Ад или Рай?

      Катакура Кодзюро искал причины своих поступков. Вроде бы не пятнадцатилетний юнец, готовый срываться на любые авантюры, — да и в том возрасте, по правде говоря, он уже принимал взвешенные разумные решения. Всё и продолжалось бы так, если бы не Масамунэ. Этот дерзкий юноша являл собой всё то, чего Кодзюро избегал в своём поведении. Видимо, встреча с ним всколыхнула саму душу, подняв с её дна авантюризм и импульсивность. Определённо, этими качествами Масамунэ его и зацепил.       Но как же с этим быть? Эти отношения не поддержит общество. Они нарушают сразу два закона: природный и моральный. И если на первый — ориентацию — ещё могут посмотреть сквозь пальцы, то второй куда серьёзнее. Отношения между преподавателем и студентом — табу. Считается, что это изначально неравные отношения, в которых у последнего обязательно возникает зависимость. Кодзюро усмехнулся. Общество, которое осуждает неравные отношения между преподавателем и студентом, пропагандирует неравные отношения между мужчиной и женщиной. Сейчас не в полной мере, но изжитки консерватизма ещё остаются. Так как оно смеет осуждать их отношения?       Да и Масамунэ вряд ли долго будет позволять доминировать над собой. С первого же дня знакомства он продемонстрировал, что правила созданы не для него. Пусть то и типичная подростковая реакция, но в отказе от понимания предмета, который не нужен по профессии, что-то было — в свои студенческие годы Кодзюро такое и не снилось. А Масамунэ посмел забить на математику. Хотя приложи он немного усилий, смог бы понять большую её часть. И уже это пробуждало в Кодзюро желание непременно сделать всё, чтобы Масамунэ своими усилиями выполнил задания для зачёта. Такое маленькое педагогическое проклятие.       Из-за него-то Катакура и не понимал в полной мере, что ему нужно от этого юноши. А теперь, когда неожиданно для себя предложил заехать за ним, и вовсе запутался.       «Масамунэ в ближайшее время никуда не денется, думай о более глобальной проблеме», — одёргивал себя Кодзюро.       И он переключился на более трагичную историю.       Конечно, напрямую с ним это никак не связано и можно было просто проигнорировать… Случайно он стал свидетелем одной неоднозначной сцены, которую никак не мог выбросить из головы и пустить на самотёк.       И узнал Кодзюро больше только потому, что предпочитал обедать в одиночестве…       Он, как обычно, запер свой кабинет, пока в него не набежали студенты, желающие пересдать тему, и достал контейнер с готовым обедом, что всегда закупал с вечера. Только вот не все знали об этой его привычке. Не успел Катакура открыть контейнер, как в соседнем кабинете кто-то со всей силы ударил по парте. Ситуация почти из ряда вон выходящая — большинство студентов собрались кто в столовой, кто на улице, так что выяснять отношения было просто некому. Отложив контейнер, Катакура тихо провернул ключ в двери и вышел. Соседний кабинет не был заперт, но он из осторожности не стал туда заглядывать. Оставалось только подслушивать разговор и следить, чтобы никто не застал его за этим делом.       — Но Вы не можете! Нет, не посмеете!       Женский голос. Высокий, даже звенящий. Его обладательница явно находится в отчаянии и чувствует своё бессилие. Возможно, она и ударила по парте.       Мужской голос оказался спокойным и ровным. Кодзюро не мог разобрать слов, лишь улавливал интонацию, потому слабо представлял ситуацию. Понятно лишь одно — этот человек полностью уверен, что контролирует ситуацию, а судя по реакции девушки, ещё и успешно манипулирует ею.       «Плохо дело…»       Какое-то время говорил мужчина, — возможно, выдвигал свои условия, — а левушка молчала. Наконец, шаги стали приближаться к двери.       Кодзюро бесшумно скользнул к своему кабинету и достал ключи — хорошо, что коридор до сих пор пустовал. Почти в то же время, как он коснулся ручки, дверь соседнего кабинета открылась и оттуда вышла студентка, обучающаяся, кажется, на дизайнера. Увидев Катакуру, она на мгновение застыла, но решив, что тот только что пришёл, уверенным шагом прошла мимо. Нужно было срочно что-то предпринять.       — Приходили договариваться насчёт исправления оценки? — как бы невзначай поинтересовался Кодзюро.       — С моими оценками всегда всё хорошо! — немного резко ответила студенка, но быстро сменила тон. — Я просто приходила посоветоваться насчёт моей курсовой работы.       — Вы пишете курсовую работу у… — Кодзюро перевёл взгляд на соседний кабинет, хотя, пока подслушивал, успел прочесть надпись на табличке. — Оучи Садацуны? Обширная, должно быть, у вас тема.       — Нет, я пишу не у него. Просто, как вы и подметили, тема обширная. Мне нужен был его совет.       — Понятно. Если для вашей курсовой вдруг понадобятся экономические показатели, можете обращаться ко мне в свободное время.       На миг брови девушки сдвинулись. После секундной паузы, она ответила:       — Поняла. Если для моей курсовой работы понадобится экономика или математика, я могу обратиться к вам.       Оставалось надеяться, что студентка действительно правильно считала скрытый смысл, который закладывал Кодзюро. Судя по взгляду, она точно поняла, что здесь есть подтекст, но опыт предыдущего разговора мог заставить её думать, будто и Катакура имеет на неё те же виды, что и Оучи.       Была и ещё одна проблема — слышал ли этот разговор сам Садацуна? И если слышал, понял ли, что Катакура стал свидетелем?       Впрочем, а что сейчас можно выставить в качестве обвинения? Всё, что Кодзюро знал об Оучи Садацуна — он специалист в своей области. Оучи преподавал историю японской и зарубежной литературы, а также современную японскую литературу — только вот ни один из этих предметов не относился к дизайну ни коим образом. Не известно, вёл ли он что-нибудь у будущих дизайнеров — из-за тенденции увеличивать объём дисциплин для общего развития студентов Кодзюро не был уверен на сто процентов, что нет, — но вряд ли бы кто-то из них подумал связать тему своей курсовой работы с литературой. К тому же, не давала покоя единственная услышанная фраза…       Осознав кое-что, Кодзюро впервые обрадовался своей репутации. Звание грозы студентов наконец оказалось полезным. Даже если Оучи услышал их разговор, он может решить, что Кодзюро нашёл в словах студентки несовпадения и высмеял её. Да, если Садацуна поверил, что он только вот пришёл, с его стороны всё будет выглядеть именно так. К несчастью, у этого преимущества имелась и обратная сторона — студентка могла думать точно таким же образом! Тогда её ответ на предложение помощи был сарказмом, а не пониманием. Это вызывало определённые сложности.       «В любом случае, я могу убедиться, что она не подходила по поводу учёбы».       Нужно было всего лишь взглянуть в табель успеваемости, а перед этим вспомнить имя. На этот случай имелся не совсем честный метод — цель сейчас оправдывала средства, потому Катакура не испытал угрызений совести.       Но сначала нужно было всё хорошенько продумать. Показалось бы странным, если бы Кодзюро ушёл прямо сейчас. Это вдруг когда есть вероятность, что Оучи думает, будто он только что пришёл! Да и попасть в дирекцию, чтобы там поблизости никого не оказалось — задача не из лёгких. А если ещё кто-нибудь зайдёт после него? Разговорчивая Сато Рэйко может случайно сболтнуть лишнее. Риск велик. Лучше, чтобы после его посещения прошло какое-то время. И проще всего такое условие создать вечером. Поэтому Кодзюро спокойно продолжил обедать.       Когда же до закрытия дирекции осталось пятнадцать минут, он спустился на первый этаж. Как и ожидалось, Сато собирала свои вещи, но компьютер ещё не выключила.       — Прошу прощения, Сато-сан. Я, скорей, по личному вопросу, — начал заготовленную речь Катакура. — Знакомая заметила, что дочка странно себя ведёт. Думает или с оценками беда, или молодой человек появился. Попросила узнать меня, да вот беда — я у их курса не веду. Девушка с дизайна, второкурсница… Имя из головы вылетело. Высокая, волосы средней длины, всегда заколкой прядь закалывает… Отличница!       — А, Мию-тян! Сейчас посмотрю. Вообще это немного не по правилам, но как мать сама прекрасно понимаю: вечно беспокоишься, а тебе ничего не говорят… Передайте ей, чтобы она уж дочку не ругала.       Кодзюро кивнул. Ему было немного стыдно, что он так использует доброту и семейные обстоятельства Сато Рэйко, но способа узнать необходимую информацию быстрее и надёжнее не существовало. Сато обладала выдающейся памятью на имена и лица и часто просто так помогала другим.       Через пару минут она нашла нужный файл:       — Всё хорошо. Как и прежде, отличница. Да вы сами посмотрите!       Неуверенно придвинувшись, Кодзюро заглянул в монитор. Девушка на фотографии в профиле оказалась той самой, которую он видел днём. Значит, Тогаши Мию…       — Мы для удобства помечаем всё цветом, и смотрите… — Сато прокрутила колесико мышки вниз. — Идеально просто! Таким усердным ребёнком можно только гордиться.       — Значит, всё-таки молодой человек… Премного благодарен.       — Наверное, тогда не стоит говорить. Неспроста же она всё-таки скрывает. Или знаете, что? — Сато неожиданно вскинула указательный палец вверх. — Лучше скажите, что с оценками всё в порядке, а про молодого человека и не упоминайте. Пусть девочка сама разберётся, а потом расскажет. Конечно, я понимаю её маму, но и у девочки должна быть своя личная жизнь!       — Полностью с вами согласен — главное, успокоить насчёт оценок.       — Точно!       — Ещё раз спасибо.       Сато помахала рукой — «да будет вам, мне не сложно», — и Кодзюро удалился. Теперь он точно знал, что разговор никоим образом не касался учёбы.       Ещё раз мысленно прокрутив всю ситуацию, Кодзюро нашёл ещё один вариант развития событий. Худший. Оучи мог заподозрить, что разговор подслушали, тогда как Тогаши посчитала, что предложение помощи — это насмешка. В таком случае, Садацуна будет или проверять, или сразу искать козыри против него. А если верным будет последнее…       «Да уж, не самое удачное время для построения романтических отношений со студентом…» — заключил Катакура.       И снова мысли вернулись к Масамунэ. Какие отношения ищет он? И что чувствует сам Кодзюро по отношению к нему? От этих вопросов ему никак не получалось убежать. Совсем недавно он выразил готовность сорваться с места и приехать. Без каких либо ожидай. Хотя Масамунэ сам вполне мог оценить ситуацию и принять решение — в случае неудачи, это был бы хороший для него урок. Но нет. Кодзюро практически вмешался. Да до сих пор он не выпускал телефон из рук, ожидая звонка и притом прекрасно понимая, что Масамунэ не станет просить приехать, даже если друг уснул до завтрашнего утра. Этот юноша, скорее всего, или потащится на автобус, или вовсе простоит до самого утра у дверей.       Представив, как Масамунэ стоит у домофона с пакетами, набитыми продуктами на неделю вперёд — если не больше, — смотрит в экран телефона и ругает друга, будто тот по ментальной связи может услышать, Кодзюро улыбнулся.       — Позвонит он теперь точно не раньше, чем занесёт пакет.       Если Оучи узнает об их связи… Кодзюро погубит не только свою карьеру, но и будущее Масамунэ. Тот, может, сейчас и не задумывается о таком, но Катакура, как предусмотрительный человек, должен сделать всё возможное, чтобы этого не произошло. Во что бы то ни стало он обязан оградить Масамунэ от последствий.       А лучше успеть найти доказательства против Оучи!       Ещё в тот самый день, когда он стал случайным свидетелем, Кодзюро связался со своим знакомым полицейским. Когда-то давно, в старшей школе, приходилось с ним сотрудничать. Деталей дела Кодзюро не знал, но его свидетельство помогло найти преступника. Уэсуги тогда долго пытался убедить его, что такие люди нужны в полиции. Да и теперь продолжает свои попытки. Вероятно, частично и поэтому он согласился оказать посильную помощь Кодзюро и даже лично пришёл с анонимным опросом по пережитому насилию, в который включались вопросы по всем видам того, чтобы придать видимость типичного социального обследования. Конечно, по итогу проверялись ответы девушек. Особенно, в разделе «сексуальное насилие». Интуиция Уэсуги не подвела — действительно процент в этом разделе оказался высоким. К тому же, многие девушки осмелились на вопрос «Каким образом к вам было совершено сексуальное насилие?» уточнить в ответе «другое», что это были фотографии, сделанные, когда они переодевались или принимали душ. Ужасная ситуация, но хуже всего то, что анкет для обвинения не достаточно.       «Если не найдутся свидетели, которые могли бы предоставить свои показания, и фотографии, причём мы точно должны знать, что их сделал Оучи, то дело гиблое», — предупредил Уэсуги.       Но нельзя же это так оставлять! Поэтому Кодзюро решил действовать.       Самым оптимальным решением было попросить Мию ещё раз поспорить с Оучи и записать разговор на диктофон. Но не ясно, согласится ли она, да и психологически давить на неё не хотелось. Оставалось только каким-то образом доказать, что Оучи хранит снимки обнажённых девушек, и сделать это законным путём. Но Кодзюро не мог сам даже узнать, как тот устанавливает камеры в женских раздевалках и душевых. Он попросил помощи у Уэсуги. Тот долго колебался, но согласился отправить агента под прикрытием, умоляя сильно не рассчитывать на успех. Максимум, что она сможет сделать на данном этапе — не привлекая внимания, осмотреть женские раздевалки и душевые. Ситуацию это не меняло. Всё ещё требовался надёжный план.       Однако в голову совсем ничего не приходило. Ещё и от Масамунэ вестей не было.       Только Кодзюро об этом подумал, как телефон зазвонил.       — Ты сейчас где? — первый вопрос, который сорвался с губ. Вот не говорите, что Масамунэ сейчас плетётся домой, пропустив автобус!       — Приехал уже. В автобусе не стал звонить, мало ли. Сейчас стою на кухне, где застряну, судя по всему, до завтра. А всё потому, что мастерством приготовления съедобной пищи во всём нашем секторе владею только я.       — Мне кажется, это уже не твои проблемы. С тебя ведь требовался только ужин.       — Да, так сначала и было. А потом на кухню впервые в жизни завалились жильцы двести первой и двести второй, и я превратился в Золушку. Всем приготовь, всех накорми! «А можно ещё на завтра что-нибудь?» Но я предупредил, что это разовая акция, и они должны будут оказать мне такую же полезную услугу. Потому что столько сил тратить за просто так не намерен!       — Вот оно что… А с другом как всё прошло?       Задавая этот вопрос, Кодзюро предполагал услышать, что тот открыл всё-таки дверь и не пришлось везти в общежитие лишний пакет с едой. Он и не подозревал, что Масамунэ может рассказать нечто большее.       — Всё хорошо прошло. Я решился осведомить его о своей ориентации, и он меня принял. Хотя было не по себе — он-то с девушкой встречался. Так что я думал, он и знать меня больше не захочет. А так, конечно, удивился, но понял. Ну, ещё порадовались, что у меня зачёт — это же можно было?       И тут закралась неприятная мысль. Что, если Масамунэ рассказал о нём? Конечно, сам Датэ может быть бесконечно уверен, что друг никому не скажет, но всё же?       — Надеюсь, ты не говорил обо мне.       — А есть какая-то проблема, что мой друг знает об этом?       «Если так спрашивает, то точно сказал, — обречённо подумал Кодзюро. — По крайней мере, он не собирается лгать».       — Риск распространения информации. Твой друг может сколько угодно быть хорошим человеком, но это ещё не значит, что он не расскажет случайно кому-нибудь ещё. Слухи так и разрастаются.       Молчание.       — Так уж вышло, что сейчас ему поговорить получится только со мной… Ну, и с Момо.       — Момо?       — Попугай. Его питомец. Мой друг сейчас как-то меньше стал общаться со своим другом детства, и кажется, я знаю почему. Но не мне разбираться в их отношениях — хоть как, но они должны сами решить, продолжать общение или нет. В любом случае, непростая ситуация…       — Вижу, ты очень беспокоишься. А ещё я успел обратить внимание на два момента: ты избегаешь обращаться ко мне по имени, чтобы не выдать, и так и не назвал имени своего друга. По сему можно заключить, что ты умеешь хранить тайны.       Смех в динамиках.       — Пытаюсь. Просто я рассчитываю, что когда-нибудь смогу представить вас друг другу. Наивно, правда?       Нет, Кодзюро не считал подобное наивным. Один этот факт вводил его в состояние эйфории, хотя он не был уверен в своих чувствах. Зато Масамунэ оказался твёрдо убеждён. Как же Кодзюро хотелось обрести ту же уверенность. Как же ему хотелось сказать хотя бы самому себе, что он влюбился.       — Ты не против встретиться завтра?       — Не против. Где? Во сколько?       — Когда ты выспишься. О времени и месте можно завтра договориться. А пока не заставляй себя приготовить всё сразу — иди спать, когда захочется.       — Да я же теперь не усну, думая, куда же и во сколько завтра!       — Постарайся. Спокойной ночи.       — Спокойной ночи.       Верно, Кодзюро ни за что не может позволить, чтобы кто-нибудь разрушил жизнь Масамунэ. Но похоже, тем, кто это сделает, будет он сам.