Сочувствие не всегда значит прощение, Поражения редко пахнут виной. Театральность для клоуна – вознесение, Как выражение чувств для них – бой.
Джером ненавидел Джеремайю не только за ложь и всё, что она повлекла за собой, не только за побои, унижения и страх, которые ему пришлось вынести, прежде чем он, наконец, убил женщину, которая осмеливалась называться себя его матерью. Эта ложь была гадкой, скользкой и желанной — Джеремайя нашёптывал матери на ухо то, чего она сама опасалась, приплетая ужасные подробности, которых никогда не существовало. Он лгал, но причиной этой лжи была не ненависть: Джеремайя хотел уйти из грязного, пропахшего алкоголем дома, которым был для них обоих цирк. Так уж вышло, что это желание возобладало над любой мало-мальской привязанностью, которую Джеремайя питал к Джерому. Практичность, а не ненависть. Джером мог это понять. Поэтому он ненавидел Джеремайю куда больше за лицемерие, нежели за ложь. Джеремайя был так же испорчен и порочен, как и Джером, но он прятался за своими безупречными на первый взгляд масками, с которых сыпались белила, стоило лишь хорошенько его встряхнуть. Аккуратная одежда, замкнутое выражение лица, книга в руках — прилежный, умный мальчик, которому не повезло с братом. Но Джером знал, что за слоем педантично выглаженных рубашек и параноидальной осторожности скрывается зло, как это называла его мать. Зло, тьма и безумие, более умеренное и отшлифованное, чем у Джерома, но всё такое же глубокое. Джером оглянулся, смотря на то, как его брат трясётся в нервном ожидании с бомбой на шее, и скривил губы, не чувствуя тех восторга и подъёма сил, которые думал, что получит, когда, наконец, отомстит Джеремайе. Он встал перед ним на корточки, спиной к толпе и полиции — что было безрассудно, но кого это волновало? — и страстно пожелал одной только мыслью стереть с его идеального лица толстый слой жирной краски, что скрывал его настоящую сущность, содрать сандарачный клей, который скреплял разрозненные куски сломанного и лживого существа, притворяющегося нормальным. Джеремайя был лжецом. Джером знал, что оставить его таким было бы милосерднее. Но он никогда не был милосерден и открыть людям глаза на правду, в этом конкретном случае, стало его священным долгом. — Ты жалок, брат, — сжав его руки, привязанные к подлокотникам, в своих ладонях поделился Джером. — Ты лжец и трус. Если бы не дорогой Брюс, ты бы даже не ступил на эту сцену, не так ли? Джеремайя смотрел на него, не отрываясь и нервно облизывая губы. — Это простое чувство самосохранения, Джером. — А ещё слабость. — Джером встал, гадая, как там поживает Пингвин и газ Джонатана, который совсем скоро должен был развеяться над площадью. — Ты всегда был таким. Прятался от того, что тебя пугало. Не осмеливался встретиться с этим лицом к лицу. Но, — он улыбнулся и достал нож, протянув его Джеремайе рукояткой вперёд, — я даю тебе шанс всех спасти. Напади на меня, убей меня. И всё закончится. Джером чувствовал на себе взгляд Брюса, спокойный, интенсивный и пробирающий, но не оборачивался. Сейчас ему не следовало терять бдительность. Джеремайя колебался — Джером был бы знатно удивлён, если бы он этого не сделал, — но в конечном счёте набросился на него. Его выпад был едва ли опасным — Джеремайя был медлителен и не точен, слаб в своей попытке причинить Джерому боль. Он увернулся и толкнул брата ногой, повалив его на сцену, не в силах удержаться от улыбки. Джеремайя всегда предпочитал делать грязную работу чужими руками. Он был неумел в драках, не закалён в боях, не привык терпеть боль. Этим они с Джеромом существенно отличались. — Я скучал по тебе, братец, — засмеялся он, пиная его в живот. В ту же секунду Гордон начала действовать. Джером услышал, как гремят выстрелы на крышах, где, должно быть, убивали его людей, обезвредивших снайперов полиции. Люди закричали, падая на землю и защищаясь от шальных пуль. Джером ещё раз пнул Джеремайю и развернулся к Брюсу, чтобы развязать его и выпроводить подальше — всю площадь с минуты на минуту должен был заполнить газ Джонатана, и Джером скорее перегрызёт себе вены, чем позволит Брюсу подвергнуться его воздействию. Но Брюс, в очередной раз удивив его, уже освободился и развязывал верёвки на руках других заложников. Джером нежно закатил глаза и поспешно скользнул к нему, защищаясь от потенциальных выстрелов, которые в него мог послать Гордон или кто ещё другой. Стрелять в него теперь, пока он стоял так близко к принцу Готэма, стал бы только сумасшедший. — Мы уходим, Брюси, — схватил его за руку Джером, оттаскивая подальше от мужчины, который значился в этом городе мэром. Брюс по инерции последовал за ним, но остановился через несколько секунд, упрямо сжимая челюсти. Джером снова попытался притянуть его ближе, но не сдвинул его с места. Тогда он с ухмылкой поднял детонатор, покрутив его в руке, угрожая взорвать оставшиеся бомбы. Брюс не повёл и бровью. Джером покачал головой и демонстративно медленно начал опускать палец на одну из кнопок. — Давай же, Брюси, они умрут, если ты не пойдёшь со мной, — почти капризно замахал руками Джером. Брюс отвернулся от него, выглядывая кого-то в толпе. Джером зло сжал зубы и нажал на кнопку, приготовившись к брызгам крови и громкому звуку. Ничего не произошло. Он нажал на неё ещё раз, потом попробовал другую, но взрыва так и не последовало. С недовольным вдохом Джером отбросил детонатор и хотел ударить Брюса в живот, чтобы вывести из строя на пару секунд, но тот ловко увернулся. Их руки расцепились. Брюс принял боевую стойку, и Джером со смехом бросился на него, сумев ударить по голени и сбить с ног. Брюс потянул его за собой и врезался лбом ему в нос. Сразу же хлынула кровь. Джером облизал губы, чувствуя металлический привкус. Брюс оказался под ним, прижатый к полу, но уже в следующую секунду Джером снова был на полу и к тому же обзавёлся новым синяком. Брюс вскочил и развернулся, отбрасывая стул, на котором всего пару минут назад сидел Джеремайя, в сторону. Джером замахнулся, сжав руку в кулак, на его лице была широкая ухмылка, которую он не пытался спрятать. Брюс пригнулся, и, что привело Джерома в настоящий восторг, улыбнулся в ответ, явно подхватив игривое настроение своего противника. — Если ты так жаждешь забрать меня с собой, тебе следует приложить больше усилий. — Брюс вывернулся, ударил Джерома локтем в рёбра и с хрипом выдохнул, когда Джерому удалось ударить его в бок. — Твоя угроза была слабой и несостоятельной. — Брюс едва успел увернуться от рук, которые почти схватили его в попытке обездвижить. — Ты бы не говорил так, если бы бомбы всё ещё работали, — крикнул Джером, убирая растрёпанные волосы с глаз, прежде чем броситься в бой с ещё большей самоотдачей. — Угроза жизни твоему дворецкому считается состоятельной? — Нет, — сухо произнёс Брюс, уклоняясь от ударов Джерома, прежде чем ударить его в челюсть. Этот удар был намного сильнее предыдущих, и Джером разулыбался, когда понял, что это связано с упоминанием дворецкого. Брюс действительно дорожил им. Брюс упал на пол, чтобы выбить из-под Джерома ноги, и как только он оказался на спине, Брюс сел на него сверху и сжал пиджак Джерома в кулаках. Он мог бы очень быстро и эффективно закончить драку, использовав припрятанный на поясе пистолет или нож в голенище сапога, но что в этом было весёлого? Джером не вырывался, смотря на Брюса снизу вверх и предаваясь воспоминаниям. Это положение снова напомнило ему лабиринт. Они оба запыхались и тяжело дышали. На лице Брюса всё ещё была его кровь, брови сошлись к переносице, а волосы свободно падали на лоб чернильными прядями. — Ты не такой, каким показался мне там, на нашем первом свидании. — Джером ухмыльнулся, вспоминая благотворительный вечер, испуганного мальчика со слезами на глазах и нож у хрупкой шеи. — Мой любимый доброволец. Герой, а не… Брюс облизнул губы, склонил голову набок. Его глаза бегали по лицу Джерома. — Не шестерёнка в гигантском нелепом механизме? — закончил Брюс, приподнимая брови в явном вызове. Джером прикрыл глаза, совершенно довольный. Брюс смотрел его видео из полицейского участка. Он смотрел его и запомнил то, что Джером сказал. А теперь он бросал это ему в лицо. Его руки легли на руки Брюса, всё ещё сжимающие его пиджак. Пальцы заскользили по разбитой коже. — Никогда не отвлекайся, когда не уверен, побеждён ли враг, — прошептал Джером, и Брюс снова нахмурился. — Я не отвле… Джером сбросил его с себя, толкнув Брюса на пол и прерывая его на полуслове. Теперь это была грязная драка, совсем не похожая на их бой, который они вели на ногах. Без правил и серьёзных увечий, но отчаянная и быстрая. Они катались по полу, нанося друг другу удары и по очереди одерживая верх, не останавливаясь ни на секунду. Джером наслаждался каждым мгновением, с упоением ловя вспышки возбуждения, ярости и боли, мелькающие на обычно стоическом лице Брюса. — Хороший был трюк, — выдавил Джером между ударами, уклоняясь от кулака с разбитыми костяшками. Он имел в виду обезвреженные бомбы, но не стал уточнять. Брюс не ответил, застонав от боли, когда Джером схватил его за волосы и оттянул голову назад, обнажая шею. Ему с трудом удалось побороть желание прильнуть к белой, удивительно притягательной коже губами. — Он был не единственным, — прошептал Брюс, прекратив вырываться и смотря на него снизу вверх. Джером перестал тянуть его за волосы и мягко пригладил выбившиеся пряди, стараясь привести причёску в первозданный вид. Осмотрев то, что у него получилось, он понял, что сделал только хуже. — Твои волосы такие же непокорные, как и ты, Брюси, — промурлыкал Джером, не ослабляя бдительности и готовясь к удару или попытке Брюса освободиться. — Ты смешон, — заключил Брюс, пару секунд всматриваясь в выражение лица Джерома. Но Джером заметил, как его брови сошлись к переносице, а губы сжались, и понял, что Брюс сдерживает улыбку. Они смотрели друг на друга несколько долгих мгновений. Джером задержал дыхание, наслаждаясь ощущением тела Брюса под своим, его выражением лица, находящегося так близко, кровью Джерома, что попала на его лоб и щёки, стекала по переносице и выглядела восхитительно ярко на бледной коже, и потому не заметил, как кто-то подошёл к нему сзади. Глаза Брюса немного расширились, смотря куда-то ему за плечо, он открыл рот, чтобы что-то сказать, и Джером развернулся, готовый отразить удар, но не успел. Щёку прошило болью, голова дёрнулась в сторону, и он сплюнул кровь. Этот удар был ничем в сравнении с теми ударами, которые подарил ему Брюс, но измученный другими ранами и синяками, он пошатнулся, чувствуя головокружение. — Брат, — прорычал он, не поднимая головы. В этот момент он был готов убить Джеремайю, а не просто проучить, как планировал изначально. Он разрушил их момент, отвёл безраздельное внимание Брюса от Джерома. За это он заслуживал смерть, не меньше. Брюс напрягся под ним, и уже в следующую секунду вырвался и повалил его грудью на пол, заламывая руки назад и наваливаясь на него всем своим весом. Джером издал задушенный звук, упираясь покрытой шрамами щекой в заляпанный кровью деревянный пол. — Капитан Гордон здесь, Джером, — негромко сказал Брюс. Джером чувствовал шевеление его губ у своего уха. — Тебя заберут в Аркхем. — Это милое местечко, — проворчал он, пробуя ослабить хватку Брюса, но не преуспевая в этом. У него был план. Ему только лишь нужно было пробраться на крышу… Джером обмяк, когда пришёл к выводу, что драматично самоубиться хочется не так сильно, как он представлял. Он слушал прерывистое дыхание Брюса, наслаждался тяжестью его тела и понимал, что умереть и оставить его не готов. Но и попасть в Аркхем Джером не желал. — Давай, парень, мы возьмём его, — послышался новый голос. Джером увидел несколько пар ног, и со стоном ударился лбом об пол. Брюс отпустил его, и его хватка тут же сменилась более грубым и жёстким захватом нескольких копов. Джерома подняли на ноги, и он огляделся, ища лицо Брюса. Тот стоял рядом с его братом, вытирая кровь с лица и рук уже бурой от разводов салфеткой. Джеремайя что-то говорил ему и даже протянул руку, явно надеясь на контакт, но Брюс не сводил глаз с Джерома. Это невероятным образом возбудило его, придало сил. — Ты будешь навещать меня, Брюси? — крикнул он, когда его потащили к лестнице, чтобы загрузить в полицейский фургон. Брюс возвёл глаза к небу, его лицо приняло страдальческое выражение, но Джером знал, что он был расстроен не так сильно, как показывал остальным. — Хорошо провести время, Джером, — одними губами произнёс Брюс, но Джером сумел его понять и ухмыльнулся. Он огляделся. Гордон говорил с кем-то по телефону чуть в стороне, Булок разговаривал с водителем фургона. На него обращали преступно мало внимания. Джером откашлялся, снова сплюнул кровь, и пнул одного из копов под колено, после чего сумел вырвать руку из ослабевшей хватки. Ему в ладонь скользнул нож, спрятанный в голенище сапога, и он полоснул лезвием по руке другого копа, который всё ещё держал его. Послышались крики и щелчки снимаемых предохранителей. Джером схватил одного из полицейских и, используя его, как живой щит, доковылял до одного из переулков. Они не осмелились стрелять. Джером бросил на хмуро наблюдающего за происходящим Брюса последний взгляд и отбросил копа в сторону. Он скрылся с широкой улыбкой на губах, планами, формирующимися у него в голове, и кровью, капающей с лезвия.***
— Он не мог уйти далеко, — сказал Джеремайя, сжимая кулаки и наблюдая за тем, как вслед за Джеромом убежало несколько полицейских, включая капитана Гордона. Брюс взял новую салфетку из той пачки, что ему принёс незнакомый ему мужчина в форме, и вытер остатки крови с рук с непроницаемым выражением лица. — Джерому часто удавалось ускользать. Это будет не в первый раз. Он был уверен, что Джером сможет скрыться. У него были сообщники, вместе с ним сбежавшие из Аркхема, был его культ, было безрассудство, часто спасающее его в безнадёжных ситуациях, не говоря уже про незаурядный ум. — Вы сражались с ним так… смело. — Голос Джеремайи звучал неуверенно, и Брюс посмотрел на него, вопросительно приподняв бровь. — Он явно зациклен на вас, я по себе знаю, как пугающе это может быть. Сложно сказать, насколько трудно в такой ситуации противостоять ему так, как противостояли вы. Брюс почувствовал себя неловко, поймав его непроницаемый взгляд. Джеремайя смотрел так, словно видел то, чего не видели остальные. Брюсу стало интересно, как много он слышал из его разговора с Джеромом. — Это не первая моя встреча с ним. Полагаю, я научился справляться с этим. Джеремайя не сводил с него пристального взгляда, и Брюс беспричинно почувствовал себя виноватым. У него болели руки, на которых ободралась кожа костяшек пальцев, болела голова, ныли свежие синяки, но он чувствовал себя живым благодаря этой боли. Они молча спустились со сцены, избегая снующих туда-сюда людей, и остановились у полицейской машины. Брюс хотел дождаться Гордона и узнать удалось ли Джерому убежать. — Я всё ещё не поблагодарил вас, — разглядывая свои покрасневшие от натирания салфетками ладони, сказал Брюс. — За то, что помогли мне, когда Джером одержал верх. И за то, что пришли сюда. Я у вас в долгу, мистер Валеска. Джеремайя поправил очки и слабо улыбнулся. Его голубой плащ потерял несколько пуговиц, безнадёжно помялся и был измазан в пыли и крови. — Думаю, после всего, что сегодня произошло, нет смысла в таких формальностях. Брюс поднял на него глаза и кивнул. — Тогда Джеремайя. — Я бы попросил прощения за своего брата, но боюсь, это не имеет для тебя никакого значения. Как и для всего Готэма. Брюс не сдержал мрачной улыбки. — Да, — выдохнул он, прислоняясь к дверце пустой машины. Брюс огляделся и заметил возвращающегося капитана Гордона. Он шёл один. Это могло означать только одно. — Джером не просто терроризирует Готэм. Он его развращает. Вряд ли тебе нужно извиняться за это. Джеремайя промолчал, но Брюс и не ждал ответа. Он смотрел на приближающегося капитан, на лице которого застыло хмурое выражение, со смесью разочарования и облегчения. — Он… сумел уйти? — спросил Джеремайя, когда Гордон приблизился, но не сказал ни слова. — Да, но мы всё ещё ищем его. — Капитан оглядел их. Он выглядел усталым, и Брюс отстранённо подумал, что ему следовало поговорить с ним по душам. Капитан Гордон редко позволял себе взваливать свои проблемы на других, особенно на Брюса, которого до сих пор считал ребёнком, но простой разговор всё ещё мог ему помочь. — Я должен поблагодарить вас обоих. Без вас жертв было бы куда больше. Он положил руку на плечо Джеремайе и кивнул Брюсу. — Благодарности излишни. — Брюс внимательно смотрел на него, заметив на лице капитана замкнутое выражение. — Вы хотите сказать что-то ещё? Он выглядел так, словно колебался. Брюс часто видел его таким, когда Джим Гордон знал что-то, что касалось Брюса, но не был уверен, что эту информацию стоило ему предоставлять. Это был его глупый способ защитить юного Уэйна. Они оба знали, что это никогда не срабатывало. — Прежде чем убежать, он оставил мне это, — сдался капитан Гордон. Он вынул из кармана острый предмет, обёрнутый в тонкую зелёную ткань, и у Брюса на мгновение перехватило дыхание. — Сказал, что это подарок на день рождения. На его кухне, должно быть, до сих пор стоял разрезанный торт, который он едва успел попробовать, прежде чем был вынужден прийти сюда. День рождения или нет, этот день был также хаотичен, сложен и долог, как и многие другие. Брюс почти забыл, что этот день должен был быть его праздником. Брюс протянул руку и, дождавшись кивка, взял у капитана Гордона осколок зеркала, осторожно отодвигая ткань в сторону и рассматривая отражающую поверхность, в которой много месяцев назад увидел монстра, которым едва не стал. Как повернулось бы его будущее, если бы он не сумел удержаться в тот момент? Если бы обагрил этот самый осколок кровью? — Ты знаешь, что это значит? — спросил капитан Гордон, и Брюс неторопливо покачал головой в отрицании. Он не мог объяснить ему всё, что значил этот осколок. И если быть честным, не хотел этого делать.***
Брюс спрятал осколок на дне выдвижного ящика в столе отцовского кабинета. Он не нашёл в себе сил выбросить напоминание о том дне, о том моменте чистой ярости и боли. Джером любезно подарил ему это напоминание, в явной попытке намекнуть на то, каким человеком Брюс мог бы быть, если бы «отпустил» все свои моральные устои. Брюс не хотел знать, каким он мог бы быть в таком случае. Куда больше его занимало то, что повлечёт за собой отказ от этой постыдной слабости. Он всегда хотел стать сильнее, увереннее. Хотел уметь бороться с тем злом, что наводнило Готэм и разрушило его семью. Но с каждым днём задача казалась всё более невыполнимой. Брюс не был хорошим человеком. У него всё ещё были тёмные желания и побуждения, были поступки, которыми он не гордился и которые страшился вспоминать. Он убил человека однажды (не стоило рассказывать об этом Джерому — кто знает, как он отреагировал бы на это откровение?), и всё же желание стать лучше и сделать город, который его родители хотели видеть процветающим, безопасным не угасало в нём. Джером… был одним из этих тёмных желаний. Брюс видел в нём не просто убийцу и безумца — он видел человека, которому не повезло на его жизненном пути. Он не оправдывал его — Джерома сложно было оправдать, — но видеть на его покрытом шрамами лице лишь злобу больше не получалось. Джером был подростком. Сошедшим с ума, жестоким, безжалостным, ужасающим. Для него не существовало такого понятия, как ценность человеческой жизни, он смеялся в лицо правилам и игнорировал законы. Однако он делал это лишь потому что верил в свои убеждения: люди были жестоки по своей натуре, а он только лишь помогал им найти то, что они прятали в самих себе. Брюс видел, как легко он убивает, не посмотрев на убитого дважды. Как спускает курок, как вонзает лезвие в плоть. Не было никаких колебаний или угрызений совести. Джером был… монстром в некотором смысле. Но Брюсу не нравилось видеть его таким. И порой он потакал своему желанию увидеть в Джероме жертву, а не убийцу. Джером состоял не только из тьмы, как бы не хотел, чтобы все в это верили. Брюс видел в нём обиду, видел боль, видел даже любовь — и это говорило громче слов. Однако подобные мысли встретили бы порицания со стороны всех, кем он дорожил. Поэтому Брюс держал их при себе, прекрасно сознавая их голословность. — С днём рождения, Брюс, — протянул женский голос пронзительным, фальшивым фальцетом. — Твой день был так же прекрасен, как обещал быть? Брюс оглянулся и не удивился, увидев Селину, устроившуюся в кресле. Окно за её спиной было открыто, занавески развевались на слабом вечернем ветру. — Спасибо за волнение о моём благополучии, — ровно сказал он, прекрасно понимая, что весь её гнев и бурные реакции, которые она не стеснялась показывать, зачастую скрывали за собой слабости, которыми она считала искреннюю привязанность, любовь и всё из них вытекающее. — Я в порядке. — Ты в порядке, — насмешливо повторила она, растянув слова в невероятно раздражающей манере. Брюс поджал губы и бросил на неё кислый взгляд. — Вряд ли ты честен со мной. С этим психом что-то не так. И я говорю не о его сумасшествии. Брюс отвёл взгляд, поглаживая гладкую поверхность стола, в котором был спрятан осколок. Джером был прилипчив. Было бы удивительно, если бы никто не заметил, как он ведёт себя с Брюсом. — Джером сбежал, — сказал он, потому что не знал, что ответить на незаданный вопрос. — Будь осторожна, Селина. — Я всегда осторожна, — огрызнулась она, прибывая всё в том же обиженном, яростном состоянии. — А вот ты… Если он когда-нибудь убьёт тебя, я приду на твою могилу, чтобы позлорадствовать. — Приятно знать, что ты будешь меня навещать. Селина фыркнула и вот так атмосфера между ними стала менее напряжённой. Она закинули ноги на подлокотник и оперлась спиной о другой, сев так, как Альфреда всегда раздражало. — Если бы ты не был таким глупо добрым, его давно уже не было бы в живых. Ты куда сильнее его. Селина сказала это отстранённо, не так зло и обвиняюще, как делала это раньше. Брюс хмыкнул, оценив этот невольный комплимент, и пожал плечами. — Не нужно его недооценивать. Селина раздражённо вздохнула и махнула в его сторону рукой. Её кудряшки забавно подпрыгнули при этом движении. — Я не недооцениваю его. Я просто здраво оцениваю тебя. Брюс покачал головой, думая о том, как поступить теперь. Следовало ли предложить Джеремайе сотрудничество, как ему захотелось, когда он увидел наброски его работ? Или лучше сосредоточиться на Джероме, что стало почти привычным? — Селина… — Мне не нравится плоскость, в которую перешёл его интерес к тебе, — перебила она неожиданно твёрдым тоном. Брюс поднял глаза, поражённый намёком в её словах. — Что ты имеешь в виду? — спросил он, точно зная, что Селина хотел сказать. Джером вёл себя более… дружелюбно по отношению к Брюсу, но это никогда не несло в себе тот контекст, который подразумевала Селина. Одна мысль об этом встревожила его, хотя и не так сильно, как следовало бы. — Ваша драка на той грёбаной сцене выглядела так, словно была прелюдией. — Она поднялась, плавно и грациозно, как всегда, и встала напротив Брюса. — И журналисты из «Готэм Газетт» согласны со мной. Брюс замер, не ожидая такого поворота их разговора. — Что ты имеешь в виду? — спросил он, повторяя свой предыдущий вопрос. — Я подслушала разговор некоторых редакторов, которые там работают. Материал, который они собираются опубликовать скандален. Они даже опасались, что «Уэйн Интерпрайзес» подаст на них в суд. Брюс не знал, что сказать, услышав всё ещё неопределённый, несмотря на множество намёков, ответ. Селина засмеялась, увидев его растерянное выражение лица, и направилась к окну, чтобы уйти, не дав Брюсу никаких объяснений. — Прочитай завтрашний выпуск газеты. Ты найдёшь там много интересного.