16
15 февраля 2022 г. в 16:10
Всё стало казаться кошмаром, когда Га Он услышал, что виновный в смерти его родителей, никогда не сидел в тюрьме. Вера в справедливое наказание, которое он должен был понести, превратилась в наивное спокойствие, усыпившее души пострадавших людей.
— Это ведь неправда? — Сжимая перед собой руки, Га Он жалко взглянул на Ё Хана в попытках найти проблеск обмана, только бы не поверить в жестокие слова.
— Хотелось бы мне, чтобы это было ложью, — выдохнул Ё Хан, медленно покачав головой.
Было сложно рассказать правду, слишком хорошо помня все истерики младшего, когда они только встретились. Даже сейчас, спустя много лет, Га Она временами мучали кошмары, которые не могли так просто исчезнуть.
Просыпаясь с криками, Га Он утыкался в грудь Ё Хана, стараясь послушно глубоко дышать до тех пор, пока не приходило осознание реальности.
— Ты давно это знал? — Хрипло выдохнув, Га Он неотрывно смотрел на его лицо, пытаясь увидеть ответ без слов, подавляя едкое предположение, в котором Ё Хан имел личный мотив молчать. Ненавистная сторона сомнений, которая съедала Га Она изнутри, пыталась победить.
— Нет, я изучал прошлое Ча Гён Хи, и она привела меня к делу твоей семьи, — без промедлений произнёс Ё Хан, предполагая, что мог надумать его мальчик, выглядя донельзя уязвимым, продолжая сжимать свои дрожащие руки.
— Это она освободила его? — Его голос дрогнул, когда возможный исход, в котором замешана влиятельная фигура с невероятным обхватом власти, мог оказаться горькой правдой. Сжимая руки, Га Он не заметил, как ногтями болезненно впился в побелевшую кожу.
— Я ещё разбираюсь, не торопись с выводами, — Ё Хан избегал резкости, лишь бы не задеть сильнее, мягко перехватывая его руки, разводя их в стороны.
— Ты предлагаешь посидеть в сторонке? — Ожидаемо закипал Га Он, резко отступив от старшего, встав с дивана, нервно путаясь ладонью в волосах, взъерошивая их.
— Га Он, ты не в себе, — вразумлял Ё Хан, когда было совсем не просто, и он это понимал.
— Ублюдок, обманувший моих родителей, которые не смогли жить дальше — бесстыдно продолжает жить на свободе, — несчастно выкрикнул младший, не находя себе места, ходя от дивана к столу.
— Га Он, я сделаю всё, чтобы До Ён Чун оказался в тюрьме до конца своих дней, но нужно время, понимаешь? На эмоциях возможны непреднамеренные ошибки, а это нам навредит. Сейчас важно показать общественности, что мы имеем весомые доказательства махинаций социального фонда, а пока всё их внимание будет на том, чтобы подчистить за собой следы, я займусь поиском До Ён Чуна, — объяснял Ё Хан, и сам желая свернуть шею самодовольному ублюдку, избежавшему наказания.
— Ты собираешься расчётливо лгать, — разочарованно отметил Га Он, даже, если это были методы Кан Ё Хана — он не всегда мог смириться с ними.
— Есть одно разительное отличие. Я обманываю во благо и без жертв, — спокойно напомнил старший, видя боль в любимых глазах. Он просто не мог действовать иначе, чтобы это было результативно, чтобы это могло разбить врага.
Отводя взгляд, Ё Хан не нашёл лучшего решения, как дать ему немного времени, оставляя одного. Га Ону нужно было смириться с услышанным, чтобы не допустить ошибку.
Ближе к ночи Ё Хан забрал Га Она в спальню, не позволяя ему подавленно остаться на диване. Обменявшись взглядами с Эллией, пытаясь притупить её беспокойство, Ё Хан позволил дать ей обещание, что с Га Оном всё будет хорошо. Она знала о его болезненном прошлом, поэтому доверилась дяде, ведь он всегда с этим справлялся.
Следующий день ничуть не отличался от вчерашней тяжёлой ночи. Га Он стоически держался на работе, пока Чжин Чжу взволнованно делилась своими опасениями по поводу действий Ё Хана. Она действительно беспокоилась, что социальный фонд окажется сильным противником для них, как судей.
Только всё рухнуло, когда Ё Хан в прямом эфире показал краткую информацию об обмане его родителей, который привёл их к самоубийству.
Не веря, Га Он травмировано смотрел на Ё Хана, пока репортёры шептались вокруг него. Это было без предупреждения, инициатива старшего — показать его прошлое, как что-то важное, чтобы общественность прониклась его судьбой, доверяя ещё больше, как тому, кто сможет распознать финансовые махинации социального фонда, опираясь на свой ужасный опыт.
Это был хороший ход, но не для Га Она. Чувствуя крепкую руку на плече, когда Ё Хан подошёл к нему, тактильно поддерживая, ему хотелось закричать, но вместо этого приходилось молча смотреть в глаза другого, чувствуя неприятную досаду.
Тошнота охватила тело Га Она, когда назойливые репортёры окружили, пытаясь вытянуть из него личное подтверждение увиденным фактам, касающимся семьи. Вовремя подоспевшая Чжин Чжу помогла ему уйти. Она искренне переживала, увидев отрешённость в глазах Га Она.
Бесцеремонно зайдя в кабинет Ё Хана, Га Он грубо захлопнул дверь, щёлкнув замком, опережая любую возможность, которая прервёт их. Он безумно сверлил взглядом устойчивого мужчину, как будто выставить его прошлое напоказ на всю страну — не казалось чем-то предрассудительным. Как раз, в духе Кан Ё Хана.
— Ты даже не спросил меня, просто грязно использовал меня в своих целях, — выплюнул Га Он, встав напротив него.
— Если бы спросил, ты согласился бы? — Рассудительно уточнил Ё Хан, видя огонь в глазах младшего. Ему стоило, хотя бы намекнуть, но тогда бы ничего не вышло, не с эмоциональным Ким Га Оном.
— Только не оправдывайся, что знал, что я откажусь, — обиженно выдохнул Га Он, отступая на полшага назад, этим признавая, что так и поступил бы.
— Да, Ким Га Он, я знал, что ты не захочешь выносить свою боль на обозрение, — твёрдо говорил Ё Хан, не сводя пристального взгляда с дрожащего парня. Он ненавидел вести подобные разговоры, когда Га Он был в разбитом состоянии.
— Но тебе было плевать, — блёкло прошептал Га Он, и на его губах отразилась слабая вымученная улыбка. Он и сам понимал, что его поспешные действия никогда не приносили им пользы, но всё же, иногда ему хотелось быть полностью посвящённым в планы.
— Как я уже говорил, пока они будут выгораживать себя, пытаясь уничтожить любые возможные улики, будет проще подкопаться к их уязвлённым местам. Благодаря тебе, твоему прошлому, люди будут выступать на нашей стороне, а значит они станут препятствием для фонда. И, подчищая за собой мусор, лишь бы народ не взбунтовался, у нас будет больше свободы в действиях, — осторожно объяснял Ё Хан, желая убедить Га Она в обоснованности своих действий, когда ему и самому хотелось закрыть его от всего мира.
— Это было неожиданно и больно, — тихо добавил Га Он, глядя в пол.
— Га Он-а, я пытался быть мягче, — слова Ё Хана звучали, как виноватое оправдание.
— Я знаю, что ты пойдёшь на всё ради мести, но, пожалуйста, не переступай через меня, — Га Он заикнулся, подняв покрасневшие глаза, — я ведь люблю тебя.
— Га Он-а, — болезненно выдохнул Ё Хан, не находя нужных слов, когда должен был поступить иначе.
— Хён, я люблю тебя, и я сделаю всё, как ты захочешь, — от заплаканного мальчишки не осталось ни следа, когда Га Он продолжил, — только пообещай, что, как только мы найдём До Ён Чуна, ты позволишь мне самому разобраться с ним.
— Прости, Га Он-а, но я не позволю тебе запачкать руки в крови, ведь я тоже люблю тебя, — покачав головой, Ё Хан сократил между ними расстояние, опуская ладонь на затылок Га Она, насильно притягивая к себе, заставляя упереться лбом в грудь.
— Если справедливости нет, почему я не могу? — Хрипло шептал Га Он, схватившись пальцами за края его расстёгнутого пиджака.
— Потому что ты будешь жалеть об этом, ты не такой, ты веришь в справедливость, даже, если она тебя подвела, — успокаивающе внушал Ё Хан, поглаживая ладонями по напряжённой спине, чувствуя его страдания, — всё в порядке, Га Он-а, он окажется в тюрьме, обещаю.
Наконец Га Он мог позволить себе заплакать. Безопасная теплота рук Ё Хана лишь поддерживала, когда он давился слезами, крепче вжимаясь в него. Это было необходимо — избавиться от накипевших эмоций. Когда всё вокруг казалось жестоким, Га Он удерживался наплаву благодаря Ё Хану. Он был его якорем. Встряхивая — он же его и успокаивал.
— Я с тобой, Га Он-а, — тихий шёпот у уха, и Га Он громче всхлипывал, зная, что это так, но, будто чётче осознавая это, слыша его голос.
Покачивая, как маленького ребёнка, Ё Хан удерживал его в объятиях. Покрывая короткими ласковыми касаниями губ заплаканное лицо, он сцеловывал болезненную влагу. Опустив ладони на его щёки, Ё Хан мягко прижался к губам, ловя тихий всхлип. Отпуская, но лишь, чтобы оставить невесомые поцелуи на виске, на уголке губ, на подбородке. Так трогательно нежно, что Га Он совсем обмяк, оставаясь на ногах только благодаря крепким рукам мужчины.
— Ты можешь отвести меня в тюрьму, я хочу сам увидеть, что его там нет, — тихо попросил Га Он, как только смог нормально дышать.
— Если ты этого хочешь, — неуверенно произнёс Ё Хан, не смея останавливать, увидев боль в его глазах.
— Я справлюсь, — проговорил Га Он, совсем неубедительно, чтобы успокоить старшего, но достаточно, чтобы он отвёз его…
…и пожалел об этом.
Как бы Га Он ни верил, где-то в глубине души ему хотелось надеяться, что вот сейчас, когда надсмотрщик приведёт До Ён Чуна — это будет тот самый мерзкий мужчина. Он слишком хорошо помнил его довольную ухмылку. Только этого не случилось. За стеклом стоял немощный старик, который безусловно не был До Ён Чуном.
Безысходно сжимая кулаки, а затем беспомощно расслабляя их, покорно следуя на выход за Ё Ханом, Га Он выглядел ещё хуже, чем несколькими часами ранее. Бледное лицо, пересохшие покусанные губы — выдавали его нестабильное состояние. И Ё Хан жалел, что согласился привести Га Она сюда, в место, в котором ему никак не могло стать лучше.
— Это и есть та справедливая система, о которой не говорят в университете, но которая всегда существует, — с горечью произнёс Ё Хан, слабо подтолкнув Га Она вперёд, когда они вышли на тюремное поле для прогулок.
Шумно вдыхая, Га Он задержал дыхание, с силой поджав губы, бросив короткий взгляд на старшего.
— Деньги всегда имеют большее значение, чем справедливость, — озвучивая известный факт, апатично добавил Ё Хан, глядя в потемневшее небо.
Отпуская тяжёлый выдох, Га Он упал на колени, яростно сгребая пальцами мокрую землю. Он должен был принять то, что видел, но, делая это — ему казалось, что его мораль потеряла смысл.
Не сдерживаясь, Га Он отчаянно закричал. Подняв голову к небу, он истерично орал, до саднящей боли в горле, до тёмных кругов перед глазами, когда сил больше нет.
Глухо всхлипывая, Га Он сидел на холодной земле, пока Ё Хан не поднял его, пока не вернул в машину, заботливо вытирая влажной салфеткой грязь с дрожащих пальцев, прижимая их к губам. Не нужны были слова, чтобы передать переживания Ё Хана за своего мальчика, чтобы понять, каково было Га Ону, теряясь в себе.
— Отвези меня в мой дом, — хрипло произнёс Га Он, именно сегодня нуждаясь в том, чтобы оказаться в месте, где жил со своими родителями.
Не пытаясь переубедить, Ё Хан молча высадил Га Она около его дома. Они давно здесь не были, полагаясь на домработницу, которая прилежно присматривала за его домом. Именно поэтому внутри было так, словно кто-то жил.
Скрипнув дверью, Га Он опустился на пол. Опираясь на стену, он поджал колени к груди, утыкаясь в них лицом, давясь уже сухими рыданиями.
Бросив расфокусированный взгляд на прикроватную тумбочку, Га Он увидел их семейное фото. Он так скучал по родителям. А ещё, он подсознательно ненавидел оставаться в одиночестве. Как напоминание о том, когда родители оставили его, покончив с собой.
На негнущихся ногах подойдя к окну, Га Он увидел машину Ё Хана. Он не оставил его.
Спускаясь босиком по уличной лестнице, Га Он открыл дверь машины одновременно с Ё Ханом, сразу оказавшись в крепких объятиях. Подхватив его, словно ребёнка, он понёс Га Она обратно в дом.
— Ты не уехал, — облегчённо пробормотал Га Он, с трудом удерживая опухшие глаза открытыми.
— Как я мог?
Закутывая Га Она в несколько одеял, Ё Хан лёг рядом, притягивая его к себе. Мягко поглаживая по растрёпанным волосам, пока он прятал лицо у него на груди, сворачиваясь клубком, как настоящий котёнок. Оставляя тёплые поцелуи на макушке, Ё Хан обнимал его, нашёптывая что-то хорошее, что могло успокоить, а ещё — что могло подарить необходимый сон.
— Ты никогда больше не будешь один, Га Он-а, — неизменное обещание, которое Ё Хан собирался выполнять до конца своей жизни.