у меня доставка в твой офис
в смысле, в Cypher Inc.
Тэ: Гук-и, серьёзно? Тэ: Ты, наконец, увидишь, где работает твой старший брат!вообще-то, я намерен выцепить тебя из рутины на часик
пообедать вместе
и не смей мне отказывать
смотреть больно на то, какой ты худой
бери пример с меня
Тэ: мы разного телосложения просто) Тэ: пообедать вместе? звучит хорошо Тэ: подожди меня десять минут, пожалуйста, я закончу тут кое-чтоне вопрос, мне ещё нужно посылку отдать тут
Тэ: тогда жди мня внизудоговорились
На входе Чонгука приветствует приятный женский голос искусственного интеллекта: — Добро пожаловать в Cypher Inc. «Построим новый лучший мир вместе». — Ага, — бормочет он себе под нос. — Уже построили, как же. Он бы поспорил с этим девизом, приведя в пример множество случаев и причин, почему этот мир до сих пор является настоящим дерьмом, где ничего, на самом деле, не улучшается, не делается для блага простых людей. Всё это по карману лишь тем, кто уже априори родился богатеньким, с серебряной ложкой в заднице. В холле его сразу же останавливают амбалистые, рамоподобные охранники, спрашивают удостоверение личности и цель визита. — Посылку доставить, я из курьерской службы, — Чонгук в быстром темпе достаёт из нагрудного кармана электронный бейджик-карточку со своими данными и представляется охранникам. Один из них в последствии подносит ко рту рацию и сообщает о прибытии курьера. Чонгук оглядывается, стараясь скрыть любопытство и показаться невпечатлённым, хотя где-то внутри надеется на то, что Тэхён устроит ему тур по зданию. — Здесь, кстати, работает мой старший брат, — он сообщает охранникам с какой-то гордостью в голосе. Он ещё не знает, зачем мужчинам эта информация, но пусть, на всякий случай, они её знают. — Тэхён. Ким Тэхён. — Ага, — незаинтересованно басит тот, что постарше. — Вам разрешили подняться и вручить посылку. Лифт находится по коридору слева. Ваш этаж — двадцать седьмой. Там к Вам выйдет кто-то, чтобы расписаться и забрать груз. Чонгук не рассчитывал на многое, но в то же время он не позволяет таким ответам омрачить свой дух, просто мысленно посылая всех нахуй и продолжая улыбаться чисто из вежливости. Только ради Тэхёна. Только потому, что тот трясётся над своей работой, словно для него закончится вся жизнь, если он её, не доведи Господь, потеряет.***
Одно Юнгиево «я по тебе соскучился» — и Чимин уже сообщает ему в сообщении, что как раз готовил ему сюрприз, не сообщая деталей. Сюрприз — это хорошо. Особенно хорошо, когда день больше напоминает какую-то жесть, чем обычный рабочий день. Юнги устало выдыхает, оторвав взгляд от последнего сообщения своего возлюбленного и вернув его обратно на строчки утренней статьи о ходе расследования убийства тридцатилетней Хван Джихён и двадцати двухлетнего Хан Тэгюна, к смерти которых непосредственно причастен объявленный в розыск Лим Сумин. Полиция открывает общественности больше деталей происшествия: Хван Джихён была на четвёртом месяце беременности, когда её зверски распилили на куски. Это делает Лим Сумина убийцей уже не двух, а трёх человек в глазах общества. У малыша уже начинала формироваться метка: крохотные контуры ещё толком даже не мерцающих цифр… Он должен был стать чьим-то соулмейтом, но у него отобрали это право ещё до рождения. Убийство из ревности. Далеко не первый случай, но всегда вопиющий, всегда к нему приковывают больше внимания, чем к другим инцидентам. Убийство истинных как форма наивысшей жестокости, степени тяжести. Мир спокойно относится к тому, что соулмейты могут предпочесть жить раздельно, жить с другими, но причинение вреда паре соулмейтов, истинных, предначертанных — вот, что вызывает настоящее порицание. Оно наказуемо смертью без права оспорить это решение. Ни один адвокат не возьмётся защищать убийцу соулмейтов. Защита таких даже не предусмотрена. Убийство истинных. Из. Ревности. Причём, обратно это так не работает. Если пойти на убийство захочет кто-то из соулмейтов — убить свою половинку или любовника, к которому хотят уйти, — дело не будет придаваться подобной огласке и ажиотажу. Хотя, если так посмотреть, и то, и другое — акты преступления против самой природы истинности, против всей системы ценностей того, на чём держится этот мир. Раньше было нельзя. Раньше строго запрещалось. Раньше не разрешалось быть с кем-то другим, кроме своего истинного. Истинность принимали за величайший дар богов, а отказ от истинности означал отказ от Бога. Раньше было необходимо ждать «того самого», как велено меткой, даже если ожидание длилось всю твою жизнь. Сейчас общество более свободно в том, как жить, с кем жить и кого любить. Но бывают и такие, как Лим Сумин. Бывают те, кому срывает крышу, и они решаются на самое ужасное — на убийство истинных, замахиваются на Бога, на саму Вселенную, на саму Судьбу. И рвут так тщательно вывязанные ею красные нити. В дверь Юнги стучат коротко, отрезвляюще, отвлекая на себя всё внимание. — Да? — он прочищает горло, отзываясь на невербальный вопрос о разрешении войти. — Господин, — по ту сторону раздаётся голос стажёра, того самого, которого Юнги заприметил, благодаря последнему проекту. Молодого парнишку, мечтающего проектировать и создавать, создавать, создавать с тем же запалом, как когда-то и сам Юнги, он взял себе в помощники, надеясь за этот месяц стать ему хорошим наставником. Он хочет, чтобы стажёр непосредственно видел, наблюдал за процессом работы самого Юнги — возможно, потому, что слишком напоминает Юнги самого себя в его возрасте. Он больше не прячет от своего босса свою искорёженную, некрасивую метку, нося тикающие цифры на запястье с гордостью — с гордостью от того, что у него есть истинный, и несмотря на всё, они всё-таки встретились и вовсе не собираются прощаться. — Господин Юнги, там курьер в фойе стоит, с доставкой. — Никто в офисе не додумался её принять? — Не у всех есть соответствующий уровень доступа, а старшие сотрудники покинули здание на обед, — поясняет ему стажёр с какими-то виноватыми нотками в голосе, как будто это всё из-за него. — Ладно, я сейчас выйду. Юнги блокирует сотовый, быстро ответив Чимину на последнее сообщение сердечком. Он догадывается о том, что, возможно, Чимин приедет к нему сюда, завершив все свои дела ещё с утра. Может, они пообедают вместе, и Чимин элегантно займёт кресло напротив, чтобы в последствие отвлекать Юнги от работы одним своим привлекательным и зазывающим видом. Юнги с теплом вспоминает те времена, когда всегда казалось всего мало. Мало поцелуев. Мало прикосновений. Мало тактильного контакта. Мало тягучих и пристальных взглядов. Друг друга было мало. И они частенько срывались прямиком посреди дня из-за одного «я по тебе так сильно скучаю». Ради встречи, даже если она могла продлиться всего минуту, потому что после этого было необходимо вернуться к делам. Чимин — вот, что всегда было ему необходимо. Вот, кого всегда было мало. Юнги выходит в фойе, где безошибочно натыкается взглядом на курьера: тёмно-синяя кепка с логотипом компании, рабочий комбинезон и порядком сношенные кроссовки… В руках электронный бланк, что ожидает подписи. Он молод, ему едва дашь двадцать, судя по ещё где-то юношеским чертам лица, однако состояние его тела говорит Юнги о том, что работать физически этот парень начал далеко не месяц назад. Он крепкий, высокий, и есть в нём что-то не-по-возрасту-взрослое, сильное, а взгляд… Взгляд у него такой серьёзный и зрелый… — Добрый день, — Юнги идёт на контакт первым. — Я здесь, чтобы забрать груз. — О, — спохватывается курьер, несколькими мгновениями раньше с интересом рассматривающий офис Юнги. — Добрый день. Конечно, секундочку… Поставьте, пожалуйста, здесь свою подпись. Юнги протягивают электронный бланк на планшете. — Вот, — разместив свои имя, фамилию и подпись в соответствующих блоках, Юнги возвращает курьеру его документ-гаджет. Тот цепляет взглядом Юнгиево имя, несколько раз хлопает пушистыми ресницами, словно силясь либо получше рассмотреть подпись, либо убедиться, что ему не показалось и он действительно видит там имя самого выдающегося архитектора Кореи этого столетия. А затем он поднимает взор непосредственно на Юнги, уже более детальный, изучающий и… Полный неприязни. Им он обводит каждый контур Юнги, словно что-то для себя отмечая галочками в голове. Мягкие черты его лица, какие легко можно было принять за юность, сменяются на холодные и даже враждебно-жестокие. Юнги не нравится, как на него смотрят. Во всяком, случае, не то чтобы его даже волновала причина такой реакции, но вопрос всё равно вырывается из него против воли: — Что такое? У Вас такой лютый взгляд, словно я чем-то Вас обидел, господин… — Юнги тут же обрывает себя, резко вспомнив, что не знает имени курьера. — Чонгук. Я Чон Чонгук. Но это мало что тебе скажет, я более чем в этом уверен, — он позволяет себе нагло обратиться к Юнги без формальности, голос тяжёлый, стальной, даже насмехающийся, с горчащим сарказмом в послевкусии. Как будто они давно знакомы, даже если лишь по чьим-то словам. — Так вот ты какой — Мин Юнги. Юнгиево имя выговаривают сквозь зубы, словно с отвращением, с порицанием, небрежно. Им словно смачно плюют прямиком в лицо. Юнги это терпеть не намерен, но ему не двадцать, чтобы, сломя голову, бросаться на людей с кулаками просто за то, что он пришёлся кому-то не по нраву. — Я повторюсь: я чем-то тебя обидел? — он тоже убирает из контекста любые формальности, заговаривая с мальчишкой — он же мальчишка ещё, всё-таки, как ни посмотри, — и подходит ближе на шаг, силясь надавить, прижать, расплющить его непоколебимой и мощной энергетикой своей сущности. — Не припоминаю, чтобы когда-либо видел тебя раньше, Чонгук. Он отвечает Чонгуку тем же тоном, с тем же холодом цедя его имя. — О, для меня это не новость. И будь моя воля, я бы и знать не хотел вообще о твоём существовании, — огрызается и шипит мальчишка в ответ. — Обидел ли ты меня?! — и смеётся с ледяным скрипом в горле. — Не меня конкретно, но воспринял я это всё равно лично. Он плакал… Он плакал из-за тебя несколько дней! Он? О ком он? Юнги дарит ему хмурый, запутанный взгляд. — Он так сильно надеялся на то, что ты примешь его, на то, что ты ждал его настолько же сильно, насколько он ждал тебя, Мин Юнги. У Юнги глаза расширяются от осознания. Тэхён. Чонгук говорит о Ким Тэхёне. Так кем Чонгук приходится ему? Озлобленным, беспокоящимся другом? Мстительным, ревнующим возлюбленным? — Мы с мамой едва успокоили его… «Мы с мамой». Выходит, Чонгук — его брат. Родной брат. Однако они не похожи друг на друга ни чертами внешности, ни характером. Тэхён кроткий, терпеливый, местами застенчивый, с умением промолчать. Чонгук же — вспыльчивый, импульсивный, склонный к скоропалительным решениям. Но кое что в них общее всё-таки наблюдается, семейная черта гордости, что по-одинаковому плещется лиловым пламенем в их глазах. — Ты его брат, — Юнги больше констатирует это как факт, чем намеревается уточнить, верны ли его догадки. Похоже, совсем не место произносить это вежливое «я рад встрече», правда? — Да, брат, — рычит низко мальчишка в ответ. — Просто хочу, чтобы ты знал, Мин Юнги: ты проебал самого лучшего, самого преданного человека на всей этой сраной планете. Он будет счастлив без тебя в его жизни. Я в этом удостоверюсь. Но придёт день, когда ты об этом пожалеешь. Помяни моё слово. Ты будешь жалеть. Юнги слабо представляется тот самый описываемый Чонгуком день, потому что свой выбор он сделал уже давно. Он всегда знал, как это будет. Всегда знал, кого предпочтёт, кого выберет, когда придёт время. Ч и м и н. Всегда был он. Всегда есть он. Всегда будет он. Юнги бросает в него анализирующий взгляд: рукава его рабочей формы подкатаны достаточно, чтобы увидеть последние пары неоновых цифр статичной метки. 14:59. Минуты и секунды. Чонгук ещё не встретил истинного. Он не знает, о чём говорит. И чему-то поучать Юнги он тоже не имеет права; молоко ещё не обсохло, как говорится. Он ещё даже на себе не познал, похоже, ни чувство любви, ни приумноженную силу тяги этой Вселенной, когда встречаешь своего предначертанного. — Если ты закончил, тебе пора уходить, Чонгук. Посмотрев в последний раз с испепеляющей злостью, Чонгук уходит и с ним не прощается, но Юнги и не требует от него тёплого «до встречи». На самом деле, частично его даже можно понять, эту его агрессию и неприязнь к Юнги. Даже если достойно, порядочно и честно, Юнги всё равно отказался от истинности с Тэхёном. Он думает, что вряд ли этот разговор был с подачи Тэхёна. Скорее, сам Тэхён даже не знает об этой встрече и том, как его младший брат сейчас разорвался бомбой прямиком перед Мин Юнги. Телефон в его кармане вибрирует новым сообщением. Юнги убирает блокировку и читает, что такого ему написал Чимин: Чаги-я: сюрприз уже у твоего здания Чаги-я: надеюсь, что ты оценишь Чаги-я: мы так давно этого не делали, что аж волнуюсь, как будто это впервые Юнги улыбается, силясь стряхнуть с себя остатки негатива, что витают в воздухе от встречи с Чон Чонгуком. Братья. Выходит, у них одна мама, но разные отцы, если опираться на сведения о различии их фамилий. Чонгук — далеко не самый воспитанный и культурный, раз позволил себе так фамильярно обращаться со старшими, прибегнув к дерзости. Однако у него имеется и другая сторона: он любящий, заботливый брат, что держится за свою семью мёртвой хваткой. Что-то отзывается в Юнги иррациональным теплом. По крайней мере, у Ким Тэхёна есть надёжный и родной человек, который ради него разнесёт весь мир в щепки. Тэхён не одинок.***
Чимин действительно волнуется, и сразу так даже не объяснишь, откуда этот мандраж. Они проворачивали такое и раньше, далеко не один раз, но сейчас всё ощущается как-то иначе. Сам Юнги ощущается иначе, не так, как прежде. Виной ли тому метка? Виной ли Тэхён — его соулмейт, что по воле злого решения судьбы постоянно находится рядом с Юнги в рамках работы? Виной ли этому то, что скоро и Чимин встретится со своим истинным, и нутро это чует? Сердце это чувствует. Разум словно только и готовится к тому, что скоро должно случиться. Чимин тоже. Тоже чувствует себя иначе, несмотря на то, что видимых изменений в динамике их отношений нет. Со стороны никто не скажет, что что-то может быть не так. Это что-то на уровне ощущений, на уровне энергетики, чего-то утаённого и невысказанного. На уровне опасений и тревог. Это на уровне чего-то личного, чего-то такого, чем друг с другом не поделишься, потому что в полной мере другой это не ощутит, не поймёт, не оценит. Юнги не рассказывает ему о том, как ему работается рядом с Ким Тэхёном, насколько тяжело это может быть — просто посмотреть в его сторону, поднять глаза, когда так отчаянно делаешь вид, что его не существует, что ему нет места в их личной жизни. Юнги не рассказывает ему о том, как часто они пересекаются в офисе, какими обмениваются репликами… И Чимин в это тоже не лезет. Потому что верит Юнги и даёт ему пространство. Потому что искренне верит, что ничто не сломает, ничто не разрушит, не станет поперёк их совместного «мы», над которым оба трудятся. Это ничего, если Тэхён крутится рядом, Чимин вовсе не против. Он был бы даже «за», если бы Юнги решил просто продолжать с ним нормальное общение, поддерживать связь, не рубя её, не вырывая с корнем. Чимину бы хотелось так и со своим истинным — просто быть уверенным, что у того всё в порядке, может, изредка встречаться, чтобы выпить или поужинать вместе, как делает его мама со своим соулмейтом. В смысле, это н о р м а л ь н о. Поэтому Чимин не боится. Но, если не боится, почему его всего так трясёт в преддверии? Он минут пять сидит в своей машине возле входа в Cypher Inc. Собирается с силами, чтобы отважиться на что-то, что ранее вытворял очень даже смело. Когда тебе за тридцать, начинаешь потихоньку сомневаться, как в своих способностях, так и своей привлекательности. Он, конечно, знает, что Юнги любит его в любом возрасте, что его поцелуи, его касания, никогда не меняют своей степени пламенности, но… Для Чимина в последнее время существует так много этих необъяснимых «но». Он настраивает себя на улыбку, но придерживается она на лице недолго — знакомый зуд метки напрочь сбивает его настрой, выбивает из колеи своей неожиданностью. Чимин думал, что единственное место, где было возможно ещё раз ощутить этот импульс, был его собственный офис. Но здесь?.. Рефлексы срабатывают без промедления, и вот пальцы уже инстинктивно касаются цифр. 3042:07:27:21:14:59. Ещё чуть больше месяца до встречи. Сколько, с к о л ь к о раз ещё представится ощутить, прочувствовать своего предначертанного так близко? Похоже, это входит в привычку, в дело обычая. Он отходит гораздо быстрее, чем в другие разы, когда это происходило — в конце концов, пора бы и смириться с тем, что это случается. Что они оказываются друг к другу так впритык, так вплотную, но до с и х п о р никак не встретятся взглядами. Потому что ещё не время. Не их час. Что интересно, так это то, как на всё это реагирует его истинный. Как он воспринимает эти «встречи», эти ощущения? Касается ли он их метки сейчас, рассматривает ли, уповает ли на то соединение, что ожидает их через месяц? Чувство покалывания слабеет с каждым Чиминовым шагом. Охрана знает его в лицо, поэтому без каких-либо проблем или возражений пропускает его в здание. Все знают Чимина. Все знают, кто он для Мин Юнги, и кто Мин Юнги — для него. — Добрый день, господин Пак, — сотрудники здороваются с ним так, словно он часть рабочей команды Cypher Inc. и занимает далеко не самый последний пост в корпорации. Остаточное покалывание полностью сходит на нет, когда он оказывается у кабинета Юнги, созерцая любимый образ через полоски жалюзи на окнах в коридоре. Это к лучшему. Так он может думать лишь о Юнги. Так он б у д е т думать лишь о Юнги, а не о том, что снова сегодня был близок, снова был рядом, так непозволительно, так преступно. Возле него. Чувствуя его присутствие. Ощущая его всей своей сущностью, которая тянется уже заранее, даже если это ещё не их «сейчас». Чимин думает о том, что при встрече всё это закончится. Станет легче. Для всех. И для Юнги в том числе. Он здесь ради Юнги. С обещанным сюрпризом. Стучится в двери и даже не дожидается разрешения войти, потому что ему не нужно. Это же Юнги. Его Юнги, а им друг для друга никогда не требовалось это «можно». Оно с самого начала, казалось, было подсознательным для них. У Юнги под глазами залегли лёгкие тени — недостаточно глубокие, чтобы обвинить его в нехватке отдыха, но заметные. Серебристо-лунные, ртутные волосы слегка взлохмачены, словно он на автомате зарывался в них пальцами, находясь в серьёзных и сложных раздумьях. Он только недавно выпил кофе — на столе в чашке ещё хватит буквально на последний глоток. Юнги наблюдает за ним со своего места, пристально и не моргая. Внимательно и безотрывно. Зачарованно. Загипнотизировано. Потому что Чимин до чёртиков красив. Потому что он похож на чёртово божество, которому Юнги согласен поклоняться до конца своих дней. Потому что он его, его, его, е г о, и ничей больше. На Чимине блузка, что струится по хрупким плечам. Массивный воротник лишь лишний раз подчёркивает тонкую шею, у которой так красиво дёргается кадык при сглатывании. Светлые волосы небрежно растрёпаны, слегка вьются. Губы приоткрыты так маняще, так заманчиво, блестящие от слоя вишнёвого тинта. Какое он вообще имеет право? Какое право он имеет сомневаться в себе, когда совершенен? Совершенен для Юнги. — Сюрприз… Юнги взирает на него с жадностью, с жаждой. Так, словно в мире больше никого нет. Он взирает на него так, как когда-то, как смотрел на него ещё до появления Тэхёна, до встречи с ним. — Я соскучился по тебе, — Юнги озвучивает то, что ранее написал в сообщении, и с его губ, когда слова произнесены самим голосом, их контекст становится более глубоким. — Я здесь, чтобы развеять это чувство. Юнги обращается к умному помощнику Сандэй и даёт команду отключить трансляцию камер его кабинета, а также закрыть внутренние стёкла офиса, что выходят в коридор — это обеспечит приватность. — Как?.. Как проходит твой день? — интересуется Чимин, осторожно сев Юнги на колени и расположив свои ладони у любимого на груди. Требуется минутка, чтобы осознать близость, до конца прочувствовать тепло. Свыкнуться с запахом, которого не хватало весь день. Поцеловать в раскрытую, не сопротивляющуюся ладонь и приложить её же к щеке, переняв энергетику и обменяв на свою. — Я… Я сегодня, кажется, встретился с братом Тэхёна, — тихим, практически интимным голосом сообщает ему Юнги, коротко чмокнув в подбородок. Чимин ожидал услышать многое, но только не это. — Что?! — он хрипит с неуверенности и даже с каким-то беспокойством отстраняется, чтобы серьёзно посмотреть в спокойные глаза. — Это… Было странное знакомство, да и назвать его как таковым «знакомством» нельзя. Он работает курьером, сегодня он доставил в офис посылку. Похоже, он понял, что я это я, взглянув на мою подпись. Он… Довольно экспрессивный юнец, которому явно не достаёт манер. За словом он в карман не лезет. — Он что-то сказал тебе? — взволновано уточняет Чимин. — Ничего такого. Он просто любящий брат. Тэхён, похоже, даже и не подозревает о нашей встрече. — Он правда ничего тебе не сделал? — Ничего. Не переживай, — Юнги низко смеётся и тянется за требовательным поцелуем. — Лучше расскажи мне, как прошёл твой день. Я снова чувствовал его. Так близко. Так живо. Как будто между нами не было и метра. — Мой день не был таким насыщенным, как твой. Ничьих братьев я не встречал. Всего лишь чувствовал е г о. Чимин не делится с ним небольшим страхом встретить в стенах офиса Тэхёна. Не то чтобы он боялся этой встречи… В какой-то мере, часть его даже хочет узнать, какой он, соулмейт Юнги. Но воображение если и рисовало ему их с Чимином знакомство, то точно не при таких обстоятельствах. Тэхёну, должно быть, и так несладко, и так непросто — постоянно видеть Юнги перед собой, встречаться с ним неловкими взглядами, когда приходится таскаться за Намджуном хвостиком на правах личного секретаря. Последнее, чего Чимину бы хотелось, стать для мальчишки ещё одним поводом для напряжения. — Просто работал. Юнги понятливо хмыкает и упирается носом в сгиб Чиминового плеча, неподалёку от ключичной впадины. Повисает молчание, что говорит громче любых слов. Громче любого «я скучаю». Громче «я люблю тебя». Громче «я никому тебя не отдам». Они цепляются друг за друга так, как будто это в любой момент возьмёт и исчезнет. У них заберут это. Заберут друг у друга. Разорвут в клочья всё, что у них было. Ялюблютебялюблютебялюблюлюблюлюблюлюблю Бумаги, может, и важные, но в данный момент они летят на пол со стола вместе со всем, что им может помешать. Поцелуи тягучие, липкие, долгие, достаточно тяжёлые — именно под них Юнги укладывает его на стол. Под них он раскладывает Чимина, множит на чёртов ноль. Родной, привычный, самый желанный. Чимин не представляет себе, чтобы могло быть как-то по-другому. Судьба над ними явно издевается, тестирует их чувства, проверяет их прочность какими-то выдуманными ею соулмейтами. Чимин будет сильным, когда пробьёт его час. Он будет таким же сильным, каким Юнги является для него. Он должен быть. Он помогает Юнги разобраться со слоями одежды так же торопливо, как с ними разбирается и сам Юнги — вместе выходит в два раза быстрее. Юнги вопросительно выгибает бровь, когда скольжение пальцев по телу помогает ему обнаружить навершие пробки между упругих ягодиц Пака. — Я же обещал тебе сюрприз… — Чимин ласково смеётся, расплывается в улыбке. — Я уже говорил тебе, как сильно люблю тебя? — Говорил, но я никогда не устану от того, чтобы ты сказал это ещё раз. — Я люблю тебя, Чимин. Люблю. Люблю. Люблю. Ты веришь мне? А Чимин хоть когда-то сомневался? Когда Юнги такой пылкий, такой чуткий, такой разгорячённый. Такой открытый, нежный, внимательный. В е р н ы й. И даже судьба ему не помеха. Даже метка, что ведёт счёт времени, связанная с чужой душой. Юнги его сердцем. — Верю. Я всегда буду тебе верить. Слабо представляется как-то по-другому. Что такого должно произойти, чтобы это как-то изменилось? Чтобы их развело в стороны на сто восемьдесят градусов. Неужели, в этом мире может такое случиться? Чимин тихонько охает — Юнги медленно, с томлением, с оттяжкой растрахивает его этой же пробкой, припав ртом к нежной коже шеи. Прикосновения жгутся. Под ними плавишься, сгораешь. — Юнги… Юнги, я хочу тебя. Пусть ничего больше не будет настолько важно, как Юнги. Пожалуйста, пусть ничего в этой жизни не будет важнее, чем он. Юнги целует его запястье, мажет кончиком языка по неону статичных цифр. 3042:07:27:21:14:59. Последние цифры совпадают с теми, что были на метке Чонгука, — мелькает где-то на задворках сознания. Такое случаются. Такие совпадения происходят. Бывает такое, что отличимой может быть всего одна цифра в остальном идентичном ряду. Юнги забывается в его объятиях, выбрасывая из головы всё мятежное, всё тревожащее, всё ненужное. Всё это неважно. Ничего не важно, если рядом с ним Чимин.***
Тэхён лучше ориентируется на местности, поэтому Чонгук доверяет ему с выбором ресторанчика. Тут во всех из них цены — бахнуться можно, но на меньшее он и не рассчитывал. Собирался отвезти Тэхёна на своём мотоцикле в другой район и там поесть холодной лапши, однако Тэхён противится этому и говорит, что сейчас его черёд угощать младшего братишку. — Должен признать, нехилое такое местечко, — Чонгук складывает на груди руки и с маской придирчивого эксперта оценивает обстановку: всё только высшего класса — от интерьера до изысканности блюд. — Ты точно уверен, что за обеды платит твоя компания? Тэхён смеётся, умиляясь, и кивает ему: — Точно, Гук-и. Так что заказывай, что хочешь. Старший брат заплатит. Ну, не я, а моя компания, но я предпочитаю думать, что это всё же я побалую тебя. — Вообще-то, это я собирался вытащить тебя на обед. Но, чёрт, здесь один только суп стоит, как моя недельная зарплата. Во мне аж что-то скребётся от такой расточительности. — Просто возьми его, — подмигивает ему Тэхён. — Давай. — Тебе точно это не вычтут потом? — Точно, я же уже сказал. Не переживай об этом. Чонгук сомневается на тот счёт, стоит ли делиться с Тэхёном деталями сегодняшней встречи с Мин Юнги. Он мог бы быть и сдержанней, мог бы просто мрачно посмотреть на мужчину, а затем уйти, но в итоге не сдержался — и его порвало. Перед лицом тупо встало родное заплаканное лицо Тэ, и всё, что случилось дальше, случилось как-то само по себе. Он смотрит на брата с мысленным анализом, как будто оценивает, стоит оно того или нет, нужно ли Тэхёну знать. Пытается предугадать реакцию, которая вряд ли окажется похвальной. Не похоже, что Мин Юнги как-то впечатлил тот цирк, который устроил ему Чонгук, однако для Тэхёна это всё же может быть чем-то серьёзным. Последнее, чего Чонгуку бы хотелось, это создать своему брату проблем, коль воля распорядилась тем образом, что дороги Мин Юнги и Ким Тэхёна всё равно идут на одной и той же широте. Он поступил опрометчиво и скоропалительно, не подумав о том, что для Тэхёна это могло вылиться в определённые последствия. И всё же часть его, и она прям увесистая, всё равно считает, что сожалеть здесь не нужно. Эти слова нужно было произнести. Честь Тэхёна нужно было защитить. Нужно было дать Юнги знать, что такого он теряет. Нужно было дать ему знать, что однажды он будет жалеть о своём выборе. Им приносят по стаканчику апельсинового фреша в качестве аперитива. Тэхён энергично поглощает напиток, пока Чонгук в нерешительности болтает содержимое соломинкой цвета фуксии. Похоже, у Тэхёна хорошее настроение… Ладно, возможно, стоит попробовать. — Видел я этого твоего Мин Юнги, — Чонгук выговаривает его имя с явными присутствующими нотками неприязни. Он цедит его холодно, с ядом на языке. Словно насмехаясь над каждой буквой. Тэхён давится соком с неожиданности и долго кашляет, пытаясь ударить себя по спине. Чонгук что?.. — Ты не шутил, когда говорил, что он античный. — Он не античный, ему чуть больше тридцати, — знатно порозовев в щеках, негромко перечит Тэхён сорванным и слабым голосом. — Он же седой уже. — Он не седой, у него просто пепельная краска на волосах. У него ещё даже морщин нет, — Тэхён защищает своего соулмейта на каких-то инстинктах, сам не понимает, откуда в нём такой порыв. Он понимает, что брат всего лишь издевается, но всё же. — И вообще, как тебя угораздило его встретить? Тэхён звучит так, словно оскорблён и возмущён до глубины души. Меньше всего ему бы хотелось, чтобы его истинный и младший брат познакомились вот так вот. Но вряд ли Юнги сподобился бы прийти в гости на чай, чтобы поприветствовать Тэхёнову семью, правда? — Помнишь, я говорил тебе, что посылку доставлял в Cypher Inc.? Твой ненаглядный был тем, кто забрал её у меня. Его метка была упрятана под рукавом невъёбенно дорогого пиджака, да и сам его вид сразу мне ничего так не сказал. Я подумал: ну, просто какой-то начальник, наверное, а затем он подписался в бланке… И так я узнал, что это он. — Вы… Поговорили? — Тэхён мнётся от неловкости, но не может скрыть интерес. А вот здесь самое сложное… Чонгук пристыжённо каркает, подавившись воздухом от волнения. Тэхён по большей части то ещё солнышко в их семье, но в гневе он тоже бывает устрашающим. Чонгук не блеснул чем-то позитивным при встрече с господином Мин, но по-другому не получилось. У него и руки, в общем-то, чесались вмазать Юнги, но что-то останавливало его. — Чонгук? — будто чуя неладное, взывает к нему Тэхён. — Ну-у-у, ты только не злись, ладно? Я… Немножко нахамил ему… — Чонгук! — Тэхён хрипит жёстко всё ещё надломанным и хрупким голосом. — Я не удержался, ясно? Я смотрел на него, а перед глазами был ты и то, как его отказ опустошил тебя. Я должен был сделать хоть что-то. — Чонгук, чёрт подери! Он, считай, моё руководство! — Но прежде, чем он твой старший, он — твой истинный… — пытается оправдать себя Чонгук, не удивившись такой реакции. — И он сделал тебе больно. Я не мог просто оставить всё так, как есть. Не с тобой. — Чонгук, нельзя вызвериваться на людей лишь за то, им не нужны их соулмейты. Это неправильно. — Да? А если бы я не находился тогда в животе у мамы, когда она встретила своего урода, а был уже рождённым, я бы голову этому мудаку разбил. Он, блять, дал ей денег за то, чтобы она сделала вид, будто они не истинные! — Юнги ничего не давал мне и ничего не просил. Он был со мной предельно честен. — Он отрёкся от тебя. — А, разве, ты не собираешься поступить так же со своим предназначенным, когда придёт время? — Я — это другое. Не съезжай с темы разговора. Мы говорим о твоём счастье. — У тебя двойные стандарты, Гук-и, — недовольно заключает Тэхён, поправив на переносице очки. — Так нельзя. Что именно ты сказал господину Юнги? Что он ещё пожалеет. — Да так… — Чонгук. — Ничего фатального. У него даже мускул особо не дёрнулся на лице. Вряд ли мои речи как-то на него повлияли, — Чонгук запихивает за щеку ложку супа, дабы как-то себя занять и наконец перевести ракурс их дискуссии. — Поверить не могу. — Ну, прости, — виновато стонет Чон, глядя на старшего брата глазами нашкодившего щенка. — Я не подумал сразу о том, как это может на тебе отобразиться. Всё, о чём я думал, это о том, как был на него зол. Прости, ТэТэ… — Я и так едва нахожу силы смотреть ему в глаза, когда мы пересекаемся в офисе. — А ты не смотри на него. Этот античный не заслуживает ни единого твоего взгляда! Он и волоска твоего не стоит. Так что нечего на него даже смотреть. — Он не античный. — Ладно. Трухлявый. Доисторический. — Чонгук, он всего на одиннадцать лет старше меня. Это не так много. Кто знает, может твой соулмейт тоже будет старше тебя? Как ты тогда отреагируешь? Чонгуку дико хочется чем-то на это ответить, однако он резко обнаруживает, что отвечать нечем. Мысли метаются к тому моменту, когда метка снова отреагировала на его присутствие. Это даже немного раздражает — эта частота их «близости». Остался месяц до их встречи. Месяц до того, как в его жизни появится кто-то ещё, кто-то, кто дарован ему Вселенной. Чонгук не хочет об этом думать. Не хочет. Но не получается.***
Тэхён не вдаётся в подробности явной ссоры между господином Намджуном и его старшим братом, бывшим директор Ким Сокджином. За тот месяц, что Тэхён проработал на господина Намджуна, он обнаружил, что дни бывают разными: иногда кажется, что они пришли к миру, и манера их общения больше не напоминает извечную войну. Но уже завтра они снова ведут себя, как два заклятых врага, где ненависть выражаешь больше колючим взглядом, чем явными словами. Этот день — не исключение. Ким Сокджин находится в офисе с утра, с самой рани треплет нервы Намджуну, что продолжает разговаривать с ним сдержанно и колко, своим монотонным голосом ещё больше выводя старшего брата из себя. Никто из них никогда не появляется в открытой одежде, метки обоих надёжно спрятаны под длинным рукавом стильных дизайнерских рубашек. Тэхён стоит у порога кабинета своего босса вот уже минут десять. Он не то чтобы подслушивает, нет… В его руках покоятся документы, что требуют подписи директора Намджуна, но как он может войти, когда там, за стенкой бушуют такие ураганы? Он прикусывает губу на автомате и поправляет очки. Взгляд неуверенный, робкий, он мечется от одной фигуры к другой. От одного Кима к другому. — Да само твоё рождение — ошибка! — доносится до Тэхёна шипение Сокджина. Слова ядовитые, злые, болезненные. Но лицо Намджуна остаётся нейтральным, безучастным, спокойным. Похоже, ему не раз приходилось слышать что-то подобное. — Мне казалось, мы давно преодолели ненависть, Джин. Но, смотрю, отец продолжает тебя накручивать и делать из меня величайшего противника в твоих глазах. — Отец здесь ни при чём! — Да? А я вижу обратное. Поживи без его постоянного присутствия, как я, и увидишь, что тебе станет легче. Ты успокоишься, — даёт ему совет Намджун спокойным и не впечатлённым голосом. — Это ничего между нами не изменит. — Как будто вообще у нас когда-либо имелся шанс сделать что-то иначе. Просто давай жить с тем, что есть и прекратим это. Я откровенно устал постоянно спорить с тобой. Это отнимает у меня больше сил и энергии, чем кажется. — Думаешь, мне просто? Думаешь, я так этого сам хочу? Тэхён понимает, что, если не постучит сейчас, не сможет этого сделать и после, так что его костяшки касаются двери несколько раз с негромкими ударами. — Господин Намджун, это Тэхён, — заговаривает он к своему боссу. Намджун продолжительно смотрит на старшего брата, прежде чем позволить Тэхёну войти. — Конечно, Тэхён. Бывший директор Ким отходит к окну, его агрессивный запал немного сбрасывается, затихает, стоит Тэхёну пересечь порог кабинета. Мужчина дарит ему задумчивый взгляд, он никогда не упускает возможности лишний раз посмотреть на нового секретаря своего младшего брата. Взор интенсивный, пристальный, долгий, изучающий. Тэхёну всякий раз под ним неуютно, но попросить не пялиться на него вот так он не может. Попросить прекратить или хотя бы узнать, что не так, почему на него так смотрят. Что-то внутреннее заранее подкидывает ему догадки, что причина, быть может, кроется в низком происхождении Тэхёна. Тут многие шепчутся о том, как он, выходец из трущоб, сумел занять пост на достаточно высокооплачиваемой работе в самом дорогом районе столицы. Некоторые строят теории о том, что за эту должность он даже продал своё тело господину Намджуну. Интересно, Ким Сокджин смотрит на него потому, что наслышан об этих лживых слухах? Тэхёну даже смешно от этого. Тем не менее, хоть Сокджин и таращится на него всякий раз, но никогда и ничего ему не говорит, несмотря на то, что Тэхён всегда вежливо здоровается с ним. Он как будто не понимает, как себя с Тэхёном вести… — Господин Сокджин, — Тэхён и в этот раз учтиво кланяется брату своего босса. Тот лишь кивает, не сводя с него глаз. Обстановка напряжённая, дискомфортная, здесь гремят злые молнии в самом воздухе. — Я принёс Вам бумаги на подписание… — неловко начинает Тэхён. — Хорошо, оставь их на столе, — даёт ему инструкцию Намджун. — И сделай-ка для меня ещё вот что, — он достаёт из ящика в столе электронную папку с различными материалами и передаёт секретарю. — Будь добр, отнеси это Юнги, он знает, что с этим делать. Отнести Юнги. Тэхён любит и не любит такие просьбы. Он одновременно ждёт их и надеется больше никогда не получить. Он молится на такие поручения и в то же время проклинает их всем, на чём держится этот мир. Снова увидеть его. Снова вспомнить вкус его губ, тепло рук. Снова вспомнить, что ты ему не нужен, что он отказался от тебя. Это и величайшая радость, и самая тяжкая мука. — К-конечно. Тэхён покидает кабинет своего начальника и замедленным шагом направляется к лифту. Со стороны может показаться, что Тэхёну легко даётся отрешённость и профессионализм, но на самом деле всё это требует от него колоссальных усилий. Усилий быть сильным, чтобы не подавать виду. Усилий достойно выдерживать близость с господином Юнги и не давать себе расползтись по швам от желания хоть ещё один разок почувствовать на себе его губы, ощутить его прикосновения. От него дух перехватывает. От этих мыслей мелко трясёт. Но от Тэхёна о т к а з а л и с ь, и это то, что нужно держать перед сбой прежде всего. Это то, о чём никогда не стоит забывать, а с этим у Тэхёна не имеется проблем. Он до сих пор внутри весь кровоточит от обиды. Ему всё ещё горько и больно. Лифт быстро доставляет его на необходимый этаж. Тэхён дышит спокойно, несмотря на то, как обесбашенно в грудной клетке колотится его ноющее сердце. Мама говорит, что со временем оно совсем перестанет болеть, если у Тэхёна будет, на что отвлечься. В своё время, её отвлечением были он с Чонгук-и… Кабинет Юнги открыт, но Тэхён не доходит до двери, чтобы постучаться: сквозь приоткрытые жалюзи в окнах можно увидеть, что в помещении господин Мин не один. С ним находится другой мужчина, в дорогих одеяниях и с ухоженной кожей… С тёплым взглядом, обращённым на Юнги, с раскрасневшимися губами, что приподняты в улыбке. Светлые волосы небрежно приглажены, а сам он застёгивает последнюю пуговицу модной блузки. У Тэхёна словно сердце разбивается на осколки при виде возлюбленного его соулмейта. У него даже нет вопросов, почему его предпочли самому Тэхёну. Потому что Тэхёну никогда не стать настолько же прекрасным, настолько же красивым. У него щиплет в носу и почти мокро в глазах. Не плачь, не плачь, не плачь. Нельзя плакать. Ты обещал, что больше не будешь плакать. Атмосфера в кабинете Юнги достаточно интимная, личная, кто Тэхён такой, чтобы её разрушить? Но в какой-то момент Юнги замечает его за стеклом, глядящим в его сторону взглядом избитой, вышвырнутой на улицу собаки в самых дождливый из дней. Взглядом, который делает больно на каком-то неизвестном уровне. И нежность с красивого лица исчезает полностью. Потому что она не для Тэхёна. Не плачь, не плачь, не плачь! Он не должен увидеть, как ты плачешь. Избранник Юнги прослеживает траекторию взора Юнги и натыкается на телящегося у двери Тэхёна, что вжимается в свой деловой костюм, как в последнюю защиту. И вот тут их глаза встречаются, позволяя им в каком-то роде «познакомиться». Юнги добирается до двери быстро, Тэхён даже не сразу понимает, что тот распахивает дверь и выходит к нему. А Тэхён всё продолжает смотреть на мужчину в кабинете. Он приблизительно такого же возраста, что и Юнги, и Тэхён не нуждается в подтверждении статуса их отношений, чтобы понять: они вместе уже давно. Очень и очень давно. — Тэхён?! — Юнги сипит от неожиданности, резко разволновавшись. — Что ты здесь делаешь? Ты… Ты следил за нами? «Следил?» Слова душат, они бьют, они вгоняют под кожу ножи. — Н-нет, господин Юнги… — Тэхён едва выжимает из себя чёртовым шёпотом. Не плачь! Не плачь! Не плачь! Не смей! Только не при нём! — Г-господин Н-Намджун попросил п-передать В-Вам это… — у него трясётся всё: от голоса до рук. Не плачь! Не плачь! Не плачь! Не тогда, когда он рядом! — А… — как будто это всё объясняет, мямлит в ответ Юнги. — Спасибо. Тэхён всё ещё смотрит на мужчину в кабинете, и для Юнги становится понятным, что тот сморит на него в ответ. — У тебя всё? — с нажимом цедит он, силясь поскорее закончить всё это. Не плачь! Не плачь! Не плачь! Не тогда, когда на тебя смотрят! — Он… Он очень красивый, — вырывается из Тэхёна против воли, и Юнги вовсе не требуются пояснения в том, кому были адресованы эти слова. Он говорит о Чимине. Тэхён наконец отрывает взгляд от незнакомца и переводит его на Юнги. И Юнги клянётся — в этих глазах повеситься можно. Они удивительно большие, бездонные, обиженные, выцветшие, опечаленные, в них боли — ёбнуться. — П-простите меня… Он толкает в Юнги папкой и стремительно кидается прочь, пока окончательно не сорвался на непрошенные слёзы. Не плачь! Не плачь! Не плачь! Он никогда тебя не предпочтёт.