phantom

Тэхён медленно стягивает с него футболку, заставляя поднять руки и не позволяя опустить; он прижимается всем телом, наконец ощущая гладкость чужой кожи, держит их руки наверху, дышит Чонгуку в губы, а тот ловит ими воздух, будто задыхается. Хотя Тэхён сейчас чувствует себя так же. Он коротко лижет языком губы напротив, скользит им внутрь, горячими ладонями ведёт от запястий к плечам, ниже, по груди, специально задевая соски, от чего Чонгук дёргается и кусает его за нижнюю губу, распаляя ещё больше. Он проводит по рёбрам, дальше на спину, по лопаткам, прижимая ближе, наклоняясь и целуя шею, пока Чонгук роняет руки — одну ему на плечи, другой зарываясь в уже и так запутанные волосы — и трётся о него пахом, а когда их члены сопорикасаются сквозь мешающуюся ткань, оба стонут, и Тэхён тут же двигает бёдрами навстречу, кусает плечо Чонгука, заставляя дрожь пройти по всему его телу и вырваться новым, более громким стоном, когда он не шепчет, но рычит ему «мой». Чонгук делает шаг, второй, тянет его следом за руки, и они наконец оказываются на постели. Тэхён знает, что далеко не пушинка, пытается сдвинуться, чтобы не наваливаться на Чонгука всем весом, но тот не позволяет, царапает спину и бесконтрольно толкается бёдрами. — Тише-тише, — шепчет ему Тэхён, но одновременно остаётся чертовски довольным собой, потому что сам довёл Чонгука до такого состояния на интервью: коснуться пальцами открытого участка шеи, оставить их там на несколько десятков секунд дольше, чем положено «по-дружески»; незаметно для остальных провести ладонью по пояснице; задержать руку на колене, сжать, провести чуть выше, совсем немного, потому что камеры; довольно ухмыльнуться, увидев, как Чонгук нервно теребит свой пирсинг; отвести глаза, чтобы унять порыв заменить губы Чонгука на колечке металла своими прямо здесь и сейчас. Тэхён даже не уверен, кого изводит больше — себя или его. Чонгука хочется всего и немедленно. Чонгук теряет всякую осторожность ещё в лифте, пока они поднимаются в его номер. — Ты меня с ума сведешь своими провокациями, — он мокро облизывает ухо и сжимает член Тэхёна сквозь штаны, а того выгибает навстречу сильным рукам. — Я не виноват, что ты такой охуенный, — отвечает ему Тэхён между поцелуями. — Еле сдержался, чтобы не накинуться на тебя прямо там. И вот теперь Чонгук стонет под ним, когда Тэхен кружит языком сначала по одному соску, потом по другому, поднимает голову, только чтобы увидеть как Чонгук исступленно прикусыват губы. — Хочу тебя, — хрипит он, — блять, как сильно я хочу тебя, Тэ. На это Тэхён только ухмыляется и меняет их местами, а потом стонет только от того, как же охуенно ощущается тело Чонгука на его собственном. Ему просто жизненно необходима эта тяжесть сверху. Он ведёт носом за ухом Чонгука, не в состоянии надышаться этим запахом, надышаться Чонгуком в принципе. Он уже обнажен, и его чертовски раздражает оставшая одежда на Чонгуке. Он дёргает его за ремень штанов, расстегивает, стягивает вместе с бельём насколько может, впиваясь ладонями в ягодицы и прижимая к себе. Чонгук толкается сильнее, член скользит по его собственному. Губы Чонгука везде — грудь, ключицы, шея, скулы, снова шея, но этого мало. — Давай, детка, — выдыхает Тэхён, — хочу сегодня тебя в себе. Чонгук рычит, в спешке стаскивает и отбрасывает одежду в сторону, снова наваливается сверху. Он растягивает его, неотрывно глядя в глаза, и Тэхён тонет в этой черной бездне, самостоятельно насаживаясь на пальцы. — Поцелуй меня сейчас же, — не просит — приказывает он, и Чонгук делает это незамедлительно. Тэхёна плавит от горячего языка, борющегося с его собственным, от горячих пальцев, действующих так аккуратно и нежно, в противовес голодному и яростному поцелую. А потом Чонгук убирает пальцы, меделенно входит в него, не отрываясь от его губ, и Тэхёну кажется, что он сейчас отключится от нехватки кислорода, сойдёт с ума, рассыплется на атомы или все вместе взятое. Чонгук наконец отстраняется, позволяя ему вдохнуть воздуха, заводит руки Тэхёна вверх над головой и сплетает их пальцы, начиная двигаться. Стон Тэхёна срывается на вскрик, когда Чонгук входит под нужным углом, и все, что он может, это безостановочно шептать его имя, как молитву, как мантру, как единственное существующее во вселенной имя. Потому что как Чонгук — его, так и он хочет принадлежать ему без остатка. Движения ускоряются, и Тэхён теряет связь с реальностью, ему слишком хорошо, ему хочется в Чонгуке раствориться, чтобы быть еще ближе и бежать тёплыми искрами в его венах, артериях. В его сердце. Чонгук высвобождает одну ладонь, накрывает ею член Тэхёна, двигает рукой и двигается в нем сам в идеальном темпе, и Тэхён больше не выдерживает, выгибается и кончает, снова — не контролируя себя — больно кусая Чонгука в основание шеи. Тому хватает ещё пары толчков, и он кончает следом, осторожно выходя из Тэхёна и утыкаясь ему в шею. — Мне кажется, ты однажды съешь меня, — говорит он, с трудом выравнивания дыхание. Тэхён в прострации водит ладонями по расслабленным мышцам спины, по пояснице, по ягодицам и снова вверх, осторожно поглаживая собственноручно оставленные царапины. Он довольно улыбается. — Я уже говорил — ты слишком охуенный, чтобы сдержаться. Чонгук смеётся ему в плечо, а потом поднимает голову, и Тэхён — ему мало, ему кажется, будет мало всегда — тут же тянется за поцелуем. Он получается долгим и нежным. — Я люблю тебя, Тэ, — говорит Чонгук, — так сильно, что иногда боюсь сам себя. Тэхён обхватывает его лицо ладонями, убирая влажную чёлку со лба, впитывает каждый момент, каждую деталь, каждую эмоцию. И что-то — снова — плавится в его груди. — Я тебя так же, я тебя тоже, Чон Чонгук, — шепчет он и, кажется, влюбляется ещё сильнее, когда Чонгук улыбается ему в ответ.