преданные друг другу

      Долгий сон, как бесконечное падение в темноту. Именно так чувствовал себя Га Он, открыв глаза, но сразу зажмурившись от яркого ночника. Тело до сих пор казалось тяжёлым, и он с трудом приподнялся на локте, фокусируя взгляд.       — Тебе что-то посыпали в бокал шампанского, — отложив книгу, Ё Хан пронзительно посмотрел на парня, всё это время проведя рядом с кроватью, пока Га Она бросало в жар, который чередовался с дрожью.       — Прости, я должен был послушать тебя, — хрипло проговорил Га Он, чувствуя горечь во рту, дрожащей рукой беря стакан с водой на тумбочке, делая несколько больших глотков.       — Это ты прости, что повёл себя грубо, но если бы не я, то это были бы они. Им нельзя перечить, Га Он-а, — Ё Хан понимал, что не стоило оставлять младшего одного, учитывая, что тот никогда не посещал подобные места. Именно поэтому всё то время, пока Га Он был без сознания, он винил себя.       Свесив ноги с кровати, Га Он неуклюже поднялся, делая несколько шагов, чтобы оказаться на коленях мужчины, крепко обнимая его, как необходимое успокоение.       Утыкаясь носом в шею Ё Хана, он хотел поскорее забыть о мерзком вечере, проведённом среди настоящего мусора. А ещё, Га Ону не хотелось вспоминать ту женщину, пытавшуюся своими уловками подвести его к сомнениям.       — К тебе никто больше не приставал? — Будто читая мысли младшего, мягко уточнил Ё Хан, и Га Он почувствовал себя ужаснее, когда предпочёл солгать, слабо мотнув головой.       Положив тёплые ладони на щёки Га Она, Ё Хан совсем нежно дотронулся губами до его губ, всего лишь оставляя невидимые следы от касаний, но при этом утешая. Это было похоже на неозвученные слова любви.       Ё Хан продолжал невинно целовать, пока Га Он неподвижно сидел на его коленях, прикрыв глаза, выдавая себя подрагивающими ресницами. Казалось, что подобная ласка была так давно, настолько Га Он нуждался в проявлении чувств. Теснее прижимаясь, когда почувствовал пустоту, Га Он предпочёл спрятать лицо на его плече, прерывисто выдохнув.       Некоторое время они просто молчали, пока Ё Хан невесомо водил ладонью по его спине. И, когда Га Он решил посмотреть ему в глаза, то невольно замер. Ему казалось, что они оба расслабились, но, глядя на сосредоточенный расчетливый взгляд мужчины — это было не так.       — Ё Хан? — Тихо позвал Га Он, увидев, как резко изменился его взгляд от холодного к тёплому.       — Тебе нужно ещё поспать, — произнёс Ё Хан, ничуть не напрягаясь, подхватив Га Она под бёдра, он перенёс его на кровать.       — А ты? — Га Он отчаянно попытался схватить его за руку, но Ё Хан так быстро ускользнул, остановившись лишь у двери, даже не повернувшись к нему.       — Собираться, сегодня последний суд над Ли Ён Мином, — и снова лицо Ё Хана стало хладнокровным.       — Ты не скажешь, какое наказание выбрал? — Вопрос, повисший в пустоте, когда дверь за Ё Ханом закрылась.       Всё ещё глядя на то место, где только что стоял мужчина, Га Он устало выдохнул. Он не мог забраться к нему в голову, но точно знал, что бывали моменты, когда Ё Хан закрывался от всех, от Эллии, от него. И это было неизбежно. Своеобразная защита близких для него людей, которой он оправдывался, и которую Га Он никогда не понимал, сжимая губы.       Ё Хан не хотел, чтобы Га Он пострадал, и, сражаясь с Ча Гён Хи через её сына, он нарочно отталкивал младшего подальше, чтобы месть не отразилась на нём. Это было разумно, даже, если Га Он желал быть с ним при любых обстоятельствах, Ё Хан не мог позволить себе поставить его жизнь под угрозу. Именно поэтому, молча покинув комнату, Ё Хан верил, что поступал правильно.       …       Первая половина дня прошла, как в тумане. Га Он так и не смог уснуть, хотя честно старался. Решив, что не станет ждать прямого эфира суда, он направился подышать воздухом. Это был второй раз после взрыва, когда он покидал дом.       В то время как Га Он покупал продукты на ужин, в центре Сеула начался настоящий хаос. Кто-то бежал с едва различимыми криками: «Кан Ё Хан! Мы за Кан Ё Хана». Другие же стояли на месте, шумно аплодируя, глядя на большие экраны. Остальные же не могли оторваться от телефонов, также бурно присвистывая.       Сжимая пакет в руке, Га Он поднял взгляд на ближайший экран. Наказание, которое подлежало немедленному исполнению. Порка на глазах всего народа страны — это именно то, чему все так восхищались. Это именно то наказание, которое выбрал судья Кан Ё Хан для сына министра юстиции.       Га Он не мог поверить в то, что видел, что происходило на самом деле.       — Да что ты такого придумал, что я остаюсь в неведении?       — То, что тебе не понравится. Это жестокая несправедливая игра, и все средства оправданы.       …       Не помня, как добрался до дома, Га Он просто следовал к Ё Хану, сильнее злясь, когда увидел его равнодушный взгляд и то, как он непринуждённо читал книгу.       — Ты так и будешь обо всём молчать? — Сжимая челюсти, сухо спросил Га Он, оказавшись по другую сторону стола, за которым совершенно спокойно сидел Ё Хан, удерживая в руке чашку.       На самом деле, Га Он не мог точно сказать, что его задело сильнее — то, что его лишили права знать об итоге суда заранее или, что Ё Хан уподоблялся дьяволу, применяя извращённые наказания.       Даже, если Га Он понимал, что методы мужчины будут не общепринятыми, не теми, какие меняются под властью денег, он наивно верил в изменение системы, в победу справедливости.       — Если бы сказал, ты попытался бы остановить меня, а мне это не нужно, — мирно произнёс Ё Хан, переведя мягкий взгляд на Га Она, всем своим видом показывая, будто разговаривал с эмоциональным ребёнком.       — Откуда ты знаешь? — Зло произнёс Га Он, ненавидя, когда решения принимались за него. А ещё сильнее разгораясь, когда слышал его безмятежную интонацию.       — Я слишком хорошо тебя знаю, Га Он, — беспрепятственно ответил Ё Хан, ещё не закрыв книгу, переведя взгляд на страницы, будто разговор был окончен, пока Га Он лишался контроля над эмоциями.       — А я тебя — нет, — несдержанно выпалил младший, не обращая внимания, что ним управляла обида, а главное — что своими действиями он подтверждал свою несостоятельность, как равного взрослого.       — Что? — Если Ё Хан и смотрел в книгу, то, конечно, лишь для вида, внимательно слыша сбивчивый голос парня.       — Что я ещё не знаю? Что я о тебе не знаю? — Уточняя, теперь Га Он выглядел холодно, на автомате бросая вопросы, от которых воротило, которых хотелось избежать, но Ё Хан, будто нарочно подталкивал его, не давая быть единым целым.       Только подумав, что это заденет Ё Хана, и он перестанет быть таким бесстрастным, как Га Он встретился со спокойным взглядом, в котором отсутствовали какие-либо эмоции. Его руки задрожали.       — Га Он, успокойся, — мягко внушал Ё Хан, смотря прямо в его душу.       — Ты применяешь жестокость вместо стандартных приговоров, как будто ты действительно дьявол, — вместо того, чтобы успокоиться, Га Он лишь повысил голос, сжимая кулаки. Если бы не стол, он сделал бы шаг ближе.       — Этого хотел народ, — заученно произнёс Ё Хан, внимательно смотря в глаза парню, видя гораздо больше, чем жажда справедливости — желание быть ближе.       — Правда? Или ты прикрываешься народом. Чего я ещё не знаю? Что это ты убил своего брата? — Необдуманно выпалил Га Он, сразу понимая, что это было грязно, когда увидел померкшие глаза, в которых отразилась пустота.       Отбросив книгу, Ё Хан резко встал, молча обходя стол, пока Га Он не двигался, чувствуя холод, охвативший его тело.       Когда рука Ё Хана сжала ему шею, Га Он позволил себе жалко схватиться за его запястье, грубо столкнувшись спиной со стеной, в которую его вжали.       — Повтори, — тихо процедил Ё Хан, не сводя прожигающего взгляда, сильнее сжимая шею на вялую попытку младшего сделать глубокий вдох.       — П… Прости, — хрипло выдохнув, Га Он закрыл глаза, борясь с болезненной пульсирующей болью в висках, когда стало невозможно дышать.       Ё Хану и самому было тяжело. Тяжело причинять боль Га Ону, когда всё время оберегал его, но, как того поглотили эмоции, так и его охватил безудержный гнев. Столь резко, как и схватив младшего, он также отпустил, оттолкнув в сторону, делая дополнительный шаг назад, защищая от себя.       Ударяясь о пол, Га Он зашёлся судорожным кашлем, прижимая дрожащую ладонь к шее, всё ещё чувствуя на ней сильную руку. Тело не слушалось, не поддаваясь на попытки подняться на ноги, оставаясь искорежено лежать.       И сдерживая желание помочь, Ё Хан сжал челюсти, смотря, куда угодно, но не на Га Она. Ещё бы чуть-чуть, и он сдался. На языке уже вертелись извинения, и это вопреки тому, что именно младший всё затеял, зная, как поглубже ранить.       — Ким Га Он, — так Ё Хан обращался только в случае, когда парень действительно облажался, — с кем ты разговаривал?       Через боль сглотнув, Га Он избегал пытливого взгляда. То, что Ё Хан хорошо знал его — это было настоящей правдой, как и сейчас, понимая, что подобные выходки, даже на эмоциях, могли быть спровоцированны кем-то извне.       — Это не влияние профессора, — спокойно продолжал старший, хотя от одного взгляда на парня, всё ещё находящегося на полу, с ярко-красным следом на шее от его руки, его выворачивало наизнанку. Он сожалел, когда должен был поступить намного сдержаннее.       Опираясь на подлокотник дивана, Га Он медленно поднялся, сумев встретиться взглядами, наполненными у обоих раскаянием.       — Если я что-то не говорю тебе, то это всегда ради твоей безопасности, но, если тебе хочется верить в другое — то это твой выбор, — хрипло произнёс Ё Хан, больше не смотря на Га Она, оставляя его одного.       Отпуская опору, Га Он сполз на пол. Сжав дрожащими руками волосы, он тихо зарыдал.       — Чего я ещё не знаю? Что это ты убил своего брата?       Всхлипывая, Га Он зажимал рот рукой, не в силах поверить, что именно он произнёс эти слова, что сделал то, чего от него хотела та женщина, подведя к черте.       Едва различимо вспоминая болезненный взгляд Ё Хана, Га Он не увидел в нём ожидаемого разочарования, и это лишь прибавило вины, насколько мужчина любил его, пока он позволял себе усомниться в порыве злости.       Всё ещё давясь слезами, Га Он безразлично смотрел на книгу, также, как и он, лежащую на холодном полу. Он желал, чтобы удушение принесло ему больше физической боли, как наказание.       Он обещал, что больше не позволит никому влиять на него, видя только Кан Ё Хана, человека, который вытащил его из тьмы.