Коллективное бессознательное

Прежде, чем ответить, Диего дует в пышный ус. Он, сидя на скамье у собственного дома, сутулится и сжимает ладони коленями. Подмывает узнать, о чём он думает, и хочется вернуть его из Нодена в этот мир, просто растормошив. Но встреча с приставучим придурком послужила уроком. Назойливых здесь не любят, и Диего отогнал недоумка, когда тот подошёл слишком близко к его хижине, не забыв посоветовать бить в морду, если в следующий раз привяжется, добавив: — Не надо даже отращивать кулаки. Он слабак. Может, и слабак, но далеко не все здесь такие, как он. Иных следует познакомить с лезвием. Но как, если оружия нет? Пока не удалось обзавестись мечом или доспехами, следует помалкивать. Руды на это добро нет. Замкнутый круг… — Так что тебе сказал Торус? — Диего в этот раз вырывает из размышлений, а не наоборот. В его взгляде читается другое: «Надеюсь, тебе хватило ума умолчать о том, что ты гонец магов». — Что не впустит, — вырывается вздох. — Этого и следовало ожидать. — Диего смотрит довольно, и это не вяжется с разочарованием в его голосе. — Н-но-о… — Ну! Он оживляется, ёрзает и таращит карие глаза. — Расскажи про Мордрага, — вот теперь дошли до разговора, к которому всё вело. Диего приглаживает усы и не отвечает, и это наводит на недобрые мысли. Впрочем, изначально было ясно, что от Торуса милости ждать не следует. Тот, пытливо глядя и поджимая толстые губы, несколько раз задал вопрос, откуда такое рвение попасть во внутренний двор, формулируя по-разному… …и один раз ответ едва не вырвался сам собой. Хотя эмоции Торус прятать не умел, и те отражались на его тёмном лице, однако он не дурак. Глупое решение — переть напролом. Следует поискать лазейку. Урок-то получен хороший, главное, чтобы обошлось без последствий. В памяти живы слова, что Буллит умеет вытаскивать сведения клещами — в прямом значении. От дурных мыслей суставы начинают ныть. Приходится несколько раз сжать и разжать пальцы, отчего те хрустят. — Хм-м! — Диего кривит рот. — Хотелось бы знать: Торус отчаялся выкурить его из лагеря, или ты ему успел намозолить глаза, и он хочет от тебя избавиться? Отшучиваться в ответ не хочется, размышлять над тем, какую цель поставил Торус, хочется ещё меньше. Разговор затекает не в то русло, и из-за этого накатывает раздражение. — Мне хочется узнать, как найти к нему подход, — приходится направить беседу в нужную сторону. — Подхо-од?! — присвистывает Диего. Он недолго думает, после выдаёт: — Ну, Торус, хитрый мясной жук! Если твоя попытка перерезать ему глотку провалится, тебя пустить в расход не жалко. Мордраг ли тебя прикончит или маги разорвут на куски, не имеет значения. Попробуй просто поболтать с ним, хотя сомневаюсь, что тебе удастся передружиться со всеми обитателями колонии. О драке даже мыслей не возникло, если только не подкрасться и не перерезать глотку выпрошенной у Диего бритвой. Но вряд ли ошивающийся долгое время в лагере тип, к которому местные настроены отнюдь не дружелюбно, не бдителен. Наверняка тот спит с открытыми глазами. Всё, всё упирается в оружие, без которого руки просто-напросто скованы. Наверное, такими беспомощными чувствуют себя младенцы. Увы, этого тот, у кого никогда не было детства, никогда не узнает. — Ну-у, цели подружиться со всеми я не ставлю. А вот с самыми влиятельными… — напрашивается сам собой ответ. — Поступай, как знаешь, — бурчит Диего. — Это у Мада на роже написано «Дурак», а ты не похож на него. Повисает молчание, потому что сказать — пока — нечего. Имя назойливого придурка выяснилось само собой, и это в то время, когда выведывать, как того нарекли родители, хотелось меньше всего. Благоразумие, что с Мордрагом хочется познакомиться, чтобы хоть на шаг приблизиться к магам, требует не делиться с Диего подробностями. Хотя тот настроен благосклонно, но сам же советовал не трепать языком. — Ну что, так расскажешь про Мордрага? — приходится повторить вопрос. — Скажу так: он в круг моих друзей не входит, — Диего явно увиливает, — поэтому мне известно не больше, чем Торусу. Благо он знает, где, как правило, ошивается Мордраг и тратит время на объяснение, как пройти к этому месту, по счастью, противоположному от того, где обитает Мад. Время близится к полудню, солнце припекает, и лагерь оживлён. Кто-то с кем-то мирно беседует, иные ссорятся. Приходится ловить на себе любопытные взгляды — требуется время, чтобы все привыкли к новичку. Беседа окончена, все слова сказаны. Просиживать задницу — непозволительная роскошь, да и следует позаботиться об обеде, заодно и подумать, как и где раздобыть руду, и махать для этого кайлом хочется меньше всего. Но у Диего другое мнение, иначе он бы не остановил коротким: — Погоди! — Приходится вернуться к скамье, и он добавляет, цедя сквозь зубы: — Если надумаешь отправиться в Новый лагерь, до этого подойди ко мне. Зачем, хочется выяснять меньше всего. Наверняка он желает получить отдачу за ночлег, но отказывать ему в маленькой просьбе — неблагодарность чистейшей воды. Путь лежит к водоёму — хочется и ополоснуть лицо, и выпить воды. Небольшая задержка не может навредить тому, кому торопиться некуда. Снова взгляд приковывает отражение собственного лица — уже днём, а не утром или вечером — на зыбкой глади, как приковывает внимание что-либо новое, что следует хорошенько со всех сторон изучить. Кто-то, чей взгляд пронзает хребет насквозь, тоже так считает. Только оглянувшись, выясняется, что это вчерашний вымогатель пялится в спину. Сердце ёкает от недоброго предчувствия. Сомнительно, что этот тип станет дожидаться убийства, чтобы поглазеть, как пускают кровь. Сам он не прирежет и не наймёт кого-то — убивать людей ему невыгодно, иначе не с кого будет стрясти руду. А вот запугать вполне вполне в его силах — сначала словами, а после, если жертва окажется, несговорчивой, пустить кровь — слегка, чтобы напитаться ею — цвет доспехов-то ему к лицу! Торчать здесь, пялясь на собственное отражение, непозволительная роскошь. Куда благоразумнее убраться подобру-поздорову. Вслед слышится смех. Вымогатель ржёт над чужой трусостью? Или то плод собственного воображения, порождённого?.. Да, страхом! Поганое чувство, последствие беззащитности. Может, удастся кого-то одолеть в кулачном бою — ладони-то словно грубо выточенные, далёкие от изящества! Рукоять меча должна безупречно лечь в такую руку. Мысли о необходимости раздобыть оружие вытесняют думы о том, что следует позаботиться о еде. Снаф накормит, если принести ему хотя бы грибы, но без меча лагерь лучше не покидать. Снова круг замкнулся… Снаф говорил, что на помойке можно отыскать мясных жуков. Отведать такое блюдо не хотелось, невзирая на то, что под ложечкой уже сосало — утренней порции риса ой как мало, чтобы настытить крепкое тело. Значит, голод, подобный вчерашнему, ещё не взял верх… …и не подавил страх — настолько, чтобы покинуть лагерь безоружным в поисках припасов. Витать в облаках, когда следует глядеть по сторонам, — глупое решение. Увы, уроки, полученные здесь и не здесь, вспоминаются лишь тогда, когда что-то случается. Если бы внимание было отдано картинке, открывающейся перед глазами, тогда бы удалось избежать позорного падения на колени. — Придурок! — сопровождает падение брань. — Глаза на жопе, что ли?! На штанах, и без этого потрёпанных, прореха. Глубокий вдох, потому что кажется, что боль уймётся, но та, напротив, усиливается. Благо колено содрано не до крови. Глубоко посаженные глаза собеседника зло сверкают, отчего и без того недоброе узкое лицо стало более неприятным. Руки тот упёр в бока. На скамье — колчан, полный стрел, и короткий лук… …а вот меча на поясе нет. — Ты бы не вытягивал ноги, а то, чего доброго, кто-нибудь их сломает, — вырвался сам собой ответ. — Что ты вякнул? — Борода отнюдь не дружелюбно настроенного собеседника затряслась. Ладони сжались в кулаки, готовые отразить удар, если неприятному типу вздумается подраться. Благо тот не вытащит меч из ножен. — Только то, что ты не сможешь даже вспороть брюхо, если кому-то вздумается сломать тебе ноги. Пустить ему в грудь стрелу можешь не успеть. — Ну, ублюдок! — Собеседник, впрочем, руки опустил. — Фиск, что ли, подослал позубоскалить?! Отвечай! Несмотря на требовательный тон, угрозу он не излучал. — Нет, Диего, — напросился ответ сам собой. Крепость пала, судя по тому, как тип почесал себе лысую голову. — Диего, говоришь, прислал тебя… — буркнул он себе в бороду. — Н-да, слышал, что он возится с кем-то новеньких… Вроде старым приятелем по внешнему миру приходишься ему. — Голос у него неприятный — довольно высокий и острый, но подобен не лезвию меча, а бритве, которой легко полоснуть по шее. — Всё верно. — Благо вовремя вспомнилось, что́ сказал Диего стражникам, охранявшим лагерь. Главное, чтобы собеседник не начал выспрашивать подробности, которые придумать сложно. — Выслуживаешься, значит, а старина Уистлер должен замолвить за тебя слово. — Вот и имя неприятного типа выяснилось. Уистлер уселся, не забыв вытянуть ноги — видимо, ему нравилось, когда кто-то о них спотыкался, — и хлопнул по скамье ладонью, приглашая последовать его примеру. — Ну а почему бы не сделать это? — лучше поддержать разговор, если уж тот завязался. — А потому, что иные тратят немало времени, чтобы дослужиться до Призрака! — Уистлера перекосило. Он посмотрел в сторону. — Не у всех такие знакомые в колонии, знаешь ли! — Не себя ли он вспомнил. Но договорить не дал, забормотал: — Хотя… Тем лучше. Сядь уже. Тебе же нужно, чтобы я замолвил словцо за тебя! Кажется, дело сдвинулось с мёртвой точки. Хорошо бы он заплатил не словом, а рудой или хотя бы припасами. Выслушать его определённо стоило. Новое знакомство — тоже награда за услугу, а Уистлер ничуть не походил на назойливый бесполезный кусок дерьма вроде Мада.