Коллективное бессознательное

Косяк из болотной травы — лучший способ умаслить окидывающего подозрительным взглядом собеседника. Скрежещущие, как лезвие меча на точильном камне, нотки в голосе смягчаются, на круглом лице даже появляется полуулыбка. — И сколько ты за него хочешь? — уточняет лысый тип, чьё имя нет желания выяснять, и это взаимно. — Скажем, меньше, чем берёт идол Каган. — Раздавать косяки бесплатно, обесценивая собственный труд, станет только круглый дурак. Собеседник даже не торгуется и протягивает небольшие, поблёскивающие синевой кусочки, которые отправляются в доставшуюся от Уистлера мошну, и это наводит на мысль, что болотная трава продана слишком дёшево. Однако увеличивать цену нет смысла — лысый тип растреплет остальным, у кого и за сколько купил косяк. Он, раздобревший и размякший от дыма, охотно делится сведениями: — На этой стороне мы живём, а вон на той половине… — указывает пальцем в сторону, — наёмники. А там путь в шахту. Если собираешься махать кайлом, тебе туда. Работать в шахте хочется меньше всего. Не для того проделан путь из Старого лагеря, а потому, что опасения, что кто-нибудь из Призраков поднимет утром за шкирку и погонит на заре работать, нет-нет — и не давали покоя. Второй вопрос звучит в тот миг, когда собеседник снова затягивается: — Где здесь можно переночевать? — У меня дома, где же ещё?! — рявканье даёт понять, что лучше ретироваться. Один шаг назад, второй… — На голой земле дрыхни! Или строй свой дом! Неясно, что породило такую злобу — сам вопрос или дурман болотной травы. Выяснять это хочется меньше всего. Стоит отступить, как путь преграждает парочка. Проклятье… — Эй, я видел, как ты только что продал Рону косяк, — заявляет один и выпячивает длинный заострённый подбородок. — И что? — А то, что мы тоже хотим. Они выглядят недобро, но отвешивают за болотную траву руду и даже не перечат в ответ на отказ продать больше, чем по одному косяку на каждого. За добавкой они потопают к идолу Кагану… За этими двоими тянутся остальные, и дури на всех не хватает, в том числе и на себя. Впрочем, курить под открытым небом — дурная затея. Спящий человек беззащитен, если его сон никто не охраняет. Торговля болотной травой приносит не только руду, но и сведения. Пара слов от каждого покупателя — и удаётся выведать не только, где дом Лареса, но и узнать, что к магам Воды соваться не стоит без разрешения, если не задаваться целью замёрзнуть или получить ожоги от молний. Один из наёмников, на ком красуется металлический нагрудник, пусть немного, но поведал о своём главаре по имени Ли. — Ясно, не служил, — бросает он, — иначе бы знал, кто таков. Очередной урок, что следует усмирять любопытство, получен. Благо наёмник то ли не хочет, то ли не умеет думать, поэтому верит в короткое: «Не служил и не собирался», — после забирает косяк и удаляется прочь. Ближайший путь до дома Лареса пролегает мимо идола Кагана, но опасения, что тот затребует руду за проданные вместо того, чтобы быть розданными бесплатно, косяки, подталкивают сделать круг, причём большой. Дурь сделала своё дело, и если воры перестали ершиться, то стоило зайти на противоположную от их территории сторону, как дорогу преградил смуглокожий тип, здоровый — настолько, что пришлось задрать голову, чтобы посмотреть ему прямо в лицо. — И кто ты такой? — уточняет он и дует прямо в чёрный — и у него, и у Диего похожие привычки — ус. — Если не представлюсь, набьёшь морду? — Не в первый раз привычка острить срабатывает прежде, чем в голову приходит, что она чревата последствиями вроде выбитых зубов, и это самое меньшее из зол. Здоровяк не сердится, а, напротив, ржёт. — Я спрашиваю, кто ты такой, потому что знаю, что припёрся из Старого лагеря. Отчего-то громила, невзирая на устрашающий вид, располагает к себе. Злобой от него не веет. — Не Гомезов жополиз, если ты на это намекаешь, — развеиваются сомнения. — Я-то всего ничего в колонии и не успел добраться в его логово и рассмотреть его рожу… — Мало времени в колонии, но припёрся к нам. Хм-м! — Собеседник хмурит густые чёрные брови, кривит толстые губы. — Сам догадался прийти, или кто подсказал? Впредь наука — всегда оставлять один косяк, а лучше — парочку: для себя и собеседника. — Поспрашивал людей и сделал выводы, — следует наивное объяснение. Шлепок по плечу здоровой пятернёй не то чтобы болезненный, но ощутимый. В большом теле много силы. — Правильные выводы сделал. Не знаю, подружимся ли мы — в колонии дружить надо очень осторожно, — но то, что я тебя зауважал, однозначно. Я Горн. — Собеседник протягивает ладонь. Волей-неволей приходится ему довериться: такому не придётся прилагать много усилий, чтобы сломать пальцы. Он не лжёт. Рукопожатие получается крепким, но кости остаются целы. — Так может, подскажешь, где тут можно заночевать? …и пожрать, но о еде после. Раз уж получается вызвать расположение к себе у этого громилы, мешкать не следует: ночевать под открытым небом ой как неохота. — Ни хрена себе! — Горн присвистывает. — А ты не промах. Раз просишься под крышу, называй имя. Почему-то всем важно имя, которое значения в колонии иметь не должно. Сомнительно, что все эти преступники называют себя так, как нарекли их родители. — Ам Шегар. — Раз уж Горн просит, пусть получает. Он, ожидаемо, не верит. — Ам Шегар? Безымянный?! — Все почему-то знают, что означает это имя на другом языке. Горн кривит толстые губы, но в конечном итоге поясняет. — Ну, раз не хочешь говорить, то ладно, хрен с тобой и твоим именем. Где переночевать, я подскажу. Видишь вон того ублюдка? Он указывает толстым пальцем на забивающего гвоздь в стену дома типа в шкурах. Он не называет того парнем, значит, терпеть не может. — Та-ак?! — Догадаться, чего хочет Горн, несложно. Он слишком предсказуем. — Вытуришь его — и можешь ночевать, сколько влезет, — подтверждает он. — И чем он тебе насрал? В это время тип, о котором речь, поворачивает голову, удаётся рассмотреть его лицо, наглое и плутоватое. Такой не погнушается подлыми методами, чтобы устранить противника… …например, всадит нож в спину, пока тот спит. — Какая, к херам, разница? — Горн слишком открыт. Благо у него силищи хватает, иначе, надо думать, кормил бы мясных жуков и трупоедов. — Хочешь покурить? — Приходится пожертвовать одним косяком. Сведения ценны не меньше денег, точнее, руды. Порой стоят даже больше. Угощение Горн взял. — Ну ладно. Если так хочешь знать, то я зол, потому что он поселился на территории наёмников, а мне это не нравится. Шрайк пусть торчит под боком у Лареса, а не вынюхивает, что тут происходит. Новый лагерь, получается, негласно поделён на две половины, и обе друг друга едва выносят. — Сам почему не вытуришь его? — напрашивается закономерный вопрос. — Ли велит не трогать! — Горн сопит носом. — Не знаю, за какие заслуги. Какой-то уговор у него с Ларесом. Но это насчёт того, чтобы мы его не трогали, а не ты. Усёк? Он топчется на одном месте — ну ни дать ни взять горный тролль; поглядывает на костёр, над которым скрипит вертел… — А ты щедрый малый, — теперь мнёт самокрутку, — а такое я ценю. Так и быть, пойдём пожрём. Неплохое выходит знакомство с обитателями Нового лагеря. Болотная трава помогает расположить к себе их. Жаль, что в запасе всего ничего косяков. Надо придумать, где бы раздобыть ещё. Раз-два-три… По пути к костру и жарящимся над ним мясом удаётся насчитать троих наёмников. Для них больше ничего не остаётся. Хотя бы один косяк следует приберечь, чтобы расположить к себе главаря шайки по имени Ларес.