Ирис и Красная Гвоздика

Майрон был чертовски собой доволен — он так не веселился со времён охоты на Барахира. В приподнятом настроении он дошёл до своих покоев, думая о том, кто станет его следующей жертвой. Ночью он так и не смог уснуть, зато на лице его сияла улыбка — Майрон наконец чувствовал что-то кроме ненависти и отвращения, и ему это нравилось, он готов был вечно издеваться над смертными, лишь бы эта эйфория не проходила. Небольшая шалость заставила его почувствовать себя чуть лучше. Майа был собой так горд, что заснул лишь под утро, и вышел ко двору после обеда. Тар-Мириэль не обращала на майа внимания, старалась обходить его как можно дальше, и в этом жесте люди видели некое презрение. Тем лучше — другим не нужно знать об их договоре, это знание станет для любого нуменорца буквально убийственным. Майрон чувствовал витающую в воздухе ненависть придворных господ друг к другу, и это только играло ему на руку. Абсолютно продажные, зависимые от своего привилегированного положения, они все старались выслужиться перед королём ради благ. Майа не нравилось манипулировать такими людьми — слишком предсказуемые, даже стараться не надо. Зато Элендиль совсем другой: влекомый идеалами светлых, он хоть и разделял мнение Майрона о некоторых вещах, но во всех бедах обвинял Мелькора. А майа не мог закрыть глаза на столь грубое оскорбление. Однако, кое-что ещё мешало ему осуществить свои планы: суета во дворце, будто все его обитатели проснулись ото сна. Однажды в облике кота Майрон подслушал, что совсем скоро планируется Эрулайтале — праздник середины лета, вот только Майрону казалось, что не всё так просто в этом празднике, хотя бы слово «Эру» в названии события заставило его насторожиться. Он попытался послушать разговоры смертных слуг, но, кажется, праздник для них такой старый, что они забыли о его изначальном значении и упростили. В любом случае, то хорошая возможность сотворить нечто коварное и злое, воспользовавшись суматохой. Майрон снова вился около Ар-Фаразона, пока тот выслушивал жалобы своих подданных, естественно, людей короля. К мольбам простого народа святейшие и прекраснейшие наследники Элроса были глухи. Майа своей зловещей аурой отгонял от короля всех его приближённых, вот только почему-то на Элендиля и его щенка это не работало, поэтому фаворит короля воспринимал это как некий вызов. Фаразон любил сидеть на своём позолоченном троне, с короной на голове и тёмным майа по правую руку. Эти атрибуты власти придавали ему уверенности, особенно чародей из Мордора, которого король не воспринимал даже как человека, скорее, как цепную собаку. Пока рядом находится тень Врага Мира, никакие заговоры и недовольства народа не страшны. Фаразон поднял взгляд на майа, ожидая его решения. — Я думаю, стоит ввести пошлину на такие предметы роскоши, как сахар, специи, самоцветы и всё то, что так любят при дворе. — С какой это стати мы должны ограничивать себя? — возмутился феодал. — Мы не какие-то жалкие крестьяне или бедняки, чтобы претерпевать лишения! — Я говорю не с тобой. Холодный загробный тон майа в совокупности с угрожающе развевающимися, подобно змеям или языкам пламени, рыжими локонами, заставили мужчину замолчать. Король как будто не заметил этого, но майа, обращаясь к нему, всё равно привёл свой облик в более привычное и безобидное состояние. — На сегодня приём обиженных и обездоленных мира сего окончен, мой король, вы устали, к тому же, вам следует заняться более серьёзными делами, — промурлыкал Майрон. — Да, ты прав, Зигур, — кивнул Ар-Фаразон и жестом велел феодалу уйти прочь. В тронном зале Майрон остался наедине с королём, даже гвардейцев не было видно, поэтому майа решил не задерживаться, и уже было шагнул прочь, но Фаразон схватил его за запястье. — Не торопись, побудь со мной. Майрон ничего хорошего в этом не видел, а Фаразон, воспользовавшись его замешательством, рывком притянул майа к себе. Майрон мысленно успел тысячу раз пожалеть о том, что он принял облик безобидного и невинного, хоть и хитрого майа, больше похожего на эльда. Лучше бы он не красовался перед всей Ардой своим умом и своей силой, а испугал бы нуменорцев так, чтобы те не смели больше соваться в Мордор. Но в этом случае он бы просто отсрочил войну с Нуменором, а не решил проблему. Нет смысла сожалеть о том, чего нельзя изменить, подумал Майрон, он просто обязан покончить с Нуменором с присущей ему хитростью, которой можно только восторгаться. Он никогда не простил бы себе побег, тем более зная, что всё это он делает ради Мелькора. Майрон расслабился и приобнял короля за плечо. — Майрон, с первого своего дня нахождения при дворе ты только и делаешь, что тиранишь моих подданных извечными запретами и шокируешь их своими взглядами. И ты совсем забываешь обо мне. Теперь тон короля с отстранённого и надменного резко изменился — он не совсем смягчился, но майа заметил в нём нечто иное. Поэтому он старался сохранить самообладание. — Мне следует шокировать вас сказав о том, что в Мордоре нет такой концепции, как семья? — Нет, мне в последнее время не хватает тепла. Фаразон обнял майа за талию и прижал к себе. — Если нуменорская погода кажется вам холодной, рекомендую на время оставить государственные дела и обратиться к лучшему врачевателю Нуменора, — съязвил Майрон. На это Фаразон лишь усмехнулся и огладил бедро майа. — Я надеюсь, за время, проведённое в темнице, ты обдумал моё предложение. — Да, я согласился жить при дворе и делиться своей мудростью, кажется, мы это уже обсуждали. Майа не мог заставить себя пошевелиться, пока Фаразон, ничего не стесняясь, касался его, как своей наложницы. Теперь Майрон в полной мере осознал то, о чём Тар-Мириэль ему говорила. Майа впился пальцами в подлокотники трона, молясь тьме, и даже Эру о том, чтобы это побыстрее кончилось. Внутри майа всё похолодело, он не знал, от кого ему более мерзко — от короля, который позволяет себе слишком много, или от себя? Поведение Майрона шло вразрез с его же принципами. Он чувствовал липкое отвращение, смешанное со страхом, майа бы с радостью придумал достаточно убедительную ложь, чтобы поскорее освободиться, но в горле будто застрял ком из испытанных чувств, а голова была занята мольбами Эру. — Нет, Майрон, ты прекрасно знаешь о том, что за всё нужно платить, ты ведь был союзником и учеником Моргота. Не думаю, что он делился с тобой властью просто так. Грех не воспользоваться таким красивым и соблазнительным чародеем. Майрон с трудом подавил рвотный позыв, который почувствовал от слов короля. Ему стало мерзко от того, что какой-то смертный, основываясь на своих больных фантазиях, строил предположения о его отношениях с Мелькором. Но майа тут же подумал о том, что он может всё повернуть в свою пользу. — Вы как всегда проницательны, мой король. Майа не смог сдержать коварной улыбки, представляя объем лжи, которую он выскажет наивному смертному. Но король принял эту улыбку за одобрение. — Отрадно, что ты остепенился. — Вот только я прошу вас повременить. Совершенно случайно я узнал о Эрулайталэ. Может, вы расскажете мне больше об этом празднике? Фаразон нахмурился, не понимая, к чему он ведёт. В это время Майрон взял за руки короля, освобождаясь из его объятий. — Короли прошлых лет молились Эру в этот день, приходя на гору, но с тех пор прошло много лет, и теперь это просто хороший праздник, во время которого короли пируют. — Тогда я не могу не явиться без подарка. С моей стороны это будет великим оскорблением столь великого монарха. Фаразон замер, пристально смотря на майа, который старался подбирать как можно более лестные слова. — Поэтому я хочу отдаться вам именно в этот день, я считаю, лучше подарка не придумаешь. И пока король не успел возразить, Майрон одарил его коротким поцелуем и исчез из тронного зала. Майрон осушил пятый по счёту кубок, когда королева вырвала его из рук майа. — Достаточно, — строго сказала она. — Мне нужно очистить свой рот от этой мерзости. Прикажи не подавать королю блюда с чесноком, если моя ложь в один день перестанет на него работать, или я лишусь рассудка. — Перестань, — прошептала Тар-Мириэль, — ты врываешься ко мне во время моей прогулки по моему же саду, требуешь подать самое кислое вино, а теперь говоришь об этом? Майрон закатил глаза и недовольно вздохнул. Эта смертная женщина отчитывает его, как валиэ своего майа, да кто она такая и как смеет разговаривать с ним в таком тоне? — Ты всё равно ничего не делаешь. — Я добываю информацию. — И как успехи? - усмехнулся майа, вопросительно приподняв бровь. — Как только ты расскажешь о том, что произошло. Майрон отвёл взгляд, почувствовав, как возвращается тошнотворное отвращение. — Я недооценил его. Упорству короля можно позавидовать, он всё ещё хочет затащить меня в постель. На лице Мириэль отразилась тревога, и по рассеянному взгляду майа догадался, что она вспоминает нечто давно забытое. — Мне жаль. Но я не знаю, как тебе помочь. Майрону хотелось сбежать из этого сада скорби и сожалений, лишь бы не ощущать себя жалким под взором королевы. — Жалость — последнее, что ко мне нужно испытывать. — Я не думаю, что его отношение к тебе изменится, как только ты из наложницы станешь советником. — Я предпочитаю «фаворит», — ответил Майрон ложась на зелёный травяной ковёр. — Но выйти из этого положения — сейчас моя первостепенная задача. — Тогда почему ты от этого бежишь? У тебя меньше двадцати дней на то, чтобы придумать что-то получше или отдаться ему. — Я не собираюсь никому отдаваться, я свободный майа и всегда им был, — ответил он с раздражением в голосе. — Скажи это Фаразону. Майрон смотрел вверх на облака. Смертные любят искать в них силуэты каких-либо вещей или животных, но для майа облака всегда оставались белой неуклюжей массой, впрочем, как и сам вала, создавший их. Майрон и десяти лет не провел на этом проклятом острове, но уже ощущал усталость и желание вырезать половину населения Нуменора. Другую половину хотелось запытать. — Я знаю, что скажу ему. И это должно сработать. — Он глух к мольбам. Что, если он окажется слишком твердолобым и не воспримет твои слова? — Я не буду унижаться перед ним. Я сделаю так, чтобы он понял, — сказал майа с твёрдой уверенностью, в которую королева не верила. Она была слишком скептически настроена и не понимала, какими словами майа хотел спасти себя от позора. — Ты посвятишь меня в эту тайну? — Нет. Просто скажу, что сказки светлых о злом тиране Морготе выйдут им боком. Знаешь, за свои прожитые годы я могу дать тебе ценный совет — если люди придумали тебе мерзкий и постыдный образ, облачись в него, используй как броню, либо же меч, и пусть люди пожалеют о своих словах. Будь худшей версией сплетен. Майрон улыбался, но отнюдь не той коварной улыбкой, которую обычно можно было заметить на его лице. То была по-детски озорная улыбка, озарившая лицо усталого взрослого. Она разгладила морщинки и осветлила мешки под глазами. Королеве даже показалось, что чародей просто человек, как и она, а не какой-то пугающий слуга Моргота. — Разве таким образом я не приму их правила игры? — Возможно, — пожал плечами Майрон. — Но лучше быть кошмаром всех эрухини и жестоким слугой Врага Мира, чем пытаться доказать светлым, что на самом деле это не так. У меня есть гордость, поэтому я не говорю с теми, кто не хочет слышать, я направляю лживые слова против светлых, чьи уста изрекли клевету. Раз люди хотят меня таким видеть, то я таким и буду. Мириэль слабо улыбнулась и кивнула: — Это умно, спасибо за совет. Но что делать, если про меня никак не говорят? Майрон пожал плечами. У него всегда была однозначная репутация, и светлые во все времена лучше знали Майрона, чем он сам, и знали даже, что он делал, и чего не делал. Но это фатальная ошибка — полагать, будто бы знаешь врага лучше, чем он сам. Однако, про Мириэль такого сказать было нельзя. Придворные часто называли её набожной и Майрон понимал, почему. Что ещё оставалось женщине, у которой отняли всё? — Ты известна как меланхоличная сестра короля, которой всё равно на всё происходящее, и вместе с этим ты ярая фанатичка валар и Эру. Ленивый и неправдоподобный взгляд, но что имеем. Просто пусть этот образ будет как можно более гипертрофированным, чтобы все пожалели о своих словах. Либо будь тёмной лошадкой. Мириэль поднялась со своего места и, сев рядом с майа, положила ему руку на плечо. В иной ситуации он бы избавился от чужих прикосновений, но сейчас Майрон чувствовал, что этот тёплый жест ему очень сильно нужен. Ему не хотелось чувствовать себя жалким и одиноким, но он отчаянно нуждался в поддержке и теплоте. — Мне жаль, что ты с этим столкнулся, но я тебя понимаю лучше, чем кто-либо. Майрон вновь ощутил, как в груди его разгорается пламя злобы, прожигая всё изнутри. — Ты? Как ты можешь понимать меня? — В порыве злости он сел на месте и оттолкнул от себя королеву. — Ты всю жизнь жила во дворце, не знала бед и лишений и ни в чём себе не отказывала, пока я был вынужден бороться за своё существование! У меня отняли всё, но я несмотря на это стремлюсь к тому, чтобы вернуть себе принадлежащее по праву. А ты богатая и избалованная женщина, ведомая своими капризами. Мириэль тяжело вздохнула и закатила глаза. Видимо, слышать это ей не в первый раз. — Как я понимаю, ты не читал историю Нуменора. — Как это связано? — Предыдущий король, Тар-Палантир, был моим отцом. Майрон нахмурился. А вот и деталь, из-за которой ничего в истории Нуменора не сходилось. — Ты королева. — Должна быть ей. Меня готовили быть королевой Нуменора, я с детства знала, что буду ею. Но позже Фаразон, мой двоюродный брат, узурпировал власть, а лорды его поддержали. Мириэль выглядела отрешённой, её кожа покрылась мурашками от неприятных воспоминаний. Она не говорила имя короля, а выплёвывала его, как мерзкий яд, отравивший её жизнь. — И ты просто смирилась? — У меня не было иного выбора. Меня предал мой же народ, даже низшие сословия и обычные люди поддержали Фаразона. Я не желала этого брака. — Умно с его стороны. Он сделал тебя своей женой, как будто узурпации власти не было, для него ты просто ступенька на пути к власти, но и убить тебя он не может. Фаразон просто отнял у тебя всё… Королева кивнула: — Теперь ты знаешь. Майрон не понимал, как ему реагировать, но чувствовал, что королеве нужна поддержка. Он не знал, что в таких ситуациях говорить, поэтому обнял Тар-Мириэль за плечи и положил голову на её плечо. — Он заплатит за это и будет страдать вдвое больше, чем мы. Мириэль улыбнулась своим мыслям, и хотела было что-то сказать, как их прервал громкий мужской голос: — Осторожнее, моя королева! Этот змей может причинить вам вред! Элендиль нёсся на них, он был решительно настроен оттащить чародея от королевы, но Майрон ловко сменив положение, спрятался за спину Тар-Мириэль. Элендиль выглядел карикатурно неуклюжим феодалом, который не знал меры в украшениях и тяжёлых одеждах, не предназначенных для повседневной носки. — Опять ты, — прошипел майа. — Прячешься за спинами женщин, как предсказуемо. — Что всё это значит? — голос королевы стал жёстким, как сталь. — Ты врываешься в мой сад и пугаешь моего гостя. Объяснись. Королева встала сама и помогла подняться чародею. Стоит отдать ей должное — она всегда двигалась изящно и плавно даже при людях, которых она терпеть не могла. — Это наш враг, королева. Вы забываете о том, что Манвэ, король Арды, защищает свои земли от узурпатора и поработителя Саурона, которого некоторые считают своим гостем. Элендиль сделал акцент на слове «некоторые» из-за чего Мириэль хотела было возразить, но Майрон её остановил: — Послушайте, Элендиль, а ловко вы это придумали. Невероятно бездарная трактовка очевидного конфликта отца и ребёнка, которого первый отверг в угоду своим эгоистичным желаниям. Прав не тот, кто сильнее, или появился раньше, а тот, кто не высказывает лживых суждений. — Ты, змей, пытаешься извратить замысел Эру, хотя валар говорили, что Мелькор — чистое зло. Верные обязательно вернут себе ту славу, что отняла у них тьма. — Я лично видел те события, я был рядом с Мелькором и я знаю его лучше, чем его инфантильный братец или эгоистичный отец, — Майрон снова держался по-кошачьи расслабленно и смотрел на смертного, как на ничтожество. — На моей стороне очевидное преимущество, так как я эрухини и айнур насквозь вижу, особенно хорошо я вижу твою глупую и невежественную натуру барана, который пойдёт, куда скажут пастухи. — Да! Я никогда не пойду за тем, кто противостоит силам добра! — Очевидно, лучше быть умным и хитрым драконом, чем добрым бараном, — пожал плечами майа. — Конечно, таково мнение подстилки Моргота. — Ах, вот оно что, ты просто завидуешь, — Майрон развернулся к Элендилю спиной, театрально изображая обиду. Он быстро раскрыл пузырёк в виде стеклянного кулона и выпил содержимое, пока нуменорец не унимался: — Подобные связи эрупротивны, особенно связи с тёмными слугами зла. Майрон с игривой улыбкой на лице подошёл к Элендилю практически вплотную, когда тот коснулся рукояти меча, почувствовав опасность. Майа перехватил его руку и положил её себе на талию, а затем впился в губы смертного, углубляя поцелуй. Второй рукой он мёртвой хваткой держал Элендиля за волосы, не давая ему отстраниться, но вскоре смертный оттолкнул его, опасливо пятясь. — Это просто возмутительно! Король обязательно узнает об этом! — Конечно, но прислушается он к своей любимой подстилке, — крикнул ему вслед майа. Мириэль смотрела на него взглядом, полным недоумения. — В ближайшее время Элендиль нас не потревожит. Из-за стыда он никому не расскажет о том, как яд попал в его организм. — Яд? Майрон снял с пальца массивное кольцо, открутил камень, и высыпал себе в рот порошок. — Да, я не мог подобраться к нему, поэтому придумал такой хитрый план, в ходе которого твой родственник приблизительно неделю не будет мешать мне. Мириэль искренне широко улыбнулась. — Это очень умно. Так коварно, что просто восхитительно. Буду честна, мне ни один из моих братьев не приходится по душе. — В качестве благодарности, я желаю услышать историю Эрулайталэ. Что это такое? Праздник моления Эру? Как по мне, смертные, будь их вера не навязанной, а искренней, могли бы молиться Эру хоть каждый день. Тар-Мириэль поправила складки на платье. — Менельтарма, Столп Небесный, это наша великая гора, на которой мои предки возносили почести и молились Эру Илуватару. Во время Эрукьермэ, Эрулайталэ и Эруханталэ король с огромной свитой, в белых одеяниях, приходил к горе, но лишь король поднимался на вершину и имел право молвить слово, обращаясь к Илуватару. — И почему вы перестали? Царской особе наскучило разговаривать с самим собой? — язвительно спросил Майрон. Мириэль проигнорировала его слова. — В старые годы, когда ещё валар от нас не отвернулись, орлы жили кружили над этой горой, и даже вили свои гнёзда подле королей, а в дни праздника кружили над людьми. Как стервятники, подумал Майрон. — Значит, мне в этот праздник не стоит выходить из своих покоев, иначе я рискую повторить судьбу своего любимого учителя, — усмехнулся майа. Но Мириэль не обращала на него внимания, она печально смотрела куда-то вдаль и тяжело вздыхала. — После сомнений Тар-Атанамира валар от нас отдалились. Тьма поселилась и в сердцах людей короля, и в сердцах верных. — Верных? — Они верны Эру, валар и традициям. — Не стоит в их ошибках обвинять меня, я здесь в первый раз и Тар-Атанамира никогда в глаза не видел. Мириэль сделала глубокий вдох. Майрон определённо был интересным собеседником, но его слова иногда шли вразрез со взглядами королевы. — Я верю, что когда-нибудь смогу искупить вину своих предков и объединить народ Нуменора против общего врага. Майа про себя отметил, что один его знакомый принц нолдор тоже так говорил. Ему было неприятно в очередной раз слышать подобное в отношении Мелькора. Да кто они все такие, чтобы судить его? — Предлагаю простить и понять вашего врага, всё же он мой муж, и мне не хотелось бы терять вала, который любит и принимает меня. — Я не про Моргота, а про Фаразона. Майрон мысленно выдохнул. — Тогда предлагаю повесить на его шею тяжёлый груз и столкнуть в море. А перед этим запытать до безумия. Мириэль слабо улыбнулась. Подобный союз с тёмным майа казался ей таким странным и неестественным, тем, чего она не должна была делать; и быть может, Элендиль как раз является большим праведником, чем она, но королева всё равно верила, что цель оправдывает средства, если цель - спасение души.