На нашей стороне

      — Что за кипиш? — взволнованно спрашивает вышедшая в коридор сонная Катя, заинтересованно поглядев на Макса и Дениса. — Завтракать идите.       Макс переводит взгляд с мутного зеркала на нее, на пару секунд недовольно поджавшую губы, и хрипло отзывается:       — Щас.       Думает, как бы не засмеяться нервно. Катя кивает и возвращается обратно, громко захлопывая дверь. Звук действует отрезвляюще. Из-за стены слышатся девичьи голоса, в коридоре не слишком-то темно, как казалось. И непонимания как такового уже нет: простые подкрепленные внезапной верой в мистику галюны спросонья да и все.       Денис поворачивает Макса к себе, укладывает ладони на его напряженные плечи, тихо говорит:       — Макс, это что было? — и стаскивает безрукавку.       Прикрыв глаза, Макс тянет носом воздух. Уже ни хохотать, ни душить Дениса голыми руками не хочется.       — Показалось.       Денис вздыхает едва слышно, закусывает губу. Не верит. Ну и хер с ним. Не будет же Макс распинаться о том, как во сне его трахал так, словно в жизни не хватает. Пиздеть, комплиментами вертеть или легенду очередную придумывать настроения нет. На то, что честным и благородным заделался, повлияли, видимо, слова Алябьева.       — Как там на Западе говорят… — приободряется Максим. — Донт вори, Дениска.       Денис вновь вздыхает — на этот раз раздраженно.       — На, — он сует ему безрукавку и, развернувшись, бросает через плечо: — Идем.       В полутемной кухне Катя заваривает чай устроившемуся за столом напротив Эли Максу и расспрашивает про увиденный из окна гелик. Решив правду не утаивать, Макс отвечает, что это подачка хозяинская и что не придется теперь ходить пешком в монастырь. Пока бензин не кончится. Катя одаривает странной улыбкой и, опустившись возле Эли, приобнимает ее за плечи. Та и взглядом не удостаивает, однако руки скидывать не спешит. Макс на это косо усмехается.       Денис игнорирует то, как сурово Макс на него смотрит после отказа нормально поесть. Только яблоко берет, демонстративно потянувшись к вазе, и расслабленно валится на скрипнувший диван. Максим еще с минуту кидает неодобрительные взгляды, но в итоге лишь отмечает для себя, что обязан с Денисом на эту тему перетереть. А то ветром скоро сносить будет.       Подогнув под себя ногу, взлохмаченная Эля отрешенно глядит в стену. Макс даже не в силах предположить, что у нее на уме. После красноречивой сцены на крыльце и оттирания чужой кровищи с одежды он окончательно осознал, что от Эли чего угодно ожидать можно и что доверять ей не стоит, ведь доверие одностороннее — та еще хуйня из-под коня. Мельком взглянув на нее, Макс задумывается над тем, как уведомит о предстоящем православном торжестве. Не знает, чего ждать: слез, разноса дома или многозначительного молчания. Впрочем, с Элей таскаться не его заботы. Катькины.       Денис определенно в курсе происходящего под деревенской завесой тайн. Не в новинку, видимо, всякое отребье общества поминать. Его больше парит, как перейти на новый уровень в ублюдской «Три в ряд», в которую рубится от скуки на нагло одолженном у Макса телефоне. Пока за столом из-за воцарившегося напряжения кусок в горло не лезет, Денис беззастенчиво полулежит на диване и хрустит яблоком.       Напряжно так из-за Эли. Если б Соня в монастырь к сестрице не съебалась, то вообще жуть была бы. Вряд ли в этом уебищный кухонный интерьер виноват. Отношения их — и только.       — Тут такое дело, — прочистив горло, решительно начинает Макс. — Хозяин в монастырь нас завтра пригласил.       Денис позади насмешливо хмыкает, заставляя его сдержать раздраженный вздох. Эля продолжает гордо игнорировать. Встрепетнувшись, Катя нервно улыбается:       — Чтобы отпеть сразу же?       — Зэков помянуть.       — Я никуда не пойду, — твердо заявляет Эля.       — Он тебе шею свернет, если не пойдешь, — Катя ласково убирает запутанные пряди с ее лица, шепчет что-то, но, не получив ничего в ответ, прикрывает веки и утыкается в волосы.       Макс молча наблюдает за девчонками. Элю уговаривать уж точно не собирается. За все время она ему изрядно нервишки потрепала, потому пускай самостоятельно решения принимает. Не хочет — да и хер с ней, сама себе приговор подписывает. А Максим от чужих рук, хозяинских в особенности, сдыхать пока не намерен.       Катя снова неслышно втирает что-то, от чего Эля только начинает трепетать от негодования. Зубы сжимает, брови сводит — все-таки не выдерживает. Шумно выдохнув, она грубо скидывает руки с плеч и поднимается. Задвигает громко проехавшийся по полу стул и, не оглядываясь, направляется к выходу.       — Эль, — дрогнувшим голосом зовет Катя.       Эля не оборачивается. А дверью хлопает оглушительно.       Катя спешит сморгнуть блеснувшие на глазах слезы и досадливо поджимает губы. Макс жалеть не привык. Тем более она знает, что Эле поглаживания все эти и печальные взоры до пизды, а все равно надеется на что-то. Непонятно, чем Эля смогла Катю до невозможности отвязаться зацепить. Макса потенциальные пассии игнорили редко, ведь он при желании из-под земли достать готов был, а если и случалось, то путь для них всегда находился один — на хуй. А Катя, дура, привязывается на раз-два, чтобы пострадать впредь от души.       — Ей пиздец, — обыденным тоном уведомляет Денис, поднявшись, и неторопливо подходит, чтобы выбросить огрызок от яблока.       — Пошел на хер отсюда, — цедит Катя.       Макс усмехается, кивает едва заметно с уважением. Остановившись позади нее, Денис наклоняется, устремляет взгляд в его глаза, с хитрой улыбкой произносит:       — Если тебе легче станет, — и отстраняется.       Примерно на такое Макс и рассчитывал.

***

      Глухой вскрик вырывает из сна. Рывком приподнявшись на локтях, Макс обнаруживает около себя непривычно много места. Спустя несколько секунд понимает, что Дениса рядом нет. Вглядываясь в темноту и думая, что, должно быть, сознание глючит, он прислушивается: нагоняющая легкое волнение тишина, а после резкий хлопок двери. Не глючит, значит.       Подорвавшись с дивана, Макс торопливо одевается и, стараясь не шуметь, направляется к девчонкам. Оттуда, кажется, звук был. А мог причудиться или присниться, как бывает обычно.       В их комнате оказывается посветлее благодаря льющимся из окна предрассветным сумеркам. Снова Макс проснулся примерно в то же время. Никак теперь не уснет.       Катя сопит себе, одеяло скомкав, — не подохла от таблеток, — а потому должна была услышать, если до Максима галюны и во сне не добрались. Зато постель Эли пустая и смятая словно в спешке. Решив полюбопытствовать, Макс бесшумно поднимает подушку — пистолета нет. То ли Эля после происшествия с зэками законопослушно избавиться решила, то ли сейчас с собой забрала. Еще и Денис пропал куда-то… Вместо страха одолевает чувство интриги.       Спать надо больше. Поспишь с такими?       Выйдя на крыльцо, Макс поеживается от ночной прохлады — опять в футболке и безрукавке выперся — и закуривает. С таким режимом странные сновидения и потенциальные галлюцинации удивительными не кажутся. Облокотившись о перила, Макс бросает взгляд вниз, на скамейку, и замечает с ногами забравшуюся на нее Элю.       — Ты орала? — хрипло спрашивает он.       Вздрогнув от неожиданности, Эля поднимает голову и, сразу отворачиваясь, отзывается:       — Кошмар.       Тут и жиза, и шиза. Макс спускается и без приглашения садится рядом, протягивая приоткрытую пачку сигарет. Выудив одну, Эля переводит взгляд в сторону, ожидает, пока Макс прикурит, а после тихо интересуется:       — Катя не проснулась?       — Спит красавица, — отвечает он, мысленно добавляя «как мертвая». — Ты Дэна не видела?       Покачав головой, Эля продолжает бездумно накручивать шнурок ботинка на палец. Взъерошенная, наверняка замершая — в одних атласных штанах и майке — и явно встревоженная сновидением. С Элей бесед задушевных не получалось ни разу. Словно у нее с Максом ничего общего нет. Словно он шмотки не от ею пущенной крови отстирывал.       — Мне тоже всякое снится. А в Москве не бывало.       Эля внимательно поглядывает на него, выдыхая дым, и вновь отворачивает голову. Сомневается над тем, чтобы рассказать. Помолчав с минуту, она все же говорит:       — И у меня в Москве не бывало, — задумавшись, делает паузу. — Я любила человека, с которым мне всегда было хорошо. Приснился сегодня, — и грустно усмехается. — Впервые.       Максу ради такого пусть и ничего не раскрывающего, но весьма занятного откровения со стороны неподступной Эли даже изъебываться не пришлось. Наболело у нее.       — Его убили, — спокойно произносит она, оставив шнурок в покое. — Мой жених. Традиции. Ты же видишь, кто я.       Макс чуть дымом не давится. Эля молчит, пока он, задумчиво стряхнув пепел с сигареты, осознáет хоть часть всего пиздеца. Во страсти. Врагу не пожелаешь.       — Он бы нашел меня, — уверяет Эля, устремив наконец взгляд на Максима. — Если бы я осталась там. Позавчера он показался. Я и вправду поверила, что нашел. С его связями должен был еще раньше, в первые дни. Думала, что, если вдруг приедет, то в лесу будет труднее отыскать.       — Катя знает?       — А что бы она сделала? — с насмешкой спрашивает Эля. — А эти, — и неопределенно машет рукой, — меня чуркой называли, напоминали, кто я такая. Для меня бабой быть — наказание, покорной быть — наказание. Но тебе-то что? Ты мужик, никогда не поймешь. Тебе все можно.       В словах слышна неприязнь — и к себе, и к Максу. Они докуривают в тишине, а после Эля молча поднимается и идет в дом. Вот и разговорчик по душам.       Теперь ясно, почему Эля всякий раз, шум услышав, тянулась за пистолетом и почему была такой напуганной после встречи с Хозяином: жених привиделся. И почему зэков возненавидела понятно до предела. А вот о том, куда пистолет делся, не заикнулась даже. Может, и выстрелит еще ружье чеховское. Макс с самого начала предполагал, что Эля от бывшего бежит, — угадал почти.       Поразмыслив поверхностно над бытием, Макс понимает, что сидеть мерзнуть смысла нет, и возвращается в комнату. Увидев Дениса, думает, как же муть эта настоебенила.       Денис безмятежно спит, в сновидениях, должно быть, зависает каких. О Москве. Внутри расползается взявшаяся из ниоткуда злость. Пока Макс выспаться не может из-за дурных снов — то своих, то чужих, — Денис о всяком и мысли не допускает. Хотя хер знает, что в башке творится. А если тоже страдает, пусть и не верится вовсе? Макс ведь на грани смерти не был, дни не отсчитывал, и врачи немецкие ему дни не отсчитывали, а потом не исцелялся вдруг. Потому предполагать не в силах. Но думается все же, что Дениске в Топях заебись живется. И спится охуительно, что самое главное.       Устроившись на краю дивана, Макс протягивает руку к его умиротворенному лицу. Трепет тотчас заглушает злость. Милый Дениска до ужаса. Ставшие частыми наплывы нежности немного пугают: у Макса ни к кому чувств таких не было. Лишь к непонятно как очаровавшему, невольно утопившему в себе Денису. Макс осторожно, с придыханием проводит кончиками пальцев по щеке, убирает со лба взлохмаченную челку. Любуется смягченной в полумраке остротой скул, дрожащими темными ресницами и приоткрытыми потрескавшимися губами.       И как же достался такому, а?       На мгновение Макс задумывается о том, что со всеми потрохами и неутешительной характеристикой Дениса не достоин, а после сразу возражает себе, вспомнив часто капающий с уст яд и прочее, на что натура богата. Все-таки Дениску обнять и плакать или обнять и трахать. Стоят они друг друга.       Макса вдруг заносит — закрадывается мысль об Аришке. Внутренний голос твердит, что срочно перетереть с ней надо, пусть и неповадно в рань такую заявляться. Даже не пытаясь во внезапном желании отыскать логику, Макс поднимается, поглядывает еще раз с теплотой на Дениса и выходит из комнаты. В коридоре отголосок здравого смысла останавливает: ну куда в пять утра попрется отношения выяснять? Не обратив должного внимания на разумное соображение, Максим с решительностью направляется к Аришке.       По дороге, темной и пустующей, он шагает быстро и бездумно. До скрежета зубовного игнорирование проблемы и недомолвки начинают бесить. Обычно Макс отвлекался на что-то, порывы сдерживал, а сейчас, пребывая в одиночестве ранним утром, бездействовать не способен. Денис из себя хуй пойми кого возомнил, ревностно, по-глупому запретив к Арише соваться. Это ведь не просто из-за напускной боязни того, что увести может. Знает ведь прекрасно, что Макс теперь, когда роман их кармический очертания более серьезные и глубокие приобрел, себя охомутать не даст. Пуще прежнего это все запутывает.       В дверь Макс колотит бешено, стремясь разбудить Аришу поскорее. И мать ее ненормальную заодно. В мыслях аргументов нихуя, накопившихся догадок — дохуя. Глухие звуки ударов отдаются уже в ушах эхом, затуманивают окончательно разум с адекватностью. Наконец распахивается дверь.       — Максим? — всклокоченная Ариша — босая, в коротеньких пижамных шортиках и просвечивающем топике — недоуменно глядит на Макса. — Что слу…       — Че с Дэном у вас произошло? — безо всяких перебивает он.       Разозлившись мгновенно, Ариша удивленно охает, спешит захлопнуть дверь, но Макс вовремя подставляет ногу в проем. Не сводя враждебного взгляда, Ариша недовольно скрещивает руки на груди. Из глубины дома доносится приглушенный визг. Она не оборачивается и, прикрыв глаза, протяжно выдыхает через нос. Макс терпеливо ожидает развития событий. Его вот-вот трусить начнет.       — Посмотри, что ты наделал, — успокоившись, негромко произносит Ариша. — Не хватило ума днем прийти?       — Пришел уже, — Макс нагло тянет дверь на себя, но Ариша с той стороны продолжает держать. — Дай пройти.       — С какой стати? — возмущается она, широко распахнув глаза. — Иди к своему Дэну и спрашивай. Нечего ко мне лезть.       — Ариш, я мать твою зря разбудил, что ли? — наклонившись к проему, вкрадчиво говорит Макс. — И тебя, красавицу?       — Ногу убери, — сдается Ариша.       Макс отходит, а она, коза, блин, вместо того, чтобы пустить, делает торопливую попытку закрыть дверь. Едва успев схватиться, Макс резко влетает за порог, грубо хватает Аришу за запястье и тащит по темному коридору. Крики и грохот из запертой комнаты слышатся отчетливо. Совсем по маразму в дурдоме этом не скучал. И без того хватало.       Максим притягивает сопротивляющуюся Аришу ближе.       — Тоже бегать от меня вздумала?       — Максим! Ты совсем что ли?!       Наконец затащив ее на кухню, он останавливается.       — Думаешь, я забыл, как ты тут жопой передо мной виляла, а, Аришка? — и, дернув напоследок за руку, отпускает. — Все мне сейчас расскажешь, поняла?       — А с чего это я должна что-то рассказывать? — с яростью спрашивает Ариша, но под свирепым взором тушуется и опускает глаза в пол. — Какое тебе дело вообще?       — А мне, Ариша, дело самое прямое, — Макс с притворной лаской поправляет ее растрепанную косу. — Рассказывай.       — Сядь, — уверенно приказывает она.       — Ты что удумала уже?       — Садись, говорю, — Ариша вздыхает. — Ни слова не скажу, пока не…       Макс отодвигает громко проезжающийся по полу стул и садится — послушно почти.       — Говори.       — Мне, Максим, не поздоровится, коль я расскажу.       — Коль не расскажешь, тоже не поздоровится.       Ариша мнется, присаживается перед ним на край стола. И ноги слегка раздвигает. В шортиках этих своих, через которые все девичьи очертания видны. Макс заставляет себя поднять взгляд.       — Устала я в четырех стенах, — начинает она, кивает в сторону и добавляет с ядом: — Еще и с этой…       — Ариш.       Ариша закатывает глаза.       — Все с вами, москвичами, было не так с самого начала. Хозяин никогда так не затягивал. Не понимаю, на кой черт вы ему сдались. Он предложил кое-что: твоя голова в обмен на возможность выйти за калитку. Тебя только поманить, а ты уже готовый весь. Разве это сложно?       — Совесть не замучала бы?       — А она у меня есть, не подумал, Максим? — Ариша посмеивается и, подняв вдруг ногу, устраивает ее на его бедре — провоцирует.       — Ты че это, Аришка?       Она мягко улыбается, склонив голову набок.       Макс провоцирует в ответ: скользит рукой от острой коленки вниз, поглаживает большим пальцем выступающую косточку.       — Денис вызвался помочь. Я бы и сама смогла. А ты думал, у меня тут зона аномалий, где телевидение просто так работает? Тогда-то мы и должны были тебя… — усмехнувшись, Арина ведет ступней выше.       — Смелости не хватило? — сглотнув, спрашивает Макс.       С довольным видом она мотает головой.       — Денис вдруг передумал, наговорил мне ерунды и побежал за тобой. А когда-то на коленях ползал, чтобы пустила, травок от боли дала.       У паха Макс все же перехватывает за голень, с омерзением чувствуя, как искушается. А со словами это не вяжется никак. Ариша едва слышно хмыкает.       — В вечном признании клялся… — она ненадолго замолкает и, одернув ногу, грубо заключает: — Все вы, мужики, одинаковые. А теперь пошел вон.       Дурман развеивается в миг. На Макса со всех сторон обрушиваются непрекращающиеся грохочущие звуки из соседней комнаты, ветерок из приоткрытого окна и въевшийся в стены запах трав.       — И че, вот он весь твой рассказ? — поднявшись, с издевкой интересуется Максим. Не верит, что все столь предсказуемо на поверхности лежало, а он подобные мысли откидывал сразу, банальщиной считал. — Мозги мне пудришь, Аришка?       — Весь, — недовольно отвечает Ариша и гордо вскидывает подбородок. — Иди отсюда.       Макс с недоверием косится на нее с полминуты, неслышно вздыхает и подхватывает со стола колоду гадальных карт. Скучно Дениске без эзотерики. Заебал уже ныть, что по потустороннему соскучился и что Максовы реализм со скептицизмом должны были в городе остаться. Бросив возмущенный взгляд, Ариша отворачивает голову.       Макс уходит не прощаясь.       На улице посветлело, словно разговор не десять минут длился, а час по меньшей мере. Но все же больше беспокоит тот факт, что Денис так бесстыдно обманывал и что не было ни капли ясности в Аришиных движениях. Она ведь изначально понимала, что прогонит, а все равно лезла, соблазняла. А Макс повелся, пусть и думал, что в ответ издевается. То ли она дура малолетняя, то ли он, мужик взрослый и как бы духовности за тридцать с лишним лет набравшийся, дебил конченый. В малобюджетных турецких сериалах страсти и то больше обоснуя имеют. А у них вроде и страсти, а вроде и дичь откровенная.       От Ариши, нимфеточки как-никак хитрой, предательства ожидать можно было, да и от Дениса чего похлеще, однако Максима вся эта ситуация задевает. Обидно. Он к Дениске с искренностью, с наилучшими пожеланиями просто, а тот убить хотел как скотину или недругов хозяинских. Обнадеживает лишь то, что передумал в последний момент, историю свою поведал — доверился. Тогда в нем, в его словах и слезах фальши и лжи отнюдь не было. Тогда Макс поверил — и до сих пор верит.       Вернувшись домой, он останавливается на крыльце и закуривает. Нужно стресс снимать. Преданным себя не считает: все, что у него с Денисом, подделать трудно или вовсе невозможно. Да и незачем, если тот решил пожалеть, как обещал когда-то. Макс с самого начала знал, что Денис в истории этой загадочной персонаж интересный и всякое творящий, потому не особо удивлен. Неприятненько, а все равно к Денису чувствует лишь влечение вкупе со страстью и нежностью. Неправильно это отчасти. Тут отомстить надо стремиться или лайтовенько на хуй послать хотя бы. А не хочется — хоть убейся. Макс собирается разве что за продолжительный обман предъявить и перекинуться о доверии двумя словами по советам психологов из инсты.       Макс ведь желанием жить загорелся. Даже в Топях без возможности уехать. Главное, что с Денисом рядом. Пиздец, казалось бы. Когда-то любой ценой выбраться готов был, а сейчас… Таким запутавшимся он себя ощущает будто впервые. Это постоянно как в новинку кажется, да новизны в этом состоянии нет. Каждый раз одно и то же.       Сзади скрипит дверь — снова не дают покурить и повариться в мыслях в тишине утреннего спокойствия. Макс оборачивается только после того, как чувствует обвившие со спины тонкие руки. Сонный, растрепанный Денис в одних лишь кроссах и его футболке. Продрогнет же.       — Макс, ты че это опять? — вполголоса интересуется он, прижавшись к Максиму, утыкается в грудь и приглушенно произносит: — Пойдем спать, рано.       Макс не глядя тушит сигарету. Денис вдруг отстраняется, смотрит с враждебностью и с нарочитой бесстрастностью спрашивает:       — Что ты у нее забыл?       — У кого?       — Дебила не строй.       — Ты на чем нагадать успел?       — От тебя травами несет.       Все же с его проницательностью и Максовой резкостью разборок с утра пораньше не избежать. Если бы Денис первым не начал, учуяв предательство — кто кого предал еще — благодаря эзотерическо-хозяинским способностям, Макс сам вскоре с претензиями накинулся. Побычил бы от души.       — Дениска, — он недружелюбно скалится. — Ты совсем оборзел?       — Я повторяю: что ты у нее забыл?       — Тебя ебет?       — Я по-человечески попросил к ней не лезть, но тебе же не сидится спокойно, везде залезть нужно, вынюхать. Так и остался шавкой репорте…       — Хули ты меня пилишь, а, Дэн? — беспардонно перебивает Макс и, цепко схватившись за плечи, наклоняется. — С нихуя доебался. Мы просто говорили, ясно тебе? А, Дениска?       — Ты мне обещал, — тихо, с несокрушимостью напоминает Денис.       — Я и сенсацию обещал про Спас-Прогнание ваше ебучее.       — Мне похуй.       После безразличности этой фальшивой, способной лишь образ поддерживать, терпение у Макса кончается. Не настолько, чтобы обо всех грешках упомянуть и Хозяина приплести, но достаточно для того, чтобы размеренность подкосить. Макс не выдерживает — укладывает ладони на щеки и резким движением подтягивает к себе.       — Ты меня завалить собирался, а, Денич? С Аришкой-то на пару.       У Дениса, от удивления рот приоткрывшего и тотчас сжавшего зубы, во взгляде мелькает страх, а после — осознание. Бедный. Не подумал, о чем разговор был.       — Хуйню несешь! — отпирается Денис, продолжая смотреть пристально и вкрай охуевше, и пытается скинуть руки. — Отъебись от меня, дебил!       — И не признался нихуя, — самозабвенно продолжает Макс и наклоняет голову так, чтобы оказаться на одном уровне. Чувствует, как прет, как слова сами собой наружу рвутся. — В глаза мне смотреть не стыдно было? А мне, еблану, казалось, что вечность, блять, знакомы, что мы все, блять, прошли, не только медные, нахуй, трубы. Че, Дэнчик, не так что ли? Сказать зассал или че, а? Я ж тебе, блять, не сделал бы ничего!       — Макс, блять, замолчи, — просит Денис, совсем сжавшись как-то.       — Я ж в тебя по самое не хочу, — Максим вздыхает, скользнув ладонью по щеке к линии челюсти, на мгновение ощущает успокоение, тут же тающее под влиянием гнева, и, крепче схватившись, снова тянет на себя. — Думаешь, терпел бы поведение твое ебланское? Как ты мне слюнявишь все во сне, блять? Я тебя пожрать каждый день уговаривал бы, скажи? Да нахуй оно мне не сдалось: в фейсайди тебя добавлять, волосы тебе держать над толчком, потому что то ты хаваешь за троих, то голодаешь, настроение твое угадывать, лишь бы не задеть. А ты мне что, Денич? Жопу подставлять — маловато как-то, раз живешь тут со мной, с объятиями своими лезешь, с поцелуями. Наигрались мы давно уже, признаться сложно было что ли? Я б поорал и забыли бы, а теперь мне вообще можно тебе доверять? Я себе, сука, не доверяю, тебе все! Тебе! А если бы в башку не ударило тогда, то че, ни разу не пожалел бы? Совестно не стало бы? В монастыре мне дать тоже частью плана было?       — Макс… — шепчет Денис. Глядит загнанно, невольно вызывая предательскую жалость. — Макс, не надо. Хватит.       А ведь Макс начал едва ли, только-только разогнался. Вот те и цинизм.       — Че, сказать нечего? — Макс напоследок издевательски усмехается в лицо. — Заплачь мне тут еще, блять, поной. Пожалею, все грехи, сука, тебе отпущу!       Он наконец отстраняется и отходит, ощущая, как подрагивают от нервозности руки. Нахмурившись, Денис бросает на него затравленный взгляд и закусывает губу. Макс достает карты, вкладывает в дрогнувшую руку, тихо говорит:       — Иди расклады делай, — и касается губами тыльной стороны ладони.