tell me your problems

      Их будит стук в дверь.       На самом деле, не совсем стук. Просто кто-то врезался в их дверь по дороге на завтрак.       Но они оба просыпаются от шума, и Эскель вскакивает с кровати, хватая один из своих мечей, а Лютик садится прямо и не отводит взгляда от двери.       К тому времени, как они понимают, что в их комнату никто не собирается вламываться — уже поздно делать вид, что они все еще хотят спать.       — Ты до сих пор здесь? — спрашивает Лютик, наклоняя голову в бок.       Эскель убирает меч в ножны и приподнимает бровь.       — Я должен был преследовать кого-то, кто просто оказался слишком неуклюжим с утра?       Лютик хмурится и качает головой, каким-то образом выпуская из головы тот факт, что это должно было звучать шутливо.       — Нет, конечно же нет, это было бы глупо. Я просто имел в виду, разве вы, ведьмаки, не трогаетесь с места сразу же, как встает солнце?       Очевидно, Лютик с утра такая же загадка для Эскеля, как и вечером.       Ведьмак медленно кивает.       — Что-то вроде того. Мы так избегаем неприятностей, но мне показалось, что было бы грубо уйти, не поблагодарив.       Лютик широко зевает, прежде чем махнуть рукой в пренебрежительном жесте.       — Ты уже поблагодарил меня, глупыш.       Эскель даже не успевает объяснить, что он поблагодарил Лютика только за выпивку и ванну, а не за то, что тот позволил ему остаться в своей комнате, — в своей постели, — как глаза барда расширяются, и он судорожно пытается найти свою одежду.       — О, ради всей любви Мелитэле, я должен был выступать сегодня утром! Как я мог забыть? Глупый, глупый… Где моя… А! Лютня? Лютня… ах, вот ты где. Идеальная, прекрасная, как и всегда. Так, а где мой… конечно, такой великолепный, благослови того портного и его умелые руки… Впрочем, есть ли у меня время?.. Нет, наверное, нет… О, погодите-ка, на это есть!       Эскель просто стоит в стороне и наблюдает, как Лютик пытается сосредоточиться. Это выглядит забавнее, чем он хотел бы признать. К тому времени, когда Лютик, наконец, поворачивается к нему со странным взглядом — Эскель улыбается.       — Серьезно, ты все еще здесь? Ну, если тебе никуда не нужно, я могу предложить тебе еще выпить?       От слов Лютика веет надеждой. Обычный человек мог бы и не заметить, но Эскель привык обращать на подобное внимание, поэтому он одаривает Лютика легкой улыбкой.       — Звучит неплохо.       Лютик буквально светится от его слов, широко улыбаясь.       — Замечательно! Я пока пойду начну. Вчерашнее местечко все еще твое, так что не торопись.       С этими словами бард выскальзывает за дверь, захватив с собой лютню.       Эскель многое повидал за свои года, но никогда не встречал кого-то, кто так легко переключается из полусонного состояния в хаотичное. Он говорит себе, что собирается остаться только потому, что должен Лютику, а не потому, что ему любопытно, или он беспокоится, или что-то в этом роде. И абсолютно точно не потому, что он так не улыбался, кажется, вечность.       В любом случае, как только ведьмак надевает куртку — конечно, воспользовавшись моментом, чтобы оплакать потерю половины шипов на одном из плеч, — он направляется туда, откуда слышится голос барда.       — Эль от Лютика, — говорит девушка, как только он садится за стол, пододвигая к нему кружку и ускользая из поля зрения ведьмака настолько быстро, насколько только возможно.       Эскель удивляется, как Лютик смог все успеть за такое короткое время: и позавтракать, и привлечь внимание большинства посетителей трактира.       И это вполне обосновано, потому что он великолепен — никто бы и не смел догадаться, каким беспорядочным он был некоторое время назад. Ну, никто, кроме Эскеля, который все еще пребывает в изумлении от того, как Лютик так быстро смог скоординировать свои действия. Он на мгновение задается вопросом, имеет ли это какое-то отношение к путешествию с Геральтом по континенту.       Сегодняшнее выступление намного короче вчерашнего, но трактирщик выглядит удовлетворенным, несмотря ни на что. Он улыбается Лютику, как только тот подходит к стойке после окончания и, кажется, завязывает разговор.       Через несколько минут Лютик направляется к ведьмаку с двумя тарелками еды и подмигивает ему.       — Я правда не ожидал, что ты останешься до конца, но ты, похоже, ждал, пока я закажу тебе еду?       — Что?       Эскель даже не уверен, о чем именно спрашивает: почему тот не ожидал, что он останется; или почему бард принес две тарелки еды; или с чего Лютик решил, что Эскель ждет еду.       Лютик просто подталкивает ему одну из тарелок и садится напротив; его лютня — рядом, как если бы там сидел еще один человек.       — Ты не можешь просто так уйти, не попробовав приличной еды, если уж ты в моей компании, — говорит Лютик с вызовом.       Он и не уходит, но только потому, что еда пахнет вкусно, а отказать Лютику кажется идиотизмом.       Но…       — Ты еще не ел? — спрашивает Эскель.       Лютик качает головой с озадаченным выражением лица.       — Я ведь еще не выступал, а таким образом мы хотя бы можем сэкономить несколько монет.       Это звучит вполне логично, но что делал бард, когда трактирщики не хотели предлагать бесплатную еду в обмен на выступления? Было ли у них с Геральтом достаточно монет и без выступлений, чтобы поесть без необходимости торговаться?       Лютик пинает его под столом.       Вздрогнув, Эскель поднимает на него взгляд, чуть нахмурившись, и удивляется, когда видит, что бард просто ест, даже не глядя в его сторону.       — Ты смотрел в никуда, дорогой, это может подпортить репутацию, — в конце концов объясняет Лютик, и Эскель почти смущен тем, что не заметил, как отвлекся.       Не желая объяснять свои мысли, он позволяет им закончить их довольно обычную, но все же приличную трапезу в тишине.       Это не занимает у них много времени, и уже достаточно скоро Эскель следует за Лютиком наверх. Бард останавливается, чтобы поговорить с девушкой, которая ранее принесла Эскелю выпивку, и смеется над ее словами, прошептав ей что-то на ухо, прежде чем продолжить путь.       Когда Эскель проходит мимо нее, она протягивает ему монету, нерешительно улыбаясь.       О.       Песня.       — Спасибо, — мягко говорит он, и она быстро кивает, исчезая, чтобы обслужить других постояльцев трактира.       — Ты попросил ее сделать это? — спрашивает ведьмак у Лютика, как только они оказываются в комнате.       Лютик снова смеется.       — Нет, она просто услышала вчера, как я пел песню, и захотела выразить свою благодарность ведьмакам.       Благодарность, которой не существовало до тех пор, пока бард не сочинил ту самую песню.       — Тогда я должен поблагодарить Геральта за то, что позволил тебе составить ему компанию в Посаде, — шутит Эскель.       Неудачно, видимо, потому что Лютик вздрагивает. Он делает глубокий вдох и ухмыляется как раз в тот момент, когда Эскель пытается понять, не показалось ли ему.       — Не стоит, дорогой. На самом деле он не то чтобы позволил мне, а скорее просто не знал, как от меня избавиться. Я очень упрямый, знаешь? Можешь спросить, эм, да кого угодно, честно говоря… Хотя я мог бы предложить тебе пару наиболее подходящих вариантов, в зависимости от…       — Лютик, — перебивает Эскель, снова сбитый с толку.       Несмотря на то, что Лютик только что назвал себя упрямым, он немедленно замолкает, закусывая губу, и ведьмак буквально чувствует, как от него исходит сожаление.       — Почему он хотел избавиться от тебя? — тихо спрашивает Эскель.       Лютик только сильнее впивается зубами в собственную губу; настолько сильно, что Эскель чувствует запах крови. Он ждет, на случай, если Лютику просто нужно время, чтобы собраться с мыслями, прежде чем ответить.       В конце концов Лютик качает головой.       — Я не могу… Это не… Разве он тебе не рассказал? Или ты сам не догадался? Зачем заставлять меня произносить это?       К ужасу Эскеля, бард звучит так, словно вот-вот расплачется. Никогда Эскель так быстро не сожалел о том, что спросил о чем-то; о чем-то, что превращает смех пятиминутной давности в слезы.       — Я просто хотел…       Но Лютик не слушает. — Прости, я… я пойду. Мне правда было очень приятно познакомиться с тобой, Эскель. Эта комната твоя до обеда.       Он подхватывает свою лютню и уходит, не давая Эскелю времени осмыслить его слова.       Ведьмак остался один, уставившись на закрытую дверь и пытаясь понять, что он такого сказал, что вызвало подобную реакцию. Он знает, что может быть резче, чем сам того хочет, в конце концов, он же ведьмак, но Лютика это не беспокоило до тех пор, пока…       Геральт.       Должно быть, они с Геральтом поссорились. И Эскель неосознанно и неоднократно напомнил барду об этом.       Ведьмак выругался.       Но Лютик оказался намного быстрее, чем Эскель ожидал. К тому времени, как он достигает подножия лестницы — Лютика уже нигде не видно.       Эскель тяжело вздыхает и возвращается наверх. Быстро собрав свои вещи, ведьмак направляется в конюшню, где Скорпион, похоже, разделяет его спешку и не суетится, позволяя подготовить ее к дороге.       — Хорошая девочка, — бормочет Эскель, как только лошадь трогается с места.       Он даже не совсем уверен, куда именно идет. Но Эскелю кажется, что он все еще чувствует запах меда и лаванды в воздухе, поэтому следует за ним, вздыхая каждый раз, когда заходит в тупик, и ему приходится повернуть назад, чтобы выбрать другой маршрут.       Однако это бессмысленно, потому что он вообще не находит физических следов Лютика; кажется, он исчез так же быстро, как и появился, и Эскель возвращается в трактир с тяжестью на сердце.       — Он ушел, — говорит кто-то, когда он слезает со Скорпиона.       — Кто? — спрашивает Эскель, натыкаясь взглядом на девчушку, которая дала ему монету ранее. — Лютик?       Она кивает, с грустью в глазах встречая его взгляд.       — Он покинул город.       — Что?       Эскель хмурится, недоумевая, почему Лютик предположил, что из них двоих именно он должен уйти; как будто он не заслуживал крыши над головой гораздо больше, чем Эскель.       Девушка пожимает плечами.       — Он не назвал причину, но я подумала, что вы захотите знать.       Выражение его лица смягчается, когда он снова смотрит на нее, слегка улыбаясь.       — Верно, спасибо. Пошли, девочка, — шепчет он Скорпиону, снова отправляясь в путь.       Эскель рад, что уже завершил заказ, так что может не задерживаться и пойти следом за Лютиком, не рискуя сильно отстать от него или же и вовсе не догнать. Потому что, кого он обманывает, его определенно тянет к барду не только из-за долга.       К счастью, Лютик не убегает.       Кажется, тот неохотно тянет себя вперед, и только подойдя ближе, Эскель понимает, что бард дрожит.       — Лютик!       Лютик замирает на месте.       Он поправляет футляр с лютней за спиной и медленно поворачивается, как будто ожидая худшего.       — Лютик, мне жаль, я не хотел…       — Тебе жаль? — эхом отзывается Лютик. Его голос, полный удивления, звучит неуверенно.       Эскель спешивается как можно быстрее и кивает.       — Конечно. Я не хотел причинять тебе боль.       Лютик снова прикусывает губу, но тут же морщится, когда надавливает на маленькую ранку зубами. Но вместо того, чтобы что-то сказать, он просто прикусывает губу с другой стороны и складывает руки на груди.       Эскель воспринимает этот жест как намек на повторное извинение, и делает вид, что не замечает, как слезятся глаза барда.       — Я говорю серьезно. Я просто хотел поблагодарить тебя за… твою доброту. И я правда не знаю, что между вами двумя произошло, и не стану снова спрашивать, если это не мое дело.       Наступает мгновение тишины. Лютик снова морщится, но уже не от боли, и смотрит на Эскеля не иначе как с изумлением; как будто его никогда раньше никто не благодарил или не извинялся перед ним. Если Эскель узнает, что Геральт никогда не делал ни того, ни другого, он собирается ему врезать.       Сделав глубокий, судорожный вдох, Лютик одаривает его мягкой улыбкой.       — Ладно. Хорошо. Я верю тебе.       — Правда? — спрашивает Эскель, прежде чем успевает даже подумать, как подозрительно это может прозвучать со стороны.       — Ты же пришел за мной, верно? Для меня этого достаточно, — признается Лютик, немного шмыгая носом.       Эскель понимает, что улыбается.       И с этой улыбкой приходит очень странное, но не такое уж и неожиданное желание попытаться избежать потери Лютика любой ценой. Даже если Геральт и решил по-идиотски не принимать во внимание, каким благословением является Лютик — ничто не говорит о том, что ему нужно совершать ту же ошибку.       — Пожалуйста, скажи, что у твоей лошади достойное имя, — говорит Лютик, прерывая его мысли.       Эскель усмехается.       — Лютик, познакомься со Скорпионом.       Лютик ахает, как ребенок, и проводит рукой по ее гриве, практически хихикая, когда лошадь, не смущаясь, фыркает на него. Он вытаскивает яблоко непонятно откуда и предлагает его Скорпиону, самодовольно ухмыляясь, когда она откусывает кусок.       — Ты ей нравишься, — замечает Эскель, несколько шокированный тем, как быстро его лошадь прониклась к Лютику взаимной симпатией.       Лютик делает шаг назад, будто бы обжегся, роняя яблоко на землю. Он чертыхается, быстро поднимает его и протягивает Эскелю.       — Прости, я не хотел. Она просто прекрасна. Я не… Я больше не прикоснусь к ней, клянусь.       О, ему несомненно нужно врезать Геральту, как только они снова увидятся.       Но что наиболее важно — так это прояснить неправильные представления Лютика о ведьмаках и их лошадях.       Так что он просто качает головой.       — Кто я такой, чтобы указывать, можешь ли ты прикоснуться к ней или нет? Если ты ей нравишься, то ты ей нравишься.       Лютик хмуро смотрит на него, словно пытаясь найти двойной смысл в его словах, но останавливается на медленном кивке.       — Спасибо.       Эскель позволяет ему скормить Скорпиону яблоко и действительно желает, чтобы Лютик не думал, что ему нужно благодарить его за это. На самом деле, это Эскель должен был благодарить его, потому что сам забыл угостить свою лошадь хоть чем-нибудь, прежде чем начать поиски барда.       Скорпион быстро справляется с яблоком, и Лютик вытирает руки о свой камзол, улыбаясь Эскелю.       — Что ж, я надеюсь, что наши пути снова пересекутся, дорогой.       — Ты что?.. — спрашивает Эскель, поднимая брови в замешательстве.       Лютик выглядит встревожено.       — Тебе не нравится прозвище? Прости, надо было сказать мне раньше, я бы…       — Нет, нет, прозвище… нормальное. Это не… — Эскель громко выдыхает, разочарованный. — Куда ты идешь?       Теперь брови приподнимает Лютик.       — Я не знаю. Какой бы город ни показался следующим, наверное. Тебе что-то нужно от меня?       В какое странное время приходится жить, когда ведьмака спрашивают, нужно ли ему что-то от кого-то, а не говорят, что кому-то что-то нужно от него.       — Я просто имею в виду… что, если бы наши пути не расходились?       С таким же успехом он мог бы просто ударить Лютика, чтобы у него отвисла челюсть. Однако, к чести Лютика, он относительно быстро приходит в себя и прочищает горло.       — Просто чтобы уточнить, дорогой… Ты хочешь, чтобы я последовал за тобой?       Нет, это не совсем подходит Эскелю.       — Я хочу, чтобы ты путешествовал со мной, — поправляет Эскель, — даже если это будет означать, что я последую за тобой.       Если Эскель думал, что Лютик светился от радости еще в трактире — что ж, это было ничто по сравнению с тем, как все лицо барда практически засияло, стоило ему понять предложение Эскеля.       — Ты уверен? — спрашивает Лютик на одном дыхании.       Эскель закатывает глаза.       — Ты нравишься Скорпиону, а я никогда не мог ей отказать.       Ведьмак не совсем готов к тому, что Лютик бросится на него, обвив руками его шею и весело смеясь; но Эскель вздыхает с облегчением, услышав его смех, и радуется возвращению того Лютика, что он встретил в трактире.       Он чувствует, как Лютик замирает, и практически предчувствует, как тот отстранится, а потому заранее останавливает его движение, подняв свои руки и обхватив барда одной из них; недостаточно сильно, чтобы заключить его в клетку, но достаточно твердо, чтобы молча заверить его, что он не сделал ничего плохого.       Когда напряжение снова покидает тело Лютика, Эскель ослабляет хватку, позволяя еще одной улыбке расцвести на своем лице из-за окутывающего их обоих тепла.       — Спасибо, — шепчет Лютик ему в плечо.       Эскель борется с желанием вздрогнуть от этого ощущения и просто кивает, поглаживая Лютика по спине.       — Это меньшее, что я могу сделать.       Лютик хмыкает в ответ. Когда он отстраняется, Эскель отмечает каждую деталь в выражении его лица: мягкий, но яркий взгляд; растрепанная, но такая привлекательная прическа; и улыбка, угрожающая стереть само существование печали с целого континента.       Точно так же, шаг за шагом, Эскель обещает себе, что сотрет с лица земли все, что делает Лютика несчастным.