На нашей стороне

      Неясно, каким способом, но вынудить Элю на поминки сходить Катя смогла. То ли звезды сошлись удачно, то ли успела пару уроков по вызову жалости у Сонечки взять. В девчачьи мутки Макс не лезет.       Уже вечереет. День выдался теплым и солнечным. После того, как Денис умотал с утреца по делам своим таинственным, Макс успел в гелике покопаться, навернуть трусцой пару кругов по деревне, отжаться раз сколько-то до темноты перед глазами, поспорить с бабкой-соседкой о скоммунизженной лампочке и прочим, на что жизнь в деревне богата, позаниматься. Книжки там полистать, яблок нарвать.       Мероприятие наметилось сомнительное. Еще и вечером в монастырских развалинах. Если электричества нет, то романтический ужин при свечах с Хозяином обеспечен. Хотел же Денис когда-то.       Закат тусклый и непримечательный, отнюдь на позавчерашний, разлившийся по-киношному алым, не похожий. Максу остается любоваться скучающим Денисом. Облокотившись на перила на крыльце, тот глядит с легким прищуром в небо, на розовое облако, и курит.       Что-то долго девчонки возятся: у Макса вон уже сига догорает. Он тянется за телефоном, дабы время посмотреть, вспоминает, что решил от греха подальше не брать — искушение все задокументировать появится — и тихо блякает.       Денис заинтересованно поворачивает голову. Макс притягивает его к себе, обвивая рукой поперек живота, и устраивает подбородок на макушке.       — Волосы мне не подпали, — предупреждает Денис.       — Не боись, — отвечает Макс, выдохнув дым в сторону, и касается сухими губами волос. — Красивые они у тебя. И пахнут вкусно. Святой водой моешь?       — Шампунем Сониным. Он как твои сигареты.       Усмехнувшись, Макс думает, как же ему с Дениской повезло. Милый такой. Романтика эта приходится по душе, не то что похожие друг на друга свиданки в городе: рестораны, кинчик, кафешки, клубы… Изредка Макс скучает по цивилизации с доставкой на дом и разными местами для посещения, но к деревне, где с девяностых ничего не менялось, уже привык. И к Денису, танцующему иногда по вечерам под кальянную музыку, тоже. Немного жаль, что проводят тут максимум языческие ритуалы, а не сельские дискотеки. Дениска бы всех порвал.       — Денич.       — М?       — Ты Хозяином станешь, когда батя скоропостижнется?       Судя по тому, как он напрягся, внезапный вопрос застал врасплох. Денис молчит с минуту, пока сижка в тонких пальцах нещадно тлеет, а после негромко отзывается:       — Не-а, хрен мне. У меня брат есть. Старший.       Теперь и Максим напрягается. Он был свято уверен, что Денис у Алябьева единственный и что шизиков с наследственностью его идиотской больше не найдется. А вот оно как.       — Ну нифига, — Макс отстраняется и, развернув Дениса лицом к себе, бережно смахивает челку с глаз. — Ты почему раньше не говорил?       — А че, разница что ли есть? Его-то Хозяин уважает. У них же одна фамилия. А я лишний, — бесстрастно говорит Денис, не глядя отбросив бычок в заросли. — Хз, как меня вообще пустили. Со мной не было еще троих, как надо. Из-за родственных связей, как оказалось. Ю ар велком.       — То есть ты тут не только башку вылечил, а еще и семью обрел?       — Да какая они мне семья? Я всегда был один.       «Самая что ни на есть настоящая», — думает Макс, сравнив мысленно поведение Алябьева и Дениса.       — А брат твой чем занимается?       — Той же мутью, что и я. Иван был у Хозяина на побегушках, пока я не приехал. Познакомитесь еще.       Переварить новую информацию Макс пытается безо всяких «Че» и «Офигеть», в голове крутящихся, и тушит начавшую жечь пальцы сигарету.       — Но если б не Хозяин, — тихо начинает Денис, — то я бы уже давно в гробу гнил где-нибудь под Москвой. А он меня спас.       — Денечка, — вздыхает Макс. — Наша песня хороша — начинай с начала, — и укладывает ладони на его щеки, заглядывая в потускневшие глаза. — Он же тебя обрек на страдания.       — На страдания меня обрекла судьба, а не Хозяин, — Денис нервно облизывает губы и твердит: — Он вылечил.       Темы такие заводить — экстрим с русской рулеткой наравне. Но к трэшаку натуральному в рассуждениях этих с безразличием относиться нереально.       — Дэн, ты херню городишь.       Денис падает на колени.       — Душевное спасение.       — Денька, ну ты че опять? — Макс хватает его за воротник шубы в попытке заставить подняться. — Денич, ну е-мое…       Денис не поддается — не сводя глаз, надрывно шепчет:       — Исцеление.       Приглушенный голос из-за двери вынуждает его подняться, зацепившись за руку Макса. Преданность эта леденит — бедный, блять, Дениска. Недавним поздним вечером, когда о страхе его рассуждал, Макс полпачки одну за другой. Думал, как не докатиться.       Он мягко притягивает Дениса за волосы, поглаживает пряди и целует в лоб.       — Да живой я, Макс, живой.       — Верю.       Если бы не вышедшие из дома Катя и Эля, Дениску Макс обнял бы до того крепко, чтобы убедиться окончательно в правдивости слов, тепло почувствовать, руки ощутить на плечах. Пуще прежнего помрачневшая и будто бы осунувшаяся Эля вся в черном — на поминки же собралась — спускается во двор. Макс скептично поглядывает на занятые бутылками с бордовой бодягой Катины руки.       — Это че такое? — он кивает на неопознанную жидкость за мутным стеклом.       — Кровь девственниц, — весело улыбается Катя. — Настойка какая-то, — подняв перед собой бутылку и всмотревшись, говорит: — Вишневая кажись.       — Фига се, че ж ты, Катька, раньше прятала?       — Чтоб ты поубивал всех в пьяном угаре?       И то верно.       К выходу со двора девчонки плетутся чуть позади. Катя пытается Элю растормошить, но все безуспешно: та лишь молча хмурится. Как на казнь ступает.       — Че, Макс, идем краш-тест гелику устраивать? — обернувшись, с задорной усмешкой спрашивает Денис, когда открывает калитку.       — Я ща жопе твоей краш-тест устрою, иди давай, — Макс тоже усмехается и, подгоняя, похлопывает его по плечу.       Денис в ответ обольстительно улыбается.       Деревенские дороги — пиздец. Ухабистые, предназначенные только для пеших прогулок. Если с наслаждением на классной тачке прокатиться нереально, то на велике и шею на раз-два свернуть можно. Другого ожидать не стоило. Если бы не подсказки Дениса о том, где и как лучше проехать, то Макс еще час по стремительно опустившимися сумеркам плутал.       Тварь продажная — зато с геликом. В сущности, отказаться невежливым было бы, а когда Алябьев сам предложил, настаивал даже… Теперь Макс самый крутой тут после Дениса — с геликом-то. Надо о бензине порешать. С Хозяином страшновато: тот порешает так, что в лесу и с собаками не найдут. Остается обратиться к Козлову. С ментовскими обязанностями тот не справляется, а так хоть в чем-то полезным будет.       С горем пополам они добираются до монастыря. Недостаток света и захламленная территория вызывают трудности с тем, чтобы нормально припарковаться. Неподалеку маячит милицейский УАЗик — ну и отлично, с Козловым Макс сегодня и перетрет. Козлов мужик бесстрашный, вообще не просыхает наверняка. Максим решительно собирается бухнуть на застолье — со всеми почестями помянуть, — поэтому точно не осмелится по дорогам этим возвращаться. Элю наверняка Катька напоит, а Денису он просто не доверяет: то, что тот коллективный суицид с обрыва устроить может, кажется вполне реальным. Придется утром за машиной идти — будет мотивация для пробежки. Хотя хер знает еще, что взбредет под градусом в голову.       Макс шикает на Катю, когда та сильно хлопает дверью, и направляется вслед за Денисом к зловеще возвышающемуся монастырю. Из побитых и реже попадающихся целых окон тускло горит свет. Даже у входа освещение какое-то. Великолепие совсем как на тех фейковых фотках в инете.       Катя с Элей снова бредут позади под ручку. Денис ждет, пока Макс с ним поравняется, и, за руку схватив, переплетает их пальцы. Вот это романтика — щас прослезится.       — Ненавижу херню эту, — с нескрываемой злобой произносит Денис. — Им только повод дай напиться. Бичи ебаные.       — Абстрагируйся, Дэнчик, — советует Макс.       Он и сам-то не рвется с ноунеймами всякими знакомиться, тем более клялся себе, что в монастырь ни ногой больше. Во комедия с батюшкой вышла. Хотя Дениска отмолил вроде как, если не пиздел для красоты. Макс весь день старался о предстоящей встрече с Хозяином не думать, потому и настроиться не успел. Вся надежда на опыт общения с разномастными слоями населения. Столичных олигархов тут точно не найдется, а с деревенскими разобщаться — дело плевое.       У входа в монастырь Катя, мол, неловко ей, впаривает Максиму бутылки. А перед водилой труповозки не стеснялась. Максу не в напряг, а вот Денис на этот жест цокает языком и первым заходит внутрь.       Сверху слышны голоса, для поминок слишком радостные. Ясен хрен, что никакие это не поминки, а торжество по избавлению от грязи общества. Назвать местный контингент обществом можно лишь с натяжкой.       — Мы сейчас все ноги переломаем, нифига не вижу, — недовольно бормочет Катя.       — Закройся, — откликается Денис, ведя их к лестнице, где не так темно благодаря свету из окна.       — Раз ты такой умный мог бы и…       — Не начинайте, — просит Макс, вклинившись прежде, чем Денис примется бросаться цитатками из «Хамим красиво».       Катя раздраженно пыхтит, а Денис хмыкает, но оба слушаются. Макс усмехается мысли о том, что неплохо авторитет иметь над теми, кого имел.       Его кидает в исконно-русские флэшбеки, в которых искал отчаянно выход после того, как разложил Дениса на столе. Только и повторял, что больше сюда не вернется. А теперь вон, следует за ним беспрекословно к той злосчастной столовой. По пути людей не встречается. На мгновение Максу чудится, что голоса не за стеной, а в башке гудят, и что он к собственной смерти прямо в руки идет. Быстро себя одергивает: ну что за параноидальная чушь, ему никогда не присущая?       — Сука, — внезапно выдыхает Эля, отшатнувшись от недоумевающей Кати.       — Что такое? — настораживается та.       — Показалось, — тихо отвечает Эля и добавляет еле слышно: — Они показались.       — Да нет никого, — оглянувшись для убедительности, уверяет Максим.       Если бы трупаки заявились, то мистический артхаус можно провальным считать: такая предсказуемая хуйня в нулевых должна оставаться.       Едва ли не с порога Макс сталкивается с Козловым. Блюститель порядка веселенький какой-то, до подозрения дружелюбный, словно другой кто-то призывал сидеть тихо и сцен не устраивать. Пожимая руку, Макс предполагает, что тот водки перепил, и осматривается.       Атмосферка тут гоголевская, но из «Вия» и подавно ничего не наблюдается: ни гробов — ни летающих, ни стоящих, — ни окон битых, ни песен молитвенных. Люди разве что непонятные за столом, вареники среди блюд, обшарпанные стены да потертая позолота икон. Мужики, бабы деревенские — все в лучших традициях русской провинции. Из знакомых лиц только Соня с девчонкой чуть старше ее — сестрицей Лизой той самой — и баб Нюра. Не хватило все же Сонечке смелости. Как и денег на проживание не хватало, пока Денис не порешал. Все же каким образом Максима, журналиста столичного, пусть и неуважаемого, угораздило среди контингента этого застрять?       Убедившись, что закинувшийся исключительно дневной дозой водки Козлов при уме и памяти, Макс решает вокруг да около не ходить и справляется сразу о бензине. Козлов хмыкает в усы.       — Максим, вот ты мне скажи, — начинает он, под руку уводя Макса в сторону, — зачем тебе бензин? Куда ты ездить будешь?       — Да мне осведомиться хотя бы.       — Осведомился уже: слышал я, что с девками вашими было. Говорил-говорил вам, а вы не послушались. И что тут делать?       — А ты тему-то не переводи, капитан. Я про бензин спрашиваю.       — Про бензин, про бензин… Когда кончится — тогда и приходи. Отолью тебе.       По сравнению с остальными укурышами Козлов мужик адекватный, но логика по-российски ментовская валит наповал. Но не Максу судить, когда он ответ этот хавает молча.       Покосившись на бутылки в его руке, Козлов поднимает заинтересованный взгляд. Облизался бы еще, сволочь мусорская.       — Настойка. Негоже с пустыми руками.       — Ай да журналюга! — Козлов хлопает Макса по плечу. — Знаешь же, как знакомиться надо. Ну, иди делись.       — Это кто такие вообще? — негромко любопытствует Макс, склонившись над ним так, чтобы никто вдруг невежество такое не услышал. — Хозяин где?       — Даешь ты, Максим. Ну гляди…       Посмевший заикнуться о нарушениях закона Козлов в двух словах повествует о присутствующих. Макс смеряет его скептичным взглядом: закона в Топях отродясь не было. Козлов тушуется и, качнув едва заметно головой в сторону, спрашивает:       — А вон, вишь брюнетик такой прилизанный рядом с Денисом? — Макс кивает. — Это брат его. Ванька. Шкетом еще помню, совсем как Мишка мой был.       Предчувствуя, что Козлова в отцовскую нежность вот-вот развезет, он опускает ладонь на плечо и наклоняется ближе.       — Капитан, не юли. Где Хозяин?       — Придет сейчас Хозяин твой, обожди.       Козлов оказывается прав: вскоре все резко умолкают, а после спешат поздороваться с вошедшим Алябьевым. Даже Катя, от прилипшего к ней с Элей деда отвязавшись, лезет к Хозяину с приветствиями в числе первых. Заделавшись дружелюбным, Макс отмечает, какой замечательнейший ужин, зэками отнюдь не заслуженный, им, Хозяином, устроен. Благодарит вскользь, ведь просек, как это льстит. Денис бы это мерзостью ебаной назвал, хотя сам перед батей стелется.       Хозяинское место предсказуемо оказывается во главе длинного стола. С жаром под ребрами Максим вспоминает, как Дениса именно там оттрахал. Неслышно хмыкнув, думает, что вряд ли тот с хлоркой стол вытирал. И вытирал ли вообще.       Катя тянет Макса на скамью. Слева от него о чем-то Алябьеву говорящий и разливающий по рюмкам водку Козлов, справа — Катя и Эля. Макс переглядывается с сидящим напротив рядом с братом Денисом и вопросительно вскидывает брови — мол, че ты далеко так, — а тот лишь коротко качает головой.       Иван этот слишком спокойным и молчаливым, скромным даже кажется. Макс знает, что первое впечатление уж точно обманчиво, ведь корни хозяинские обрекают на говно в башке. Никогда бы не подумал, что Иван и Денис родственники. В темных взглядах что-то общее есть, но не более. Разве что безучастным видом друг на друга похожи.       — О покойных либо хорошо, либо никак, — раскатисто начинает Алябьев, отчего за столом мгновенно воцаряется тишина.       — Помолчим значит, — едва слышно шепчет Катя, обводя кончиками пальцев края рюмки.       Зря рот открыла. Алябьев точно обратит на эту едкость внимание. Но он, вопреки Максовым ожиданиям, с прежней торжественностью продолжает:       — Хорь и Чучундра свободы искали… — и разражается продолжительной речью.       Странно, что по погонялам называет, но народ это не волнует. Вся деревенщина безликая на пиршество по одной причине собралась. Макс на Элю подглядывает — она сидит спокойно, перед собой смотрит. Словно не из-за нее сие криводушием наполненное действо происходит.       Пьют не чокаясь — оно и понятно, — а после все забывают о первоначальной причине торжества. Козлов с превеселым «Между первой и второй перерывчик небольшой» поесть нормально не дает, однако Макс послушно выпивает — хотел же в хламину. Может, хоть так жителей поймет.       Присущие любому застолью разговоры текут рекой — местной, холерной, — не дают заскучать. Макс заводит беседу с Козловым, водку как воду лакающим, но, когда тот упоминает снова о сыне, спешит откланяться и переключиться на других. У Козлова все к Мише, которого Макс не видал ни разу, сводится. Попросил познакомить — у капитана аж глаза заблестели. Или это от водяры уже.       — Катька, не налегай, — говорит Макс, когда разговор с ней и приставшим дедом иссякает. Катя поднимает недовольный взгляд. — Нам тебя тащить потом.       Впрочем, недовольство быстро сменяется на веселье. Она улыбается:       — Вкусно капец! На, попробуй, — и протягивает полупустой стакан с настойкой. Максим пробует. — Не то что в барах хрень всякая.       — И бесплатно, — соглашается он, вытерев рот — по усам, блин, текло — и допивает. Реально вкусно, наравне с забытым травянистым Аришкиным чаем. — Себе еще нальешь.       Катя усмехается.       Макс и забыл, каково это не только с Денисом, Катей и — совсем редко — Элей контактировать. Он чешет языком без разбора, любые темы поддерживает, отвлекаясь наконец от мрачности. Девиц под стать Арише не находится, но соскучившегося по спорам Макса это не волнует. Только сестра Сонина заинтересовать сумела. Тоже в полемику лезет, мнения своего не стесняется. Лизе с таким характером в монастыре делать нечего.       Макс переводит взгляд на слушающую чужой разговор стесняющуюся глаза поднять Соню. С ней единения Макс не чувствует. Губы у нее мягкие, а руки нежные, но как-то маловато этого для того, чтобы доверие вызвать. Непонятно, как уживается в ней жалостливое милосердие с едким эгоизмом. Сама сестрицу возвратить захотела — неясно, правда, как, — а та глядит волком не только на пришедших, но и на Соню. Лиза как смерть бледная, с синевой под глазами, в которых кроме пустоты ничего даже при желании не отыщешь. Видно по ней, что сердце — ледышка-пустышка, пусть и говорит много. Зато Соня, себе навязавшая искреннюю веру в то, что сестре поможет, довольна. Видимо, в глубине души только: ни в жестах, ни в эмоциях что-либо прочесть возможным не представляется. Обе как привидения.       Время проходит незаметно. Проглядывается за мутью окон яркий свет луны, а некоторые собираются по домам, когда Макс обнаруживает, что присутствие Алябьева больше не напрягает. Будто не было ни сцены с Элей, ни всей той жути, о которой Денис упоминал. Будто Хозяина никто не боится. Непонятно, как в нем, маньячине этом, что-то хорошее, почтение вызывающее отыскать можно.       Он здесь царь. Ему словечко против замолвишь — с головой попрощаешься, поэтому терпят все, потому что понимают-то остатком поплывших от химикатов мозгов. Сами не врубают, что терпят: думают позитивно, стакан ведь полон всегда, хоть и звучит убого — Кровосток истину глаголет. Русские с колен и раньше не вставали — еще поколениями постоят. И Максим тоже, если так и дальше продолжаться будет. А оно будет. Тут после Алябьева — Иван.       А Денис почти ничем от Макса не отличается. На полномочия не богат, пусть и заделался для местных идолом. Все решают страх на подсознательном уровне и приказы Хозяина. Но не такой уж Денис трус, раз пытался, по словам Козлова, свести не единожды счеты с жизнью. Максу и Дениса жаль, и себя отчасти. А могли бы в Москве остаться. Максим в редакции какой-то похуже той, откуда погнали, Денис — в могиле.       Ядовитую мысль о мертвом Дениске Макс глушит очередным глотком настойки. Если бы не он, то с ума сошел давно. С Аришей даже не вывез бы.       Застолье в целом веселое, но Денис скучает, подперев голову рукой, и лениво рассматривает других. И не съел почти ничего. Макса это злит пиздец, как и направленный на него взгляд Ивана. Поначалу пытается внимание не обращать, но нечитаемые взоры тот бросает до неприличия часто. Встретившись с ним глазами, Максим кивком намекает на то, чтобы перетереть выйти, и сразу поднимается. Опешив словно, Иван хмурится, а Макс говорит «Я покурить» Кате на ухо и выходит.       Он хоть и не уверен, что Иван приглашение примет, все равно ожидает за дверью. Проходится туда-сюда по освещенному луной помещению — хрен знает, какую роль выполняет, — только сейчас чувствуя, как охмелел. Не до такой степени, что пол мягким ощущается, а в голове пустота, однако до такой, чтобы вставить Денису пропиздонов за объявленный нормальному питанию бойкот.       Едва слышно скрипит дверь. Иван все же решил выйти. Макс усмехается уголками рта, рассматривая его — с уложенными волосами, в кожаной куртке, моднявого как Денис, — и произносит:       — Обижаете, Иван Витальич.       — Просто Иван, — равнодушно отвечает тот, засунув руки в карманы. — Чем же я вас, интересно, обижаю?       — Взглядом своим, Иван, — с напускной печалью говорит Макс, а после расслабленно улыбается. Не будь так далеко, похлопал бы по плечу.       Иван вопросительно приподнимает бровь, с искренним непониманием, почему Макс доебался, глядит. Не пил, кажется.       — Курите?       — Курю.       — Ну так давайте выйдем, — оживленно предлагает Макс, — на перекурчик.       Знает, что Иван не так прост и что с ним, как с огнем, играть опасно. Но отказать себе он не может.       На улицу они спускаются в ненапрягающей тишине. Макс подозревает, что не ту тактику для налаживания отношений выбрал, хотя заинтересовать определенно смог. Вряд ли Иван как Дениска с вечными перепадами настроения, однако есть в нем что-то такое… хозяинское. Следующий на очереди же, точняк.       Свежий воздух слегка упорядочивает мысли и немного отрезвляет. Макс заводит Ивана за угол, подальше от входа, как вдруг тот с насмешкой бросает:       — Страх нагрешить?       — Нагрешил уже. Вы неверующий?       С непокидающей губы усмешкой Макс закуривает, наблюдая за поджигающим сигарету Иваном. Ублюдский официоз этот, совсем им, почти ровесникам, ненужный, предпочитающего с едва знакомыми фамильярничать Максима бесит. Иван из себя интеллигента этакого, ко сброду деревенскому с благосклонностью относящегося, строит. Разит от него избитым в российском кино криминалом. Если в Денисе все, кроме натуры, сутенерское, то в Иване сквозит хладнокровие в выполнении обязанностей. Потому бесцеремонность проявлять не то что непрофессионально, а некрасиво как-то. С Денисом, хамлом последним, полегче было, да и неформальность в отношениях роль сыграла. Растерял Макс навыки: ни черта не понимает теперь.       — Есть у вас жена, дети? — невзначай интересуется он.       — Не вашего ума дело, Максим, — усмехается Иван.       — Пардон тогда, — Макс пожимает плечами.       — Как же вас с такой вежливостью с работы выгнали? — незаинтересованно любопытствует Иван.       Макс уж собирается в его же манере отбрить, но осознание того, что Ивану известно все, бьет внезапно в затуманенную алкоголем голову. Макс ведь толком понятия не имеет, с кем беседует.       — Это вам птичка напела? — хрипит он и торопится культурно откашляться.       — Денис.       — Вот как. Неужели сами все о приезжих не знаете?       Иван молчит около минуты, затягивается пару раз, на Макса не поглядывая, и произносит с прорезывающейся в голосе сталью:       — Прекращай расспрос.       Макс расплывается в удовлетворительной улыбке: до перехода на «ты» спровоцировал. Нет, херовый он все-таки журналист. До добра это не доведет.       — Как будущего Хозяина не послушаться? Слово — закон.       — Отца моего не хорони раньше времени.       — Прошу прощения, — Макс прикусывает тут же язык, чтобы рвущееся «сука» не добавить.       — Интересный ты журналист, Кольцов, о чем писать будешь?       Съязвить о том, что черновик статьи ему для правок принесет, хочется жутко. Но вместо этого Макс с дружелюбной усмешкой подходит ближе и опускает ладонь на плечо.       — Вань, не подумай плохо. Я же не с претензиями.       Равнодушное выражение лица Ивана не меняется. Неудивительно, что с Денисом у него такие холодные отношения. Макс предполагает, что Иван рад был, когда обязанность людей гонять на Дениса после приезда пала. И чем же сейчас занимается, если тот грязные получения исполняет в одиночку?       — Часто на поминки собираетесь? — спрашивает Макс, решив тему перевести на что-то более нейтральное, чтобы контакт наладить.       — Часто. Деревня потихоньку вымирает.       — Что будешь делать, когда окончательно вымрет?       — Этого мы с тобой можем не бояться, — Иван поворачивается, леденяще улыбаясь. Или это Максу под градусом кажется, и в улыбке ничего такого нет.       — Надо нам как-нибудь выпить вместе, познакомиться.       — Я таким не занимаюсь.       — Жалко.       Всю несуразность ситуации Максим понимает только сейчас, когда Иван тушит сигарету о потресканную стену. Хорошо настойка в голову ударила. Что за херню Макс нес? Так еще и сыну хозяинскому, человеку без сомнений уважаемому. Он спешит все в шутку перевести:       — Иван, я эт…       — Если ты что-то учудить вздумал… — с сильно не вяжущимся с безразличием напором перебивает Иван. Макс тоже договорить не дает:       — Да понял я. Поотрываете все нахер. Понял.       Иван смеряет до того нечитаемым темным взглядом, что желание ему, а следом и себе въебать становится невыносимым. Далеко Иванушка не дурачок. А вот Макс… Напился, а до понимания местных не дошел. Еще и понятия не имеет, для чего и почему разговор этот затеял.       Снова забылся — снова сига пальцы жжет. Макс притаптывает бычок носком кроссовка и тянется за пачкой в карман.       — Хорошо, что понял, — заключает Иван, окончательно поняв, видимо, что Макс не в адеквате. — Протрезвеешь — тогда и познакомимся. Раз неймется.       — Неймется, Ваня, — невнятно отвечает он, зажав сигарету губами, и чиркает зажигалкой. — Тут в Топях интереснее, чем в Москве.       Непонятно только, почему Иван выйти согласился, если видел, с каким пылом Макс хлестал водку и настойку. И почему сразу не ушел, заметив, как развезло от алкоголя? Может, вовсе внимания в монастыре не обращал и это жаждущая скандалов журналистская фантазия вкупе с алкоголем обманчиво подрисовала? В разговоре смысловой нагрузки по нулям, как и мыслей в башке, а Иван возвращаться не торопится. Странный — под стать деревушке.       Макс нервно как-то сигой дымит, Ивана все рассматривает в попытке мотивацию понять. От занятия отвлекают шаги позади. Обернувшись, он видит хмурящегося Дениса. Тот кивает брату, Максов взгляд проигнорив, и спрашивает:       — О чем разговор?       — Познакомились, — спокойно откликается Иван и, подойдя к Денису, тихо говорит что-то.       Если не послышалось, то Макс разбирает насмешливое «Все в Москве такие?» Денис слабо улыбается уголком рта, а после Иван уходит. И ни словечка Максу не сказал, а тот ведь так стремился законнектиться. Херовый журналист, что уж тут.       — Мне тоже дай, — просит Денис, махнув у губ двумя пальцами. Макс протягивает приоткрытую пачку.       Дав прикурить от своей сиги, он затягивается в последний раз и сминает бычок о стену. Окинув Макса недовольным взглядом, Денис выдыхает дым. Однако Максу недовольство это до пизды — он льнет к Денису со спины, обвивая руками, и тянет носом аромат волос. Денис дергает плечами, стремясь от прикосновений уйти, но Макс только крепче прижимает к себе. Наклонив голову, шепчет:       — Денька, — касается сухими губами за ухом, — хоть сегодня пожри нормально, — и тянется к шее, чтобы несколько поцелуев сначала с одной, а потом и с другой стороны оставить. Денис вздыхает едва слышно, наверняка прикрыв веки. — Сонька ж готовила, очей не смыкала. Я ж тебя сломать боюсь.       Он резко поворачивается, когда хватка слабеет, и сразу сталкивается взглядами с Максом. Глядит со злобой, однако Максиму это не мешает переместить руки на талию.       — Ты че ему наговорить успел, а, товарищ журналист? — с остервенением произносит Денис и торопливо затягивается.       — А че, стыдишься меня что ли?       — Фу, блять, — Денис кривит губы и демонстративно отворачивается. — Не дыши на меня даже. Ты как домой будешь добираться, алкашня?       — Че ты, отвезти не сможешь, Дениска? Ты не пил почти. Только вино свое царское.       — Какой в жопу отвезти? Темно щас, дорогу сам видел. Ты ж теперь за гелик больше, чем за себя, трясешься. Мне че, судьбу испытывать, чтобы ты потом накинулся? Че я, не знаю тебя что ли? Мне оно нахер не надо.       — Значит, пешочком с Катькой, воздухом подышим.       — Переночуйте в монастыре. Я тебя искать не буду.       — Хера че придумал, — Макс сипло посмеивается и отпускает Дениса. — С батюшкой валетом? Спасибо, Дэнчик, я пройдусь.       — Еблан ты, Макс, пиздец, — Денис качает головой и, не дожидаясь отклика, направляется в противоположную от входа в монастырь сторону.       — Ты куда пошел? — спрашивает Макс. Денис не удосуживает ответом. — Аккуратнее там.       Возвращаясь обратно в монастырь, Максим думает, что пить больше не будет. Мало того, что Ивану хуйни наговорил, так еще и Дениса расстроил. Он и на трезвую голову за языком следит не всегда, а выпив и подавно.       Людей уже не так много, отчаянные лишь сидят — водку допивают и доедают оставшееся. Отец Илья в начале застолья помаячил, на пару мыслишек натолкнул, а после возвратился в каморку свою извращенскую. Катя рассказывает о чем-то Эле, допив оставшуюся на дне настойку с горла, и адресует Максу развеселую улыбку.       — Катька, закругляться пора, — наклонившись к ней, говорит он, без стеснения хватает со стола полную рюмку — Элину, кажись, — и выпивает напоследок. Не закусывает уже. — Пойдем.       — Ты решил машину в первый же день угробить? — Катя хмурит брови.       — Пешочком, Катька, пешочком.       — Как мы по лесу доберемся? — подает голос Эля. — Ночь на дворе, заблудимся.       — Да свернем там, не напрямую пойдем, — нетерпеливо отвечает Макс, похлопывая обеих по плечам, подгоняя. — Поднимайтесь.       Катя переглядывается с Элей, решая, а та, безразлично качнув головой, встает. Кате не остается ничего, кроме как подняться следом и, чтобы не свалиться, взять Элю под руку.       — Ща, попрощаюсь тут… — Катя уводит Элю к носом клюющей Соне.       Не теряя времени, Макс направляется с Козловым и Хозяином проститься, поблагодарить пару раз и отказаться от ментовского приглашения еще по одной бахнуть. Алябьев кажется вообще неугрожающим, непримечательным. Под градусом просто — иных объяснений не находится. Не может все быть простым, каким ощущается этим вечером. Тут не только в лесных тропах заплутать легко, а и в мыслях собственных — вот это до сих пор пугает. К этому никак Макс не привыкнет.       Распрощавшись в итоге с кем только удается, он с девчонками покидает душную столовую и торопится подхватить Катьку с другой стороны. Та снова жалуется на темноту и коварную лестницу, а Эля отвечает в кои-то веки развязавшимся языком. В лепет их Макс особо не вслушивается, дорогу пытается вспомнить. Безуспешно.       На улице, завидев Дениса неподалеку, Макс просит Катю и Элю идти потихоньку и быстрым шагом направляется к нему. Явно лишней та последняя рюмка была: курить снова хочется.       — Денька, — негромко зовет Макс. Денис вопросительно вскидывает подбородок, скрестив руки на груди. — Тут останешься?       — Соне помогу.       — Дэн, — вздохнув, начинает Макс и поправляет воротник шубы в некой нерешительности, — ты меня прости, если я там че-то это… ну.       Денис улыбается с непривычной теплотой, притягивает за шею.       — Мне похуй, Макс, веришь? Не я же перед Иваном позорился.       Макс поглаживает Дениса по спине, усмехается, хотя не должен после этих-то слов, и крепко обнимает, зарываясь носом в волосы. Вот бы завалиться сейчас с Дениской дома спать.       — Все, вали, — шепчет Денис, отстраняясь. — Заждались уже герлы.       — Спокойной ночи, Дэнчик, — с накатившей нежностью говорит Макс и, перед тем как уйти, треплет его по волосам.