Гостиница "Алая нить"

      Очередной гость приходит почти на закате. У него усталый, измученный вид. Болезненный даже. Мастер лишь качает головой на слабую улыбку и указывает сложенным веером на место напротив себя. Дает знак накрыть столик и услужливые яогуаи понятливо разбегаются в разные стороны, исполняя безмолвные просьбы-приказы.       Юэ Цинъюань тяжело опускается на предложенное место, кладя свой меч рядом с собой. Расправляет складки многослойной одежды. Руки подрагивают, не находя себе места. Под глазами тени от недосыпа, в уголках губ таиться горечь невысказанных когда-то слов. Они гложут сердце, сшивают уста невидимыми нитями. Терзают болью непонимания с десяток лет. Озвучить бы их, отпустить и себя, и тех, кому знания предназначены. Но кто-то просто не хочет слушать, а Юэ Цинъюань не может настаивать. А тот, кто услышать готов… Их гордиев узел сплетен из трех нитей, что не каждый меч возьмет. Рвать же его лишь по живому. Вот только двое слишком упрямы и сильнее тянут канаты, затягивая узлы вокруг третьего. Того, кому уже чужих слов и не надо.       — Приветствую, главу школы Цанцюншан, — произносит вежливо Хозяин гостиницы, слегка склоняя голову. Как равный равному, хотя, быть может, он уже давно намного выше в иерархии, чем Юэ Цинъюань. Но старые привычки и въевшееся в подкорку уважение как к Главе Ордена не так то легко перечеркнуть.       Мастер раскрывает с тихим шелестом свой веер и замирает, ловя на себе тоскливо-жадный взгляд. И удрученно качает головой, зовет мягко, словно извиняюще:       — Ци-гэ…       Юэ Цинъюань вздрагивает, словно опомнившись, и смотрит на столик, что так ловко сервировали яогуаи. Прячет взор наполненный виной, болью и сожалением.       — Прости, — устало кается, беря в руки чайник с чаем и, в обход традиционных правил приличия, сам разливает по пиалам ароматный напиток. — Ты так похож на него.       Расписной кармином веер замирает на мгновение, касаясь краем полумаски и скрывая ломкую улыбку на лице. Ах да, конечно, как можно об этом забыть? Он похож. Не они друг на друга, являясь близнецами, а он на него. Как жалкая копия своего старшего брата, неудачная подделка, фальшивый нефрит. Слишком мягкий, слишком слабый и доверчивый. Болезненный и бесхребетный, уходящий от любого конфликта. Как иронично знать, что именно к нему можно прийти и поплакаться. И что он никогда не прогонит, да и сам не уйдет. Просто проглотит горькую пилюлю, что он замена в глазах всех. Улыбнется светло и наивно, сделает вид, что не видит ни призрения, ни насмешки с снисхождением. Никто не хочет видеть его самого. Даже когда рядом нет брата, его тень всегда впереди, закрывает собой, поглощает и давит. За-дав-ли-ва-ет.       Другие лорды видели Цинцю. Его поступки, его славу, его характер. Ожидали такое же поведение от самого Юаня, а не получив ядовитого отпора, сами жалили словами и делами, стараясь отыграться за действия второго близнеца. Нет, бывали исключения, тот же лорд пика Аньдин, да ученики. И то, вторые, вырастая, забывают о первом годе обучения, где был тихий и мягкий учитель-тень. А Шан Цинхуа… Ну что сказать, он тоже далеко не самый сильный и бесстрашный. Наверно им народу было написано быть где-то в самом низу. Подружиться и быть в тени. Вот только у Цинхуа был тот, кто без всяких вопросов закроет его собой. У Шэнь Юаня не было никого.       Но отказавшись от всего: от пика Цанцюн, от путанных чувств к главе Юэ, что так отчаянно любя недосягаемого Цинцю, видел в Юане замену. От самого дагэ, к которому начал испытывать далеко не братские чувства. Но который упорно делает вид, что ничего из глупых чувств ему не нужно. От любимых учеников, что вырастая забывают Шэнь Юаня.       С болью, слезами и кровью в сердце, вырвав из себя все, что можно и нельзя, почти спалив до тла душу и, заиндевев, запереться в этом пограничном месте. Только оказавшись от всего, застыв вне времени и пространства, начать раскрываться самостоятельно. Но кто это видит? Маска привычно давит на лицо, напоминая о прошлом, скрывая изменения и в то же время защищая.       — А-Цзю все еще избегает тебя? — хозяин «Алой нити» одним движением закрывает свой веер, опуская его на колени и берет в руки пиалу с чаем. — Столько лет прошло, а вы все никак не поговорите.       Шэнь Юань выжег в себе все непрошенные чувства, отдал их за право слышать незримое. Отринув даже имя, просто становясь для всех безликим Мастером. На руке пустота. Для него больше нет Судьбы. Он отдал свою Нить, взамен получив привязку к обители потерянных душ. Он не может надолго покинуть это место, рухнет здесь все, если кто-то будет удерживать его подле себя. Но незримый узел, что связывает их троих, все еще пульсирует спутанным комком, где агонизируют остатки былой привязанности.       — Он не желает слушать. Винит, что когда-то я не успел прейти. И что дал уйти тебе, — глава Ордена позволяет себе показать слабость: расслабится, чуточку сгорбится. Опустить голову еще ниже, смотря на чаинки в пиале. Лишь бы не видеть эти глаза, цвета чистейшего изумруда, напротив. Такими теплыми, понимающими. Заботливо-добрыми и совершенно не теми, что должны быть на этом лице. Юэ Цинъюань благодарит всех богов, что собеседник не снимает своей полумаски. Хватит и знаний того, что она скрывает под собой, дабы подавить позорное желание броситься вперед, схватить мертвой хваткой в объятья. И назвать, пусть родным, но чужим именем. Однажды Лорд пика Цюндин уже ошибся, принося боль всем троим, второй раз он на те же грабли не наступит.       — Скорее не желает слышать, — издает легкий смешок собеседник и делает первый глоток своего напитка. — Поэтому ты приходишь сюда и травишь себя несбывшимися мечтами? Хватит, — слово звучит непривычно твердо и жестко, пусть в голосе все еще звучит теплота.       Юэ Цинъюань дергается, вскидываясь желая возразить и ловить чужой, внимательный взгляд. И осекается. Внезапно приходит понимание, что человека напротив он уже не узнает. Вроде всё то же: фигура одетая в ханьфу цвета цинь, сложная прическа с изящной заколкой-короной, полумаска, но что-то явно поменялось. Или нет? Может оно всегда было, а он просто не видел этого за другой фигурой. Глава Цюндин мотает слегка головой, отгоняя от себя глупые мысли. Нет, Шэнь Юань не изменился. Даже если здесь его безлико зовут Хозяин и Мастер. Даже если его окружают не ученики, да благородные заклинатели, а чаще духи, да демоны. Нет-нет. Младший брат Цинцю все тот же милый и скромный юноша, с робкой улыбкой и опущенным вниз взглядом.       — Сяо… — зовет мужчина, но его прерывает глубокий, чувственный, слегка насмешливый голос.       — А-Юань, — рядом с их столиком замирает высокий, казалось не уступающий ни ростом, ни величием, ни силой, мужчина. Белоснежные одеяния с всполохами алых лучей солнца по подолу, рукавами и ворота. Искры дневней звезды в багряных радужках глаз. И мягкость в сторону, вмиг заливщегося румянцем смущения, Хозяина Алой нити.       — Если ты закончил…       — А-Хань, ещё чуть-чуть, хорошо? — и столько тёплого признания от внезапного, но такого своевременного появления, что можно подумать о нежности любви, чем о простой благодарности избежать неприятного разговора. Впрочем, судя по тому, как мелькнул на лестнице кончик белого хвоста, появление главы Вэнь не так уж и удивительно. Все гости и сотрудники, кроме господина, в гостинице не любят выходцев с Пиков Цанцюншан.       — Глава Юэ, — мягко тянет Мастер, поднимаясь со своего места. — Прошу извинить. Этого ждут его воспитанники. Комната для вас будет готова через пару вздохов.       Лёгкий кивок прощания, и такой же взмах веера, расписанного солнечным мотивами чужого ордена. Насмешливый взгляд багряных глаз, полных неприкрытого превосходства: «ты поздно», «отступи», «он мой». И Юэ Цинъюаню остаётся лишь наблюдать за тем, как удаляется спина когда то близкого человека. И ловит себя на том, что с братьями Шэнь картина всегда одна и та же ‐ желанный, но далёкий. Не притронутся, ни обнять. ***       — И подготовьте курильницу для Юэ Цинъюаня, ‐ еле слышно отдает приказанья беспристрастный оценщик чужих судеб. — Но замените традиционную смесь «Грезы» на… Пожалуй, «Воспоминания» как ни кстати подойдут.       И поясняет на вопросительный взгляд главы Вэнь.       — Пора им поговорить.