Эмма
Запрыгнув на мягкие подушки подоконника, я небрежно перекинула волосы на правый бок (так, кажется, Марина играючи обращала на себя внимание?). Взгляд Дениса тут же непроизвольно сбежал с листа потрепанного альбома на согнутых в коленях ногах на мои волосы, подмечая темными, словно небесные дали, глазами как падал свет и играл бликами на волнистых локонах. Улетучив момент, я шумно откинулась назад, чувствуя лопатками прохладу стекла и изобразила на лице всепоглощающую печаль, наворачивая на указательный палец приглянувшийся взгляду художника один из локонов, тем самым гипнотизируя еще больше. Брови Дениса изогнулись. На губах появилась полуулыбка. – Что? – небрежно передернув плечиками, спросила я. – Ты какая-то не такая, – заметил он, изображая в воздухе контур по моим плечам. Я демонстративно осмотрела себя с ног до больших пальчиков на руках и снова пожала плечами. – Грусть напала даже в движении, – мелодраматично прохрипела я и надула губы. По крайней мере, Марина делала всегда так и Филипп тут же прискакивал ее веселить! Взгляд карих глаз метнулся на дверь библиотеки, после чего Денис кивнул. Старенький альбом лег около его бедра, а все его внимание обратилось ко мне. – Понимаю, здесь явно не хватает развлечений. Я постучала указательным пальцем по подбородку. – Скорее, ты хотел сказать, мы совсем не остаемся наедине? От прямоты вопроса, Денис опешил, ноги спустились с подушек дивана на пол. Он подался вперед. Проведя рукой по черным, как вороново крыло, волосам рукой, юноша сказал: – Я... Я думал... Я хмыкнула. – Нет, правда, после той сцены перед Темычем... – он втянул в себя воздух, а потом на одном дыхании сказал; – не было и дня чтобы я не подумал о тебе, о нас, в смысле, и все это... И тот поцелуй... Я соскочила с подоконника и стремительно подошла к нему. – Какой поцелуй, этот? – я наклонилась над ним и очень нежно коснулась губами его губ. Лишь слегка, но и этого было достаточно, чтобы во взгляде Дениса вспыхнуло, а мое сердце засобиралось сбежать из груди. – Мои губы как-то влияют на тебя... Не так ли? – Знаешь... – его пальцы, точнее даже, кончики его пальцев пробежались по овалу моего лица. – Эмма, арымдаво...* Удивлённо приоткрыв губы, я была готова уже уточнить, что это значит, когда его губы вновь коснулись моих. – Невозможная, – прошептал он, слегка отстраняясь от меня, дабы смотреть мне прямо в глаза. Я пожала неопределенно плечами и улыбнулась. – Я хочу как можно чаще это слышать, – прошептала в итоге в ответ, хватаясь за его ногу, готовая вот-вот упасть. Ох... И это была чистая правда! Мне так понравилось услышанное от него... От этого с виду холодного, не такого как все, юноши слова о моей невозможности. И я надеялась в том самом ключе! Он открыл было рот, чтобы ответить, явно готовый к дальнейшему флирту, но тут в комнату влетело нечто, что называлось младшей сестрой Артема с всплеском шума и смеха, – от того, что нашла Дениса, малышка впадала в восторг и не могла молчать. Мы, пойманные врасплох, отскочили друг от друга. Я оказалась резво в метре от него, поправляя волосы и смотря в окно на мягкой подушке соседствующего с диваном креслом. (Не думала, что обладала такою прытью!) – Я надеюсь, ты мысль не по... – но не успела я договорить, как следом за маленьким торнадо появились Артем, Филипп и мой папа. – Думаю, мне стоит поговорить об этом с Темой, – поймал на колени малышку Денис и счастливо заулыбался. Вот у кого поклонников хоть отбавляй! Я нерешительно сжала себя руками и кивнула. Хотя он вряд ли это увидел. – Ты попробуй, – после этих слов, я фальшиво улыбнулась и встала с дивана. Незаметно подмигнула Денису, все-таки попытавшись вселить в не запретного для меня юношу идею о том, что мы могли бы... попробовать. С другой стороны, надеяться на попробовать, учитывая зачем я пришла сюда и для чего на самом деле искала – было низко и подло. Но он таки привел того, кого искала я на самом деле. – Эмма? Наши глаза встретились. Золото против тайн океана. Артем. Всего мимолетно, как бы невзначай, но такой пристальный взгляд. Тело покрылось мурашками. Если до этого момента он не знал, то теперь знает... Знает о нас с его названным. Моргнув, наши взгляды потеряли контакт. – Эй, малышка... – устремился в нашу сторону Артем с широкой улыбкой, будто бы не замечая меня, узнав или почувствовав через отголоски связи с названным о произошедшем минуту назад. Перед собственными глазами беспощадно, не давая и вдоха сделать, стояло то, как руки Дениса держали меня за подбородок. Как его темные глаза смотрели, упиваясь, даря невыразимое словами чувство тепла. Как его губы... Я закусила нижнюю, снова поймав себя за плечи. И я резко нырнула под руку Артему, да так, что он врезался (я специально!) в меня, поймал меня за талию, дабы я не упала и вместе с тем получил в свободную руку записку. Наши взгляды встретились. Артем подозрительно усмехнулся, сжимая в пальцах записку и явно давая понять, что раскусил мои игры. Да, сейчас я играла на чувствах его названного, что привело его сюда, якобы по следам сестры. Но мы оба знали, что он пришел сюда из-за всплеска эмоций Дениса. Из-за меня. В эту игру мы могли играть оба. Однако, был тот, кого мы одинаково любили. Но почему-то его приходилось использовать... Отстой.Александр
Я сидел на холодном полу коридора второго этажа дома Стрельцова и внимательно разглядывал ручку двери одной их гостевых комнат; понимал, что не должен так поступать, но не мог иначе. Эмма бы сказала, что сердцу не прикажешь, но... Я понимал, что эгоистичность моих помыслов здесь среди проигравших, но я был должен узнать про Киру Гордееву хоть что-то! На ручке двери было несколько едва различимых царапин – очевидно, каждая из них имеет свою историю, скрывающуюся многолетним слоем полироли и средством дезинфекции, но мне было так интересно узнать каждый день, каждый момент – царапины как и шрамы, они несут свои истории, что внимание к ручке двери стало как само собой дополнением. За дверью внезапно повысился градус, точнее, голос, но ощущение, что все то время, что я терпеливо ждал, там, за дверью, медленно, но верно повышалась температура, а сейчас она резко подскочила и... – Она наша дочь, ты спокойно дашь ей отправиться туда? – кричал Алексей Гордеев. – Поэтому и отпущу, – выкрикнула в ответ Карина Гордеева, а затем чуть тише добавила: – Я не в силах ей противиться, а тем более, после того, как пришло письмо Мудрейших. Милый, – перешла она чуть ли не на шепот, похожий на мурлыканье кошки, – Эмма справится. Мы справимся. – Я уже вижу, – огрызнулся он, – ты ей рассказала, почему мы приехали без ее сестры? – Некоторое незнание защитит ее, – будто получив поддых выдала мама Эммы, – я не могу потерять свое младшее дитя в угоду этим стариканов... – Но теперь служба Зары под сомнениями Мудрейших, – отозвался тихо папа Эммы. Зары? Кто такая... Что за имя... Кажется, Эмма упоминала однажды... Но... Служба, потерять? Стоило бы уйти, стоило бы перестать – но я не мог, я хотел, хотел бы знать о чем речь – что родители Эммы опять утаивают от дочери. А как же Кира, куда они дели ее? – Я уже говорила с сестрой. Служба Зары давно подошла к концу, ты помнишь как короток их срок... Они... Мы отдали одну дочь, чуть не потеряли вторую... – очевидно, Карина Гордеева пыталась убедить мужа в своей правоте. – Инна готова, эта девочка решила разделить чашу со своими сестрами, Света... Она готова отпустить дите в услужение Правде Оракула, как мы... Мы скоро... – Одна жизнь в обмен на другую, – фыркнул Алексей Гордеев, явно не убежденный и не готовый больше рисковать хоть кем-либо в угоду грандиозных заговоров во спасение. – Я отдал свое дите, теперь должен отдать чужое, так как мое дите погибает... Кто я после этого?.. На что я обрекаю свою племянницу? Нет, Инна не станет! Хватит! Надо рассказать Эмме, она справится... Мы сможем и тогда она не пойдет... Не уйдет... Карина долго молчала, после чего произнесла едва различимо в этой наступившей гнетущей тишине: – Киру я им не отдам. Достаточно того, что у меня проклят ребенок из-за халатности Мудрейших; достаточно того, что второго я отдала, чтобы эта Сила не убила проклятого... И теперь я должна отдать младшую, чтобы мое первое дитя... Оно... – и тут послышался плачь. Надрывной, из самых глубин ада души Карины Гордеевой. – Почему должны страдать мои дети, почему только мои?.. Почему я должна нести эту чашу? Почему, почему? Милый, скажи мне, почему я должна терять дочерей, когда эти святоши перепутали время и миг возвращения Розмарин Грей в этот мир? Почему мой ребенок должен отдать свою жизнь лишь за то, что хотела помочь моим девочкам, ради чего и стала Оракулом? А почему другой, которому-то страшно от дара взрывателя, должна на плечи упасть та же участь, что и старшей, хотя они обещали, что Кира будет не тронута? Карина Гордеева громко глотнула воздуха, будто бы до этого набравшись воды и теперь ей было нужно отдышаться. – Жизнь взамен жизни, так они говорят, – отозвался он глухо. – И ты со своей сестрой собираетесь обмануть их при содействии Инны. А девочка в курсе на что идет? – Света сказала, что они не тронут ее. Она читала, она уверена... Инне ничто не угрожает, этот дар не тронет ее... А Зара станет свободной и... Кира... И... – Но вы не знаете наверняка! Подмена не выход. Ты же знаешь, за магию нужно платить. Карина Гордеева что-то проговорила в ответ, что-то серьезное, в голосе и интонации были уверенность и вера – но я уже не слушал. Я уже не слышал. Тут даже идиотом быть не надо, чтобы понять, что что-то должно произойти из-за чего должна погибнуть сестра Эммы?! «Кира!» – в ужасе подумал я, хватаясь за лицо. Нет, только не моя девочка, только не моя прекрасная... Как не на своих ногах, я развернулся и пошатываясь, вначале очень медленно, а затем стремглав, устремился искать своих друзей. Мы должны остановить этот непонятный беспредел, должны... Должны...***
Пересказав все так, как помнил, я схватился за голову и стал безмолвно молить всех существующих и также немыслимых богов отозваться, помочь – спасти и найти. Я кажется начал сходить с ума. На плечо упала Маринина рука. Легкое поглаживание ее светлых локонов после, охвативших меня ароматом жасмина, фрезии и розы. – Мы справимся с этим. Мы спасем их всех, но для начала... Где Эмма? – отозвался Филипп сухо. – Я не видел ее со вчерашнего вечера, – честно ответил Денис, останавливаясь рисовать в неизменном альбоме на коленках и поднимая грустные глаза на дверь. – Я помню только, что она вышла из гостиной, когда пришли вы: Артем, дядя Алексей и ты с масяней. Филипп нахмурился, затем сказал: – Да, я потом пошел за ней, но она не очень-то горела желанием говорить, и как только я ее нагнал, пожаловалась на головную боль и ушла, – вздох, – куда она могла затеряться? Марин? – Я заходила к ней, – она медленно убрала руку с моего плеча, перед этим сжав в знак поддержки, – так как ты сказал, что ей плохо, я решила сварить ей чай из трав, как учила мамочка, но когда я постучала, ответа не было, – призналась она, поправляя волосы в наспех собранном хвосте и присаживаясь подле меня на диван. – Я зашла в комнату без приглашения и там никого не было. И ощущение было, что довольно дав.... Ой, Воробушек, – от изумления, Марина подпрыгнула, но вовремя поймала котика, чтобы тот не грохнулся с ее коленей. – Это что за нападение? – начала она было ворковать, а затем в шоке выпучила глаза. – Мальчики, – тихо, чуть ли не беззвучно сказала она, – вы бы отвлеклись... – Значит, она может быть где угодно. Библиотеку я проверял, – как ни в чем не бывало продолжил диалог Денис. – Да, на кухне ее тоже нет. И еще... Тетя Зоя после завтрака также не видела Артема и.... – кивнув, отозвался Филипп. – Артема? – вмешался я, слегка успокаиваясь и решаясь собраться – если я буду жалеть себя, я никому, и уж тем более себе, не помощник. Это не очень похоже на меня – я всегда сражался до последнего. Просто эта девчонка, эта... И тут Марина в ужасе выронила кота. Тот ловко приземлился на лапы, глянул на нее из-за правого плечика, потом запрыгнул на кушетку и заговорил человеческим... женским, нет, девчачьим голосом: – Настало мое время познакомиться с вами, – кот гордо выпрямился, поочередно смотря в глаза каждому из нас. – Теперь я могу выйти из фамильяра Эммы. Кот приоткрыл ротик и из него вылетел маленький шарик света, который тут же начал разрастаться, принимая облик тела, и когда он сформировался, свет обрел контуры, обрел очертания. Фыркнув, Воробей помял лапками кушетку и удобно пристроившись, тут же уснул. Тем временем свет полностью приобрел форму и он... Она... Да, она, сделала шаг вперед: – Рада нашей встречи. Я – Зара, старшая сестра Эммы. А также – Оракул.Эмма
Я нерешительно положила пальцы на шершавое железо ручки. Сделала глубокий вдох и потянула. Со скрипом и предполагающимся усилием, дверь поддалась и открылась вовнутрь. Там, за дверью, послышался шорох чьих-то ног. Всего пара мгновений и вот я прижата к его груди – я точно знала, что это он, я всегда узнаю его, стук его сердца. Я сделала глубокий вдох, обнимая его в ответ. Дверь позади меня закрылась и нас спрятал сумрак. Я очень медленно подняла на него свои глаза и на губах тут же расцвела улыбка. Он здесь, он пришел. Он все еще мой. Как же я его люблю! И хотя он хотел, чтобы я видела перед собой неприступную гору, я же все равно под наигранной холодностью видела любовь и нежность. – Ты пришел ко мне, – подала я голос. – Ты еще сомневалась? – грубо отозвался он, показывая записку, – Эмма, ТЫ головой думаешь? – Если бы я ей не думала, был бы ты тут? Момент тишины, потом смешок: – Точно, это очевидно, – его длинные теплые пальцы пробежались по моей щеке. – Я всегда прихожу, когда ты просишь. Несмотря, – это далось ему тяжело, – ни на что. – Артем, – произнесла я его имя с придыханием и внутри так было тепло, будто солнышко выглянуло в прекрасный летний вечер и осветило крыльцо дома, укрывая теплыми лучами-объятьями. – Достаточно, цыпа. Скажи мне, что это за спектакль с моим названным? – его голос снова перешел на сталь. В глазах молнии. Я нерешительно положила ему на руку свою ладонь и сжала пальцы. – Я не использую его, – в защиту сказала я. – Но я... Я не могу объяснить своих действий. И я посмотрела в его молнии, готовая к каре. – Ты любишь меня, но целуешься с ним... Ты думала, я не увижу? Не почувствую через отголоски былой связи? – Я... – его рука хотела было покинуть мою щеку, но я не дала ему этого, крепче сжав свои пальцы на его руке. – Мы здесь не для этого, – в итоге выдавила я из себя, чувствуя, как по щекам катятся непрошенные слезы. Я понимала в тот момент, что должна сказать, должна рассказать – но не могла, я... Я не хотела, чтобы он знал, что у меня есть чувства и к Денису. Вот вся правда. В библиотеке я целовалась с тем, кто мне нравился потому что просто хотела, а не чтобы призвать туда Стрельцова. Но нужна ли эта правда? Но, подсказывало мне сердце, даже мое молчание давало ему ответ куда правдивее, чем если бы я произнесла это вслух. И хотя он рук не убрал, продолжая нежно водить пальцами по коже, в глазах его горела боль. И это... Это было самое ужасное, что я видела – я причинила боль тому, кого люблю и кто любит меня, но... Я не могу быть с ним. Не в этой жизни, очевидно. Артем в итоге сказал: – Зачем тебе нужно в Чародей? Под пытливым взглядом, полном недоверия, я выдала все как на духу, под конец добавляя: – Я уверена, Адам может нам помочь, но моей силы недостаточно, чтобы вытащить его оттуда. Мне правда нужно встретиться с его братом, а единственный кто может мне это устроить – Себастьян и я... Я... – я протянула ему письмо. – Мне очень нужно оказаться там, пока есть возможность, но мои родители и друзья вряд ли дадут мне это сделать. И ты... – Кто бы сомневался, – вставил свои он пять копеек. – Ты единственный, кто знает, как отсюда сбежать и не дать быть пойманным. Плюс ко всему, я буду не одна. И... Артем задумчиво провел рукой по своему подбородку. – Это все кажется неправильным, я знаю, – поспешила я. – Я... Я понимаю. Я не должна просить, не после всего, не после... Но... Артем, – я поймала его руку и заключила ее в своих маленьких ладошках, прижимая к груди, – ты единственный, кто поймет. Наши глаза пересеклись. Золото против океана – я точно утону в нем, потеряюсь в бездне – останусь вся целиком, глубоко в его пучинах и лишь он будет знать, где спрятано сокровище. – Гордеева, почему ты не доверяешь могучей кучке всякий раз, когда дело касается прошлого? – Потому что... – я не знала что и ответить. Я просто пожала плечами, тихо, скорее для себя, добавляя: – им не понять ее сердца. – Ты думаешь, я понимаю? Я отвела взгляд и кивнула. – Однажды ты сказал, что Роза любила лишь одного брата. И она согласилась с тобой, когда ты произнес то имя. – И?.. Что это меняет? – Я думала иначе. Даже с тобой... Я тоже ошибалась. Он неожиданно потянул руку на себя, но я сжала ее пальчиками сильнее к себе. Он покачал головой, осторожно отнял у меня свою руку лишь для того, чтобы прижать ею к своей груди, нежно, но резко охватывая мою талию и притягивая к себе. – Ты смотришь на меня как кролик на удава. – Потому что ты и есть он, – без сомнения сказала я, смотря ему прямо в глаза. – Тем не менее, мой названный... Однажды, когда на небе будет ясная погода, когда солнце окрасит небо в ванильный цвет любимого мороженого из детства, а перед нами будет поля подсолнухов, взирающих и тянущихся головками к солнцу, тогда, невзирая на все обещания, всю причиненную боль, я скажу ему – он моя единственная любовь. Он – моя судьба. Однажды, когда мир даст мне хоть пару минут – я обязательно скажу ему, не взирая на боль, причиненную тому, с кем я в итоге осталась. Тогда, когда и время, и жизнь замрут – мой единственный узнает, что есть любовь, чье название – печальная. Я нерешительно перебила: – Если ты знаешь ответ про Розмарин, ты знаешь. – Это все, что я сказала ему. И в очередной раз решительно поймала его взгляд. – Печально сердце, чья любовь запретна, – внезапно сказал он. – Печальна любовь, чьи руки – сети печали. Печальны сети, чья клетка – то сердце в начале. Ладно, цыпа, я помогу тебе выбраться отсюда. Но ты пообещай мне, что будешь дарить ту любовь, что заслуживает мой названный, невзирая на те путы, что пали на твое сердце. Он все еще смотрел мне прямо в глаза, а я не смела отвести взгляда – я так любила эти зеленые глаза, так не могла без их искорок в уголках – я уже тонула, уже была там – я сама выбрала свои путы, сама же выбросила ключ. Какой же рок, аж смех берет! Тот, кого я изначально готова прибить была – тот, кого я не смогу получить. – Ты будешь очень любезен, – кое-как выдавила я, медленно отодвигаясь. Артем не стал противиться и его рука упала с моей талии, словно у марионетки отрезали нить и та безвольно повисла. Вот бы сейчас лишиться этих самых нитей. – Я обещаю, я не сделаю ему больно. Я не заслуживаю его любви и сделаю все, чтобы он в ней не терялся, покуда я буду нужна ему. Кивок. Я уже хотела еще что-то сказать, но он схватил меня за руку и потащил по коридору к лестнице в подвал. – Надеюсь, ты не боишься сырости!***
– Как-то все изменилось, – проговорила я едва слышно, выглядывая из-за спины Артема и снимая капюшон толстовки. – Буквально недавно тут было... – Это не твоя вина, – тут же поспешил уверить меня он, продвигаясь вперед по улице, – с того момента, как ты сбежала с похорон, многое произошло. Я нерешительно замерла, смотря направо. Заколоченные досками витрины, явное запустение – казалось, что в Чародее произошло нечто большее, чем могло прийти на ум – страх ли, лишняя осторожность ли – что подвигло живущих здесь покинуть дома, закрыть лавки, уйти с насиженного места? Разве не я? Я и разрушения – отказ встать во главе полиса обернулся для жителей, да обитателей трагедией. Нет, я виновата. Артем развернулся и вернулся на пять шагов назад. – Идем, нам нечего здесь торчать. Ваша встреча назначена у трактира в пять, а у нас в запасе всего пятнадцать минут, – прямо перед лицом появилась протянутая его рука. Я снова глянула на заколоченные лавки и решительно вложила в его руку свою. Я никогда не сомневалась и не боялась рядом с ним, он был моей опорой, верой – сейчас я должна поверить, зная правду. На губах появилась глупая влюбленная улыбка. Проще притвориться, проще соврать… хоть разочек! Пальцы Артема нежно, но крепко сжали мою руку и он тут же потянул нас прочь от заброшенных лавок, от лишь намека о том, что в Волшебном сообществе начались трудные времена. Я знала, что он хотел скрыть от меня, я понимала его стремления, но к сожалению, я и сама многое видела и слышала, когда находилась в доме Страховых и путешествовала по чужим снам в поисках Себы. Да, я видела боль, я видела кровь, я видела пожарища и видела слезы – как много страдало людей, как много желало найти их покой во снах и я – я даровала им эти сны, отчаянно ища встречи со своим прошлым. В сердце навсегда отпечаталась малютка, моя первая названная гостья в моем вечном ночном скитании – тогда со мной еще была Роза! – девочка смотрела большими заплаканными глазами на меня, зовя то и дело свою маму. Мир ее сна так часто менялся, то вспыхивая пожаром, то криками ужаса – сложно было не догадаться, что произошло в тот момент, когда спрятанный ребенок, все слышал и видел – упал в мир сна. Девочка ушла в мир Морфея навсегда, ее не смогли спасти в сильном пожаре, но если бы она выжила, то осталась совершенно одна и могла бы попасть в более ужасный мир. Я не дала ей проснуться той ночью, заставляя играть со мной, пока смог медленно накладывал на шею ребенка петлю. Я помню то ощущение покоя и легкости, когда душу дитя разделили все петли тела и она свободно стремилась на голос матери, совершенно не замечая своего тела под нашими ногами. Глаза невольно поймали плакат с просьбой оставаться дома и иметь при себе кристаллы или зелья для возможности создания портала. Глаза видели и облупленные остатки зданий, видели – но не смели говорить, что я все понимаю – я давала Артему тащить меня, продолжая по-дурацки улыбаться, словно ничего не понимая. Впереди меня ждала встреча. Самая важная встреча. Та, которую я так долго откладывала. Настало время увидеть того, кто был мне предком, кто даровал этому миру женскую линию Серовых, продолжателей рода Грей, основательницы одной из Пяти Стихий. Николас.