Эмма
Спустившись по истертым временем белым ступенькам в любимых изношенных серых кроссовках, что забавно шлепали по лужам, во двор, я замерла на месте, инстинктивно делая шаг назад. И хотя в тот момент мне не угрожала никакая опасность, там просто... Там был он. Медленно обернувшись, Артем изобразил на губах подобие улыбки. – Все еще спят, я думал потренироваться пока. А ты, оказывается, ранняя птаха... – сказано это было словно он говорил сам с собой. Я постаралась собраться с силами, вернее перестать трястись и нервничать, да наконец думать адекватно в его присутствии. Я сказала: – Я попрощалась с Розой. Теперь здесь только я, – сказав это, я указала на висок. – Теперь понятно, почему ты такая взбудораженная, – кивнул он. «Точно, Артем ведь с путешествия в древнем Египте стал моим кристаллом и любое изменение...» – Нет. Не только по этому, – я сделала нерешительный шаг вперед. Артем спрыгнул с ограды и двинулся мне навстречу. В отличие от меня, он был куда более решительным и прямым. – Ты хочешь что-то сказать мне по поводу того, что умолчала? Или же насчет той сцены с моим названным? Что, Эмма, я наконец достоин твоего внимания? Резкость. В его голосе, таком обычно приятном, вкрадчивом, явно ощущались иглы и они хотели проткнуть меня насквозь – честно говоря, я была бы согласна, если бы это было возможно. – Я ничего не умалчивала. Ты никогда, никогда не давал мне шанса сказать, сказать хоть что-нибудь отличающееся от твоего мнения. Если ты решил – то все, баста карапузы! – следующий шаг в его сторону был более решительным. – Именно ты первым отказывал, именно ты первым говорил «нет». А теперь что? Теперь-то получается я виновата в том, что на нет – и суда нет? – господи, я говорю такими фразами – нашла блин как выпендриться. – Но тогда, в медпункте и... – Я ждала тебя, – с нажимом произнесла я, жмурясь, – я ждала тебя каждую ночь, я ревела, я так ревела, Артем, мое сердце разрывалось. Казалось, что еще немного и я погибну. Что мне оставалось делать? Я.. – Но не с моим же названным. Не с ним. Мне казалось, что ты-то к нему относишься как к брату, что... Не знаю я что, просто я был уверен, что вы просто, черт бы вас побрал, друзья... – Так и было, так все и оставалось... Я ни разу и помыслить не могла о другом, но... – Сейчас ты его девушка, его... Ты понимаешь, что со стороны ты выглядишь как... – Нет, не смей говорить такие гадости. Не смей даже попрекать меня. Я же... Я даже не целовалась с ним толком... – «история о том, как Эмма подарила свой первый поцелуй юноше, спасшего ее в том поезде – благополучно списана за неактуальность, спасибо!» – да, мне совесть позволяла вырезать сей факт, ведь после моего согласия стать девушкой Денису – мы и вправду не целовались. Да он меня трогать за руку лишний раз боялся! – Что!? – две руки поймали меня за плечи и притянули куда ближе к Артему – я так желала его прикосновений – и вот посмотрите на меня, он держит меня, а я готова здесь на месте лужицей расплыться. – Я не целовалась с ним, – повторила я, – глупо было надеяться, что после тех слов в медпункте я могу как все те девушки из фильмов-сериалов благополучно пасть в чужие объятья, когда сердце хочет лишь одного. Тебя. Наши глаза встретились. Очаровательно, я неосознанно оказалась в ловушке его рук, оказалась взаперти, лишь потому что так долго желала увидеть его – я сама заключила себя в его объятья. Сделала все, чтобы он держал меня. Взгляд соскочил на его губы. Сейчас мое желание было так легко исполнимым – только бы дотянуться и получить ответ. – Я хочу... – прошептала я, буквально жадно бегая взглядом от его губ к глазам. Эти зеленые глаза – я всегда тонула, тонула в них! – Эмма, – одна из его рук переместилась ко мне на шею. Я кивнула. Я так скучала, я так ждала этого – он касался меня, его пальцы были такими нежными, такими теплыми – я не представляла, как держалась все это время без него. Неужели возможно быть такой зависимой от человека? Я знала, что здесь нет никакой магии, это не кристалл зовет меня, нет, это было лишь мое желание, моя мечта – этот юноша напротив. Я хотела его. – Пожалуйста, – произнесла я, прикрывая глаза, приподнимаясь на носочки. – Пожалуйста, не будь сном. Его лоб коснулся моего. – Я не сон, девочка моя, – с этими словами его губы коснулись моего лба. – Но ты... Ты и вправду не можешь. Ты будешь потом винить себя за то, что сотворишь. Распахнув глаза, я отрицательно закачала головой. – Нет, ты не слабость. Я точно знаю, где слабость – а где необходимость. – Эмма, я не дам тебе этого. Ты заслуживаешь настоящих чувств, эмоций, а не все то, что было между нами. Говоря все это, Тема улыбался. Это не была довольная улыбка, или же счастливая, в ней была горечь – но я не могла определить причину. С одной стороны, наши желания совпадали, наши потребности были один в один – мы явно не могли друг без друга. Но... – Я понимаю теперь почему именно Денис, – с этими словами он отпустил меня. Взгляд его был хмурым, но решительным. – Для меня он все, Эмма, и ты для него самая большая ценность. Я не отниму то, что дорого моему названному, как бы оно не шло ко мне в руки само. Теперь ты его девушка. – Мы можем... Мы... Могли бы... Если бы только... – Эмма, девочка моя, он тебе же тоже нравится. Дай ему шанс. – Но... Я же... Ты же... – Кто тебе сказал, что я перестану любить тебя, дурочка? Да ты мое самое главное желание с того самого момента, как я тебя увидел. И всегда будешь. Может, Мудрейшие правы, может ты будешь моей в следующей жизни... – Что ты имеешь в виду? Артем поднял глаза к серым тучам, указывая пальцем куда-то ему одному понятно. – Что и сказал. Сейчас мне остается лишь облизываться на запретное и думается, я чем-то заслужил эту пытку. Я снова пододвинулась к нему, уткнувшись лбом в его грудь. – Почему то, что я хочу не может быть моим? В чем смысл быть самым сильным волшебным существом, если вокруг одни нельзя? Артем издал смешок. – По крайней мере, любящие люди тебя не хотят зарезать. Я поняла, что он вспомнил про Нимуэ с Мерлином – и тоже улыбнулась, хватаясь руками за его кофту. – Они уходят от меня, – тихо сказала я невпопад. – Один за другим. Я осталась одна. – Я всегда буду с тобой, дурочка, – отозвался Тема тихонечко где-то над моим затылком, – когда ты поймешь, что отказы в желаниях – вовсе не отказы от нахождения рядом? Я не знала, что ответить, лишь крепче прижалась к нему. Тема не препятствовал, но и в ответ не обнял. Так мы, кажется, простояли около часа, совершенно не заботясь, что нас могут увидеть – в любом случае, Артем в итоге попросил меня, чтобы я ни в коем случае не рассказала Денису про нас, потому что тот мог и отказаться от меня в сторону Артема, но тому этого было не надо – мы пришли оба к выводу, что Денис... он единственный не заслуживает быть несчастным и мы... Мы должны попытаться ради него держаться в своих желаниях. Еще я пообещала себе во что бы то не стало перестать избегать того, кто столько раз был рядом, когда я была одинока в своем сердечном горе. И хотя Артем не знал, но я точно могла уверенно сказать, Денис не глупый и понимал, что нас связывают не столь узы кристалла, как чувства друг у другу, поэтому все время, что я приводила с ним, он ни разу не настаивал, как бы сильно не хотел, он отступал, давал мне время, потому что знал, знал – и любил нас также сильно все равно. Но почему он молчал?Собрание Мудрейших
– Китеж-град? – выговорила в шоке директор школы-пансиона Дома Пяти стихий, хватаясь за сердце. Было ощущение, что еще немного и женщина грохнется в обморок. – Великий град откроется для детей Дома Духа? Она стояла в огромном зале, чьи стены были из настоящей породы красного мрамора, опоясывающего все здесь незамысловатым узором, так красиво отражающимся от свечей в канделябрах, коих по залу было не счесть, рожденного в недрах одной из самых высоких гор полиса, служившем залом Совещаний для Мудрейших, истинных духовиков полиса и, по совместительству, временных правителей. Директор все никак не могла прийти в себя. И хотя встреча с Мудрейшими не вызывала страха, больше нет, учитывая недавнее представление силы всего лишь одной хрупкой девочки – руки, сжатые в кулаки предательски дрожали. Женщина была красива, ее прекрасные голубые глаза сияли яростью, коей не каждая женщина могла похвастаться в присутствии всех Мудрейших, а еще эти острые черты лица и так плотно сжатые губы в недоверии – Елизавет Петрова одна могла не бояться показывать истинные чувства, а также прямо высказывать о них вслух. Мужчины, как только женщина вошла, даже не успев оправить платье после перемещения, набросились на нее своим могуществом, окружив ее в центре зала под огромною люстрой под потолком, чья цепь терялась в тенях так высоко, что сложно было понять насколько. Как сама директор считала, показушное становление кружком должно было стать своим видом предвестником величия – мол, мы тут самые древние, всезнающие старикашки. Но не работало, раздражало. В ответ на вопрос женщине пришла тишина, да легкое эхо того. Директор открыла было рот и тут, эти древние, всезнающие мудрейшие зашевелились. «Ужасные старикашки!» – подумала директор, складывая перед собой руки и оборонительно насупилась. Мудрейшие переглянулись раз. Затем еще разочек. А уж после один из них вспомнил, что перед ними та самая знаменитая женщина директор школы, которую они же сами нарекли нести крест – школу-пансион, доставшуюся ей в «наследство» за вклад в борьбе с Кукольником. Женщина продолжала держаться домом, благо стены замка держали ее ноги на твёрдой поверхности. Метафора. – Сам смысл оставлять девочку и дальше обучаться так, словно она волшебница... вызывает сомнения. Так в чем же удивления, директор, Китеж – такой же град полиса Руси, как и все остальные, просто более... – Более закрытый и нетронутый скверной, что несет Кукольник. Неужели Он готов принять туда детей!? – директор не смогла более терпеть такого пренебрежения к гостю, которого же они сами пригласили и всячески теперь претворялись, что ее нет. Сама по себе Елизавета Петрова была женщиной сильной, она перенесла потерю мужа и потом двух детей. Хотя с последним... Ее рука коснулась плоского живота, словно вспомнив о ком-то давно потерянном, также потерянном, как и вся ее семья. И теперь это... Елизавета переводила вопросительные взгляды с одного Мудрейшего на другого, пока не остановилась на Петре Серове. На удивление, тот впервые не был в знаменитой рясе всех Мудрейших, а в красивом кремового оттенка костюме с иголочки. Он редко одевался как неволшебники, а если его видели в таком наряде – значит, опять встречи с Темными магами и вечными, просто нескончаемыми переговорами о их присоединению к ополчению. Белый – вовсе не знак мира, подумала Елизавета, он опять ушел ни с чем. Единственный, кто хоть как-то пытается объединить магический народ полиса. Но если братья такие... Есть ли смысл объединения? – Правитель ясно дал понять, что ожидает их приезда с огромным нетерпением. А с учетом того, что великий правитель Гномьей горы с таким восторгом описывал невероятную деву с родимым пятном и несущей невероятную магию... Правителя ест интерес. Сами знаете, бессмертные падки на необычные явления магии... – продолжил отвечать тот мерзкий старик, с которым Елизавета вечно встревала в споры. Его затуманенные вечностью глаза даже не смотрели на нее, жидкая бородка при разговоре ходила ходуном, что раздражало Елизавету еще больше. Но она была воспитанная, знала, что Мудрейшие – их духовное наставничество и без них никуда, как бы иногда они не раздражали. Особенно, если бородкой. – Единственный оставшийся из них... – прошептала одними губами директор, окунувшись в омут правды, скрываемой так тщательно и долго. – Вы уверены... Что это наилучший вариант дя ловца снов? Ведь Виктория... Она ведь... Они с девочкой... – Директор, что не знает госпожа Виктория, то ей не повредит – и вы сами давали клятву молчать, когда ваши ноги коснулись камни замка Пяти Стихий – такова ноша директора школы, – резко встрял еще один мудрец, кажется, его звали Ильей, Елизавета не помнила – она жала пальцами виски, ощущая как давит присутствие Мудрейших на нее всю – очевидно, напоминают кто сильный, а кто просто волшебник. Старые хрыщи! – Сохранить жизнь Франческо был одним из важных заданий маленького отряда волшебников – мы потеряли лучших в ту ночь, пусть и ценой разлуки – наш правитель жив... И если наш правитель желает вновь увидеть деву иллюзионистку... – Петр, но вы... Скажите вы хоть что-нибудь, это же... Это... – давка на виски становилась все невыносимее, комната поплыла перед глазами директора. Женщина едва стояла на ногах. Ах, какой черт дернул ее надеть на встречу каблук! – В этот раз, моя дорогая, я придерживаюсь мнения, что и мои братья, в этом году именно дети с Дома Духа отправятся познавать жизнь волшебников по обмену, но не в соседствующий полис как раньше, а в великий скрытый водами град нашего полиса. Это, в какой-то степени, обезопасит приход семилетних волшебников в стены вашего замка... И к тому же, выиграет нам время в борьбе с Кукольником и не затронет тех, кто так заботливо посылает нам Миротворцев. Было бы убийством, послать дите ловца в чужой полис. Вам стоит сейчас приоритетно думать о детях, чья магия начнет свой рассвет в стенах вашего пансиона. Елизавета? Женщина слегка пошатнулась, но быстро пришла в норму. И хоть в висках кололо так, будто ее изнутри избивал рой маленьких озлобленных феечек, Елизавета холодно посмотрела на Мудрейших. Прочистила горло. – Просто признайтесь, что хотите временно избавиться от нее. Что полиса-союзники, заслышав историю про деву Ловца, отказались принимать ее, а не вы решили спасти их от преследующего девочку Кукольника... В замке, как Викторию вам запереть ее не получилось – девочка сбежала как только попала в замок, даже запертый в стенах вашего храма ключ ее силы не испугал ее. А Китеж, великий град... Что жил несмотря на все невзгоды... И, – тут Елизавета собралась с духом, – она же не волшебница. Не думаете, что тамнишние жители могут... напасть на нее? Уверены, что бессмертные маги готовы к встрече с настоящей преемницей Мерлина? Девочка, в чьих жилах магия столь древняя, столь поросшая легендами в разных уголках мира... Забавно. Школа, созданная защищать не столь волшебников, сколь принимать всех волшебных существ и даровать им заветную свободу... Не безопасна... для одной маленькой девочки? – Чего не знают жители, не повредит Эмилии, она хорошо умеет притворяться. – Сказано это было сухо и словно пощечина. Точка. Елизавета понимала, что это не факт, что это не щит для девочки, но не могла придумать слов в нападение, дабы оспорить решение. Она с минуту смотрела поочередно на каждого из присутствующих. А потом сказала: – Это ваше последнее решение? Тишина. На губах директора школу-пансиона нарисовалась улыбка. Она явно не представляла собой ничего хорошего. – Вы об этом пожалеете, – усмешка, – я гарантирую вам об этом. Два неправильных решения приводят к ужасающим путям. Нам не о чем с вами более разговаривать. Опять тишина. – С этого момента, – с этими словами, женщина достала из собранных волос красивую шпильку-иглу. – Я проклинаю вас кровью своей более не ступать по камням замка Дома Пяти стихий, проклинаю вас не видеть его ограды и, – усмешка пробежалась по губам директора, – проклинаю вас потерять дар видеть школу. Шпилька прошлась по вене на ладони директора и тонкой струйкой, рисуя замысловатые узоры, из ранки потекла на камни кровь. Мудрейшие замерли в полном изумлении. – Как когда-то вы прокляли меня, соединив с той школой, я проклинаю вас, – продолжала улыбаться женщина. – Надеюсь, не увидимся более. И директор растворилась в воздухе. Петр обернулся на братьев: – Опасная сила – материнская любовь. Еще опаснее, когда мать теряет дитя. Братья молчали, наблюдая за завершившимся рисунком из крови. – Мы выбрали лучшего директора, – в итоге подумали все вместе. – Она и школа будут жить столько, сколько сердце Елизаветы будет гореть огнем. – Это ее проклятье за потерю не родившегося дитя, – глухо отозвался Петр, выходя из зала.