Лиам
Шум, нескончаемый и надоедливый, начал резать мне слух сквозь сновидение, содержание которого я тут же позабыл, когда открыл глаза. Открытая форточка, откуда шёл шум — дело рук Коди. Он открыл её посреди ночи и не закрыл, прогоняя стоящий часами запах секса и духоту. Сам же брат свалил в ту же минуту вместе с Кирой, а холод стал моим мучением всю оставшуюся ночь. Я чувствовал его, но так и не встал, чтобы закрыть форточку. А дополнительным наказанием за сонливую лень стал утренний шум, от которого проснулся, и который говорил, что все в доме уже бодрствовали, а на заднем дворе накрывали стол для совместного завтрака, и куда выходили окна нашей спальни. Но я обо всём позабыл, как на первую секунду с открытием глаз глянул на окно, а на вторую — на Лолу. Она тоже явно замёрзла, из-за чего так крепко прижималась к моей груди, подгибая к ней ноги, касаясь кожей колен моего живота. Ночью мы даже не расстелили постель должным образом, чтобы уснуть под одеялом, — оно так и осталось под нами. Скорее всего, именно Кира накрыла нас обоих одноместным покрывалом, перед тем, как уйти с Коди. В спальне были только мы вдвоём, что я понял, оглядевшись за спину, ибо лежал на боку, и вернул свой взор на Лолу. Брови её были нахмурены, а губы поджались, словно она видела дурной сон или сильно замёрзла. Половина покрывала сковала наши ноги в узел, а другую Лола сжала в кулаках и накрывала открытый вырез шёлкового халата, в котором уснула. Я запрокинул одну руку за спину, небрежно оттягивая дальнюю часть одеяла, и накрыл нас согревающим коконом. И увидел, как выражение лица Лолы расслабилось. Моя рука затекала под её головой, но я не стал убирать. От моих тревожащих её сон телодвижений Лола едва задвигалась, прижимаясь ещё ближе и накрывая щекой моё плечо. Пара прядей упала ей на лицо, скрывая от моего взора, потому моя рука, словно неподвластная мне, сама убрала их ей за спину. Почему-то я не хотел тревожить этот момент. Желал отмотать время, чтобы под окном никто не стучал столовыми приборами, снова и снова напоминая мне о скором отъезде. Я бы хотел подшутить и оправдаться, что просто хочу побыть немного Андре и понежиться в постели, не позволяя миру поднимать меня с первых минут пробуждения. А может, я скажу вам, что просто хотел согреться, так как безумно замёрз за ночь. Или похмелье било по моим конечностям так сильно, что я не мог встать. Отчасти это было правдой, но не тем предлогом, что мог бы объяснить, почему я хотел одним щелчком пальцев остановить время. Мне просто нравилось просыпаться в этой атмосфере, от которой веяло непринуждённостью и некой утренней нежностью. Словно впереди выходной, не требующий от меня никаких срочных дел. Покой. Именно это я чувствовал внутри. А одеяло, ставшее тёплым коконом, назвал щитом от внешнего мира. Но почему-то центром этого покоя стала девушка передо мной. Не скрою, мне всегда необъяснимо нравилось просыпаться в компании девушки. Это и добавляло обстановке теплоты и покоя. Скорее всего, это влияние моего воспитания и семейной идиллии, в которой я рос. Я всегда видел, как мои родители засыпали и просыпались вместе, в объятиях. Заканчивая и начиная день друг с друга. И в своей жизни я, наверное, хотел такой же обстановки, хотя бы иллюзии того, что видел у родителей и что мечтал испробовать сам. Я честно принимал, что это самообман. И знал, что по законам, в которых жил, у меня не будет шанса просыпаться так каждый день. Но кто мне запретит выдумывать происходящему другое значение? Потому я не отдёргивал себя и не лгал самому себе, что это что-то значило. Просыпаться не в привычном одиночестве, а в компании девушки под одним одеялом, кем была Лола, мне нравилось ещё больше. Первый раз мы встретились два года назад, и, как я узнал, спустя пару месяцев, как она начала работать в публичном доме, с которым был связан Гарри. Ей было восемнадцать лет, а я переступил на двадцать третий год своего существования. Кира сразу же зарекомендовала свою сестру, буквально требуя и её брать с собой. С Коди она знакома много лет, больше пяти, как я знаю. Коди часто навещал её, а, вечно что-то подозревающий из-за своего главенства, Себастьян никогда не выказывал несогласия, так как знал несерьёзный характер своего головореза. В нём Глава был уверен больше нас остальных вместе взятых, — Коди ни к одной девушке не привяжется и не пойдёт против существующих правил. И тогда даже вопрос не стоял о месте Киры в списках Гарри. Она отвоевала место и для своей сестры. Тогда-то мы и познакомились с Лолой. Не стану лукавить, с первого взгляда, как только Лола вышла из машины и нас познакомили, я отметил, насколько она красива. Так сильно и одновременно совсем не похожа на свою сестру. Увидь их, как мимо прохожих девушек на улице и поставь рядом, не зная их родственных связей, и можно было сказать, что они просто девушки с похожим типом внешности. Только Кира отличалась своим строптивым характером, бросающейся в глаза выученной женственностью, что стали магнитом для моего упёртого, не знающего простых путей брата. Лола же, под стать своему возрасту, была наделена нежностью и очарованием. Они же при первой встрече взяли меня за воротник, как околдованного утягивая сразу к ней, чем я сразу обозначил на все последующие разы, к кому она будет приезжать. С того дня Лола приезжала только ко мне, а визиту её я никогда не был не рад. Мне всегда нравилось проводить с ней время. Часто я именно её и желал увидеть, как только машина Гарри останавливалась на нашей территории. Как было и в мой день рождения, когда мы последний раз виделись. И в этот раз мне по душе встречать утро именно с ней. Я глядел на неё, как снова очарованный, хотя она ничего и не сделала ради этого. Без единого телодвижения она просто спала. Не отрицаю, прошлым вечером я перебрал, из-за чего этим утром чувствовал себя тошно и слабо. И поэтому же собирал по кускам воспоминания с прошлого вечера и этой ночи. Всё окутано одним и тем же. Приятным времяпровождением, нескончаемой болтовнёй, алкоголем, едой и весельем. Но ещё лучше я помнил своё влечение к Лоле, пока старался быть ещё серьёзнее, чем мне было привычнее, чтобы скрыть происходящее с рассудком. Возможно, поначалу я был слишком спокоен, что мне не свойственно, но потом на мой язык попал алкоголь, и вернулся прежний Лиам. Тем вечером, перед тем, как мы с Лолой ушли в дом первыми, Андре с недовольным вздохом отметил, что я похож на павлина, который распушил свой хвост во время брачного периода перед самкой. Даже Мортимер не смог сдержать смешка в тот момент, а я не понял, к чему он клонил. Но вот сейчас понял и сам закатил глаза, едва не вздохнув, чтобы не потревожить спящую Лолу. Я вёл себя вызывающе, требуя от Лолы всё её внимание. Но не стыдился этого, ибо видел её реакцию на свои действия. Как её манило ко мне, а меня к ней. А после я был вознаграждён ночью, когда алкоголь словно покинул моё тело, дав сознанию запомнить всё происходящее. Её вздрагивающее тело от моих ласк и поцелуев. Как жадно я впивался в её тело и лакомился им, как самой вкуснейшей сладостью, и не желал прерывать прелюдию, пока Лола сама этого не потребовала, оседлав мои ноги и спускаясь на пол, сев на колени. Я помнил её язык на моей плоти, влагу и глухие стоны, содрогающие мой член, пока она не отрывалась от него, заглатывая всё глубже. Прекрасная женщина была со мной этой ночью. Лакомилась мной, как и я ею. От воспоминаний мой утренний стояк стал ещё твёрже, а мышцы внизу живота скрутило совсем не от похмелья. Единственная моя ошибка этой ночью — я не закрыл дверь в спальню, отказавшись от плана в самый последний момент. Почему-то я помнил, что так не хотел, чтобы кто-то нас прерывал, но был настолько ненасытен, что не смог остановиться и вылезти из плена ласк Лолы. Но я всё равно не пожалел о произошедшем. И обе сестры не дали нам повода остановиться, что бы мы беспрекословно сделали, если бы они в любой момент процесса отказались. Я отгонял от себя мысли, что они лишь ради денег согласились на это. Нет, я помню, — не дурак, — что им платят и всё такое… Но я не хотел, чтобы только это их влекло этой ночью… Что Лола из-за денег согласилась и, того хуже, играла из себя удовлетворённую. Происходящее было предложением, но никак не требованием. Так заведено, никто ничего не требует, несмотря на условия, по которым девушки приезжали к нам. Если девушки скажут «нет», мы отступаем со своими прихотями. Особенно мы с Коди со своими «замашками» и безумными идеями. Мы с братьями не хотим чувствовать себя насильниками, даже если к нам приезжают девушки из дома терпимости, где их настраивают на послушную работу над прихотями клиентов. Здесь другие условия, обоюдные. Я отогнал от себя опасения о поведении Лолы, зная, что она бы так со мной не поступила. Не промолчала, если бы ей что-то не нравилось. Мне хотелось каждое её действие, поцелуй, стон и спазм наслаждения, что отзывался в её вздрагиваниях в моих объятиях, принимать за искренность. Моя ладонь сама накрыла её плечо, чувствуя, как она и правда замёрзла и не согревалась под одеялом. Тогда я вытянул из её кулаков покрывало, убирая его к ногам и скрывая свою наготу ниже пояса. Прижал ближе, обнимая, убирая одну её руку себе на бок и согревая. От вновь потревоженного сновидения её пальцы неосознанно заиграли на моих рёбрах. От щекочущих касаний улыбка потянулась по моим щекам, но я задержал дыхание, что бы даже мимолётному смешку не дать вырваться. Чёрт, я, наверное, пахну, как дерьмо, после выпитого. А вот от Лолы я ничего, кроме сладкого аромата не почувствовал. Девушки из публичного дома, как я знаю, стараются выглядеть и продумывать свой внешний вид наперёд, чтобы после секса оставаться такими же красавицами. Делают удобные прически, завивают волосы, которые потом всегда выглядят ещё прекраснее в беспорядке. Я разглядывал лицо Лолы, заметив, как помада осталась только в складках её губ и уголках. Кусками западала в неровную корочку на ранах. Блять, это я её так покусал? Я глубоко и бесшумно постарался вдохнуть, чтобы снова ощутить цветочный запах от кожи и волос Лолы. Он ассоциировался у меня с нашим же особняком, где Долорес любой клочок земли старалась украсить цветами. И этот же запах, подхватившийся порывом ветра, встречал меня, как только я выходил на улицу. Так пахли полянки в лесу, когда мы выходили за грибами или участки в Александрии, где высадили кусты с ягодами. Точно! Ягоды, возможно смородина. Немного горьковатый и медовый запах ириса. Так пахла Лола. А масло, которым она точно натирала кожу перед приездом к нам, дало тот аромат, который стал уже её личным. — Я плохо… пахну, да? — Совсем тихий шёпот вытянул меня из раздумий, когда я поднял взор к её лицу с распахнутого за ночь халата, где виднелась грудь Лолы. Проснулась. Прикладывая пальцы к губам, она медленно подняла голову к моему лицу, застигнув меня врасплох. Она заметила, как я пялюсь на неё и как какой-то астматик неровно дышу ею?! Насколько позволяла моя тупость и ситуация, в которой меня поймали, я не придумал ничего лучше, как закрыть глаза и притвориться спящим. Знал, что это позабавит её и не прогадал. Спустя пару секунд тишины я приоткрыл один глаз, зная, что меня выдавала полуулыбка. Увидел, как Лола тоже закрыла глаза. Спустя три секунды она приоткрыла один глаз и тут же закрыла его, сдержав смешок напрягшимися губами. — От меня несёт дерьмом? — прохрипел мой утренний голос. — Нет. — Улыбнулась она, согревая кожу моей груди своим шёпотом. — Ты пахнешь вином, которое пролил на себя. Да уж, этой ночью, когда мы принесли еду и выпивку прямо в спальню, я расслаблено упал на диван. А бутылка, которую, хер знает зачем, Коди поставил на изогнутый подлокотник, с которого она бы точно грохнулась с минуты на минуту, упала мне на грудь и ноги. Пробки в горловине не было, потому вино стало лужей на коже дивана. И стекало по мне, что Лола сразу же начала стирать с меня попавшей под руку тканью, которой оказалось её разрезанное платье. Сама она попыталась избавиться от неловкости, хихикнув что-то наподобие: — Ой, какие мы с тобой сегодня оба неуклюжие. Вообще-то, это не моя вина была, а Коди. Но вот теперь я точно вспомнил, почему форточку оставили открытой. Запах алкоголя спустя полчаса уже тогда вызывал головную боль. — Точно, — хмыкнул я, подтверждая, что вспомнил и уткнулся носом в её макушку, растирая её спину через халат. Вот идиот. От моих действий она опустила глаза на свою грудь и запахнула халат, расправив его из неудобного комка под собой, перевязав пояс. Но вся досада в груди моей испарилась, когда Лола благодаря этому придвинулась ближе, без стеснения просунув свою ногу между моими согнутыми и пощекотав пальчиками ступню. Всем телом прижалась ко мне, крепко обнимая, как поступил и я. — Ты замёрз? — спросила Лола, спустя минуту молчания с обеих сторон. — Только, когда проснулся, заметил. И ты тоже… Прости, что не закрыл окно, лентяй. — Мне тоже так не хотелось вставать. Так что не ты один лентяй. — Сейчас тебе не холодно? — Нет, ты очень даже горячий. — Натирала она мою спину ладонями, проходясь ногтями, что я от удовольствия мог бы замурчать низким голосом. — Ночью даже жарко было немного. — Странно. Я не знал, что мне ещё сказать. Вроде хотелось полежать ещё немного в тишине, но и от утренних разговоров с Лолой бы не отказался. Может, я бы пожелал, чтобы она снова уснула, благодаря чему мы бы смогли пролежать намного дольше. Но она уже окончательно проснулась, прижимаясь к моей шее и груди, каждый раз щекоча кожу ресницами, когда моргала. Настолько близко она была ко мне. И я был благодарен Лоле, что никакой ненужной и раздражающей неловкости и стеснения в ней не было. Мы с ней занимались сексом в таких позах, которые какая-нибудь ханжа назвала бы извращением, а от знания, что этой ночью нас было четверо, она бы убежала, стыдя за отвратительную пошлость. Я видел Лолу голой, с разных ракурсов. И уж точно бы не одобрил, если бы она вскочила с кровати, ища во что завернуться, лишь бы я не видел её такой нагой. Будто ничего не было, а ей стыдно. К чёрту это стеснение! Единственное, что она сделала, это смутилась несвежим дыханием и расправила халат, чтобы поудобнее прижаться ко мне. Я сам не заметил, что от мыслей и благодарности ей за раскрепощённость и открытость ко мне в этой утренней идиллии, чмокнул Лолу в макушку. Ей тоже нравилось наше утро… Приди в себя, сопливый! Пора заканчивать свой самообман. — Как ты себя чувствуешь? — спросил я и перелёг на спину от затёкшего бока. Но Лолу утянул за собой, укладывая на грудь и придерживая её бедро у себя на животе. — Хорошо, я много не пила, два бокала вроде опустошила. Она поёжилась, будто от неудобства в перетянутом халате и от узкого кокона одеяла попыталась отодвинуться от меня. — Так не пойдё-ёт, — возмутился я, взял её за бока и полностью уложил поверх себя. Лола только взвизгнула, но с довольной улыбкой на лице поддалась, укладывая ладони на мою грудь под своим подбородком. Благодаря солнечному свету, к которому мы повернулись, оба заметили следы помады на моём теле, доходящие до шеи и спускающие, предположительно, до низа живота. Значит, красная помада осталась и на члене — прекрасно. Лола пальцем огладила смазанные едва видневшиеся следы. — Даже вином не стёрлась, — хмыкнула она. — Мы так и не включали свет, я не видела. — Луна была нашим источником света, — ответил я, закинув одну руку за голову, а другую оставляя на её спине. — Стойкая у тебя помада. До сих пор на губах осталась. — Да? — Лола удивлённо ощупала свои губы и едва нахмурилась, тронув раны. — Ужас, я их так искусала. Дурацкая привычка. — Я только хотел спросить… — Нет, — перебила она, — это я. Обветрила, потом они стали немного облезать. Весной у меня часто такое происходит. Ужасно, наверное, выглядит. — Не сказал бы. — Пожал плечами я. — Я только этим утром увидел. Смогу мылом смыть с себя? — Думаю, да. Но у меня есть косметическое масло. Помада смывается им в одно касание. — Поделишься? — Наматывая на палец прядь её волос, опустил я взор к её глазам, рассматривающим моё, определённо, опухшее с похмелья лицо. — Конечно. — Кивнула она, склоняя голову и опускаясь на щеку. От наклона головы она глянула на окно, за которым заворчала её сестра, скорее всего, на моего брата. Они вечно пререкались между собой, зная, что это ничего не значит. Как бывает у нас в особняке между собой, ибо мы слишком хорошо друг друга знали. И Кира, конечно не так хорошо, но всё же знала Коди, и каждая их перепалка выглядела точь-в-точь, как у супружеских пар, что в браке находились десятилетиями. Очень похоже на взаимоотношения родителей Коди. Поэтому он, наверное, так снисходительно относился к любой колкости от Киры. Отлично, я завидую своим родителям и их супружеской идиллии, а Коди копирует от своей семьи манеру общения для давно знакомой подруги. Результаты воспитания на лицо. Впервые понимаю выражение Долорес, что волей-неволей дети — отражение взаимоотношений родителей. Что-то в этом есть, если правильно истолковать. — Похоже, мы последние, кто остался в постели, — сказала Лола, услышав голоса братьев и смех других девушек. В окно к нам поднимался запах свежеприготовленной еды, что значило, что и завтракать все почти сели, а за нами вот-вот поднимутся. — Встанем? — спросила она, когда я так и не ответил ей. — У нас есть выбор? — ответил я вопросом на вопрос, изогнув брови и тяжело вздохнув. — Думаю, нет. Неожиданно оставив поцелуй в уголке моих губ, Лола встала с меня и сразу же заглянула под кровать, пока я опустил ноги с края и перевязал на поясе плед, что лежал на моих бёдрах. Она вытащила сумку, которую этой ночью занесли после унесённой опустевшей посуды с бокалами, достала пару новых вещей и взяла косметичку. Потрясла бутылкой с маслом, отдала мне в свободную руку сумку, и взяла другую протянутую для сопровождения в ванную.***
Спустившись вниз, я встретился взглядом с Андре, что прошёл в коридоре к выходу в задний двор. Кивнул ему, этим говоря, что мы скоро к ним присоединимся, и вернул глаза на Лолу, что осталась стоять в открытой двери, с вопросом смотря на меня. — Ты можешь зайти со мной. Так скоротаем время и сэкономим воды. — Как скажешь. — Не стал, да и не имел желания, отказываться от лишнего времени наедине с Лолой. Вошёл в ванную, пока Лола свободно прошла к тумбе и начерпала немного воды в раковину, закрывая затычкой водосток. Из ближайшего ящика я достал пару полотенец. Когда я обернулся, оглядел Лолу, стоящую ко мне боком и смачивающую вату маслом. Умывшись и стерев помаду со всех участков моего тела и её губ, мы собирались вместе сполоснуться под душем. Лола убирала косметику в сумку и сама достала один презерватив, когда я поглядывал на неё, пока проверял душевую. Взялся за ведро, благодаря братьев за полные бочки с водой, которые принесли, зная, что не все умылись. Скорее всего, именно Мортимер нагрел ещё дополнительно воды и залил её в бак над душевой, так как, забравшись по стремянке к нему, я обнаружил, что бак полный. Только мой взгляд опустился ниже по Лоле, когда я снова глянул на неё раздевающуюся, останавливаясь на тени между её ног. Быстро спустившись со стремянки, я направился к ней, с каждым шагом разглядывая лучше, что между её бёдер было какое-то пятно, очень похожее на проявляющийся синяк. Ведро из моей руки шумно опустилось на пол, скрипнув металлом по плитке, из-за чего Лола обернулась ко мне, идущему к ней. Опустила глаза к тому же месту, куда я глядел. Её взор тут же забегал по помещению и остановился на мне, когда я подошёл вплотную. — Это я сделал? Чёрт подери, внутри так сдавило от чувства вины и от своей ублюдской извращённости, что я не мог глянуть ей в глаза! Я хотел поднять её на тумбу за спиной, чтобы разглядеть синяк, но Лола отступила, ища, под чем бы спрятать свои ноги. Впервые она желала скрыть своё тело от меня. — Нет! — Паниковала она, хватая полотенце, которое я молниеносно перехватил. — Нет, это не ты! — Это же синяк, Лола, дай мне глянуть. — Взял её за бока я, но она надавила мне ладонями на грудь, отталкивая. — Я же говорю, что это не ты сделал. Он заживает… Лола отвернулась от меня к зеркалу и поспешно искала что-то в косметичке. — Вот же дура… Совсем забыла… — шептала она сама себе, одной рукой накрывая лоб, а другой вытаскивая какие-то тюбики с кремами. Покачав головой, я выхватил из её рук сумку, развернул к себе и всё-таки усадил на тумбу позади, беря в ловушку между мной и столешницей. Пара секунд борьбы наших рук на её поджимающихся бёдрах увенчались моей победой, а она всем своим видом показывала, как пожалела, что пригласила меня с собой. И от чего мне сильнее стало тошно от самого себя. — Лиам, хватит! — потребовала она, снова сжав бёдра, когда я развёл их, склоняясь к пятну. — Прости… Чёрт, мне нельзя выпившим касаться женщин, — тараторил мой рот, пока я бегал глазами по её ногам. — Коди говорил, что я совсем не владею собой и не рассчитываю силу… — Это не ты! Сколько раз мне надо повторять?! — перебила она криком, взяв меня за плечи и поднимая лицо к своему. Я уставился на неё, выходя из омута паники и стыда. — Он заживает, а не появляется, Лиам. Заживает. Рукой она нащупала за собой пару банок, под стеклом одной из них я увидел какой-то белый порошок. А когда она открыла его, запах точно стал мне знаком. Я слишком грубо, за что прошептал «прости», вырвал из её руки банку и взял немного, растерев между подушечками указательного и большого пальцев. Вспомнил, что на что-то похожее, только более маслянистое наткнулся, когда сунул пальцы под её шикарные чулки прошлым вечером. Помнил этот запах, вспоминая, как целовал её ноги, подбираясь к трусикам. Тогда я больно не хотел отвлекаться, подумал, что это какая-то женская причуда для ног и чулок. Чтобы не натирало или… Откуда мне, блять, знать?! Я не трогаю все баночки Веры, когда иногда захожу в её покои! Даже рукой глаза прикрываю, чтобы на что-то личное, как бельё, не наткнуться. Мало ли… Всё, закрыли тему! — Он уже не болит, я забыла о нём, — пояснила Лола, пока я призадумался. Лола подняла заживляющую мазь, и тогда я понял, чем пахли этой ночью её ноги. Косметическим маслом, травами мази и этой пудрой. Теперь, зная, что это не моих рук дело, я не чувствовал вины. Только недовольство самим собой, что был так невнимателен ночью, что голова отключилась, а управление телом отдал члену. Но теперь терзал другой вопрос, который, по сути, не должен меня волновать. — Откуда тогда у тебя этот синяк? — озвучил я его. Пятно и правда было заметным при дневном свете. Среднего размера пока уже заживало, а каких размеров оно было, пока синяк был свежим, мне и думать не хотелось. — Лиам, я же не спрашиваю у тебя, откуда у тебя все шрамы и иногда синяки, — парировала она. — Тренировки. — Пожал я плечами и отставил банку, оперившись руками в край тумбы под Лолой. — А я просто ударилась. Не заметила даже, как это сделала. Угол стола на пути был. — Она, точно как и я, пожала плечами, бесстрастно взмахнув руками. — Внутренней частью бедра?! — Нахмурились мои брови. — Это как надо извернуться, чтобы удариться об угол и такой синяк получить? — Лиам, боже, мы будем это обсуждать? — У неё было такое усталое выражение лица, что я почти отступил. — Тебя кто-то обидел? — спросил я, сам того не контролируя. — Нет. Блять, все слухи, которые я знал о домах терпимости, сами закрутились в моей голове. О всяких садистах, которые слишком много требуют и ничтожно мало платят. Те, кто потом выслеживают девушек и… Я был готов ноги целовать таким девушкам, которые годами трудятся на нечестных условиях такой работы и дарили мне наслаждение, которое я никогда не получу по любви! Гнев затуманил рассудок, пока я думал, что кто-то не желал поступать с Лолой, как я. Не уважал её, обидел. Молчание повисло между нами. Я боролся между желанием вытянуть из неё намного больше и рассудком, который твердил, что не имею право так поступать с ней. Всем своим видом она умоляла меня не совать свой нос в её дела. Показывала, насколько неловко от сложившейся ситуации, а я будто поймал на чём-то личном. Глаза Лолы бегали по пространству вокруг нас, лишь бы не столкнуться с моими. Но в следующую секунду она расправила плечи, сглотнула и посмотрела мне в глаза. В мгновение, по-прежнему сидя на краю тумбы, обхватила ногами, сцепив за моей спиной, и хваткой на плечах притянула к себе, крепко примкнув к моим губам. Голая грудь прижалась к моей, а локтями Лола подтолкнула мои руки себе за спину, заставляя обнять. Гнев, который был мне неподвластен, окончательно предал меня, смешавшись со страстью, которую вызвало постанывание Лолы на губах и её тело в моих руках. Чёрт, она была слишком хороша. Чрезмерно властная. Я так хотел её в тот момент и так ненавидел себя за отсутствие собственной воли. Она снова взяла меня за тот самый воротник и окутала своим очарованием. В ненасытно искреннем с обеих сторон поцелуе я негласно обвинял её за то, как Лола коварно дёргала за ниточки меня-марионетки. Говорил ей, что не так глуп, чтобы не понять, что этим поцелуем она заткнула мне рот. А мой же разум кричал: «Поддайся!». Уверял меня, что я всё испорчу, если откажусь от её губ, тела. Что предам её, если потребую объяснений. И я поддался. Мысленно отступил. Физически сделал шаг вперёд, крепко обвив руками её и прижимая к себе. Лола ещё сильнее завелась в моих руках, без слов благодаря и разгорячившись от моего поступка. От нехватки воздуха она отпустила мои губы, пока я воспользовался этим моментом и расцеловал её шею и висок. Вдохнула и снова вонзилась в мои губы. Пальчики Лолы опустились по моей спине до покрывала на бёдрах, скидывая его к ногам, и накрыла ладонями мой зад. Боже, я был готов вонзиться в неё, если бы не отсутствие презерватива, когда ладони уже спустились к её ягодицам, сжимая их до ещё одного, сносящего мне голову стона. Подхватил меж пальцев рядом лежащий презерватив, поднял Лолу с тумбы, держа за ягодицы. И унёс в душевую, в которой весь процесс отвлекался на мысли, каким же всё-таки был слабаком.***
Коди
— Как бы свалить от меня побыстрее думаешь? С прищуром я нагнулся к уху Киры и ущипнул в очередной раз, когда она глянула на часы. Затем вернул руки в прежнее положение за головой и откинулся обратно на спинку стула. — Не терпится. — Скорчила она мне свою привычную язвительную мордочку и вернула спокойное выражение лица, покачав головой. — Гарри задерживается. — Он… это?.. — Что? — Она повернула голову на меня, оставив локти на столе и постукивая ноготками по дереву. — Ну… поёбывает тебя? — Поиграл я бровями. Удар с локтя выбил из меня весь воздух. Я чуть не завалился со стулом за спину. Силачка. Мне нравится. Кира хмыкнула, с улыбкой закатив глаза. Я бы не сказал, если бы не знал, что это её ничуть не обидит. Это моя старая добрая Кира. — Мы и без того поздно сели завтракать, — пояснила она. — Может что-то случилось, машина сломалась. Тут такие дороги по пути! Я думала, что его корыто рассыпается раньше, чем мы доберёмся до вас. Если что-то с ней всё-таки случилось, мы задержимся здесь надолго. Может даже до вечера, если он долго будет решать этот вопрос. — Мы вас сами отвезём. — Решил я одним своим ответом ещё не появившуюся проблему. Она со скепсисом смотрела на меня, а я поднял одну бровь, без слов говоря, что это очевидно. Кира отмахнулась. В тот же момент к нам вышел Мортимер с Эддой и подвинул для неё стул напротив. Сам сел рядом. В окне за ними я видел Андре, сидящего на диване с Уитни. Они что-то скучающе обсуждали. С Уитни он знаком дольше, чем я с Кирой, так что я не переживал за их взаимоотношения. Пока Кира понимала мои колкости, брала за норму наших отношений, отвечая тем же, Уитни не переживала и не принимала на свой счёт излишнюю порой грубость от Андре, которую он прозвал прямолинейностью. Чувство такта никто не отменял, но ему ничего не докажешь. Слишком своенравный. Каждый из нас негласно понимал, что всем уже нужно езжать по своим делам. Девушкам пора обратно, а нам к Себастьяну. Только Гарри все ждали. Мой спасательный от похмелья графин с водой на столе опустел. По этой причине я поднял его и отправился в дом, не заботясь о скучающей Кире, так как она осталась с Мортимером. Я знал, что встречу в кухне Лиама и Лолу. Мортимер и Эдда убрали ранним утром беспорядок, оставшийся на столе и заднем дворе, я с Кирой готовил завтрак, а Андре с Уитни накрывали на стол. Последним проснувшимся осталось помыть посуду, чем они и заканчивали заниматься, когда я вошёл к ним. Лиам не дал морозить Лоле руки в холодной воде, потому девушка принимала поданную сырую посуду от моего брата и вытирала её полотенцем, убирая в ящик. Лола лишь улыбалась, наблюдая, как я жадно высасывал воду из другого полного графина прямо из горлышка. Лиам закончил с посудой, увидел, как я опустошал его графин и вырвал его из моих рук. — Вали из колодца набирай. И так воды не осталось. Еле посуду намыл! — возмущался этот такой же страдалец от похмелья. Лола накрыла полотенцем рот, сдерживая смех из-за нас. — Смешно тебе? Рывком добравшись до её бока, склоняясь через тумбу, я перебрал пальцами по рёбрам, от чего она взвизгнула и шлёпнула меня по руке полотенцем. — Семейное — колотить меня? — Нарываешься. — Лола сморщила, точно как старшая сестра, свой нос, глянула на Лиама, смотрящего с улыбкой на неё, и повесила полотенце на крючок у раковины. — Кстати, моя сестра там? — Указала она большим пальцем в сторону выхода из кухни, уже ступая туда. Я кивнул, Лола вышла, и тогда Лиам согнулся, словно до последнего сдерживался. — Сука… — Прошипел он, растирая ладони. — Пиздец, какая вода ледяная. Кости аж ноют. — Поэтому я готовил. — Похлопал я его по плечу. — Вещи уже собраны? — Да. Когда Гарри приедет? — По-прежнему растирал он руки. — Не знаю. Кира намекнула, что у него снова проблемы с машиной. — Мы их, значит, повезём? — Да, если он не явится через час. Иначе опоздаем, если ещё задержимся. Лёгок на помине. Через пару минут, пока мы с братом проверили все ящики, чтобы не забыть оставить дом в должном состоянии, я поднялся из согнутого положения и глянул в окно на шум подъехавшей машины. За забором из металлического штакетника была точно машина Гарри, а потом вышел он сам. — Приехал, — сказал я Лиаму, и он мгновенно подошёл ко мне, глядя в окно. — Пойду, открою ворота. — Стой. — Вытянул он руку, перегородив мне путь. — Чего? Лиам глянул за спину к выходу из кухни, вернул глаза на окно и покачал головой, прошипев: — Чёрт… — Что удумал? — Я сам встречу. — Хлопнул он себя по боку на наличие под кофтой кобуры с револьвером. — Поговорить надо. — С револьвером? — Мы без оружия из дома не выходим. — Попытался он развеять мои опасения своим расслабленным тоном со смешком. Только я слишком хорошо знал своего брата, с которым порой делил одежду и детский горшок. Ему всё утро что-то не давало покоя, я видел это. А если что-то тревожит Лиама, значит и меня тоже. — Лиам, — предупредил его я. — Отвлеки девушек. — Перевёл серьёзный взгляд он на меня. — Я не хочу, чтобы кто-то узнал, что я иду его встречать. Просто отвлеки. И вышел в ближайшую арку в коридор, где сразу щёлкнул замок входной двери, а она тихо закрылась за Лиамом. — Блять… Я шумно выдохнул, потерев затылок ладонью. Прошёл к выходу из кухни, видя через окно зала, что братья с девушками спустились на задний двор с козырька, что-то обсуждая своей компанией под выглянувшим солнцем. Они уже отвлечены, подумал я, поэтому решил остаться в кухне, вернувшись к окну. Лиам стоял с Гарри, что-то обсуждая с довольно серьёзным выражением лица. Требуя подчинения одним своим видом. Да и Гарри не станет — даже если я не знал, что происходит — противиться Лиаму и выложит всё, что брат спросил. Гарри кивнул и нагнулся к машине, ища что-то в панели. Лиам же в это время терпеливо ждал и глянул на меня в окне, встретившись глазами. — Что? — Спросил я телодвижением, когда кивнул на согнувшего Гарри. — Потом. — Ответил брат без слов, секундно поджав один угол рта и качнув головой. Вернул глаза на Гарри, когда тот выпрямился, открыл какую-то записную книжку, пролистав до нужной страницы, и вручил моему брату. Лиам внимательно глядел, задумчиво нахмурившись, на содержимое и строки. Заинтересованно склонил голову, пока я заметил, как его взгляд остановился на одной точке. Пальцем ткнул, что-то спросив у Гарри, и тот сразу же ответил, что я тоже не расслышал. Тогда я увидел в лице брата удовлетворение. Он отдал книжку Гарри, благодарно похлопав по плечу, а по губам я прочитал: «Услуга за услугу, Гарри. Я у тебя в долгу». Я рассмеялся. Конечно, банк одолжений. Одно из правил в Клинке, которое мы узнали от Андре. Порой одолжения дороже денег в нашем мире, где многие поступки объясняются принципами, верностью, честью. Как много мы торгуемся именно «услугой за услугу». Банк одолжений прекрасен своими процентами и точной оплатой в нужный срок. Гарри и Лиам свободным шагом вошли за ворота, а после и в дом. Я встретил их в коридоре. — Идите, я подойду. — Кивнул Лиам нам в сторону выхода во двор в противоположной стороне коридора. Я понял, что он хочет подтвердить, что не он встретил Гарри. Я не противился. Лиам сказал, что потом всё объяснит. И он это точно сделает. Без лишних ушей. Сейчас не время и не место.***
При въезде в город братья не выпускали из машины даже по нужде. Мне нельзя было показываться. Я скучал в машине на заднем сидении своей Красотки, пока братья ушли в бар Йорка. Когда они вернулись, только Лиам сел ко мне в машину, заводя её. В боковом стекле я увидел, как машина, за рулём которой был Андре, а Морти сидел рядом, уехала в противоположную от нас сторону. — Себастьян оставил предупреждение не ввозить тебя в город, — пояснил Лиам. — Мортимер с Андре поехали к нему, а мы с тобой в загородный дом. Адрес у меня. — Веди, только аккуратней с Красоткой. Она капризная. — Махнул я рукой, оставшись лежать на заднем сидении. Брат подозрительно замолк, что я терпеть не мог. Поднялся на локтях, глядя на отражение его нахмуренного взгляда в зеркале заднего вида. — Что стряслось? У нас проблемы? — Мы не знаем. Себастьян ничего не оставил. Только попросил Консильери явиться к нему, а тебя даже не показывать в городе. Но они приедут втроём. Нам осталось только ждать. — Значит, мы ему точно не просто так нужны. — Упал я обратно. — Мы головорезы, — хмыкнул Лиам. — Этим всё сказано, — ответил я.***
Одноэтажный скромный дом был нашим конечным пунктом назначения. До глубокой ночи пришлось прождать, пока не явились Консильери и Глава, втроём входя в дом. Мы с Лиамом ещё не закончили очередную партию в карты за круглым столом у кухни, как подхватили револьверы, лежащие рядом, и вылетели на шум открывшейся двери. — Это мы. — Поднял одну руку Андре, устало закатив глаза и размяв плечи. — Добрый вечер, Головорезы. Себастьян стоял перед нами, с ухмылкой оглядев нас с Лиамом, стоящих в полной боевой готовности. — Добрый. — Здравствуй, Себастьян. — Опустил я револьвер и сунул за ремень, проходя к ним в прихожую. Пожав друг другу руки, мы прошли все вместе в зал. Но Себастьян не сел, а кивнул одному мне в сторону коридора. Консильери с Лиамом попадали на диваны. Андре перевёл взор на Главу, который поднял один подсвечник, встретившись взглядами, и брат расслабился, оставшись сидеть. Без слов я прошёл за Главой до двери в пустующий кабинет с одним простым столом и креслом. Подсвечник Себастьян поставил на стол, не включая свет, и обернулся ко мне. — Как первые дни на свободе? — спросил он, присев на край стола. — Ничем не отличались от жизни до заключения. Я пожал плечами, но не лгал. Так и было. Жизнь практически не изменилась от прошлой. Только пробел, длиною в восемь месяцев, разделял эти промежутки жизни, который я до сих пор старательно вычёркивал из памяти. — У меня есть повод беспокоиться? — За меня? — Пока мои руки были скрещены на груди, я едва ткнул себя в грудь и хмыкнул. — Нет. За меня — нет. Но, как я понял, многое изменилось. — Мы успеем дойти до этого. — Поднял одну ладонь Себастьян. — Сейчас я хочу поговорить только о произошедшем, пока нас не окружают стены тюрьмы и лишние уши. Я промолчал. Нечего было сказать. Только готов слушать, так как мы ничего толкового не обсуждали, когда Себастьян навещал меня в тюрьме. Он кивнул мне на кресло рядом с собой, пока я оставался стоять в середине кабинета. Я сел в него. И тогда Себастьян глубоко вздохнул, расслабившись и став прежним Главой, которого я знал. Хоть братья были с ним знакомы столько же, сколько и я, но не такая большая разница в возрасте и завоеванное доверие с обеих сторон позволяли нам не вести светские беседы, как два джентльмена. Мы были настоящими товарищами, друзьями. Себастьян никогда не скрывал своего доброжелательного и порой слишком снисходительного отношения ко мне. Возможно, только Вера могла понять меня. Лиам бы назвал это любимчиками, но мы с сестрой отличались лишь тем, что я был первым головорезом, а Вера — девочка, перед которой Себастьян считал себя в непростительном долгу. И, похоже, Глава прочитал мои мысли, повторив слова из моей головы: — Ты мой первый головорез, Коди. Один из первых, кому я стал доверять, ещё не взяв главенство Клинком. В паузу, которую держал Себастьян, подбирая слова, я кивнул и одновременно с ним вздохнул. Я не идиот, чтобы не догадаться, что он хочет обсудить. И пока братья уже поняли всё о моём состоянии, он не знал, как правильно заговорить об изменениях во мне. Потому я заговорил сам: — Я в порядке, Себастьян. Ничего не изменилось. Тебе не о чем переживать. — Я хочу сказать тебе «спасибо». — Перебил он меня. — Ты подтвердил свою верность поступком, согласившись на срок и не выдав ни крупицы информации, как гласит омерта. Я ценю это. Себастьян, выученный манере Главы, уважительно склонил голову. Я даже слышал в нём речь Бенджамина, другого Главы Александрии. — Ты по праву носишь титул первого головореза. И я хочу отблагодарить тебя не только словом. — Не стоит, Себастьян. — Поднял я одну ладонь с подлокотника, будучи довольным всем тем, что у меня есть и чем он мне платил за работу на него. А что мне ещё надо? Я на свободе, хотя мог до старости гнить в тюрьме, пока никто другой на месте Себастьяна не волновался бы за своих подчинённых, искренне веря, что они и должны прикрывать его задницу. Но Глава был верен своим людям, особенно таким, как я. Видевших его ещё практически никем за территорией Александрии. Я рвал вместе с ним свой зад, поднимая Клинок. Я головорез. Его лицо и репутация. Его руки, пока он многого не мог себе позволить из-за слишком пристального внимания к себе. У меня есть крыша над головой, работа, позволяющая приобретать всё, что пожелаю, обеспечивать отца и мать, баловаться машинами. Меня окружала любимая семья: братья, родители, сестра, Долорес. Больше мне ничего не надо. — Особняк теперь твой, Коди. — Потребовал он, продолжая. — Владения особняка головорезов, включающие сады и окружающую землю, я отдаю именно тебе, как первому головорезу. — Это общий дом. — Роль его в жизни Александрии остаётся прежней, но тебе решать, как хозяину, как он будет процветать. Я был настолько уставшим от этой темы, что не стал пререкаться. Отдаёт территорию у чёрта на рогах? Пусть будет так. Всё равно это наш общий дом. И это первое моё распоряжение, что я озвучил. Тогда Себастьян добавил: — В благодарность твоим родителям я выделю две головы скотины, которую они сами выберут. — Хорошо. С этим я был согласен. Мама обрадуется. — Пока мы наедине, я хотел бы ещё обсудить твоё физическое состояние. — Зубы есть, кашу Мортимера глотать не придётся. — Зевнул я в кулак. — Я видел твою медицинскую карту и знаю про жалобы на слух и не сгибающуюся пару пальцев. Вмиг я поднял взор к лицу Себастьяна с едва нахмуренными бровями. — Пустяк, уже прошло. — Ты не слышишь на одно ухо. — Настоял Себастьян, скрестив руки на груди. — Пальцы не сгибаются. — Плевать. Киеран Китч приспособился со своим одним практически невидящим глазом. Вальридер Третий научился жить альбиносом. Я уже привыкаю слышать только на одно ухо и держать револьвер по-новому. — Ты всё равно покажешься врачу, Коди. Это может стать роковой ошибкой в перестрелке или в бою. Потеряешь бдительность и заплатишь своей или жизнью товарищей. Мне ещё что-то нужно объяснить? — Нет. Но не говори об этом братьям. — Почему? — Не хочу, чтобы сопливый Лиам нашёл ещё один повод, чтобы винить себя. — У вас нормально сложилось общение? — Я вовремя приструнил его попытки извиниться за то, в чём он не виноват. — Я рад, что ты понимаешь это и у нас не появятся разногласия в кругу головорезов. — Мы дружны, как никогда. — Хмыкнул я, кивая головой и запрокидывая её к спинке кресла. — Чудно. Себастьян встал с края стола, уходя в сторону и заканчивая наш разговор наедине. Только я не обговорил свою половину, пока он высказал всё, что хотел. — Мне нужно сделать вид, что я не в курсе о смерти Дугласа? — спросил я. Шаги Себастьяна, ушедшие мне за спину, остановились. А спустя секунду Глава вернулся ко мне, до сих пор не вставшему с кресла. Он уставился на меня, без слов требуя объяснений о том, что всё-таки оказалось правдой, но я узнал об этом вовсе не из его уст. Скорее всего, даже братья не знали об этом. И он собирался рассказать нам всем через пару минут. — Почему я подозреваю, что ты знаешь больше меня самого? И узнаю об этом только сейчас. — По той же причине, по которой мы обсудили всё только сегодня, а не в стенах тюрьмы. Я потёр ладонью лицо и опустился на колени локтями, показывая, что рассказ мой будет долгим. Глава вновь сел на край стола. — Мне есть, что рассказать тебе, Себастьян…***
Едкий запах прожёг слизистую носа Коди, возвращая в сознание для продолжения пытки подчинённым Дугласа. Сам мужчина наблюдал за издевательством, оставшись у двери. Выжидая ответы на заданные вопросы которые сутки, но получая лишь надрывистые смешки и молчание. — Пошёл… на хуй… — прохрипел Коди, роняя голову к груди и бросая попытки вырваться из оков, что тянули конечности в разные стороны. — Что-то новенькое. — Покачал головой Адам за спиной отца и был крайне недоволен отсутствием подчинения. Минуты сменились часами, но ничего дельного Коди им так и не выдал. Рану на его боку зашили. Дуглас, с отсутствием сил и желания вновь быть посланным куда подальше, покинул пыточную, оставив своего сына проследить за пыткой. Возраст не давал ему стоять на своих ногах больше часа, потому ему нужно было отдохнуть. — Принеси ему еды. — Приказал парень, когда Коди привязали к стулу, а подчинённый готовил инструмент, чтобы вновь попытаться вырвать информацию вслед за ногтями с пальцев рук. Тогда они остались одни. Только Коди и Адам. Сын Дугласа стоял перед изуродованным головорезом минуту. Две. Три. Но Коди не реагировал. Пачка сигарет зашуршала в руке Адама, а вслед за ней в полутьме помещения сверкнул огонь зажигалки. Парень раскурил сигарету, снова оглядел Коди и с тяжёлым вздохом сел прямо перед его ногами на корточки, протягивая сигарету ко рту замученного. — Отъебись. — Отдёрнул голову Коди. — Ты же куришь. — Отъебись, я сказал. Я не курю из рук тех, кто мне не товарищ. Сам кури. — Я не курю. — Боишься рака лёгких? — Поднял глаза к лицу Адама Коди, брызнув смехом. — Не он тебя убьёт, парень, вот уж точно не он. Так что смело можешь сунуть себе в зад и затянуться. Чтобы папочка не унюхал от рук. — Неотёсанный. — Закатил глаза Адам и встал, отходя к раковине и бросая сигарету, в первую секунду зашипевшую в стоячей воде. Она пошла ко дну, пропадая в бордовом цвете крови в воде от испачканных орудий пыток. — Плохая попытка через «пряник» попытаться вытащить из меня хоть что-то. — Я и не пытался. — Джагер ходил из стороны в сторону, сцепив руки за спиной. — Ещё один плохой пряник. Аяй… Ты совсем плох, Адам. Разочаровываешь. — Мне ничего от тебя не надо, Душегуб. — Разозлился Адам, махнув рукой и остановившись, испепеляя взглядом Коди. — Тогда пусти пулю мне промеж глаз. Кончай уже! Чего вы, блять, от меня тогда хотите? — Я хочу, чтобы ты перетерпел пытки от моего отца. А ему ты тоже понадобишься живым. Коди снова поднял голову, с вопросом глядя на Адама. — Наконец-то я вижу, что ты готов выслушать и не пошлёшь меня. — Зависит от того, что ты мне скажешь, Сноб. Адам закатил глаза и ушёл к двери, закрываясь изнутри на замок. Коди мельком успел заметить, как люди Адама подошли ближе к двери, перекрывая проход. — Я знаю достаточно и хочу, чтобы ты ничего не выдавал моему отцу. Джагер со скрипом передвинул стул из угла и поставил его прямо напротив Коди, устало сев на него. — И что же, просвети. Мне терять нечего. — Продолжай в том же духе и тогда останешься первым и последним, кто пострадает в этой цепочке событий. Разве тебе нечего терять? — Адам смотрел в глаза Коди, и уверенно протянул: — Головоре-е-ез. Это же ты, да? Коди только рассмеялся, вновь заговорив о плохой попытке протянуть «пряник». Но Адам парировал: — Я знаю, что ты головорез. Так же вас называют? Подчищаете за Себастьяном, оставляя его руки чистыми. — Он выдержал паузу, а затем кивнул, говоря: — Да-да, вы. Я не ошибся. Я знаю, что ты не один был в офисе моего дяди. Дал себя поймать? Умно. Конечно, у тебя же не было выбора. Что-то пошло совсем не так. — Иди на хуй, Сноб. — Прекрати это. Я не стану вытягивать из тебя имена. Я знаю, что это Хугин и Мунин*. — Уверенно Адам выдал, как аргумент в свою сторону клички Мортимера и Андре в кругах Клинков, чем попытался, но не смог удивить Коди. — До меня дошло, что вас не троё, а ещё больше. И-и… скорее всего, я знаю, кто может быть тоже головорезом. — Говори, что хочешь. Я ни одну из твоих тупых попыток выудить из меня ответы не приму. Плевать, что ты знаешь о головорезах. Все знают о них, но не знают, кто именно. — Это не так важно. — Покачал головой Адам. — Я только пытаюсь доказать тебе, что не так глуп и слеп, как мой отец. У него же есть прямо перед носом человек, который дал вам всю информацию. Но не просчитал, что мой отец не один. — Ещё ты… — Нет, не я. Его сёстры и братья… Я знаю слухи о вас. Но и вы знаете о моей семье. Я же для всех тот, кто должен принять наследство от своего помирающего отца. — Как грубо, ух… — Рассмеялся Коди, но Адам проигнорировал. — Моё предложение к тебе крайне просто в исполнении. Сдайся моему отцу, но ничего не говори. Вытерпи, ты всё равно ему нужен живым. Тебя сдадут полиции, а я прослежу, чтобы моя семья никак не была заинтересована в слежке за тобой. Себастьян найдёт выход, как вытащить тебя, а я не буду препятствовать, только… передай через предателя моего отца, чтобы никто не лез до решения суда. Никаких попыток защитить тебя в суде, без покушений на моих родных и даже отца. Сядь тюрьму, как я тебя прошу. Мой отец быстро опьянеет от победы, выстроит себя победителем. И всё это закончится. — Ты сам себе противоречишь, идиот, — отказывался Коди. — Никто вас, ублюдков Джагеров, даже трогать не собирался. Твой папаша сам от жадности давился. А на твоих руках смерти от покушения на моих товарищей. За это ты и сдохнешь, но не от рака лёгких… Я тебе обещаю… Адам встал со стула, как только в дверь постучали, шум от чего эхом прошёлся по пыточной. — Я только играю свою роль, как и ты, головорез. — Не толкай такие пафосные речи, тебе не идёт. Глупо выглядишь. — Ты невыносим. — Адам быстро нашёл на столе чистый клинок. — Спасибо за комплимент. — Наблюдал за его спешкой Коди. — Мало времени. Ты меня услышал, Душегуб. Адам вернулся к Коди и полоснул его по плечу, что Коди прошипел, стискивая зубы, и прожёг парня перед собой самым убийственным взглядом. — Так надо, не вини меня. — Сделай милость — сдохни. — Ещё не скоро. — Адам поднял кусок ткани со стола и стал перевязывать ранение на плече Коди. — Сначала ты выполни, о чём я попросил. Это самый лучший вариант, который закончит только начавшуюся войну между нашими семьями. Не моей волей это было и не твоей. Но мы можем это закончить, хотя бы временно став товарищами. — Твой отец не остановится. Не корми меня такими тупыми надеждами. — Это моя часть уговора. И я её исполню, как только ты спрячешься в тюрьме. Когда плечо было перевязано, Адам ушёл к двери, прокручивая замок. — И как ты это сделаешь? — спросил вслед Коди. Джагер обернулся в дверях, напоследок ответив: — Мы станем с тобой мучениками. Делай своё дело ради своих людей. А я позабочусь о своих, и сам убью своего отца…***
За своё отбывание в тюрьме я пару раз смог связаться с Адамом. Точнее он сам выходил на меня, и это были единственные письма, которые я получал. Они были короткими, с подтверждением дальнейших действий с обеих сторон в «перемирии». Я всё рассказал Себастьяну, оставив на него решение, говорить ли это и братьям. Я бы хотел их в первый день поставить в известность. Правда хотел. Но не имел право так поступать, пока не обговорил всё с Главой. Я ждал его появления в особняке не меньше братьев. Но случилось так, как случилось. Обговорили, и Себастьян сразу вывел меня к братьям, где с его разрешения я пересказал им всё, что давно хотел. Объяснил все причины, по которым просил их ничего не предпринимать, пока меня приговорили к тридцати пяти годам тюремного заключения. И тогда они уже сами нашли способ вытащить меня, а их план я передал Адаму, чтобы тот со своей стороны никак не вмешивался и проконтролировал свою семейку. Вслед за мной Себастьян подтвердил, что только на днях узнал о смерти Дугласа Джагера. Как и обещал Адам. И как только я вышел из тюрьмы, будучи давно для всех мёртвым. — О смерти Дугласа не распространяются, — объяснился Себастьян, что-то ища в своём чемодане, стоя перед нами, головорезами, сидевшими на диване в зале. — Вся семья держит это в тайне. — Он отправил Адама на мои похороны, чтобы тот подтвердил мою смерть, — сказал я. — И в сыне не увидел предателя. — Адам стал наследником его «империи»? — спросил Лиам. — В этом он просчитался, — ответил Себастьян. — Дугласа нашли мёртвым в своей собственной постели. Скончался во сне, но, думаю, нам всем понятно, что умер он от рук собственного сына. Однако пока все считали, что Адам станет наследником, сам Дуглас так не считал и переписал завещание, разделив всё, что имел между братьями и сёстрами. Они всё и получили. Даже супруге и младшим детям, Молли и Эдварду, ничего не оставил. Лиам просвистел печальный мотив, а Андре выругался, тяжело вздохнув. Я видел вопрос в лицах братьев, откуда Себастьян всё это узнал, но он ответил сам, не дожидаясь вопроса вслух: — Адам попросил меня о личной встрече, пока вы отсутствовали. Всё это я узнал от него. А в подтверждение свои мотивов, что он хотел бы с нами мира, сам выдал документы о работорговле. Себастьян бросил на кофейный столик документы, за которыми мы и вломились в штаб-квартиру и потерпели провал всего плана. Тогда я всё же нашёл папку, но сжёг её, пока братья выносили Лиама, а мне ничего не оставалось, как хоть как-то поднасрать Джагерам, уничтожив документы. А сейчас перед нами лежала такая же ценная копия. Со всеми именами, адресами, покупателями, суммами и историей передач людей. — Это отдал Адам?! — Он не заинтересован в этом бизнесе. Умывает руки, — догадался Мортимер. — Да. Но всё это принадлежит его семье. — И мы должны от всех указанных в наследстве избавиться? — спросил Андре. — Нет. — Покачал головой Себастьян. — Их не найти и сам Адам просит не искать. Сестры, возможно, покинули Марлию. А братья делят имущество. Адам учувствует в этих спорах, и заверил меня, что его семья настолько «крепка», что готова перегрызть друг другу глотки за кусок «пирога». — Сами друг друга перебьют. — Махнул рукой Андре. — Да. Но нам нужен помощник Дугласа, который остался в Марли и засел, возможно, в одном из семейных поместий. Он имел долю в работорговле и имеет доступ к счетам Дугласа. Адам дал разрешение на его устранение, после чего вопрос с наследством решится в кратчайшие сроки. Что будем сомнительным — Адам избавится. А остальное приберёт к своим рукам. Сам он заверил, что впредь его семья не станет лезть к нам под кожу. Себастьян дал нам время на обдумывание сказанного. Сам смочил сухость в горле бурбоном из глобус-бара. — Себастьян? — обратился Мортимер, подняв голову на Главу. — Да, Мортимер… — Поэтому ты никогда не давал разрешения на устранение Адама? Ты планировал заключить с ним договор на перемирие, а в лучшем случае на партнёрство, как только наследство попадёт ему в руки… — История Клинков… — заговорил Глава, покачивая бокал в руке, — сама стала примером, когда два врага, которые грызлись за территорию, нашли путь к успеху через сотрудничество. Тони Клифф предложил объединиться, а вскоре и вовсе нашёл лучших друзей в моём отце и в Рауфе Китче. Сколько это длилось и чем закончилось, если бы не мудрое решение прошлого Главы Клинка? Жадность губительна… Люди должны уметь договариваться, прежде чем резать друг другу глотки… Дуглас этого не понимал, но его собственный сын быстро осознал правильное решение. Я думал, что не стану вас вызывать к себе раньше времени, но вышло иначе. Пора с этим заканчивать. Как только вы избавитесь от помощника Дугласа, я вас всех отправлю в особняк «залечь на дно». А сейчас выполните свою задачу, Головорезы…***
Последний рывок. С братьями мы сидели в машине, в паре метров от территории семейного поместья Жака Бэлла — помощника, личного секретаря Дугласа. Адам обеспечил нас отсутствием охраны, бродящей по площадке и в здании. Прошлая смена ушла, а сменяющие их так и не явились по приказу Адама. Только мы и цель. Пробраться оказалось проще простого. Только пара сторожевых собак могла выдать нас, когда залаяли на шум открывшихся ворот. Но мы бесшумно миновали подъездную дорожку, подстриженные кусты, выстроенные в извилистый лабиринт по обе стороны от двухэтажного богатого здания. Свет горел в паре окон. Старый пердун по любому спать собирался, надевая свою вонючую старостью пижаму. Лиам первый вошёл в дом через окно в правый коридор. Мы знали, что Жак жил один, а поместье получил от Дугласа в качестве подарка. По скучно обставленным мебелью комнатам внутри было сразу понятно, что большинством помещений он даже не пользовался. По характеристике до жути страдал паранойей, подозревая, что даже домработница будет красть из его дома, залезая в сейф и лазя по шкафам. Потому отдельно, за главным зданием находился домик домработницы и садовника. Андре остался на стороже, Мортимер пробрался сразу на второй этаж, чтобы найти что-нибудь ценное для Себастьяна. Я же пошёл по комнатам в левую часть этажа, в поисках нашей цели, пока Лиам ушёл в правую. Передо мной уже была следующая комната, похожая на зал, соединённый со вторым этажом, откуда был вид на центр с камином и с коридором в библиотеку. Оттуда ко мне вырулит Лиам, дело времени. Держа в руке револьвер, я проклинал скрипучий пол под ногами и свой портящий ориентацию в звуках слух. Я думал, что вот-вот весь план пойдёт по одному месту, но не слышал голоса Жака. Он будто уже спать лёг, ей богу. Но потом услышал голос. Только точно не принадлежащий мужчине. Я вошёл в коридор, оставшись в паре шагов от зала с открытыми дверями, откуда уже видел языки пламени камина. Дошел до зала, скрывшись за ближайшим предметом мебели, выглянул. И остолбенел. Прямо перед камином лежал труп Жака, с уже набежавшей лужей крови под собой. В колотых ранениях, с изуродованным лицом, что я его едва узнал по фотографии и портретам, что заполняли входную зону в поместье. И абсолютно голый. Халат старикашки лежал рядом. На кресле за которым я увидел запуганного зверька с бешеными глазами. Прожигающий именно меня своим озлобленным и таким напуганным взглядом. Нет. Это был не зверёк. Человек. Из-за кресла едва торчала голова и тонкая рука, до крови сжимающая какой-то надломанный осколок стекла. Струйки алой жидкости бежали по запястью из ладони, в которой он держал свое орудие убийства. И голый. Его наготу я увидел в щели между полом и креслом. Тут он всхлипнул, до сих пор не мигая и глядя на меня. И рука его поднялась, угрожая осколком прямо мне. Это был паренёк. Запуганный ребёнок. Мальчишка.