Неравнодушие — не преимущество

      Эбигейл бежала. Бежала по ночной улице Лондона, капли дождя, ведомые ветром, били ей прямо в лицо. За девушкой гнались два человека, на внешний вид напоминавшие наёмников, хотя скорее всего так и было. Она проклинала себя утреннюю, которая решила, что надеть сегодня туфли на шпильках будет отличной идеей. Нога уже три раза подворачивались в районе лодыжки от того, что каблуки были неустойчивы и явно не предназначены для бега. Завернув за угол, Эбигейл пыталась оценить ситуацию в максимально короткие сроки. Туфли остались валяться на уличной плитке, а их хозяйка кинулась убегать дальше, ведь её «хвост» не отставал.       «Так не может продолжаться вечно. Что делать? Куда бежать? Где я вообще?» — кричал внутренний голос Магнуссен-младшей.       Она петляла по городу, окончательно запутавшись в том, где находится, а людей, так отчаянно гнавшихся за ней, память не помнила. Мысли менялись одна за одной: «Телефон, где он? Нужно позвонить». Скрывшись в переулке между домами, девушка начала судорожно искать свой смартфон. Раньше, чем она успела осмотреть все карманы, её левый висок принял на себя удар чем-то явно тяжелым. Мир вокруг потемнел.       Из небытия девушку вернула головная боль, которая растекалась с левой стороны. Её тошнило. Подняв тяжелые веки, она обнаружила себя сидящей на бетонном, мокром полу, руки были связаны за спиной. Если бы только во время связывания Эбигейл была бы в сознании, то сделала бы всё, чему её учил тренер по самообороне в подростковом возрасте. Правильным положением тела и напряжением нужных мышц можно не дать противнику завязать тугой узел на себе, что сейчас явно могло бы помочь ей освободиться.       Девушка оглядела себя: мокрая, продрогшая, грязная, с босыми ногами и местами порванной одеждой, но это всё мелочи, ведь она жива. Пока что. Покрутив головой, девушка пыталась понять, где вообще находится. «Крыша, это крыша какого-то высотного здания», — последнее, о чём успела подумать Эбигейл Магнуссен до того, как опять провалиться в бессознательное состояние.       Очнулась она уже не на полу, её пытались удержать на ногах те, кто гнался за ней по улице. Девушка услышала голос, который узнала бы из семи миллиардов голосов на планете.       ̶ Папа, — выдавила из себя хрип Эбигейл, но мужчина даже не повернул голову.       Чарльз Магнуссен стоял здесь, на крыше своего же офисного высотного здания. Справа от него очень близко к краю стояли двое наёмников и держали под руки его дочь. Перед ним был мужчина, укрытый темнотой ночного города, который шантажировал его. Либо Чарльз скажет о том, что никаких подвалов с хранилищами у него нет, а всё, с помощью чего он манипулирует людьми, хранится лишь в его собственной голове без каких-либо бумажных носителей, либо его дочь прямо сейчас «совершит самоубийство прыгнув с крыши своего же офиса из-за того, что последние несколько лет находится в глубочайшей депрессии». Именно такая версия случившегося станет официальной для всех.       Ему нужно было выбрать: жизнь единственной дочери или своя собственная, потому что стоит ему рассказать, где на самом деле хранится информация, не пройдет и нескольких дней, как найдут бездыханное тело Чарльза Магнуссена в связи с несчастным случаем.       — Вы ошиблись, решив, что у меня могут быть слабости, — безразлично ответил отец Эбигейл человеку, стоявшему в тени.       — Я правильно понял Ваш ответ, мистер Магнуссен? — раздался ледяной тон его собеседника.       — Пусть Ваши люди сделают, что должны, тогда и Вы убедитесь в этом, — сказал владелец «CAM Global», так и ни разу и не взглянув на дочь.       Зрение Эбигейл постепенно вернулось в норму, и он смогла наконец-то увидеть окружающую её обстановку в полной мере. Девушка испытывала животный ужас, который не позволял ей сказать ни единого слова. Внутри она хотела кинуться к отцу на шею, разрыдаться и умолять забрать, увести её отсюда и защитить от этих страшных людей, которые сделали ей больно. Это ведь она, его Эби, любимая, маленькая дочурка! Но страх и чужие руки не давали ей даже попытаться. Отморозки, прислуживающие таинственной тьме, что посмела угрожать «Наполеону шантажа», поставили пленницу на самый край здания. И только когда тело Эбигейл наклонили над пустотой, но всё еще держали за веревки, из её груди вырвалось:       — Папа! Папочка! Умоляю, сделай, что они просят, я так не хочу умирать, пожалуйста! Я люблю тебя! — истошный крик девушки на несколько секунд заглушил звуки проезжающих машин внизу.       Даже потенциальные, а может, и вполне реальные убийцы, которые держали девушку, свисающую над ночным городом, вздрогнули от этой картины, в то время как ни одна мышца Чарльза Магнуссена не шелохнулась, только взгляд впервые за сегодня поднялся на Эбигейл. В этих мертвенно-зелёных глазах она увидела то, что было намного хуже, чем просто ничего: в них было стальное безразличие. Раньше отец смотрел так на всех, кроме неё, но сегодня всё встало на свои места, жизнь как бы ответила на все душевные терзания, которые дочь испытывала насчёт своего отца.       Незнакомец, теперь уже стоявший рядом, а не напротив Магнуссена-старшего, кивнул своим людям, в одно мгновение после этого жеста они отпустили веревки. Девушка почувствовала невесомость и скорость падения. Из её груди вырвался страшный вопль…       Эбигейл резко открыла глаза и почувствовала, что сердце стучит намного быстрее, чем нужно, в голове стоит гул, который заглушает даже стук осеннего ливня по стеклянной стене в спальне. Первым, что она увидела, был охранник, дежуривший этой ночью, который сейчас стоял в комнате, ища глазами причину того, почему хозяйка дома так истошно закричала посреди ночи.       — Что произошло, мисс Магнуссен? — опуская пистолет, спросил телохранитель.       — Всё в порядке, обычный кошмар, здесь никого не было, — плохо слыша свой собственный голос из-за гула в ушах, выдавила из себя Эбигейл. — Вы можете идти.       — Доброй ночи, — произнес мужчина, закрывая за собой дверь.       Девушка опустила ноги на пол, пытаясь выровнять дыхание и успокоить сердцебиение. Вокруг была темнота, из-за густых туч у лунного света не было даже шанса упасть на землю. Хозяйка комнаты постучала пальцем по экрану телефона, как бы давая понять, что ему было бы не плохо сейчас загореться, что он и сделал. Часы показали четыре часа утра. После того, как пульс опустился до нормы, вместо гула в ушах остались только звуки встречи капель воды со стеклопакетом, дыхание стабилизировалось, а глаза привыкли к темноте и стали различать предметы вокруг, Эбигейл вспомнила, почему проснулась так рано, да еще и в таком состоянии. Ей приснился кошмар, который только что пронесся перед её глазами снова.       Девушка накинула на себя халат и вышла на лоджию, чтобы насладиться дождём, остыть и привести мысли в порядок. Она потрясла головой, отгоняя воспоминания, которые то и дело возвращали сознание в события сна. Эбигейл периодически снилось что-то жуткое, в такие моменты девушка очень жалела о том, что всё еще не придумали средства против неприятных сновидений.       Простояв на улице больше десяти минут, хозяйка дома в Hempstead поняла, что сегодня она больше не уснет. Девушка спустилась на первый этаж, завернув по пути на кухню, чтобы сделать себе кофе, оттуда уже с горячей чашкой, источающей приятный запах, переместилась в гостиную, где её встретил только холодный очаг в камине.       «Давно я этого не делала самостоятельно», — подумала про себя Эбигейл, пытаясь вспомнить, как эффективнее всего развести огонь.       После того, как дрова загорелись, девушка взяла плед, который каждый вечер оставляла на диване экономка. Женщина знала, что её работодатель периодически просыпается от кошмаров среди ночи и приходит посидеть в кресле перед камином с горячим напитком, чтобы успокоить возбужденное сознание.       Глядя на движения огня перед собой, Эбигейл, желая наконец переключить мысли с сегодняшней ночи, вспомнила, что сегодня четвертый день скачек в Аскоте. Девушка давно мечтала попасть не на обычные скачки, а на элитные соревнования в старинный городок недалеко от Виндзора, где эти бега были под особым королевским покровительством. Впрочем, скачки и азарт — это только половина развлечений в Аскоте. Вся верхушка английской знати и простые люди приходят туда, чтобы «других посмотреть и себя показать». Главным удовольствием является негласный показ мод, потому что на ипподроме действует жесткий дресс-код как для женщин, так и для мужчин. Среди британцев ходит шутка о том, что «если с ипподрома вдруг исчезнут все лошади, этого никто не заметит».       За свои двадцать девять лет Эбигейл ни разу не была на таком традиционном английском светском мероприятии, хотя была вхожа в высший свет, но всё время находились какие-то более важные, по её мнению, дела.       Территория, где проходили королевские скачки, была разделена на четыре ложи, и если в три из них может попасть любой человек, купивший билет, то в королевскую можно пройти лишь по специальному приглашению. Эбигейл хотела попасть в самую престижную. Для неё не составило труда собрать документы для того, чтобы подать запрос в канцелярию Букингемского дворца. Среди своих знакомых нашла двоих, уже имевших членство королевского клуба Аскота, которые с радостью написали рекомендательные письма на её имя и подняла связи с одним дипломатическим послом, у которого есть квота на приглашение. После этого оставалось только отправить прошение и ждать ответа.       В скором времени на имя Эбигейл Магнуссен было прислано приглашение стать членом клуба и посетить королевские скачки в одном ложе с Её Величеством и приближенными к ней людьми. Первые три дня скачек у девушки были плотно заняты делами, поэтому она смогла устроить себе выходной лишь в воскресенье, выделив весь день для посещения мероприятия высшего света Англии.       От размышлений хозяйку дома отвлекла Кэйт — экономка, сообщившая, что стол накрыт для завтрака, а одежда для сегодняшнего променада давно доставлена и повешена в гардеробе. Плотно завтракать Эбигейл не стала, так как на ипподроме в последний день соревнований состоится праздничный фуршет, а отказываться от блюд и алкоголя не принято, особенно находясь в одной ложе с Её Величеством.       Образ был подобран заранее: аккуратная укладка, бежевое кружевное платье модного дома «Stella McCartney» с закрытой спиной, юбка которого опускается строго ниже коленей, плечи открываются только потому, что под кружевом на них нет подкладки, рукава длиннее, чем три четверти, но показывающие тонкие запястья девушки. К платью подошла такая же аккуратная белая шляпка, а для того, чтобы подчеркнуть талию, был выбран белый пояс. Завершали образ туфли John Lobb бежево-розового оттенка, которые идеально сочетаются с клатчем от Bennett Winch в цвет обуви, и серьги из белоснежного жемчуга с перламутровым отливом.       Закончив собираться, Эбигейл спустилась на первый этаж дома.       — Позвольте заметить, что Вы выглядите безупречно, мисс Магнуссен, — сделал комплимент дворецкий, открывая дверь перед девушкой.       — Благодарю.       На улице уже стоял автомобиль, заднюю дверь которого придерживал Логан. Ехали не долго, на ипподром ведет только одна дорога, по которой будет проезжать в том числе и королевская семья. Они поедут ровно в два часа дня, поэтому приехать нужно было раньше, чтобы не занимать дорогу и успеть спокойно поставить машину на парковку. Эбигейл показалось, что она раньше уже видела машину, которая стоит сейчас недалеко от неё: такой запоминающийся номер почти невозможно было перепутать с каким-то другим.       Добралась Магнуссен-младшая быстро и без происшествий. Так как девушка раньше не была на скачках, а время до окончания ставок еще было, она решила пройти в ложу, куда была столь любезно приглашена и с которой открывался замечательный вид на разминочную площадку, откуда можно будет понаблюдать за скакунами и их наездниками, что должно было помочь определиться с сегодняшним фаворитом.       Как только за Эбигейл закрылась дверь в ту самую королевскую ложу, она как будто переступила порог в иной мир, к которому девушку готовили с детства: водили по светским мероприятиям, учили этикету, как держать осанку, элегантно ходить, сидеть и стоять, пользоваться множеством видов столовых приборов. Но Чарльз не любит скачки, поэтому для Магнуссен-младшей этот выход был дебютом в высшем свете приближенных к королеве. Её появление не осталось незамеченным, ведь новые лица здесь появляются не часто. Взяв шампанское у услужливого официанта, девушка принялась наблюдать. Знакомые по очереди подходили друг к другу, здоровались, обменивались вежливыми фразами о погоде, обсуждали, на какого скакуна лучше всего поставить ставку именно сегодня, и, конечно, поднимали вопрос о том, какого же цвета шляпку всё-таки наденет сегодня королева. Это обычные темы, принятые на такого рода мероприятиях, в этом нет ничего необычного. Некоторые завсегдатаи скачек захотели познакомиться с новым членом клуба — Эбигейл на сорок минут затянуло в череду светских бесед и фальшивых улыбок. Девушка понимала, что её рассматривают, проверяют, умеет ли она себя вести и знает ли, о чём и как нужно говорить, достойна ли она вообще находиться в столь высокоранговом обществе, но от этого никуда не деться, поэтому дав «хозяевам» собрать какую-то информацию о «гостье», она незаметно выскользнула из круга бесчисленных знакомств, давая возможность «переварить» информацию о себе и сложить нужное впечатление.       Лица тех людей, с кем Эбигейл обменивалась любезностями, и тех, с кем так и не заговорила, были ей совершенно не знакомы. Из общей картины выбивался разве что один мужчина, стоявший немного отстраненно и вызывающий смутные воспоминания в памяти. С ним здоровались, обменивались парой фраз, однако, продолжать разговор не решались — со стороны создавалось впечатление, что люди его боятся. Но страх их был не как у жертв, смотрящих в глаза своему убийце перед смертью, нет. Это был страх перед его властью — Эбигейл часто видела такое в глазах тех, кто говорит с Чарльзом.       Девушка позволила себе чуть задержать взгляд на лице англичанина, и этого хватило, чтобы память выдала обрывки картинок, которые лишь подтвердили то, что они уже встречалась с ним. Тот самый незнакомец, с кем девушка несколько дней назад невольно делила за поздним ужином один зал в Loulou’s.       «Интересно, он узнал меня, — промелькнула невольная мысль. — Фрак с цилиндром выглядят на нем так же хорошо, как и костюм-тройка. Хотя, признаться, пиджак ему подходит больше. Зонт? Для ясной погоды весьма необычный атрибут», — продолжила про себя размышления.       Вернув свои размышления к тому, что уже пора бы определиться со скакуном и сделать ставку, Эбигейл подошла к разминочной площадке. Разговоры в ложе оказались не такими уж и бессмысленными, девушка хотя бы узнала кое-что о скакунах и определила тех, кто занимает лидирующие позиции — осталось посмотреть на них в деле. Благодаря тому, что жокеи называли лошадей их именами, было не трудно разобраться, где кто. То, что показывали спортсмены, было уже далеко от их обычных тренировок, сейчас разминка была нужна больше для зрелища, как одно из развлечений людей перед скачками. Внимание Магнуссен-младшей привлек скакун по кличке Киллар, в мифологии древней Греции так звали коня Поллукса, одного из детей Зевса от смертной женщины.       Со спины девушка услышала стук мужских каблуков по деревянному полу, обернувшись, она увидела того самого страшно влиятельного джентльмена — во всяком случае, он явно хотел таким казаться.       — Добрый день, мисс, не сочтите за грубость такое нарушение этикета, но так как рядом нет никого, кто бы мог нас представить, мне придется сделать это самому. Меня зовут Майкрофт Холмс, — проговорил мужчина и улыбнулся своей натренированной точёно-вежливой улыбкой.       — Добрый день, мистер Холмс. Меня зовут Эбигейл Магнуссен, — постаралась скрыть своё удивление такому внезапному порыву познакомиться за аккуратной, мягкой улыбкой, принятой в высшем обществе.       — На правах завсегдатая скачек позволю себе поинтересоваться: какие впечатления успел оставить о себе Аскот, нравится ли?       — Здесь чудесно, красивая и чистая природа. Место для такого рода спорта подобрано идеально, наши предки знали толк. Спасибо Её Величеству за то, что поддерживает традицию и продолжает организовывать всё.       — Место действительно самое подходящее. Может, Вам успел приглянуться кто-то из скакунов? Я бы мог помочь с выбором, если у Вас возникли трудности, как у нового человека в наших кругах.       — Благодарю Вас за внимание, мистер Холмс, но Вам не стоит утруждать себя излишним беспокойством. Я воспитана в хорошей семье и разбираюсь в конном спорте не хуже, чем Вы в политике. Позволю себе сделать предположение о том, что политика и есть сфера вашей деятельности. А мой фаворит сегодня — Киллар.       — Какое изумительное совпадение, мисс Магнуссен, Киллар — именно мой скакун, — Майкрофт, оперевшись на свой зонт, сделал вид, что не услышал высказывание девушки о том, что он занимается государственными вопросами.       «Так это не боязнь промочить дорогой костюм. Холмс с его помощью подчеркивает свой рост и фигуру. Нужно признать, что смотрится действительно очень выигрышно», — успела подумать Эбигейл, пока Майкрофт изображал изумление на лице.       — Даже не попытаетесь рассказать мне отрывок из мифологии про коня с таким же именем, мисстер Холмс? — улыбнулась лишь уголком рта девушка.       — Я уверен, что Чарльз не пожалел никаких сил и средств на должное образование дочери, так что вряд ли мне удастся впечатлить Вас греческими мифами, не так ли? — на долю секунды ухмылка пробежала по губам мужчины, но моментально сменилась деловой улыбкой.       Внутри Эбигейл где-то между ребрами сжался комок, а сердце неумолимо быстро начало опускаться вниз. Ей показалось, что за якобы невинной фразой стоявшего перед ней человека нужно подразумевать явно не то, что он сказал прямым текстом — это же политик, он наверняка превосходно владеет навыком фраз «между строк».       «Что этот Холмс о себе возомнил? Будет сейчас пытаться мне угрожать? Так, Эбигейл, успокойся, не стоит себя накручивать раньше времени. Отца много кто знает, а сложить два плюс два и понять, что мы родственники, много ума не требует», — мысленно успокаивала свою внутреннею тревогу Магнуссен-младшая.       — Вы правы… — Эбигейл не успела договорить, её перебил телефон, который начал звонить во внутреннем кармане фрака её собеседника.       — Прошу меня извинить, это очень важный звонок по работе. Не прощаюсь с Вами, мисс Магнуссен, — произнёс Майкрофт и, достав требовательно кричащий смартфон, ушел действительно по-английски.       «Интересно, он хочет казаться высокомерным индюком или у него это неосознанно получается?» — улыбнувшись своим размышлениям, Эбигейл вернулась к лавке, где принимали ставки, и действительно поставила на победу скакуна «этого Майкрофта».       Свободное время перед началом соревнований девушка заняла обедом в одном из ресторанов королевской ложи, светскими беседами и еще одним бокалом шампанского с клубникой, однако тревога, вызванная всего одним предложением Холмса, не давала ей покоя, хотя его самого не было видно. За несколько часов Эбигейл познакомилась с советником Её Величества по скачкам и разведению лошадей Джоном Уорреном и встретила знакомое лицо — британского бизнесмена, владельца известного таблоида «Daily Exspress» Ричарда Десмонда.       Они обменялись любезностями, немного поговорили о работе, но когда тема их разговора стала перетекать в скачки, Эбигейл, которая просто не могла больше обсуждать одно и то же в сотый раз, сославшись на очень срочный телефонный звонок, попыталась ретироваться. Десмонт настолько упорно не хотел её отпускать, что, если бы не тот факт, что он женат и ему семьдесят лет, девушка бы подумала, что с ней флиртуют. Спасло её только начало главного зрелища воскресного дня в Аскоте.       Скачки выдались напряженными, лидирующие позиции брали несколько скакунов сразу, сменяя друг друга в первенстве, весь ипподром замер в наблюдении за развитием событий. Время пролетело незаметно, соревнования закончились, первое место заслуженно занял Киллар, наступил перерыв перед награждением самой королевой.       — Поздравляю с выигрышем, мисс Магнуссен, надеюсь, что Вы умеете определять, на кого нужно ставить, не только в скачках, — произнес уже знакомый голос, сопровождаемый стуком мужских каблуков справа от Эбигейл.       — Что Вы имеете в виду, мистер Холмс? — пыталась не выдавать в голосе того, что от его вопроса её сердце пропустило несколько ударов.       — Предлагаю пройти в мой личный шатер, там я смогу объяснить свои слова, не беспокоясь о степени конфиденциальности нашего разговора, — взглядом показав Эбигейл, чтобы она аккуратно посмотрела по сторонам.       На них двоих действительно было направленно слишком много внимания. Всеобщее любопытство вызывала сколько не сама Эбигейл, а её спутник, по крайней мере, по взглядам было понятно, что именно в такой роли сейчас видят Майкрофта окружающие их люди. Им явно было безумно интересен тот факт, что впервые за день не к нему кто-то подошел, чтобы выразить свое почтение, а он самолично проявил заинтересованность в диалоге.       — Давайте поговорим, — слегка кивнув, согласилась девушка.       Внутри Эбигейл нарастала тревога, с которой она отчаянно боролась. В голове крутилось много мыслей от «не накручивай себя» до «он сейчас будет тебя шантажировать отцом», особенно это состояние подкармливал сегодняшний сон. Но это всё было в сознании, на лице же читались лишь спокойствие и уверенность. Такое умение так натурально изображать любую эмоцию, при этом не переигрывать и задействовать всё от мимики и жестов до зрачков, когда ты ведёшь серьёзный бизнес, никогда не пылится в долгих ящиках, оно ставится таким же базовым, как правила рукопожатий, которые используются на подсознательном уровне каждый день большое количество раз. Идти нужно было немного — и вот Магнуссен-младшая уже стоит с мистером Холмсом наедине в одной из самой уединенной зон всей королевской ложи.       — Может быть, чаю? — как ни в чем не бывало спросил у Эбигейл Майкрофт.       — Благодарю.       Официант с чайным сервизом не заставил себя долго ждать. Хозяин ложи со своей гостьей расположились за столом с видом на пьедестал, на котором будут награждать сегодня победителей. Почему-то Эбигейл казалось, что Холмс идеально вписывается в окружающий их антураж.       — Я так полагаю, что издательское дело Вас мало интересует, мистер Холмс, значит, разговор пойдет о моём отце или о его делах, что в некоторой степени является одной и той же темой, — опуская чашку на блюдце, заговорила Эбигейл.       — Мистер Магнуссен имеет некие бумаги, которые могут быть опубликованы в прессе в изданиях, принадлежащих Вашему холдингу. Я настоятельно бы Вам рекомендовал не делать того, для чего Вы вчера вечером собирали у себя в кабинете главных редакторов.       — Вы следите за мной, мистер Холмс? Откуда Вам известно, чем я занималась вчерашним вечером? — сжав подлокотник кресла чуть сильнее, чем следовало, почти прошипела Эбигейл. Всё-таки девушке стоило неких усилий, чтобы сейчас не вскочить с кресла с возмущением.       — Бросьте, Эбигейл, я не следил за Вами. Как Вы себе это представляете? Я просто наблюдаю и делаю выводы, мой брат предпочитает называть это дедукцией, — как бы успокаивающе улыбнулся Майкрофт.       — Даже если допустить факт этой Вашей якобы дедукции, всё равно, насколько мне помнится, в тех бумагах нет ни одного намека на Ваше имя, тогда к чему сейчас этот нелепый диалог? — постукивая кончиками пальцев по ручке кресла, спросила девушка.       Мужчина поднялся, подошёл к ограждению, за которым заканчивался шатер,а над этим невысоким, декоративным заборчиком была плотная штора, висевшая сейчас на завязках, которые не дают ей закрыться, чтобы людям, находящимся внутри, было хорошо видно площадку для награждения спортсменов и речи Её Величества. Холмс несколькими ловкими и непринужденными движениями руки сделал так, что ткань расправилась и закрыла их от внешнего мира, сделав обстановку в беседке полностью приватной. Видя, что Майкрофт не собирается возвращаться в соседнее кресло, Эбигейл тоже встала, ведь вести диалог снизу вверх — заранее проигрышная позиция.       — Видите ли, мисс Магнуссен, папка, находящаяся в Вашем владении, компрометирует одну мою знакомую, — оперившись на свой зонт и снизив тон голоса, продолжил Холмс.       — Боюсь, что, к Вашему сожалению, Майкрофт, я не смогу ничем помочь. Если Вам показалось, что Чарльз советуется со мной и доверяет мне свои дела, то Вас ввели в заблуждение. Наши родственные связи не дают мне никаких привилегий, позволяющих вмешиваться в решения мистера Магнуссена. Поэтому этот разговор лучше вести с ним, если отец изменит свое мнение насчёт интересующей Вас папки, то я об этом узнаю и статьи про мужа Вашей знакомой не будет, но я бы не питала надежд на такой исход, — всё с тем же хладнокровным выражением лица парировала Эбигейл.       За плотной тканью шатра звучала торжественная музыка, речь королевы и аплодисменты зрителей, лишь внутри уединенного уголка уже несколько секунд царила напряженная тишина. Ни один мускул на лице Холмса не дрогнул, но в его глазах читались почти невесомые искры раздражения. Он крайне редко слышал отказы на свои просьбы, которые зачастую звучат, как приказы, с того момента, как Холмс начал занимать скромное положение в Британском правительстве.       — Послушайте, Вы можете попытаться меня запугивать, угрожать, послать верных подчиненных следить за мной, но уверяю, это не поможет, — взяв клатч с кресла, в котором всё это время вибрировал телефон, оповещая о том, что на почту Эбигейл приходят письма с черновиками для завтрашних выпусков, Магнуссен-младшая развернулась и почти ушла по-английски, не прощаясь.       — Вы можете об этом пожалеть, — прошипел Майкрофт, не теряя при этом самообладания.       — Хорошего вечера, — прежде чем выйти, язвительно-вежливо произнесла Эбигейл, даже не обернувшись в сторону мужчины, стоявшего в глубине палатки.       Девушка шла до автомобиля, а внутри неё боролись два чувства: тревога, что после такого разговора у неё действительно могут появиться неприятности, ведь Холмс правда выглядел весьма влиятельным человеком, и уверенность в том, что либо это блеф, либо нет таких трудностей, с которыми бы она в конечном счет не смогла бы справиться.