Дверь кухни снова распахивается, и в этот раз выходит Сал, неся лестницу. – Привет, – говорит он, ухмыляясь Призраку, который безмолвно машет ему в ответ. Мистер Конти следует за ним, на итальянском подгоняя парня с установкой лестницы, чтобы он мог забраться с подносом в руках и установить его на водостоке по краю их маленькой крыши. – Я же тебе говорил, – произносит он, пока Призрак пялится на поднос и чувствует, как его лицо пылает под маской, открывает рот, но не находит, что сказать, а мистер Конти достаёт зажигалку из кармана, поправляет чайную свечу в маленькой стеклянной миске и зажигает её. – Приводи парня! Всегда рады! Буона нотте! Наконец-то Призрак начинает издавать звук, хотя это нельзя еще назвать словом, пока мистер Конти спускается по лестнице, а Сал складывает её, затем закидывает на плечо, улыбаясь Призраку, и они снова захлопывают кухонную дверь за собой. Блейн не сводит глаз со свечи, обняв руками колени, и плотно сжимает губы, чтобы не улыбаться, но это совсем не помогает. На подносе два стакана кофе, два куска чизкейка. Свеча. Розовый бутон в вазе... Призрак издаёт стон сквозь ладони. – Я не просил его это делать. Блейн смеётся и толкает его в плечо. – Я думаю, это мило. Он хочет, чтобы ты был счастлив. – Я клянусь, я не просил его... Блейн мурлычет «Bella Notte». Призрак шлёпает его по руке, но Блейн лишь поднимает одну из вилок и отламывает кончик своего куска чизкейка, всё ещё ухмыляясь. – Не знаю, я думаю, что это очень неплохое «спасибо». Благодарю. Он сглатывает и смотрит на эту маленькую сияющую свечу, поднимает вилку, поворачивает её в своих пальцах. – Ты действительно спас мне жизнь, – произносит он тихо. – Я не знаю, что бы я... я всё думал и думал. Сделать призрачным весь автобус, но люди начнут паниковать, не знаю, смог бы я безопасно снова сделать их материальными. И это бы оставило того первого заложника там под угрозой. Спасти его, но тогда они могли бы просто изрешетить автобус. Я... возможно, я мог бы дематериализовать его и автобус одновременно, какое было между ними расстояние? И просто отчаянно надеялся, что копы смогут уложить их всех, не убивая слишком многих из них... Блейн прикасается к его руке, и Призрак испуганно смотрит на него. – Никто не умер, – тихо произносит Блейн, – всё в порядке. Он закрывает глаза, медленно вдыхает. Кивает. А затем начинает есть свой чизкейк, потому что даже дьявол не заставит его отказаться от ванильного чизкейка мистера Конти. Некоторое время они просто тихо сидят с кофе, затем Блейн чешет лоб и стягивает хоккейную маску. – Тайна личности, – говорит Призрак в ночной воздух, даже не глядя на него. – Чешется. Если кто-то спросит, почему мы зависаем, просто скажи, что спас меня. – Костюм скоро будет готов, – говорит он и отпивает немного кофе. – Серьёзно? Когда? Призрак глотает кофе, он не собирался говорить Блейну этого. Он собирался притвориться, что изготовление займет намного больше времени, чтобы у него было больше времени увериться в Блейне. Но, но, но. – Приходи днём в воскресенье для ещё одной примерки. Все должно быть готово где-то на следующей неделе. – Ты поразительный, – Блейн толкает его плечом, а их лодыжки совсем рядом – это маленькая крыша. Призрак опускает взгляд на свечу, затем косится на Блейна, на ширину его тёплой улыбки, его кожа словно пыльное золото в мерцающем свете, а его глаза наполнены маленькими вспыхивающим огоньками, и сфокусированы на нем... Он снова обращает взгляд вниз и греет руки о стакан кофе. Блейн тихо произносит: – Почему ты это делаешь? Он сжимает стакан между ладонями. – Делаю что? – Слушай... Я не знаю. Ты смотришь на меня, а затем отводишь взгляд, будто ты... стыдишься, что ли. Тебе можно смотреть на меня, ты же знаешь это? Он закрывает глаза, бессильно выдавливает: – Не надо. – Я лишь... – Блейн делает вдох. – Я подразумевал именно то, что сказал. Что… сегодня, наблюдая, как ты стоишь перед этим пистолетом, я имел в виду то, что сказал. Я хочу быть тебе другом, потому что, Бог свидетель, я не хочу, чтоб ты занимался этим совсем один. Я просто, я думал... Я думал, это вызовет у тебя желание использовать больше возможностей, а не меньше. Быть на волосок от смерти, разве это не заставляет тебя... – Ты хоть понимаешь, что на кону в этой ситуации, – произносит он в кофейный стакан, – если все пойдет наперекосяк, если это встанет между нами... – Все не обязательно должно провалиться. И даже если так, я никогда, никогда не позволю этому поставить тебя в опасное положение, я никогда не поступлю так с тобой. Я не настолько инфантилен. Если это вопрос жизни или смерти, он не перестанет быть таковым из-за плохого разрыва, и мы даже не знаем, будет ли вообще плохой разрыв... – Я не то, чего ты хочешь, – говорит он своему кофе, потому что это – единственное, чему он способен смотреть в лицо в данный момент, кофе никогда не ставит его в такое положение. – Ты не можешь этого знать! Я догадываюсь, что ты думаешь... Я знаю, ты считаешь, это какая-то идиотская фанатская влюбленность, К... – побледнев, Призрак резко поворачивает к нему голову, уже открывая рот, но Блейн поднимает руки, и он снова закрывает его. – Это о тебе, – говорит он тише, – чем больше я узнаю тебя, тем больше ты мне нравишься, понятно? Потому что ты умный, и смешной, и терпеливый, и такой добрый, и ты не миришься с дерьмовым отношением, и ты просто такой поразительный, и я хочу, чтоб тебя в моей жизни было гораздо больше, чем сейчас. Я не хочу заставлять ставить тебя в неловкое положение, но я не думаю, что это... Я не знаю, что это такое, не знаю, почему ты не... Не думаю, что не нравлюсь тебе, я вижу, как ты смотришь иногда, – бледность его лица немедленно смывается красным, и он снова отводит взгляд, но Блейн касается его запястья, сжимает свою руку вокруг перчатки. – Просто, пожалуйста, я не понимаю. Лишь скажи мне, почему. Если я смогу понять, то я отстану, клянусь. Если я просто смогу понять, то заткнусь и никогда не упомяну об этом снова, просто, пожалуйста. Он смотрит в противоположную стену переулка, и дыхание предает его. – Я не то, чего ты хочешь. – Ты не знаешь этого. – Я знаю. Я не такой. Тихо: – Почему нет? Ему хочется плакать. Призрак так не делает. Так поступает Курт, каждый чертов раз, потому что он устал и напряжен, и делает своего отца несчастным, его сводный брат волнуется за него, его соседка его ненавидит, а его собственная жизнь непригодна для жилья. Курт одинок, озлоблен и несчастен, и он плачет. Призрак – нет. Ему полагается быть в безопасности под маской. Блейн держит его запястье и большим пальцем нежно потирает тыльную сторону ладони. Призрак шепчет: – Я не такой. Блейн просто продолжает медленно и успокаивающе гладить его руку. – Неужели ты не понимаешь, что ты – всё, о чем любой парень в здравом уме мог бы только умолять? Неужели ты не знаешь, что ты примерно в миллион раз горячее, когда ты не в маске, и это, принимая во внимание, что в маске ты... – Не надо. – Почему нет? Что плохого в том, что ты нравишься людям? – Я не... – Даже если я никогда больше не подниму эту тему, – говорит Блейн, и его голос слегка дрожит, будто произносить это так же страшно, как и слышать, – я не перестану это чувствовать, знаешь? Я так невероятно схожу по тебе с ума, что не знаю как с этим справляться, и на самом деле мне больно не иметь возможности сказать тебе, что... – Не надо. – Почему нет? – Потому что... – его дыхание дрожит, когда он втягивает воздух. – Потому что я боюсь, ясно? Потому что я не... делаю такого, не делаю, я встречаюсь примерно с двумя парнями в год, чтобы другие люди перестали спрашивать, почему я ни с кем не встречаюсь, но мне даже не хочется, потому что... Блейн аккуратно забирает у него кофе, поскольку его руки трясутся так, что могут все разлить. Призрак сильно сжимает их, стискивает ладони и сложенные пальцы вместе, а его сердце бьется так, будто больше не может выносить его, сердцу хочется наружу. – Потому что я не хочу их рядом с собой, не хочу, чтоб они меня знали... Ладони Блейна ложатся поверх его, теплые сквозь перчатки, и его глаза смотрят так обеспокоенно и внимательно в глаза Призрака, он хмурится, будто боль Призрака ранит его. – Почему нет? Он закрывает глаза и не может унять дрожь. – Потому что я напуган. Хоть и не должен быть. Я не должен, но боюсь, и не могу, я не могу этого сделать... – Ты можешь доверять мне, – Блейн близко, он теплый и надежный, а Призрак чувствует, будто сейчас даже ветер мог бы его развеять, сдуть его в туман, без остатка, – я клянусь, клянусь, что бы ни случилось, ты можешь мне доверять. Он открывает глаза, и лицо Блейна почти такое же испуганное, каким чувствует себя Призрак, и… очень близко, и он так долго был столь напуганным и уставшим, и было бы почти облегчением просто... Блейн верно читает это в его глазах, и его лицо слегка смягчается, становится спокойно терпеливым, ожидая от него знака. Призрак сглатывает, бездумно облизывает губы, и одна из ладоней Блейна находит место на его щеке, придерживая его челюсть, когда тот отклоняет голову чуть глубже в капюшон. – Это плохо обернется, – говорит он, – это всегда заканчивается плохо. И всегда будет. Потому что я... Блейн ждет, затем тихо и терпеливо произносит: – Потому что ты что? Он смотрит на него вверх из-под тени капюшона, и Блейн так душераздирающе прекрасен, о Боже, он не мог бы быть более смертоносным для него, будь он создан для этого... – Потому что... Потому что, потому что. Как признать это с наименьшими потерями? Как сохранить последние из своих секретов, те, которые не дают ему иметь хоть что-то, похожее на это? Он шепчет: – Потому что я просто неправильный. Тебе просто придется поверить мне. Я не гожусь. Блейн издает тихий звук на выдохе, и его ладонь прижимается к коже Призрака, его пальцы ласкают, и Призрак чувствует, как слабеет от этого. – Ты не «неправильный». В тебе столько всего правильного. Я знаю, ты думаешь, что я туповатый группи... – Я н... – Но я тоже реальный человек, я не просто какой-то фанбой, и ты можешь верить мне. Чем больше я узнаю тебя, – тихо произносит Блейн, – тем больше думаю, что ты ещё совершеннее. Этот карикатурный плащ в интернете – ты в тысячу раз лучше него, и лучше у меня будешь ты, именно ты, с плащом или без него, чем кто-либо ещё, кто приходит на ум. Я... пожалуйста, скажи мне, что ты не попросишь больше не упоминать об этом. Пожалуйста. Потому что я клянусь, что не стану, но, Боже, – он закрывает глаза и издает стон, – это разобьет мне сердце... Призрак смотрит на него – он так близко, и если Блейн говорит правду… говорит ли он правду? Блейн никогда раньше не врал ему, будто он не знает, как солгать ему... Он касается двумя пальцами щеки Блейна. Его глаза открываются, и он смотрит на него, а у Призрака больше не осталось сил бороться. Он расшатан, истощен и слаб от того, что слишком долго боялся и желал именно такого – кого-то, от кого не сможет ускользнуть, для кого не будет невидимкой. Блейн долго наблюдает за его глазами, ожидая, пока тот становится практически совсем спокойным. Затем наклоняется под капюшон и целует его. Его рот тёплый, реальный и неоспоримый. Его медленное дыхание пахнет им, и, когда Призрак, наконец, с желанием отвечает, пальцы Блейна запутываются в его волосах под капюшоном, и он никогда в своей жизни не был так беспомощен. Не в хорошем смысле, по крайней мере.*
Блейн настаивает провести его домой. Призрак говорит: «Серьезно, Блейн?» вздернув одну бровь, но пальцы Блейна крепко переплетены с его, губы все еще помнят тепло, а сердце качает какой-то бешеный гормон в его систему, он будто под кайфом. Блейн просто тянет его за руку, парирует: – Готов поспорить, немногие парни провожают тебя домой. Что является правдой, и, вообще-то, как жест довольно мило. Призрак обводит их невидимыми, рука в руке, вокруг задней части своего дома, где он обычно поднимается по стене, чтобы залезть внутрь через окно спальни. Он опускает глаза на их руки, намереваясь ослабить захват, но Блейн не отпускает, спрашивает: – Завтра вечером?… … и он чувствует себя неопытным, открытым и беззащитным, великий герой, рядом с Блейном. Так что он смотрит на их сцепленные руки с горячим румянцем на лице и кивает. Блейн смеется очень тихо и произносит: – Я – единственный человек на планете, который знает насколько ты невообразимо очаровательный, – и снова наклоняется под капюшон, чтобы поцеловать его. И еще один последний раз, когда их ладони отлипают друг от друга, и в этот раз он чувствует тепло рук вокруг своей спины. И еще один самый последний раз: Призрак свешивается прямо сквозь твердую кирпичную стену, придерживая руками в перчатках поднятое к нему лицо Блейна. И, наконец, он один в своей спальне. Курт включает лампу, обнимая себя руками, чтобы вобрать в себя все ощущения этого вечера. И в глубине души он знает, как паршиво это может закончиться. Он знает. Но… С тех пор, как он верил, что подобное возможно, прошли годы. Курт осознает, что тихо напевает про себя и прекращает, затем понимает, что это была «Once Upon a Dream». О господи, он абсолютно спятил, с тем же успехом он мог бы снова быть четырехлетним мальчиком, крепко прижимающим мягкую игрушку к себе, с мечтательными глазами пересматривая сказку в сотый раз. – Прекрати, – говорит себе Курт в зеркале, пока его сердце отбивает вальс. – Серьезно. Прекрати. А сердце танцует под I know you... Как будто его тело в первый раз переполнилось всеми теми частями подростковой жизни, которых у него никогда не было. – Прекрати, – приказывает он себе не очень настойчиво, и его глаза в зеркале недостаточно напуганы.