На нашей стороне

      Лолитка местная для несостоявшегося Гумберта наебщицей оказалась, так еще и не позарилась за порог кухонным полотенцем в шею погнать. Даже не дала извиниться за тот внезапный уход. Непонятно как узнавший об этом случае Денис прообижался на Макса полтора дня, но после многочисленных уговоров и успешной попытке затащить в постель поведал, почему Ариша-то обманщина. Заливала она о том, что помимо сидения в огороде и в четырех стенах прогуливаться и на речку позагорать ходит, а на деле за калитку выйти не может: с Хозяином договор. Денису Макс поверил безо всяких.       Когда Денис с Аришей успели горшки побить — неясно. Он теперь при упоминании ее имени, особенно из Максовых уст, бросает недовольные, полные напускного презрения и ревности взгляды и кидается в игнор.       Хорошая подружка, сестра не по крови, значит, если готова из-за столичного журналюги общение прекратить. Денис сам кадр тот еще, но Ариша, душа нежнейшая, неприятно удивила. Макс даже не спорил, когда Денис потребовал не соваться к ней больше. Только к себе прижал, привычно чмокнул в макушку и с несвойственной ранее нежностью сказал, что к Арише ни ногой и что Денис у него единственный. Докатился.       Всех троих возникший расклад устраивает: Ариша с горя выпиливаться не торопится, Денис не шлет при каждом удобном случае говна пожевать, а Максим откровенно и без стеснения чилит в деревушке. Но жизнь после сгоревшей статьи — единственной материальной зацепки — налаживаться не спешит. Не может все так просто закончиться. Во всякую психологическую лабуду, твердящую о том, что вместе с золой от груза на душе избавиться на изи можно, Макс не верит. Однако оставшаяся от статьи вызывает приятное чувство похуизма.       Хорошо бы и Эле что-нибудь сжечь, чтобы на собственноручно в мир иной отправленных зэков забить. Она продолжает упрямиться, на уговоры Катькины даже не реагирует, а Макс просто не вмешивается. На хер совесть ее, попытки искушению не поддаться и человеческое в себе сохранить. Однако он понимает: сам таким был с месяц назад, когда сошел с поезда на безымянную станцию.       Уже ни о сенсации, ни о ждущем ответа знакомом не думается. Стоило с работы вылететь, так ни один из бессчетного количества закадычных дружков не отозвался. Зря Макс пытался коннект поддерживать, лайкая фоточки в инсте и отправляя реакции на сторис. Все отсеялись: «Говорил же, Моська твоя — хуйня из-под коня», «У самого голяк по сюжетам, держись, братуха», «В таксисты иди», «Наслышан причинами, по которым выгнали» и прочее, от чего Макс силился телефон в стену не швырнуть. Один лишь откликнулся, предложил что-то не то с криминалом, не то с церковью связанное просветить, не одну наводку дал. Во мужик мировой, думал тогда Макс, а сейчас ни имя, ни лицо вспомнить не может. Мозги в Топях отшибло напрочь.       В итоге он выбирал между завлекающим названием Спас-Прогнание в ебенях под Архангельском и какой-то хуйней в Барнауле, о которой комментариев на старинных форумах еще меньше нашлось. Остановился все же на Архангельске, ведь расстояние от Москвы меньше. Сэкономил время — маринуется теперь под стеклянным куполом.       Зато Макс отлично помнит, как Катя, блеснув глазами, ненавязчиво погладила его ладонь при знакомстве, как они решили, что четвертого человека уже не дождутся, как Эля, словно псина с цепи сорвавшаяся, в купе залетела, как Соня краснела во время ребяческой игры в «Правду или желание». Будто в другой жизни было: у Кати сейчас глаза разве что от слез блестят, Эля как в холерную воду опущенная ходит, Соня из монастыря не высовывается, а Макс плюет в потолок с перерывами на романтик и утренние пробежки.       Вечер на удивление теплый. К вечным перепадам температуры Максим привык. Топи такие же натурально болотистые, как Петербург какой-нибудь. Расчленинград — второе, нахуй, дыхание. Оперевшись о ветхий забор, Макс курит в ожидании Дениса. Тот уходит частенько дела свои мутные решать, пусть и прописался в доме несколько недель назад. А хозяйка-бизнесменка, которой Катя до недавнего времени по три косаря в монастырь носила, решила испариться. Точно Катька ли не в пустоту деньги отдала? Придется-таки заброшенный домик приватизировать, если возвратится. Макс надеется, что хата в конце концов по блату достанется.       Стремительно бледнеющая алая линия на горизонте, порозовевшая под стать извечному облаку, романтична до ужаса. Невольно трек Кровостока вспоминается и Денискины краснющие колени после того, как он безмолвные оральные навыки во всей красе продемонстрировал. Макс любуется переливающимся теплыми оттенками небом, но как такового тепла не ощущает. Холод лишь — каждой клеткой тела. Стоило безрукавку накинуть.       Макс не сразу слышит приближающиеся со стороны шаги. Заинтересованно повернув голову, натыкается взглядом на плотного лысого мужичка в желтом заношенном плаще, под локоток, по-собственнически ведущего Элю. Он так и замирает с поднесенной ко рту сигаретой, напрягается весь, хмурится. Пусто смотря перед собой, Эля даже не поглядывает на него, пока мужик что-то втирает. Как Денис прям.       Где-то Макс его уже видел. Никак не получается вспомнить. Что-то не дает сорваться, чтобы спасти Элю из лап плотоядно скалящегося мужика, рыболова хуева. Он с места сдвинуться не может, смотрит нахмурено, зажав сигарету губами. Что-то словно к земле пригвождает. Необъяснимые волны паники заставляют вцепиться в забор. Ни мужик, ни Эля Макса будто не замечают, останавливаются в нескольких метрах.       А потом Эля падает на колени, аж пыль поднимается, а мужик треплет ее по растрепанным волосам, как псину послушную, и устремляет взгляд на Макса. Тот едва дымом не давится.       Мужик расплывается в обманчиво-радушной улыбке. Макс боковым зрением замечает, что Эля даже не шелохнулась. Она, свободу зубами выгрызающая, не покорилась бы ни за что. Уже десять раз успела бы сзади с чем-нибудь тяжелым наброситься, а все продолжает перед собой пялить. Все тут не так.       Максим настороженно глядит на подошедшего продолжающего лыбиться мужика. Вспоминает, где все-таки видел: это он их сюда привез на трясущейся от каждого камня говнотачке, водой местной угостил и между всего прочего сказал, что с Соней покувыркался бы. Макс ощущает себя загнанным в угол зверем, которого заколют вот-вот, и поделать ничего не может.       — Ну здравствуй, Максимка, — с притворным дружелюбием, как ни в чем не бывало, произносит мужик.       Макс не отвечает то ли из-за сигареты во рту, то ли из-за окутавшего тело страха.       — Чего ты щетинишься? — из-под оправы толстых очков заметно, как мужик супится. — Не щетинься, все ж хорошо. Привел твою дуреху, сбежать вздумала.       Максу дышать стремно, не то что за сижкой потянуться, чтобы сказать что-то. Он тормознуто кивает, как вдруг мужик разражается леденящим смехом. Макс выжидающе смотрит, как тот некартинно надрывается. Отступить некуда. Вот бы забор исчез как люди здешние.       Посмеиваясь, мужик снова вперивает взгляд на Макса. Ему для полноты картины не хватает слезу смахнуть, да очки мешают. Посерьезнев, он вытаскивает тлеющую сигарету из дрогнувших губ. Макс заторможено моргает, успевая подумать, как бы не о руку сейчас затушил. Опасается зря: тушит о забор и щелчком отбрасывает в траву.       — А вы..? — сипло, совсем сдавленно спрашивает Макс.       — Алябьев Виталий Вениаминыч, — мужик протягивает руку, которую Макс с осторожностью пожимает. Понимание в башку ударяет как молния или что похлеще. Алябьев довольно улыбается. — Ну, знакомы будем, зятек.       Вот он какой, Хозяин этот. Не мистический все-таки, настоящий. И Денис с Аришей не приколисты, и жители далеко не обманщики. У Макса в голове каша из оскорблений и вопросов, но что-то, здравый смысл предположительно, удерживает по-прежнему язык за зубами.       — Моему Дениске ты нравишься, — задумчиво говорит Алябьев и добавляет с улыбкой: — Обидишь — сначала яйца оторву, а потом голову.       От угрозы Макса действительно фантомной болью пробирает. Не в шее, но все равно ощутимо.       — Не сикайся, Максимка, — хохотнув, произносит Алябьев и весело продолжает: — Расслабься, мальчик, а то напрягся весь. Я же предупреждаю, как лучше хочу.       Прежняя настороженность его ничуть не смущает. Похлопав Макса по щеке и посветив напоследок гнилыми зубами, он возвращается к Эле. Та все смотрит перед собой.       Ни с того ни с сего накативший страх отступает так же резко, оставляет после себя полное недоверие. Шумно сглотнув, Максим переводит взгляд на разворачивающуюся картину. Алябьев склоняется над Элей, хватает ее за волосы, вынуждая беспомощно вскинуть голову. Рефлекторно хочется на защиту броситься, чтобы трогать ее и лыбиться премерзко не смел. Но собственная голова дороже. Ни хера Макс не герой. Даже не набоковский.       — А ты девка боевая, — приговаривает Алябьев, — добротная. Хорь и Чучундра у меня вот уже где сидели, — отстраняется и проводит рукой по горлу. — Но наглеть будешь — Дениска быстро утихомирит, он у меня понятливый.       Эля продолжает покорно глядеть на него. Боролась за свободу, боролась, а на что напоролась?       Сознание невольно дорисовывает Алябьеву сверкающий в закатных лучах топор, о котором упоминали с боязнью местные. Максу на несколько секунд чудится, как тот замахивается, восторженно скалясь, как Элину башку в сторону сносит. Был бы кинчик — ему под ноги. Но это не кинчик и даже не короткометражка аки дипломная работа захолустного режиссерушки.       До слуха доносятся звук отворившейся входной двери и скрипы ступеней. Не сиделось же Кате в доме. Макс едва не выдыхает «Блять», прикрывая глаза в попытке пыл утихомирить и к ней не сорваться. Только ее в дурдоме этом не хватало. Обернувшись и поймав обеспокоенный Катин взгляд, Макс коротко качает головой. Намек остается непонятым. Неудачный момент Катя подобрала, ведь с Хозяином познакомится, а по нему видно, что скандал устраивать — себе дороже. Не дай бог она молнии начнет метать, а то придется не только сестру Соне отмаливать. Или всей компашкой пойдут с того света доставать.       — Что происходит? Эль? — настораживается Катя. — Макс?       Заинтересованно вскинув голову, Алябьев расплывается в очередной не сулящей ничего хорошего улыбке. Не стоило Кате вообще рот открывать. Алябьев терпеливо ожидает, прелюдию словно растягивает. Эля по-прежнему в бессознательный игнор, а Катя вдруг отшатывается и пятится.       — Ну куда ты, девочка?       — Кто вы такой? — замерев, тихо спрашивает она.       Макс невесело усмехается: не поняла, бедная.       — А я Хозяин, — самодовольно отвечает Алябьев. — Шубка у тебя хорошая, надо было такую Дениске подарить, а то из своей не вылезает.       Катя нервно посмеивается.       — Это ж вы нас сюда привезли.       — Привез. Нравится?       — Нравится, — вдруг откликается Макс, вызывая полную удовлетворения улыбку.       — Нравится, — поддакивает Катя. Просекла, что услужить нужно. — Красиво у вас.       — Красиво у вас… — недовольно хмыкает Алябьев. — У нас!       Катя спешит извиниться и, помявшись с десяток секунд, несмело любопытствует:       — Что с Элей?       — Уму-разуму твою подругу учу, — объясняет Алябьев, будто позабывший о ней. — И тебя научу, если обнаглеешь. Вы ж москвичи все такие. Угомониться не можете.       — Успокоятся, — с уверенностью заявляет внезапно возникший рядом Денис. Макс с удивлением поворачивается к нему, подходящему со стороны. Так увлекся, что и не заметил.       — Верно, Дениска, — обрадованно произносит Алябьев, явно довольный его появлением. — Когда из своей Москвы приехал совсем как вы напуганным был… А сейчас-то!       Кивнув, Денис ставит ружье у забора и беззастенчиво прижимается боком к Максу. Он снова чумазый весь, в пыли — сразу видно, что гонялся за кем-то, делишки решал. Однажды вернулся в таком виде, так Макс еще два дня подтрунивал, что с лапенковским Катамарановым спит и просил скипидарчиком угоститься. Сейчас совсем не до смеха. Только им, овечкам столичным, ведь Алябьев с весельем и даже благосклонностью рассматривает Макса с Денисом. «Хуя се, — думает Макс, — лгбт-френдли».       — Все закончил? — спрашивает у Дениса Алябьев, неторопливо подойдя к ним и совершенно позабыв про Катю и Элю.       Денис кивает.       — Молодец, Дениска, — Алябьев треплет его по взлохмаченным волосам. Денис натянуто, совсем неестественно улыбается, но это остается то ли незамеченным, то ли проигнорированным. — А ты боялся. Чего ж бояться, Дениска?       Денис в ответ вновь давит лыбу, а Алябьев в своем репертуаре заливается смехом, словно услыхал что-то из серии анекдотов про русского, француза и американца. Макс поглядывает на Катю. Та едва ли не дрожит, кисти заламывает, бросает опасливые взгляды на Алябьева — перепугалась. А вот Максу почти заебись: и Дениска рядом, и внимание хозяинское не на него направлено. Понаблюдать за Алябьевым даже интересно, но в диалоге участвовать не хочется. С ним пересекаться желание напрочь отсутствует, не то что говорить. Пообщались — Макс в натуре обомлел.       — Белокурая здесь? — успокоившись, уже у всех интересуется Алябьев. Макс сомневается, что тот спокойным может быть. Видно же: шизик. — Хорошая девка, послушная.       — Дак в монастыре же, — отвечает Макс, неопределенно качнув головой. — С сестрой.       — Отмолила девочка… умница, — Алябьев усмехается и, в миг посерьезнев, сурово приказывает: — А эта пускай посидит, над поведением подумает.       Максим поворачивает голову к Кате и Эле, а когда переводит взгляд обратно, то Хозяина уже не находит. И след простыл. Куда и почему так стремительно — хер знает. Катя бросается к Эле, проскальзывая по земле коленями, шепчет что-то, цепляется за плечи. Макс хмурится, смотрит в непонятках на пустующую дорогу и думает, куда Алябьев, колдун этот ебучий, подевался. От мысли, что это за представление вообще произошло, отвлекает бесцеремонно мазнувший губами по щеке Денис.       — Это че, блять, было? — резко спрашивает Макс, с хлопком опустив руку на его плечо.       Едва заметно вздрогнув, Денис отводит взгляд и вместо ответа прикладывает с намеком два пальца к губам. Макс недовольно вздыхает, но сигареты протягивает. Все теперь только эти и курят, потому что других не осталось. На пропажу ашки Катя лишь с печалью отметила, какой рассеянной стала, и на Дениса даже не подумала. А тот парил вечерами, пока Макс истинными, непозерскими сигами голос сажать продолжал. Электронка вскоре разрядилась — теперь только сижки. Денис ловко вытягивает одну, благодарно улыбается уголками рта и ждет, пока Макс прикурит.       — Денич, ты Элю-то в чувства приведи, — смягчившись, просит он. С Денисом только в постели грубо можно, а иначе бычиться будет с двойной силой. Проходили уже.       Денис закатывает глаза, выдыхает дым в сторону и склоняет голову на его плечо. Вопреки царящему внутри раздражению из-за вечных недомолвок и обстоятельств этой дебильной ситуации Макс приобнимает Дениса, касается губами виска.       — Совсем не дело же.       — Ты Хозяина слышал? Вот и не возникай, спаситель.       — Не будет же она до утра стоять.       — Постоит, если Хозяин захочет.       Всю прелесть момента портят всхлипы сорвавшейся Кати. Вроде и успокоительными закидывается, и глицинчиком, и еще хуй знает чем, а эмоции все равно берут верх. Оно и понятно: Эля стала ей близка, а сейчас ни на уговоры, ни на рыдание не реагирует. Разумеется, Макса это напрягает и заставляет задаваться поутихнувшими за последние недели вопросами. И раньше не покидало ощущение, что все произошедшее — лишь начало. А теперь вовсе один туман в голове. Надо же было Алябьеву заявиться, спокойствие разрушить.       Расслабленно курящему Денису трижды похуй и на ничего не врубающего Максима, и на ставшую отчего-то излишне покорной Элю, и на испуганную Катю. Жизнь познал за год в Топях. А им только предстоит. Уже ни о каких попытках выбраться речи не идет. Нереально это, как и то, что происходит. Они же во второй день после приезда блуждали по лесу кругами, искали дорогу, по которой приехали. Врубили, что что-то не так, когда путь от многострадальных табличек «Топи» и «Мудьюга» привел к тропе обратно в деревню. Дорожка закольцована как в страшной русской сказке. Налево пойдешь — нихуя не найдешь, направо пойдешь — в бесконечный малахит леса попадешь. Только ментяру тогда встретили, познакомились за рюмочкой и в приподнятом настроении решили духовный речардж раньше срока не заканчивать. Проходит он откровенно бездуховно. Но несвязная речь Кати слишком убедительной кажется для того, чтобы посчитать все сном или галлюцинацией.       Макс знает, что Денис, невзирая на безучастный вид, смысл бессвязного потока старается уловить, пусть и без особо интереса. Денис втерся в доверие сначала сердобольной Соне, чуть позже жадному до психически нездоровых любовников Максу, а потом и Кате, когда маялся днями напролет за компанию в доме. Такой жизненный расклад — играть вместе в карты, байки московские травить, курить одну на двоих и угорать над чем-то до слез — Максу по душе. Не очень нравится Денису рот ладонью зажимать, чтобы девчонок в соседней комнате стонами не будил, но в целом очень хорошо.       Катя продолжает крыть Хозяина трехэтажным матом и делать жалкие попытки привести Элю в чувства, а той, дзен поймавшей, все так же до пизды. Потушив сигарету, Денис вдруг шустро отстраняется и подходит к Кате. Для очередного трупака на его совести явно рановато. Макс следует за Денисом, думая, как бы не сотворил чего.       Денис беспардонно хватает Катю за руку. Та пошатывается, готовясь продолжить неосознанным ядом плеваться, но он несокрушимо заявляет:       — Хуйню несешь.       — А ты завались, понял? — огрызается Катя, кинув на него горящий злостью взгляд исподлобья, и одергивает запястье. — Шавка хозяйская.       — Ты кого шавкой назвала, сука? — свирепо шипит Денис, вцепившись пальцами в ее подборок.       — Э, але! — Макс резво оттягивает его за рукав шубы. — Вы че творите?       У Дениса подкашиваются колени. Чуть не завалившись на Макса и запрокинув голову, он смотрит на него как на врага народа. А Макс ведь только себе враг, хоть и перешел многим дорогу. Притянув Дениса ближе, он настойчиво шепчет:       — Успокойся.       — Не лезь, — с нажимом требует Денис и выпутывается из ослабшей хватки.       — Ты оборзел? — Макс пытается обернуть его за плечо обратно, но тот ловко избегает прикосновения.       — Это из-за него мы здесь, — с неприязнью цитирует Денис взирающую с неподдельной ненавистью Катю. — Вы здесь из-за себя, идиотка. Нехуй тащиться было! Знали же, что нечисто. Решили судьбу испытать — хавайте теперь, не подавитесь.       — Да если б я знала, что это за село проклятое, то ни за что бы не поехала! — Катя одним движением стирает слезы. — Я тебе, блять, не гадалка как Максова малолетка!       Весь Денисов гнев в одночасье сходит на нет. Нужно было Катю предупредить, чтобы об Аришке хотя бы в его присутствии не вспоминала, да поздно уже. Гордо вскинув подбородок, Денис бесстрастно командует:       — Отойди.       Катя недоверчиво глядит сначала на него, а затем на Макса, и с места не сдвигается. Денис с раздражением вздыхает.       — Или пускай стоит ворон распугивает?       Поразмыслив пару секунд, Катя поспешно поднимается, чуть не запутавшись в ногах, и с отчаянием жмется к Максу. Коротко взглянув на нее, он опускает ладони на напряженные плечи, поглаживает, наблюдая, как Денис наклоняется над Элей. Не так угрожающе, как Хозяин, скорее безучастно и устало как-то. Максиму хочется не Катю приобнимать, а его, минуту назад готового кому-нибудь шею свернуть, а теперь кажущегося таким изможденным.       — Вейк ап, подруга, — Денис аккуратно заправляет прядь волос за ухо, проводит кончиками пальцев по лбу и произносит что-то еще совсем неслышно.       — Что он творит? — шепотом интересуется Катя, нахмурено взглянув на Макса.       — Хер знает, — отстраненно откликается он и, подумав, добавляет: — Шаманит че-т.       Денис и вправду шаманит: шепчет, бережно поглаживая волосы, глядит на Элю с искренней усталостью. За непонятной сценой, в пределах деревни абсолютно непримечательной, Макс с Катей наблюдают со скептицизмом. От Кати страхом разит, как от него куревом, но недоверие в ней тоже читается. Не все журналистское потеряно, раз удается время от времени чужие эмоции распознать.       — Денис? — едва слышно хрипит Эля и непонимающе оглядывается по сторонам. — А где..?       Катя срывается к ней.       — Кто?       — Никто, — Эля мотает головой, встает, пошатываясь, и бормочет: — Не может быть, он же…       Она приваливается к забору, хватается за него слабо дрожащими руками и продолжает что-то бормотать. Бросив на нее и растерянную Катю незаинтересованный взгляд, Денис не спеша направляется во двор. Макс раздумывает над тем, стоит ли у Эли выпытывать о случившемся. Решает, что ни к чему хорошему это уж точно не приведет и что расспросы явно будут лишними. По крайней мере сегодня.       — Эль, посмотри на меня, — слезливо упрашивает Катя, положив ладони на бледные щеки. — Ты про кого вообще?       — Ни про кого. Показалось.       После случая с зэками к успокоению Эли даже Денис подключился. Потом слился, с раздражением сказав, как она заебала, и оставил Макса с Катей одних. В тот день медным тазом накрылся план отыскать по Аришкиной легенде на дубе у монастыря ловящую сеть. Аришка, правда, не упомянула о по цепи ходящем коте ученом или русалке на ветвях — и слава богу. Не хватало еще пушкинских сказок, есть уже галлюциногенные. Однако Макс и на следующий день, и через неделю к монастырю не пошел. Незачем: в Москве никто не ждет, а в деревне роман наметился.       Макс забирает ружье, осведомляется у Кати с Элей, все ли нормально, и догоняет Дениса. Повернувшись, тот вопросительно вскидывает брови. Макс подходит ближе, кивает в сторону, откуда накренившаяся постройка не видна, говорит:       — Баню тебе растопил, — и привычным движением убирает его челку вбок. — Дуй давай, чушка. Я шмотье принесу.       На проявление заботы Денис кривится с напускным недовольством. Только после Максимового цоканья языком лицо попроще делает. Бесенок, блин.       — Гоу со мной, — заигрывающе улыбается он.       Макс не вправе отказать мелькнувшему в усталом карем взгляде лукавству и внезапному желанию в баньке не только из-за высокой температуры попотеть.