***
– Эмма? – удивленно произнес тихий голос моего папы. – Карина, – стук железа о дерево, – наша девочка пришла в себя. Карина, дорогая! Эмма, – теплая рука схватилась за мое замерзшее запястье и на меня смотрело взволнованное слегка помятое лицо папочки с этими его синими глазами на зависть любой девчонке, – тыковка моя... Ты как? Я нерешительно пошарила глазами по комнате, совсем путаясь и не соображая что с той не так. Уж больно все... Не мое? даже на комнату в усадьбе Страховых не похоже... Где я? – Папочка, где я? – прохрипела я, попытавшись сесть, но папа тут же уложил меня на место, осмотрительно взбив подушки своими руками. Выглядел он взволнованным, волосы темные его – взъерошенные, губы поджатые, сам весь – напряженная стрела на тетиве. Немного покачавшись из стороны в сторону от резкости движения в руках отца – мир внезапно встал на свое место! – теперь я увидела вишневые потолочные балки; красивую, хрустальную лампу в центре потолка, также сотканного елочкой из дерева. Казалось, что вся комната – вся из дерева. Интересно, гореть она будет ярче остальных комнат? – пришла мне в голову недобрая мысль. Несмотря на деревянное убранство, в комнате находилось много мраморной мебели в светлых тонах. В общем-то, темные, вишневые стены одновременно с мраморной мебелью – уж очень странный вкус. Окна здесь тоже были – огромные, аркообразные, они находились напротив кровати, которую я занимала, осмотрительно запахнутые тяжелыми гардинами. – Ты в безопасности, а это самое главное. Положил свою руку поверх моей на светлом пуховом одеяле папочка и я тут же схватила ее своими руками. – Да, но... – попыталась я снова сесть, но почувствовала резкую боль в спине и передумала. – где я? – А, это... Ты в гостевой комнате Стрельцовых. Папочка откинулся назад, смотря вправо – там, кажется, была дверь, но я не стала уточнять – глаза вцепились в столик у стенки рядом с окнами, на котором стояла огромная ваза со свеже-сорванной сиренью. – Что... Что? – дошло до меня спустя пару мгновений, когда глаза перестали искать подвоха в цветах. – Эмма! – влетела в комнату мама. Взволнованная, явно пережившая за время моей отключке самый что ни на есть настоящий ад, а еще она явно не спала двое суток, – об этом говорили пролегшие у горячащих лихорадочным блеском зелёных глаз тени, да и лицо ее было более серое, нежели я помнила – я впервые видела его таким пустым. Волосы блеклые, щечки пропали, а одежда чуть ли не висит… Что это с ней? – Мамочка! – ничего умнее не смогла я придумать, чтобы ответить, а еще зачем-то счастливо улыбнулась. А ведь мы не виделись больше двух месяцев! Меня сейчас убьют!***
– А у тебя были подруги? – попыталась я заполнить тишину огромной вишневой комнаты, осторожно прикладывая влажное полотенце к ранке на шее, так любезно врученное мамочкой. Не знаю почему мне пришло в голову задать данный вопрос, ведь я знала пару ее подруг за Завесой. Да, они были обычными людьми, но не отменяло это факта, что они дружили. Закончив мазать царапины на моих ногах, мамочка пару раз испуганно охала. Ей явно было тяжело это видеть, ведь не каждый день ее дочку калечит стая воронов. Полагаю, никто ей не удосужился сообщить как оно было на самом деле и чьих это рук дело. Но может и к лучшему? Заправив за ухо волосы, она укрыла мои ноги одеялом. – Ну, знаешь... – немного обижено начала она. – Как будто ты не знаешь моих подруг!.. – она посмотрела на меня, по лицу проскользнула скорая улыбка, уж после чего она снова судорожно вздохнула, стоило одеялу слегка съехать и ее глазам вновь престали мои ноги, но уже в бинтах. Она аккуратно прикрыла их одеялом, поддевая его под ноги, чтобы оно не «убежало». – В школе у меня было... мало друзей, если честно. Наверное, потому что мне всегда интереснее было не с волшебниками, – она похлопала мне по правой ноге над одеялом и перевела взгляд на огонь в камине. – Наверное, твой отец и был моим самым близким в то время другом... Я была той еще оторвой, мне была интересна другая сторона Завесы и люди... Меня считали странной, никто со мной особо не хотел дружить, в моем Доме так вообще стороной обходили, а говоря про другие Дома... – Ну я учился на другом Доме, – окончил папа, входя в комнату с двумя пухленькими, яркими чашками. – Держи, милая, это какао, – протянул он кружку маме. – И ты бери, – протянул он кружку мне. Я бережно приняла ее в руки и поднесла к носу. Вкусный, такой знакомый запах. – Алексей, – влетел, прерывая маму на полуслове, в комнату Артем, – вы забыли кофе! Всего пара слов слетевших с его уст, а мое сердце зашлось в самой что ни на есть истерике. Так давно оно жаждало его встретить, а как мечтало об этом... Получается, мне не предвиделось... Получается... Ну точно, в особняке Стрельцовых!.. Какая я дура недогадливая! Артем пришел тогда, он правда пришел тогда и спас меня от тех воронов!!! Перед глазами вырисовывалась картина пережитого ужаса – я чувствовала запах своей крови, ее тепло, и боли... Адской боли, затопившей все мое существо. Я потеряла нить здравомыслия и мечтала, повторяя вновь и вновь, чтобы пришел он и... Он пришел. Язык обожгло горячим какао и я издала тихий всхлип, но сделала тут же второй глоток, что обжег уже горло – нельзя было сейчас показывать, что душевные раны, переживания и все в таком духе – не отошли в моем сердце, да и потом, я не хотела быть бельмом на его глазах, учитывая как мы распрощались. Как я сама распрощалась! Папа принял кружку из его рук с кивком, они явно не заметили моих потуг и все были настроены вполне себе радушно. Подумаешь, у Эммы во рту взорвался Везувий и она вот-вот извергнет наружу лаву из остатков какао и слюней! Брехня! – Оставайся с нами, мы как раз вспоминаем былые времена... – отозвалась мама, протягивая руку к Артему и отворачиваясь от меня. – Хоть отдохнешь от сестры, этой маленькой разбойницы! Пользуйся, – подмигнула ему Карина Гордеева, а Артем усмехнулся, поглядывая в коридор и взлохмачивая свои русые волосы, пока в зеленых глазах пряталась грусть. Тогда он не видел меня и это немножечко задевало девичье сердце и... Может, ему все равно? – Былые? – переспросил словно невпопад Тема, – тогда мне позвать маму?? Думаю, ей стоит присоединиться... пока маленькая принцесса занята Денисом. – И тут его глаза посмотрели на меня, все еще державшую у рта чашку с таким видом, будто важнее чем попивание какао с обожженым языком ничего и нет. – Ты покраснела. Не стоит так спешить, Эмма, знаешь, волдыри на языке иногда бывают куда опаснее пары царапин на теле. Сказано было вроде обыденно, словно мы обсуждали какой сейчас хороший день. Но я чувствовала странное напряжение. В ответ я лишь кивнула и убрала от лица чашку, облизывая как маленькая девочка губы. – Уж очень вкусно, а пить хотелось... – будто бы невзначай прокомментировала я, наклоняя голову слегка набок и закатывая якобы от блаженства глаза, хотя на самом деле пыталась вспомнить парочку заклинаний (заговоров) без зельеварения, палочек (атрибутов, грубо говоря), чтобы срочно убрать эту адскую боль с языка! На губах Артема заиграла улыбка. Недобрая такая, подозрительная, но знакомая... – Ты похожа на маленького котенка, – усмехнулась мама, качая головой и совсем не замечая игры титанов в гляделки. – Совсем не стыдно, даже при мальчике? – многозначительный взгляд, который я выдержала с хладнокровием, которое не снилось самому бесстрашному человеку! А, впрочем, я тогда не поняла о чем она вообще. Эта женщина порой находит странные смыслы там, где их нет. Ну бывает. – Так какие такие былые времена, кстати? – поспешил сменить тему Артем, отводя от меня взгляд – у меня еще промелькнула мысль, словно его позабавила моя детская непосредственность. И смутила одновременно. А может?.. – Ну, знаешь, наши школьные годы во времена, переводя на язык неволшебников, гражданской войны, – улыбнулась Артему нежно моя мама, заправляя карамельный локон отросших волос за ушко. Мне еще показалось, что у нее к нему особая симпатия. Но с чего это? – Ваши школьные годы? – с интересом спросил Артем, присаживаясь в кресло справа от кровати, – это очень интересно. Кстати, Эмма, а ты знала, что во времена наших родителей, в школах учились только волшебники? – но я не успела и пары слов связать, как он продолжил воодушевленно: – Перемешанных, то есть полукровок, там не было и в помине. Хотя, как ты знаешь из истории, школу-пансион Пяти Стихий открывали для обучения ворожбе всего волшебного народца. Ведь наши Основатели хотели, чтобы Завеса жила в равноправии, чтобы волшебники и волшебный народец мог и имел на это права, возможности и желание быть кем-то большим. А потом наступила Братская война и понятие сплоченное волшебное сообщество потеряло смысл в полисе Руси и волшебники, посчитав, что юным дарованиям можно грузить опасность, закрыли двери школы для всех, кроме обладателей волшебных палочек, – он демонстративно закатил глаза, – у полукровок не оставалось ничего, права голоса не было, соответственно, выбора тоже – их либо ловили и сажали в тюрьму, ибо использование волшебных палочек с их стороны считались незаконным, то есть, теми, кого не должно быть и в помине... Либо они до конца своих дней подавляли в себе корни ворожбы... ведь то, что делали Пять Стихий... После... смерти и разрухи их эры... Стало одним из главных запретов: ни один волшебник или волшебница не имели права вступать в какие-либо отношения с магическим народцем, кроме как по «рабочим моментам»... Иными словами, твоя мама... О, она одна из легенд этой школы. Она устраивала забастовки и якшалась не только с народцем, но и людьми... Ее боялись, но восхищались. Как я понял, – восхищенный взгляд в сторону Карины Гордеевой, ранее известной как Серова, а затем подмигивание мне, и Артем добавил слегка официально: – Да, узнать про Вас большая честь! Да, должен здесь вставить немаловажную ремарку: именно тогда Кукольник начал набирать сторонников, тех, кого отвергли волшебники, тех, – он постучал себя по подбородку, – словом, изгоев. Все началось с тех, кого ущемили и они, словно саранча, передавали из уст в уста надежду о новом правители, некоем Кукольнике, что обещал мир всем, а также перестать сидеть в тени Завесы... Но меня занесло... Прошу, продолжайте. После того, как он замолчал, взгляд его вернулся на меня – помотав головой, тем самым отвечая на его немой вопрос, я тут же поморщилась – и Артем, и мама подались ко мне, протягивая новые тряпки, что наколдовали из воздуха. А для меня внезапно открылось, что на шее была огромная, очень-очень неприятная царапина, которая зудела как ненормальная и явно не хотела заживать! – Сильно болит? – всполошились сразу все. Я выставила вперед руку, выхватывая полотенце из рук Артема и прикладывая к шее. Запахло какими-то пряностями и мятой, я была уверена, что ей! – Нет, что вы. Я просто... Дернула головой и это... Словом, ничего страшного. Просто царапина! Последнее было добавлено с ностальгической улыбкой до ушей. И хотя ни мама ни папа не могли знать к чему она, лишь Стрельцов закатил незаметно глаза и откинулся на спинку кресла. Мама с минуту с прищуром тогда смотрела на меня, а потом расслабившись, сказала: – Да, в наше время учились только волшебники, тут ты прав. И то, знаешь, если ты первого поколения волшебник, то тебя очень гнобили. И это кастовое разделение... Запреты... Я не могла сидеть смирно, когда находила какие-то отголоски того, что раньше в стенах школы были не только волшебники, были и те, кто имел силу, не просто магию, магией обладали мы все, а силу – настоящий дар, и что тут были не только домовые, а эльфы, нимфы, словом, волшебный народец! А эльфы еще были и учителями, причем самыми известными и уважаемыми! Меня это бесило, бесило, что раньше было намного лучше и про это нельзя было даже заикнуться, ведь в тот момент я и сама скрывала один маленький дар, который и делал меня невыносимой и неуловимой. – Широкая улыбка мамы делала свое дело – я ярко представляла эту женщину молодой, строптивой и выкрикивающей на каждом углу: Долой диктатуру! Даешь свободу слова гномам, эльфам и косматым! Ну или нечто подобное, но такое, знаете, в духе забастовки всех гнобимых студентов первого поколения волшебников. Я уверена, она это делала. – Никого воспитания, – согласился папа. – У меня был друг и он, словом, был таким... Первого поколения! Ох... Если бы не моя любовь к колдовству, боюсь, нам бы обоим пришлось не очень... – Знаешь, дорогой, думаю, не стоит так преувеличивать, – покачала головой мама. – Ибо чаще всего, Эмма, твоего отца спасала я. Помню тот день, когда мы НАКОНЕЦ познакомились. Именно его, а не друга, тот благополучно сбежал за помощью, загнали в туалет для девочек и не знаю, если бы не случайное стечение обстоятельств, и не моя нужда, лежал бы папа твой в медпункте месяца три. – Забавно то, – вмешался во всеобщий смех папа. – Как она меня спасла. В самый ответственный момент их, кхе-кхе, боя, грохнулась на меня, поскользнувшись на воде и затопила туалет, с криками «вода нападает!» Мама скромно улыбнулась. – Но я же помогла. Мы с Артемом продолжали хохотать. – Кстати, о друзьях. Это будет интересно, – начала мама. – Я не первый раз в этом доме. Я вообще раньше часто тут бывала. Тут мы с Артемом уставились на маму во все глаза. – В плане? – спросила я. Папа тем временем сел на другой диван, беря с тумбочки рядом книгу. – Ты тоже часто здесь бегала до того... Ну знаешь, пока не произошло то... – Мама, это Артем, он мой кристалл, ему можно говорить все, – но тем не менее, за маму сказала я: – У меня есть старшая сестра и она, чтобы хоть как-то защитить меня, ушла в Оракулы, ибо, как я поняла, в доме, где есть такая, как я, остальные в большей опасности, я имею в виду сестер. Артем кивнул. И хотя я произнесла полнейший непонятный бред, он, как и всегда, разобрал его. А если интересно, то просто однажды я бы высосала силы сестер, вся проблема в этом.... Верно? Вот почему Роза ушла? – вертелся у меня вопрос, когда однажды мне приснился сон, где Роза виделась со своими сестрами после нескольких лет разлуки в изгнании за то, кем она родилась. Ловцом снов. – Тогда, – встал с кресла Артем и встал слева от меня, я буквально чувствовала его слегка лесной, такой родной, запах. – Где был я? Я знала, что этот вопрос прозвучит. Но я также знала о том, что в детстве он был со мной – он был моим самым близким другом, когда старшая сестра обижала, отнимала игрушку и всегда крепко обнимал и жалел, пока мои слезы не иссякали – а ведь он был мальчиком, был самостоятельным и самым разумным из нас, как оказалось, троих – с Зарой ему было намного интереснее, чем с маленькой мной – но он почему-то всегда выбирал меня, даже сейчас, смотря мне в глаза, словно ища ответы там, он выбирал меня. А я отвела глаза, пряча свой взгляд, ведь я должна была рассказать ему о правде, что мне открылась тогда в пустыне – мы были детьми, самыми настоящими и неразлучными друзьями в прошлом. И его родители, чтобы спасти разбитое сердце сыну – стерли ему память, а я заглянула в нее... Я увидела это, увидела всю правду и как две истории превратились в проклятье, которого нет. И не сказала ему. И не смогу. Ведь все было решено так давно, а он все дальше... – Ты бегал с ней. Вы вечно что-то придумывали, что вас обоих было не найти до времени обеда. В то время, можно сказать, вы были не разлей вода, – отозвалась в итоге мама. – Но как... Я не могла бы бегать в свои... Сколько мне тогда было?.. – чтобы отвести подозрения, спросила я, смотря в чашку с какао, в котором мое собственное отражение меня презирало. – А ты думала в Оракула девочек сразу забирают? – спросил папа. – На самом деле, по началу, ты не виделась лишь с сестрой, так как ее стерли, когда тебе было три года, посчитав, что сила старшей сестры является губительной для твоей. Это сделал папа Артема, – извиняющийся взгляд в сторону последнего. – В том плане, что стремясь за сестрой, ты стала очень быстро развиваться и твой дар прорезался рано, но Мудрейшие и решили забрать ту, что тебя ускоряла – кивнула мама. – Мы тогда ошибались. – Папа опустил взгляд на свои руки. – Не видя сестры, ты несмотря на потерю, замкнулась и дар уснул, да, но… до семи лет ты прятала, что магия в тебе не спит. – До восьми, дорогой. Ее отняли в восемь лет, а потом и блок поставили из-за обострившейся войны и череды побед в Зачарованном лесу сторонниками Кукольника, плюс еще Ключник появился... Тогда мы и переехали в мир неволшебников, – поправила мама. – То есть, мое детство было здесь? – я огляделась по сторонам и вдруг перед глазами встала картина, что весела над камином. Огромная, в золотой раме, а главное – на ней был лес и то чудовище из моих так давно потерянных кошмаров. Вернее, красивый статный лев, грифон, что бдил над Невою в своем одиночестве. Рука Артема нежно погладила меня по спине и я поняла, что дрожу. Все время, все чертово время, пока я погружалась в свои сны, то были воспоминания – мои собственные воспоминания, искаженные поставленным блоком. Какой отстой! – Расскажи мне все, прошу тебя, мама! – не утерпела я, – ведь я видела лишь память Темы, – извиняющийся взгляд в его сторону, но он улыбнулся, кивая, мол, ничего, я помню. – Но...как же я оказалась здесь, как подружилась с ним? – Вы познакомились, когда мы переехали в этот дом... Отец Алексея тогда был на передовой, как собственно, и сам он... мой же папа... Не могу об этом... Короче говоря, в тот момент мы лишились дома. Я думала, что потеряла всех и осталась совершенно одна с тремя девочками на руках... Кира еще была совсем крохой – она была здесь, – она указала на свой живот, – получилось так, что дома я была одна. Все мои подруги, соседки и прочие, уже успели сбежать, а я в силу своего положения не могла толково пользоваться магией, да и опасно это для беременных... мне оставалось лишь ждать своей участи, а враг, тогда обманув наших защитников, метнулся в сторону беззащитного населения и я бы умерла, если бы та прекрасная женщина не спасла меня, явившись в наряде Стирателя... Она явно умела брать от своей миссии все, защищая простых людей от открытия мира Завесы и... Она спасла меня, лежавшую в руинах с двумя девочками под боком... это была мама Артема, Зоя Стрельцова, прекрасная женщина, невероятная... Найдя меня там, она не бросила, помогла добраться до безопасности и защитила моих девочек... И стала мне другом. Как я и говорила, у меня было мало друзей среди волшебников, но среди жителей Колдинента, волшебного народца... Так вот, мама твоя, Тема, как я и сказала, приняла меня с тремя детьми, совсем себе незнакомую женщину, читай три рта и в так голодающий дом... Но... Война всегда голод, холод и смерть... И это страшно... Кстати, – мама неожиданно тепло улыбнулась, смахивая пальцами слезы о былом, – помню как встретил тебя этот молодой человек, чумазую, в крови и копоти, а еще поднявшую вой на весь дом! Ох, как же ты орала и эти слезы... И ты даже меня не слушала, – она потянула ко мне руки, готовая снова вот-вот расплакаться, – ты просто орала и ревела, орала и ревела, да так кошмарно... Я правда не могла понять, что же это с тобой такое – ты была целая, всего пару царапинок, там держалась молодцом – и меня, и сестру берегла. Но тут внезапно ты начала истерить, а Зара была спокойной, смущенной, конечно, но тут же освоились, когда Зоя дала ей книжку, но не ты... А потом этот паренек... паренек в испачканных вареньем штанишках... – очередная улыбка ностальгии под сикщеннвм взором Артема, – такой важный... подошел к тебе и крепко обнял. После того момента, кажется, вы всегда были вместе. Коленки ободрать – так вместе, сбежать на улицу без разрешения – тоже вместе. В общем, даже одежду носили одинаковую. И пачкали ее одинаково. – Это выглядит так, словно мы были... – запнулась я на полуслове. Артем издал смешок. – Впрочем, ничего нового. – Простите? – переспросил папа. – А, не, мы же... друзья... Вон, иметь силу, так вдвоем на пополам, – краснея стала оправдываться я. Мама улыбнулась, от нее не убежал румянец на моих щеках и как Артем быстро отвел от меня взгляд. Если она не знала, то сейчас точно догадалась о том, что между нами что-то было. – Ага. Ага, – в итоге подыграла она, кивая головой. – Маа! – Между прочим, Артем... Эмма же должна была стать твоим названным, – вошла с подносом Зоя Стрельцова. Красивая, такая нежная, кожа ее была светлая, чуть ли не фарфоровая; с собранными светлыми, как у сына, русыми волосами в пучок, на талии был забавный передник с ромашками и – и она посмотрела на меня такой большой, такой родной улыбкой! Вспомнилась первая с ней встреча – тогда мы с родителями ехали на каникулы к тете Свете, а Зоя Стрельцова была послана сторожить нас, так как была одной из лучших среди Стирателей и тогда она была в элегантном ярком платье и большой шляпой. Ничего из того, что я увидела тогда – сейчас в ней не было. То есть, она была естественна, минимально накрашена и вся такая – такая настоящая и хрупкая. Но глаза, этот выразительный взор – он был такой же, как у сына. И вот эта красавица вошла к нам, держа поднос с пирожными, а под ногами, путаясь и лапочка на себе одном известном языке, быстро и со счастливым смехом (явно от кого-то убегая!), бегала маленькая сестра Артема в чудесном синем платье с бабочками на плечах. Следом за девчушкой появился и Денис, чей прекрасный лоб украшал бинт с какими-то буквами синим маркером – он скромно улыбнулся, приветливо кивнул и затем нагнувшись, поймал хулиганку на руки под ее заразительный смех. – Бутерброды? – ласково посмотрев на дочь и юношу, названного брата ее сына, спросила Зоя Стрельцова и поманила пальчиком своего сына к себе. Тепло ушло с моей спины. Наши взгляды с Артемом встретились. – И все же, нас связали другие узы, – прошептал он. Явно было что он, как и я, в шоке. Неужели судьба столкнула меня с ним в очередной раз? И почему именно с ним? Я перевела взгляд с него, принявшего поднос из рук матери, на довольного Дениса с маленькой хулиганкой, что громко смеялась, пряча личико на плече того. Или же я связана с ними обоими?