Timeline

— Званый ужин, — Юнги глухо произносит в голос крутящееся в мыслях. На нём уже что-то приличное — выбранное сугубо на Чиминов вкус из того, что обнаружилось в шкафу: чёрный тартлнек и тёмно-серые брюки, с часами из белой платины на запястье. Выглядит стильно — как раз так, как Чимину нравится; чтобы не официально, как на работу, но и не тривиально, как при походе в супермаркет. Просто и с изюминкой. Сам Чимин порхает у зеркала, всячески вывязывает бант тонкого серебристого шарфика у шеи и тут же распускает его, сочтя корявым и неподходящим. Его волосы имеют «мокрый» эффект, слегка растрёпаны в творческом небрежном беспорядке, что очень подходит его образу. — Не произноси это так, словно впервые, — Чимин бросает на него мягкий взгляд в зеркало, наткнувшись на фигуру Юнги у себя за спиной. Юнги подходит к нему поближе, опускает подбородок на ткань блузки, что свободно струится по плечу, и обнимает Чимина за талию. Хорошо. Иногда так хорошо — просто остановить весь мир и зарыть себя в его спокойных объятиях… — Ты сам знаешь, к чему это моё придыхание, — флегматично ведёт плечом Юнги. Он бы действительно не придавал всему этому такого значения, если бы с Намджуновым приглашением на званый ужин всё было так просто. — До сих пор не понимаю, зачем он их устраивает, — бормочет Чимин, осторожно нанося мизинцем немного бесцветного бальзама на губы. — Ради Джина, — тут же отзывается Юнги, опуская вниз все сторонние тому причины. — Ты ведь сам знаешь, что он пытается наладить с ним отношения. Они и без того натянулись ещё сильнее после того, как Джун сел в кресло старшего брата. — По-моему, какой бы прогресс они ни делали, их отец найдёт, как снова их рассорить и сделать злейшими врагами. Им никогда не стать друг другу хотя бы приятелями, ты знаешь, почему. Да. Юнги очень хорошо это знает. — Намджун не теряет надежды исправить хотя бы враждебность. В смысле, такого не должно быть… Они… Братья… Чимин лишь мрачно глядит ему в глаза, услышав последнее слово. Братья… И далеко не только это, к сожалению. — Сокджин буквально в лицо ему выплёвывает о том, что не выносит само Намджуново существование, а Джун всё равно пытается? — Чимин приподнимает ровную бровь в искреннем изумлении. Силе и выносливости Намджуна можно лишь позавидовать. То, как он борется с этим миром за крохи связи с Джином, заслуживает, как минимум, уважения. Связи, что такая неправильная, иррациональная, запрещённая. Связи, что велением судьбы обязана быть крепче братских уз. Табуированной в глазах общества. Вот, где Вселенная взаправду решила посмеяться от души, сделав двух людей глубоко несчастными заложниками обстоятельств. У того, что Намджун с Сокджином всегда скрывают от посторонних взоров свои метки, имеется веская причина, и кроется она далеко не в неудачном хирургическом вмешательстве в метку для её эксклюзивного видоизменения на ставший слишком популярным среди элиты и богачей манер. Если бы судьба давала такую возможность без риска смерти, они бы давно уже вырезали их себе к чертям оба. Вырезали бы временные линии друг друга с корнем, чтобы разбить и уничтожить то чувство притяжения, что испытывают соулмейты по отношению друг к другу. Так что прежде, чем называть себя братьями по отцу, они и с т и н н ы е. Телефон в кармане Юнги пиликает извещением: такси уже прибыло на площадку. Они с Чимином решили воспользоваться услугами водителя, так как за ужином собираются пропустить по бокалу-другому вина, может, по стаканчику чего покрепче, если атмосфера приобретёт максимально чёрный оттенок. — Пора. — Ещё буквально секундочку, — просит у него Чимин, наводя последние штрихи своего марафета. — Вино не забыл? Они приготовили к этой встрече подарок — французское вино, которое Чимин приобрёл во время своей последней поездки в Париж. По окончанию вечера от напряжения так называемого «званого ужина» Намджуна всегда хочется накидаться от души. Когда Джин, что обещал держать себя в руках, наязвит оскорблений на жизнь вперёд, а Намджун устало стерпит, но в сердце примет это достаточно близко — Юнги его знает, как облупленного. — Я буквально держу его в руках. — Хорошо… Как думаешь, сегодня будет всё иначе? — Понятия не имею. Джун, вроде, сказал, что с Джином придёт его новая пассия — Соён, кажется, — Юнги пожимает плечами. — Ты должен её знать, она работает моделью в твоей компании. Чимин даже не знает, что хуже: то, что Сокджин придёт на ужин не один, а с кем-то, кто никогда в его постели не задерживается дольше, чем на пару месяцев, или то, что он придёт с самой элитной, востребованной, но своенравной и очень сложной по характеру дивой модельного бизнеса — Чон Соён, — с которой иной раз самому Чимину во время показов работать неуютно. — Ну, а с Джуном будет Хеджин, так что наличие их вторых половинок должно немного разгладить напряжение между ними. — Или наоборот всё раскалить добела, — строит негативный прогноз Чимин. — Надеюсь, до этого не дойдёт. Юнги всё ещё помнит, как долго не унималась пресса от слухов о романе Намджуна с Ан Хеджин — восходящей звездой оперы, что больше известна публике, как Хваса. Он помнит, как зло на это отреагировал сам Джин, который узнал об этом не из первых уст, а прочитав в электронной газете. Они оба садятся на заднем сидении элитного авто, за рулём которого находится высококвалифицированный водитель с приличным стажем вождения. Они тут же трогаются в путь, выдвинувшись с площадки у личного пентхауса и облетая пару соседских высоток, в которых живёт остальная сеульская элита. Путь займёт минут пятнадцать, за час можно было бы и пешком добраться. Юнги задумчиво глядит в окно — на здания, что своими шпилями-иголками стремятся затеряться в грозовых облаках вечернего неба. Прогноз обещает им ливень этой ночью, который закончится лишь к полудню завтрашнего дня. Дождит здесь часто и круглый год. Запущенное в слои атмосферы оборудование контролирует климат: здесь не так жарко оттого, и снег выпадает раз в десять лет, но эти дожди… Дожди, что обволакивают неоновые города глазурью… Юнги подпирает сжатым кулаком щеку и много думает — в том числе и о Намджуне с Джином, с которыми находится в хороших отношениях ещё с детства. В страшную тайну истинности Юнги посвятили не сразу — при всей их крепкой дружбе. Молчал как Намджун, так и Джин, так что достаточно долгое время для Юнги оставалась непонятной глубина пророненных Джином «лучше бы ты никогда не рождался». Сначала ему казалось, будто Джин опасался за своё наследие, увидев в лице Намджуна прямую угрозу своему статусу. Второй сын, которому дарилось всё внимание, да ещё и от новой жены отца, когда ты сам ещё не успел оплакать свою маму, а тебе уже подкидывают нового члена семьи. О трагедии, что случилась с матерью Сокджина, говорили повсюду. Ему было едва ли три года, когда её машина угодила в аварию, а медики не успели прибыть на место крушения, чтобы вовремя оказать помощь и побороться за её жизнь. Уже через пару месяцев отец Джина повстречал другую женщину — ту самую, какую Джин и сейчас вынужденно называет «мамой». Именно она подарила отцу второго сына. Именно она подарила жизнь его истинному. Джину было почти пять, когда временная линия метки пришла в действие. Это произошло в тот момент, когда ему разрешили взглянуть на новорожденного младшего братика, тихо кряхтящего и беспокойно шевелящегося в своей колыбельке. Этого не могло произойти. Но произошло. Вот, где у Вселенной случилась брешь. Вот, где она допустила страшную ошибку. У них с Намджуном разные мамы, но кровь в них всё равно одна и та же — отцовская. И Вселенная уготовала им жизнь подле друг друга? Связала их нить в крепкий узел? Их отец не мог допустить этого, когда всё стало понятным. Он не мог допустить ни общественной огласки, ни того, чтобы между его сыновьями выстраивалась хоть какая-нибудь привязанность. Намджун был слишком мал, чтобы тогда понять, почему его так тянуло к брату, и почему отец жестоко наказывал его за само желание поиграть с Джином игрушками. Джин же был достаточно взрослым, чтобы попасть под влияние их отца и возненавидеть Намджуна за сам его факт рождения. Когда Намджун подрос, отец начал давить и на него тоже — чтобы ни малейшего поползновения, ни единой мысли о том, чтобы связь упрочнилась. Он манипулировал ими на своё усмотрение, отправлял на обучение в разные страны, далёкие друг от друга, нанимал им разных гувернанток, составлял расписание распорядка дня так, чтобы они даже не пересекались, стараясь напичкать деятельность таким образом, когда и времени не оставалось думать друг о друге. Тайно разговаривал с разными специалистами со всего мира, что занимались вопросами метки, надеясь, что можно было бы как-то разорвать эту порочную, неправильную, запрещённую связь. Но в этом мире каждый знает, что физическое уничтожение метки невозможно. Оно несёт за собой летальный исход для обоих соулмейтов. Намджун был предназначен Сокджину судьбой. Сокджин был истинным Намджуна по задумке самой Вселенной. О связи Юнги как-то чисто случайно проболтался именно Джун, завалившись к нему в комнату среди ночи пьяным и разваленным на куски. Напился — потому что в какой-то момент стало невыносимо больно: отец заставил его наблюдать за тем, как его старший брат — его истинный, его соулмейт — нежился в объятиях чужих рук. Намджун и до того понимал, что вместе им не быть, и что Джин, будучи подростком, нуждался в человеческой близости. Но, чёрт, смотреть на это… Видеть своими глазами, когда отец заставлял созерцать это в записи, глядеть на Джина, что плавился от чужого прикосновения — это разорвало Намджуна в клочья. Иногда могло казаться, что тянулся лишь один Намждун, но, если хорошо знать Сокджина, как это делал Юнги, можно было замечать, что это до последнего оставалось взаимным. Джин горько смеялся и много курил, выпытывая у Юнги, с кем и как проводил своё время Джун. При Юнги от горести он расплакался лишь единожды — когда отец поделился с ним фотоснимками, на которых Намджун впервые целовался с какой-то девчонкой — дочерью одного из бизнес-партнёров господина Кима. Временами между ними было перемирие, и казалось, что испорченные отношения двигались в сторону улучшения. Но затем между ними всё равно вырастал отец, и любой прогресс сбрасывал счётчик мелких достижений на очередные нули. То, что господин Ким забрал должность у старшего сына и отдал младшему, как раз из серии его происков по части попыток окончательно рассорить своих отпрысков. Возможно, сейчас, когда они оба отвлечены на отношения, им станет легче? Такси доставляет их по адресу без задержки и препятствий — прямиком к не самым грошовым апартаментам Намджуна, что занимают целых три этажа в элитной высотке. Видимо, Намджун запрограммировал своего домашнего помощника — Сандэй — на автоматическое открывание дверей, как только камеры засекут на пороге знакомые лица. Сам же Намджун немного суетливо выходит к ним под руку с Хвасой, облачённой в роскошное вечернее золотистое платье и накидку из меха. Её босоножки на высоком каблуке создают зычный цокот, бриллиантовые драгоценности — подарок от Намджуна — переливаются и сверкают в определённом заломлении света, что попадает на них. Оперная дива выглядит взаправду божественно — чисто под стать такому, как Ким Намджун. — Приветствую, — Намджун тепло встречает своих давних друзей, в то время как Хеджин скромно подставляет руку для поцелуев от двух пришедших мужчин. — Добрый вечер, — мягко здоровается она, сохраняя все правила этикета. Это не первый раз, когда она ужинает с Намджуном, но первый, когда он знакомит её с друзьями. — Мы к вам с вином, — Юнги наглядно поднимает бутылку на уровне глаз хозяина и протягивает его своему приятелю-коллеге. — Это подарок из Франции, — Чимин присоединяется к словам возлюбленного, качнув головой. — Супер, то, что нужно, — Намджун с благодарностью принимает дар, переглянувшись со своей компаньонкой. — Хеджин, кстати, тоже посетит Францию во время скорого турне. — Но перед ним мы дадим ещё несколько финальных шоу, — ненавязчиво подхватывает певица, — и в качестве подарка для вас двоих я хочу подарить два билета на представление. Она достаёт из своей дизайнерской сумочки два билета с датами и временем оперы и протягивает Намжуновым друзьям. — Мы сто лет не были в оперном театре, — Чимин осторожно забирает из её изящных и ухоженных рук пригласительные. — Для нас с Юнги будет честью прийти и услышать саму Хвасу вживую. Женщину трогает эта лесть, поэтому она улыбается новоприбывшим гостям лишь шире. — Пройдём в дом? — вопросительно предлагает Намджун. Судя по хорошему настроению хозяина дома, можно предположить, что Сокджин ещё не приехал, хотя, не успевают они все пересечь гостиную, как умная система Сандэй оповещает их приятным женским голосом о прибытии гостей. Юнги переглядывается с Чимином на инстинктах, а затем оба украдкой косятся на Джуна. Тот смотрит на дверь, тяжко сглотнув. Кажется, он весь напрягается стальной канатной проволокой. Соён и Джин в дверях выглядят так, словно перед приездом уже успели крупно рассориться. Оба выглядят раздражёнными и взвинченными: она без особого интереса рассматривает свой маникюр, в то время как он расслабляет петлю своего галстука. — Здравствуй, Джин, — выдержав неловкую и затяжную паузу, что позволила собраться с мыслями, Намджун первым идёт на контакт. — Соён. — Здравствуй, — Сокджин отвечает ему отстранённо, но поддерживает зрительный контакт. — Привет, Намджун, — достаточно фамильярно здоровается в ответ модель. В отличие от Хеджин, для которой знакомство с друзьями и семьёй Намджуна проходит впервые, Соён уже не раз была в контакте с младшим братом своего мужчины. — Спасибо, что пришли. Чимин держится рядом с Юнги и с ним же садится на диван, когда хозяин приглашает гостей пройти в просторный холл на первом этаже. Соён принимается заводить с Паком разговор о чём-то рабочем, обсуждая моменты предстоящего показа, что должен произойти на следующей неделе. В это время Хеджин ненавязчиво интересуется у Юнги историей их с Чимином знакомства. — Подожди, так вы с ним не истинные?! — она явно жалеет о том, насколько бестактным звучит её вопрос, но изумление застаёт её врасплох. Это… Максимально больная тема для Юнги, так что он не сразу находит слова, чтобы ответить. Чимин тоже слышит её вопрос краем уха и даже в какой-то момент вникает в чужую беседу, почувствовав укол где-то в своём сердце. — Нет, — Юнги заверяет её негромким голосом, а затем делает большой глоток вина из своего бокала, практически осушив его полностью. — Мы не истинные с Чимином. Однако это не мешает нам выбирать друг друга. — Прости… То есть… Вы… Вы так гармонично смотритесь… Как одно целое… По крайней мере, первое впечатление о вас было таким. Я… Я думала, что вы соулмейты. Юнги бы этого хотелось больше всего на свете. Как бы ему хотелось носить на руке линию Чиминового времени, лелеять его таймлайн у себя на запястье… Он прикусывает губу и в какой-то момент ощущает, как бережно Чимин касается его костяшек — на поддерживающий манер. Может, их и не связывает Вселенная, но они по-прежнему здесь друг для друга. Взгляд нежный, заботливый, самый любимый. Но если любимый — именно этот, тогда почему за закрытыми веками видишь тот, д р у г о й, с целыми галактиками в этих большущих глазах? Тэхёнов. — Нам бы с Юнги этого очень хотелось, но Вселенная распорядилась по своему велению, — Чимин становится на его сторону, осторожно изъясняясь по достаточно щепетильной теме. — До встречи с моим истинным осталось несколько недель. А Юнги… — Своего я уже встретил месяц назад, — продолжает Юнги, набравшись храбрости признать это не только перед остальными, но и перед собой. Он долгое время отказывался верить в то, что линия времени на его запястье бесшумно отщёлкивает цифры с момента встречи с родственной душой. Но от этого никуда не денешься. От себя не денешься. И от него, Тэхёна, тоже. — Что? — Сокджин слегка приподнимается на диване, сбрасывая с плеча липнущую руку Соён. — Ты встретил своего истинного? И почему ты не рассказал этого раньше? Намджун удивляется этой новости не меньше своего брата, уставившись на Юнги широко распахнутыми от недоумения глазами. Они оба понимали, что Юнги рано ли поздно обязывался встретить своего предназначенного, но концентрация на собственном горе не позволяла им в полной мере следить за тем, как проплывала личная жизнь Юнги, когда дело не касалось Чимина. — Кто это? «Твой секретарь», — чуть, было, не сбалтывает Юнги, но вовремя осекается. — Да так… Это не так важно. Я выбрал Чимина — и это моя правда. Ему никогда не забыть, каким взглядом на него тогда посмотрел Тэхён. Как дрожали его ресницы, но все свои слёзы он держал при себе, не позволяя ни одной сорваться. Даже тогда, когда застукал Юнги и Чимина в офисе. Он до последнего не показывал Юнги свою боль, несмотря на то, каким надломанным было в тот день его «простите меня». Сильный, гордый, бравый мальчишка. — Когда придёт момент, я со своим истинным тоже поговорю, — Чимин уверенно берёт Юнги за руку, на этот раз с более серьёзными намерениями. — Я тоже выбираю Юнги. И это всё, что Юнги нужно. Чимин — вот, кто ему нужен. — Вы такие милые, — Соён тянет завистливо, снова пытаясь найти покой на широкой груди мало в этом заинтересованного Джина. Сокджин лишь поджимает губы и бросает одинокий взгляд на младшего брата. А затем нащупывает в кармане пиджака пачку сигарет, отодвигает подальше вновь приставшую к нему Чон Соён и поднимается с мыслью выйти подышать на балкон. Похоже, вопрос истинности здесь оказывается болезненным для большинства. Намджун лишь провожает его грустным взглядом и отправляется на кухню под предлогом проверки ужина на готовность. Чимин не выпускает руку Юнги из своей, и какое-то время они так и остаются сидеть в таком положении, не разрушая акт поддержки, символ их близости, необходимый физический контакт. Они лишь молчаливо смотрят друг на друга украдкой. — Вы так влюблены, — подчёркивает Хеджин, согласившись со словами Соён. — В чём секрет ваших отношений? Вы вместе так долго… С подростковых лет… Некоторые соулмейты столько не живут вместе, как вы друг с другом. Чимин хмыкает. Он и сам не знает, в чём дело. Просто… Есть Юнги, и кроме него ему никто другой не нужен. Чимину хочется верить, что связь с собственным соулмейтом никак не повлияет на их чувства, и что после встречи с истинным Чимин в полной мере ощутит, через что проходит Юнги, чтобы вместе преодолеть эти трудности. Чтобы вместе справиться с этими испытаниями, через какие тестируется прочность их отношений. — И впрямь. Я ещё не встречала такого, чтобы люди были так долго влюблены друг в друга, — Соён лениво цепляется за ножку бокала на кофейном столике. — После стольких лет между ними остаются привычки, может, секс, но никак не чувства. Чимин улыбается им уголками губ, не находя, чем на это ответить. Юнги — больше, чем привычка. Юнги — больше, чем секс. Юнги — больше, чем чувства. Юнги — больше, чем весь мир. Ведь правда? — Я отправлюсь к Джуну на кухню, возьму ещё вина, — Юнги вызывается добровольцем в помощь. Тут явно нужно ещё выпить, потому что разговоры начались не самые лёгкие, а на трезвую голову просто так на них не ответишь, чтобы внутри хорошенько так не потрясло всего. Кухня — чисто в стиле Намджуна. Всё фешенебельное и по новому веянию технологий. Юнги вшагивает в помещение слегка неуверенно, но на Намджуна так и не натыкается. Пустая бутылка опускается рядом с готовой, ещё не поданной едой, ароматы которой приятно дразнят желудок. Не сказать, что у Юнги взаправду есть аппетит и настроение, но он всё-таки в гостях на званом ужине, и будет неприлично с его стороны не отведать хотя бы небольшой кусочек. Его большая пятерня зарывается в уложенные пепельные волосы, малость ероша их и приводя в небольшой беспорядок. Слух цепляется за тихий гомон, что доносится с балкона, и в нём различаются два негромких, но тем не менее экспрессивных голоса — Сокджина и Намджуна. Юнги не намеревается подслушивать их, но тело двигается поближе к балкону чисто на рефлексах. — Вы с Соён выглядите мило, — в словах Намджуна ощущается горчащий сарказм. — Очень правдоподобно смотритесь. Ты бы хоть, для приличия, обнял её в ответ, что ли… Она к тебе весь вечер пристаёт, а ты на неё практически ноль внимания. — То и как я веду себя со своей возлюбленной, не твоего ума дело, — Сокджин выпаливает зло, выдавив из лёгких затяжку дыма. — Занимайся своей личной жизнью. Кажется, у тебя неплохо получается. — Хваса милая, — согласно констатирует его младший брат, хотя Джин в пояснениях и не нуждался. — Мне плевать на то, какая она. — А мне нет. И на то, кто с тобой, тоже — Намджун смело поворачивается к нему всем корпусом, натыкаясь на острый, колючий взгляд. И в следующий момент Джин выдыхает дым прямиком ему в лицо. — Тебя это не должно парить. — Сокджин, я всего лишь хочу, чтобы ты был счастлив. Как твой брат я желаю для тебя покоя и надёжных отношений, — Намджун проделывает к нему ещё один маленький шаг, оказываясь вплотную. Юнги отворачивается, не в силах наблюдать за близостью, какая не должна быть предназначена его взору. В ней нет ничего от романтики, ничего от высокого чувства окрыления. В ней сквозит безнадёгой и лютой ненавистью к самому её существованию. — Как мой брат?! — Джин издаёт ледяной смешок, что полосует нутро тонкими кровоточащими линиями. — Но мы ведь не только братья, Намджун-а. Я ношу твою метку, а ты — мою. Мы не только братья, дорогой мой, и если уж ты тут заговорил о счастье, то я был бы куда более счастлив, если бы ты никогда не рождался. Лучше не иметь соулмейта вообще и оплакивать его всю жизнь, чем иметь тебя. Чем быть рядом с кем угодно, но в сердце держать тебя. — Не говори так. Потеря соулмейта — самое большое горе, какое может существовать в этом мире, — Намджун старается не поддаваться той боли, какую оказывают на него ядовитые слова собственного истинного, поэтому голос становится более твёрдым, чтобы только наружу не пробилась дрожь. — Тогда не говори мне о счастье. Ты не имеешь права желать его для меня. Ты — источник, из-за которого я никогда не смогу быть счастливым. — Сокджин… — Намджун шепчет его имя, так нежно, так ласково, так собственнически. — Я запрещаю тебе использовать такую интонацию, когда ты обращаешься ко мне, — строгим голосом ругает его Джин, но что-то в нём сдаётся и смягчается под натиском этих безотрадных глаз, в которых видишь свою бурю и свой же покой. — Не смей, — отпирается он слабее и несильно бьёт Намджуна ладонью в грудь. — Не смей… Нам… Нам нельзя, это неправильно… Я не должен… И ты не должен… Мы… Мы семья… Мы одной крови… Так нельзя, Джун… — Я знаю… Но, господи, как меня тянет к тебе… Я слаб перед этим чувством, я слаб перед тобой… — Не смей быть слабым. Не смей поддаваться метке. Мы — ошибка, Намджун. Мы — ошибка этой Вселенной. Знаешь, сколько раз я мечтал, чтобы ДНК тест оказался подделанным? Чтобы выяснилось, что мы не родные? Чтобы я не чувствовал себя так паскудно, когда вижу тебя и эту твою оперную певичку вместе? Знаешь, сколько раз я мечтал, чтобы ты умер? Или я умер? Чтобы мы обрели покой и перешагнули друг через друга, двинувшись навстречу со спокойным сердцем? Юнги никто из них никогда особо не жаловался на то, как было сложно противостоять силе притяжения метки. Наверное, всё взаправду чувствуется легче, когда не видишься со своим истинным каждый чёртов день. Но они провели рядом друг с другом столько лет, искалеченные роком судьбы, искалеченные играми своего отца. Но до сих пор тянутся. Выходит, не одному Юнги тяжко. Тяжко не обращать внимание, не ощущать его присутствия. Не чувствовать его энергию, не ощущать, как ваше общее время бьётся цифрами на запястье. Тэхён даже не рядом сейчас, а всё возвращает Юнги туда, к нему в мыслях. К этим большущим глазам с ярчайшими звёздами. Ко вкусу тех губ, что дрожали в преддверии горячих слёз. К тому, как стойко Тэхён всегда держится в присутствии Юнги. Именно Юнги — вот, кто делается слабым перед влиянием таймлайна. На душе делается противно. Он и сам себе противен всякий раз, когда руки касаются Чимина, когда глаза глядят на любовь всей жизни, а там, в сознании, живёт совсем другой образ, приваренный намертво к закоулкам памяти. — Я могу себе представить… — негромко, едва слышимо выдыхает Намджун. — Нет, Намджун, ты не можешь. Меня с самого твоего рождения учили ненавидеть тебя, когда на самом деле всё нутро болезненно сжималось при виде твоих слёз. Я старше, и именно на мне висела ответственность за то, чтобы держать тебя на дистанции. Я ревновал тебя ко всему, даже к Юнги. Я ревновал тебя к друзьям, зная, что даже другом тебе никогда стать не смогу. — Почему? Мы можем ими быть, Джин. Если хотеть и стремиться к этому, мы можем ими стать. Отец больше не в праве нам указывать. Мы — два взрослых человека, которые принимают решения самостоятельно. — Моё прошлое «самостоятельно» вылилось в то, что отец лишил меня должности в компании и назначил на пост тебя. У тебя был день рождения, и я хотел организовать для нас совместную поездку в Европу. Отец узнал об этом и принял меры — как всегда строгие и осаждающие. Он знал, что для меня значила эта компания, знал, что я хотел воплотить в реальность, но отнял это и ещё раз напомнил, что значит ненавидеть само твоё существование. — Так вот, что случилось… — Намджун отшатывается от него, ощутив укол вины. — Мне… Мне очень жаль… — Твоя жалость ничего не исправит, Джун-а. Намджун приоткрывает губы, чтобы сказать что-то ещё, но осекается — Сандэй сообщает ему, что на пороге пентхауса стоит новый гость, чьего лица система искусственного интеллекта не распознаёт с ходу, а потому и двери не открывает сразу же с его появлением. Джин хмурит брови, уставившись на брата. — Ты ещё кого-то ждёшь? Юнги тоже замирает, чутьё накручивает в нём нервы в плотный комок, что формируется где-то под гортанью. — Чёрт, — Намджун устало трёт лицо в осознании. — Я совсем забыл, что попросил Тэхёна подвезти мне к вечеру документы на один проект… Что? Тэхёна?..

***

Тэхён подъезжает к зданию на такси, которое ему оплатит компания. Он усиленно ходит на уроки вождения, но справиться с боязнью высоты, какую испытываешь, сидя в салоне летающего кара, пока представляет для него труднопреодолимую проблему. Поправив на переносице очки и встряхнув чёлкой цвета тягучей карамели, он окидывает взором само здание, зарекаясь думать о том, в какой бюджет вылилась бы хотя бы однокомнатная квартира в этой постройке. Машина плавно опускается на площадку самого верхнего этажа — у пентхауса господина Намджуна, — и Тэхён тут же открывает над собой зонтик, силясь защититься от массивного ливня. Бушующий на такой высоте ветер норовит вырвать из рук Кима несчастный зонт и унести его прочь, так что Тэхён хватается за него покрепче, уцепившись в ручку, что есть сил. Отсюда открываются потрясающие виды на холмистые районы Сеула, Тэхён даже грустно пялится на свой — старенький и богом забытый, что виднеется сквозь плену дождя, купаясь в неоне. Иногда в их небольшой квартирке, что он делит с мамой и братом, совсем не требуется включать свет, ведь освещения уличных вывесок, что просматриваются в окнах, вполне достаточно, чтобы напрочь позабыть, что такое темнота. Сегодня он не выглядит, как офисный работник одной из самых крупных компаний Кореи. На нём нет костюма и всего остального. Лишь толстовка Чонгука, старенькие непрезентабельные джинсы да рваные кроссы. Он надеется, что господин Ким простит его за такой вид. Всё-таки, это не рабочий день, и Тэхён тратит часть законного выходного, чтобы завезти обещанные документы, которые не удалось выслать почтой. На входе с ним здоровается Сандэй и просит его дождаться разрешения господина Намджуна на пропуск. — Господин Ким извещён о Вашем прибытии. Пожалуйста, дождитесь его решения. Тэхён ютится под козырьком. Несмотря на наличие зонтика, он всё равно чувствует, какой влажной и неприятно липнущей чувствуется на коже толстовка. Пока он ожидает, чтобы господин Намджун вышел к нему, он принимается рассматривать близстоящие билборды. На одних рекламируют процедуру видоизменения метки, тогда как на других высвечивается лицо разыскиваемого Оком Закона Лим Сумина. Дроны-полицейские до сих пор прочёсывают улицы в его поисках, но это пока не даёт никаких результатов. Наконец дверь отворяется, и на её пороге оказывается господин Ким — на нём далеко не самая домашняя одежда, состоящая из бордовой рубашки и элегантных брюк, что подчёркивают мускулистые чресла; кажется, что у него гости, судя по доносящемуся гомону голосов из недр его квартиры. — Господин Намджун, добрый вечер, — робко здоровается со своим боссом Тэхён, в то время как мужчина тут же бросает оценку его внешнему вымокшему виду. — Я привёз Вам документы на проект, как мы и договаривались этим утром… — Здравствуй. Боже, я чувствую себя неловко от мысли, что заставил тебя ехать так далеко в такие ужасные погодные условия в свой выходной день… — виновато стонет его босс. — Всё в порядке, мне не было тяжело, — Тэхён застенчиво улыбается, его трогает забота мужчины в собственный адрес. Создаётся впечатление, будто господин Намджун дорожит своим сотрудником и высоко ценит его старания, даже если в каких-то моментах Тэхён не делает значительного прогресса. — Ты вымок. — Не переживайте об этом. — Зайди в дом хотя бы на чай, пожалуйста, — настаивает мужчина. — Мне неловко, господин. Кажется, у Вас гости… — Тэхён несмело прикусывает внутреннюю сторону щеки и переминается с пятки на носок в нерешительности. — Всё в порядке, ты никому не помешаешь, здесь собрался маленький круг в основном из знакомых тебе по работе людей. Я чувствую, что должен хотя бы угостить тебя чаем. Прошу, не откажи мне. Тэхён мается у двери ещё несколько продолжительных мгновений, прежде чем качнуть головой в согласие с тихим «хорошо» и принять приглашение. Всё-таки, чай взаправду не окажется лишним. — Мы пьём вино… Может, ты хочешь… — Намджун неловко потирает затылок, провожая гостя в холл. Тэхён не знает, за что толком зацепиться взглядом — всё такое необычное, эксклюзивное и дорогое. Даже пол, по которому он ходит. — О, я и алкоголь плохо уживаемся вместе, господин Намджун. Так что буду рад просто кружке чая. — Как скажешь… Тогда… Я на кухню, воду поставлю… Проходи пока в гостиную и располагайся, я скоро вернусь. Легко сказать, «располагаться». Тэхён не успевает даже пересечь порог комнаты, как ловит на себе все виды взглядов, какие только существуют. Он чувствует себя мартышкой в зоопарке, на которого вдруг решили поглазеть, и от такой пристальности ему делается дискомфортно от самого себя. У стены со стаканом виски в руках стоит старший брат господина Намджуна, Ким Сокджин, он косится на Тэхёна хмуро, но без удивления, словно он знал, что Тэхён должен был заглянуть. Кажется, он снова пытается что-то сказать, однако его губы так и не размыкаются для реплики. Опять эта его неопределённость вынуждает Тэхёна почувствовать себя каким-то куском дерьма, на которого созерцают свысока. На диване в центре комнаты располагаются две женщины, с которыми Тэхён не знаком лично, однако это не мешает ему сходу определить, кто есть кто: по один край сидит знаменитая на всю Корею своим спектром голоса Ан Хеджин, лицо которой можно увидеть на постерах и афишах, что дают анонс новой постановки с её участием в Национальном оперном театре Кореи. СМИ всё чаще и чаще пишут статьи о её близких отношениях с господином Намджуном, и в этом, похоже, есть доля правды. Женщина выглядит заинтригованной новым гостем, улыбка на её лице мягкая и приветливая. Это создаёт нереальный контраст второй женщине, что сидит по другой край от Хвасы. Чон Соён считают музой современных дизайнеров, за неё борется не один модный дом, хотя слава о её характере начинает бежать впереди её визуальных способностей. Худая и высокая, как и полагается быть модели. Холодная и безучастная, как о ней и отзываются все, кто имел обыкновение с ней пересечься на одной рабочей площадке. И на Тэхёна она смотрит так, словно он всем своим видом оскверняет пространство. Но сердце уходит в пятки не от этих трёх гостей, а от мужчины, что застывает от неожиданности в кресле с бокалом вина у кромки пухлых губ. Светлые волосы имеют «мокрый» эффект, они красиво растрёпаны и обрамляют лицо с ухоженной кожей. На тонкой шее вывязана в бант изящная лента серебристого шарфика. Тэхён узнаёт эти черты миловидного лица. Это тот самый мужчина, который находился в тот день в кабинете господина Юнги. О если он здесь, тогда и… — Т-Тэхён? — он соврёт, если скажет, что ему абсолютно не больно слышать собственное имя с тех самых губ. Этим низким голосом, достаточно тихим, чтобы счесть за шёпот. Достаточно глубоким, чтобы на коже повспарывалась, как минимум, парочка муравейников, чьи жители нещадно начинают разбегаться по плечам. Всего одно «Тэхён», а его уже трясёт. Ким не ошибся. Он здесь. Он тоже здесь. Юнги. Юнги тоже здесь. Тэхён оборачивается на зов, заметив господина Юнги у себя за спиной. Его пепельные волосы уложены гелем — только одинокая прядка небрежно падает на открытый лоб. Сегодня он не в костюме, но даже в этой базовой чёрной водолазке от него веет каким-то могуществом и превосходством. У Тэхёна вяжет в горле от ударившего в нос запаха одеколона. Юнги пахнет дороговизной, влиятельностью и силой. Он едва ли не скулит, втягивая в себя побольше этого аромата, что делает как-то спокойно в груди. Он едва ли не воет, заглянув в эти глаза, где продолжают своё формирование молодые звёзды, что вспыхивают от сжатия атомов в одной точке. Взрыв — и появилась ещё одна, и она сияет так ярко… Тэхён отворачивается, отрывается от него с нефиговой силой воли. Потому что нельзя. Нельзя вот так смотреть на него. Он сам запретил. Он сам отрёкся. Он сам пресёк это. Они здесь не одни. Даже более того, здесь есть тот, кого он предпочёл Тэхёну, — мужчина, что наблюдает за ними осторожным взглядом, не осмеливаясь вклиниться. — Добрый вечер, — Тэхён робко здоровается со всеми, зарекаясь ещё раз посмотреть на Юнги. Нельзя. Не здесь. Здесь этот красивый мужчина в кресле. Мужчина-избранник Юнги, что изучает Тэхёна с интересом, но никак не враждой в глазах. — Добрый, — именно он и здоровается с Тэхёном в ответ, вынуждая пойти на зрительный контакт. Красивый. Элегантный. Роскошный. Для Тэхёна не становится чем-то загадочным то, почему господин Юнги сделал такой выбор. Он всё то, чему Тэхёну никогда не стать. Он всё то, о чём ему приходится лишь мечтать, потому что искренне ненавидишь своё отображение в зеркале. Тэхён сутулится, поправляет очки, тогда как Юнги с мраморно-белым лицом наблюдает за тем, как Чимин отставляет на кофейный столик свой недопитый бокал и поднимается с кресла, чтобы поприветствовать Тэхёна. Юнги не был готов этим вечером встретить истинного. Он не был готов к тому, чтобы Чимин и Тэхён познакомились, потому происходящее больше похоже на что-то из разряда снов, самых страшных кошмаров. Чимин никогда не питал ненависти к самому факту, что у Юнги появился соулмейт. Он не раз даже говорил, что хотел бы познакомиться, но, чёрт возьми… Сегодня? Юнги не готов. Не готов. НЕ ГОТОВ! н е г о т о в К моменту, когда Чимин подходит поближе к гостю, в гостиную возвращается Намджун, останавливаясь рядом с Юнги. — Не понимаю, — он проговаривает это так тихо, чтобы эти слова мог расслышать лишь Мин, — почему все всякий раз так смотрят на моего секретаря? Да, он из трущоб, но это не отменяет качества выполняемой им работы. Ох, — про себя вздыхает Юнги. Тэхён — больше, чем просто секретарь. Он грёбаный соулмейт Юнги! И сейчас Чимин протягивает ему руку, блять, весь такой спокойный и искренне-приветливый. Что происходит? — Если кто не знает, — Намджун повышает голос, чтобы его услышали и другие, — это мой личный секретарь, Ким Тэхён. Попрошу относиться к нему с уважением. Сокджин напряжённо изучает Тэхёна взглядом, словно у него раньше не было такой возможности. Затем он бросает в Намджуна многозначительный взор и едва заметно кивает в сторону комнаты, приглашая младшего брата выйти на ещё один разговор. Юнги замечает это тоже, однако без нужных частей паззла он не может посмотреть на всю картину в целом и понять, в чём дело. — Боюсь, у нас не было возможности ранее представиться друг другу, — Чимин вновь поддевает Тэхёна взглядом, голос мягкий и осторожный, словно он боится спугнуть парнишку или сказать что-то, что сделает Тэхёну ещё больнее. — Меня зовут Пак Чимин. Я много слышал о тебе. Рад наконец-то познакомиться с тобой, Тэхён. Тэхёну хочется верить в подлинность искренности этого тона. В то, как доброжелательно к нему протянута рука, которую он пожимает несмело, с оттяжкой. Значит, Чимин. Его зовут Пак Чимин. И он много слышал о Тэхёне… Выходит, господин Юнги говорил о нём с ним? И, раз «многое», то говорил не единожды… Юнги не дышит, наблюдая за всем, что разворачивается у него перед глазами. Намджун кожей чувствует это напряжение, однако не осмеливается напрямую спросить у Юнги, в чём дело, а поэтому выбирает задумчивое молчание. Это… Это не первый раз, когда Юнги впадает перед Тэхёном в ступор. — Я… Я Ким Тэхён, — Тэхён вкладывает все силы, что в нём имеются, чтобы голос оставался твёрдым и не впечатлённым, а не сорвался на жалкую дрожь. Он запрещает себе смотреть в сторону Юнги. Отныне это запретная зона. Особенно сейчас, когда Пак Чимин рядом. Когда он знает, кем они приходятся друг другу, но всё же идёт на этот хрупкий контакт, который так легко разрушить. — Я секретарь господина Намджуна. Мне… Мне тоже приятно с Вами познакомиться. Несмотря на то, как делается больно от ощущения тепла его ладони. Несмотря на то. Как штормит у висков от осознания, кто Пак Чимин для Мин Юнги такой, кем он ему приходится. Нельзя. Тэхён запрещает себе. В этих стенах он не более чем просто секретарь господина Намджуна. Он запрещает себе поднимать из нутра так и рвущееся наружу уязвлённо-раненое «а ещё я соулмейт Вашего мужчины». Потому что Мин Юнги не нужен истинный. Он отказался от Тэхёна, чётко дал понять, что у них нет общего будущего, и в размеренно текущей, слаженной, наконец настроенной так, как всегда хотелось, жизни Юнги нет Тэхёну места. — Ким Сокджин, — наконец старший брат Намджуна находит в себе силы подойти к новому сотруднику нынешнего директора Cypher Inc. и кивнуть ему. — Намджун высоко хвалит тебя. Прошу прощения, что рабочая занятость не давала возможности нам ранее познакомиться, несмотря на всё количество раз, что мы виделись в офисе. Секретарь Ким… В Намджуне явно развязывается парочка узлов, когда Сокджин наконец находит решение своему отношению к Тэхёну. Это… Это хорошо, что он одобряет, что решает официально представиться, когда шансов сделать это, на самом деле, было достаточно. — Я тоже много слышала о тебе, — к Тэхёну подходит Хваса с нежной улыбкой. — Джун-и взаправду очень ценит твой труд. Меня зовут Ан Хеджин, рада знакомству. — Я… Я знаю Вас… — Тэхён неловко сглатывает, слюна кажется сухой и застревает в горле. Все его предложения выходят короткими и практически бессвязными. — Видел по телевизору… Вы потрясающе поёте… Моя мама очень любит Вас… Тэхёну даже как-то стыдно признаваться в таком, однако женщина воспринимает это как комплимент и только теплее касается Тэхёнового предплечья. Юнги до сих пор не может отойти от происходящего. У него в голове места не находится всему, что в эту секунду творится здесь. Это не поддаётся анализу. Он просто тупо пялится то на Тэхёна, то на Чимина и даже не регистрирует в сознании, как губы бесшумно проговаривают имя. И оно не Чиминово. Это такое болезненное и немое «Тэхён». На кухне как раз закипает чайник, и его свист слышен здесь. Атмосфера оттого не перестаёт быть напряжённой, кажется, уже ничто не может её расслабить, растворить, как в кислоте до полного расщепления. Намджун удаляется под предлогом готовки чая для нового гостя, а Сокджин следует за ним. — Я… Я могу воспользоваться уборной? — несмело уточняет Тэхён, пока его босс окончательно не скрылся за стенками. — Да, конечно. В квартире есть два санузла. Первый находится по коридору и налево, а второй — на втором этаже у лестницы. — Благодарю. Юнги не способен не проводить его взглядом до дверной рамы, за которой прячется Тэхёнова тень. Он падает где-то рядом с Чимином, который так и не прекращает наблюдать за его реакцией. Блять. Он всё видел своими глазами. — Всё в порядке? — Чимин на пробу касается его руки, ищет путь, как поддеть и восстановить зрительный контакт. В порядке? Как можно это назвать «в порядке»? Это же полнейший провал! — Юнги, всё хорошо, — Чимин принимается оглаживать его костяшки на успокаивающий манер. — Я рядом. Всё хорошо. — Прости. Я не ожидал, что он будет здесь этим вечером. Обычно, я настраиваюсь на то, что встречусь с ним в офисе. Я не могу понять, почему мне так тяжело это даётся, но я очень стараюсь. Чимин, убедившись в том, что ни Соён, ни Хеджин их не слушают, увлечённо обсуждающие дизайн квартиры Намджуна, подносит костяшки Юнги к своим губам и оставляет лёгкий поцелуй. — Любовь моя, я здесь. Я рядом. Всё хорошо, я понимаю. Вернее, я пытаюсь понять. Ты справишься с этим. Мы справимся. — Я так тупо глазел на него… — Юнги удручённо трёт лицо пальцами, глубоко и надсадно вздыхая. Хуже всего делается от мысли, что всё это видел Чимин. — Он — твой истинный. Вы только недавно встретились. К слову, Тэхён очень милый и вежливый. И держится он молодцом. Тэхён-то держится молодцом, у него стальная сила воли и упрямство, которое позволяет ему не смотреть на Юнги и оторвать от него глаза, когда только захочется. А вот Юнги буквально вырывает с мясом из себя это чувство. Чёртова метка. Юнги ненавидит её больше всего на этом свете! — Ты… Ты познакомился с ним… — Я и так хотел. — И ты?.. Ты не злишься на меня? — За что? Я знаю, что ты не хотел. Ты мой по решению твоего сердца, — Чимин оставляет ещё один поцелуй у него на ладони, в самом её центре, предварительно разжав пальцы с заботливым трепетом. — Я ещё не знаю, как сам буду чувствовать себя, когда встречусь со своим соулмейтом, поэтому я не тороплюсь делать поспешных выводов. Ты мой, потому что ты меня выбрал. — И я буду тебя выбирать, как бы мне ни было тяжко бороться с природой истинности, — Юнги проговаривает сквозь зубы. — Всегда. Я всегда буду выбирать тебя. Чимин улыбается ему и шепчет укромно: — Этого мне будет достаточно, чтобы быть счастливым. Когда придёт нужный момент, он ведь тоже сможет выбрать Юнги, ведь правда?

***

Тэхён умывается холодной водой дольше нужного — могут появиться вопросы о том, почему он отсутствует так долго. Однако выйти из ванной — выше его сил. Он оставил их все там, в комнате, рядом с Юнги, на которого запретил себе смотреть в присутствии Чимина. Такого красивого, доброго, обожаемого и предпочитаемого Чимина. Он всхлипывает, в глазах щиплет от слёз, но плакать нельзя. Он не может каждый раз плакать, когда видит Юнги. Это его новая реальность — та, в которой он не нужен, — и с ней нужно считаться. В ней нужно учиться жить. Тэхён не первый, кому отказали в истинности. Не первый, кто должен учиться мириться с таким раскладом событий. Но сердце ещё не умеет по-другому. Оно любило саму мысль о соулмейте, любило Юнги уже заочно, и страстно любит и сейчас. Даже если они с Мин Юнги совсем друг другу чужие. Тэхён умывается ледяной водой в последний раз. Нужно выйти. Ему же приготовили чай… А чай успокаивает. Чай согревает. Замок щёлкает, и Тэхён выходит в коридор. Беседа в гостиной ведётся оживлённая, раздаётся даже женский смех. Похоже, пассии Намджуна и Сокджина между собой поладили, чего нельзя в полной мере сказать о самих мужчинах. Их голоса Тэхён слышит с кухни. Они очень негромкие и даже нарочито приглушённые, как если бы они опасались, что их кто-то может услышать. Тэхён подкрадывается поближе на самих носочках, задерживает дыхание, как будто оно могло чем-то выдать его близкое присутствие. — Я рад, что ты пошёл с ним на контакт, — Намджун обращается к своему брату, негромко гремя чашкой, в которую кидает чайный пакетик. — Долго же ты к этому шёл. — Как будто ты оставил мне выбор, — холодно хмыкает в ответ старший мужчина. — Ненавижу этот твой героизм. Тебе и так было мало проблем? Решил нажить себе ещё одну в его лице? Тебе мало скандалов, что водятся вокруг нашей семьи? — Он — не проблема, Джин. А живой человек. — Отец недоволен составом твоего персонала. — Но это мой персонал, и только у меня есть право кого-то нанимать или увольнять. Пока я сижу в этом кресле, первичное право голоса — моё. — Отец собирался заглянуть к тебе в офис на днях. Поговорить об этом в том числе. — Пусть приходит, — бесстрашно и гордо хмыкает Намджун, словно его этим не спугнёшь. — Я давно не боюсь его, чего и тебе советую. Сокджин взирает на него отрешённо и мрачно, пока его младший брат наливает кипяток в чашку и дёргает за корешок чайного пакетика, погружая в жидкость. — Я тоже думал, что не боюсь его, пока он не снял меня с должности и не отобрал компанию. — Ну, снимет он и меня, и что? Ты вернёшься обратно на пост. Других официальных наследников у него нет. Либо ты, либо я. И как бы ему ни не нравились мы оба, кто-то из нас унаследует его чёртову империю. — Ты сам понимаешь, что в этот раз речь идёт не только о нас с тобой. Он готов на всё, ради престижа компании, и твой никому не нужный героизм совсем не пойдёт на благо. — Зато я спокоен, Джин. Я должен был… Тэхён более не слышит того, что ещё такого добавляет в ответ его босс; достаточно громко, так чтобы звук разлился по всему первому этажу, из гостиной доносится голос ведущей экстренного выпуска вечерних новостей. Тэхён достигает комнаты без промедления, а затем в ней появляются и два брата Ким, что, как и все остальные, принимаются наблюдать за транслируемыми кадрами, что виснут в воздухе комнаты синеватой голограммой. «Этим вечером в одном из гетто-районов Сеула были замечены следы пребывания разыскиваемого убийцы, Лим Сумина. Предварительно, им было совершено ещё одно нападение на одинокую жительницу пожилого возраста, Сон Ёрым, чьё изувеченное тело было обнаружено в чёрном мешке её соседями около мусорного бака. Око Закона выдвинуло теорию, что Сон Ёрым была убита несколько дней назад Лим Сумином, и преступник использовал её квартиру как место, где он мог бы на какое-то время укрыться. На данный момент, Лим Сумин снова находится в бегах. Квартал, где было совершено убийство Сон Ёрым, оцеплён представителями Ока Закона. Расследование случая продолжается. Лим Сумин обвиняется в убийстве своей беременной жены, тридцатилетней Хван Джихён, а также её соулмейта, двадцати двухлетнего студента Хан Тэгюна. Напоминаем о том, что в городе введён комендантский час, который действует с 23:00 по 05:00. Если вы или ваши близкие располагают какой-нибудь информацией о местопребывании Лим Сумина, настоятельно просим вас обратиться по горячей линии в отдел Ока Закона». Сон Ёрым… Что-то внутри Тэхёна сжимается от боли. Он знал эту старушку, она жила в конце их улицы и нередко выручала маму, соглашаясь присмотреть за Тэ и Гуком, когда они были ещё маленькими, а мама допоздна работала. — Тётя Ёрым… — он едва выдавливает из себя шёпотом. И на него тут же напряжённо переводятся все глаза в комнате.