Ogham

Сонхва весь следующий день занимается травами, которые он, оказывается, предусмотрительно привез с собой. Какие-то растолочь в определенное время, какие-то растереть между особыми камнями, какие-то вымочить в непонятной субстанции. Каждый из стаи обходит друида стороной, незнакомый ритуал и магия напрягают всех без исключения. Только Уён может позволить себе немного повеселиться, с таким Сонхва он уже был знаком, хоть и не понимал и половины того, что тот делал. В любом случае, весь день окрашивается в краски ожидания и предвкушения. К полнолунию у них все готово. — Нам надо выдвигаться, если мы хотим успеть все сделать в это полнолуние, — сразу после ужина говорит друид. Стая смотрит на него чуть испуганно. — Мы не можем это сделать здесь? — интересуется Юнхо, до сих пор пребывая в замешательстве перед неизвестным. — Нет, мне нужно отражение. Они опять ничего не понимают, но следуют за Сонхва. И вскоре его слова обретают смысл — они выходят к маленькому лесному озеру. В темной воде отражается полная луна. Именно в этот момент вспыхивает чувство, что они погружаются в какое-то таинство, даже лесная живность будто замирает в праздном интересе. Лунный свет одаривает их смелостью и материнской любовью. Друид без слов достает два свертка ткани, которые уже по обыкновению были исписаны стройными строчками рун. В одном обнаруживается тонкий серебряный кинжал, в другом — смесь трав, которыми он занимался весь день. Сонхва оборачивается к Хонджуну и протягивает тому руку с зажатым в ней кинжалом. — Альфа первый. Тот кивает и подходит ближе, стараясь не смотреть на друида. Глаза того вновь были застланы белой дымкой, а по всему телу постепенно проявлялись руны. Такой вид мог испугать кого угодно, но стая доверяла Сонхва, никто не сомневался, что все пройдет как надо. Хонджун резко рассекает лезвием ладонь, не давая себе ни минуты на раздумья. Он запретил себе бояться еще далеко в прошлом. Волчья кровь капает на травы и ткань, окрашивая её в бурый. Рана быстро затягивается, а альфа протягивает нож стае. То, с какой непоколебимостью его беты включаются в обряд, заставляет его сердце гореть от гордости и чего-то еще. Будто внутри вспыхивает небесное светило, обжигая все внутренности. Но ему становится лучше от этой боли, она беспощадно выжигает его давнишние опасения. Даже Уён без сомнений отдает свою кровь, перед этим задумчиво рассматривая друга. Сам Сонхва одобрительно ему улыбается, последним рассекая свою ладонь. Он пахнет уверенностью и тем странным подтоном, что никак не разобрать. — Хонджун, — он вновь обращается к альфе, как только перевязывает свою кровоточащую ладонь. — Раздевайся. — Полностью? — Хонджун чувствует себя глупо, задавая такой вопрос, но ничего не может с собой поделать. Обряд обрядом, но это разве должно быть таким тревожащим? Друид вздергивает бровь вверх, склонив голову набок. Уён не сдерживается и громко фыркает, стараясь замаскировать свой смешок. Стая тактично начинает любоваться отражением в озере. Пейзаж действительно захватывает дух. — Полностью, разве луна не зовет вас обратиться в волков? — Хорошо. К черту все. Хонджун никогда не смущался своего тела и сейчас не станет. Сонхва равнодушно наблюдает за ним, все также равномерно дыша, и не думает это хоть как-то комментировать. Лунный свет выгодно подчеркивал стройную фигуру альфы и литые мускулы, так завораживающе перекатывающиеся под белоснежной кожей. Сонхва не завораживало, нет. Он склоняется над травами, что впитали кровь волков и лунный свет, пачкая свои пальцы будто красной краской. А потом наносит на чужое тело еще рун, прибавляя их к той самозванке вблизи ключицы. Это кровавые руны верности и силы, что сделают стаю во многом устойчивее, а друида — сильнее. Он сосредоточен, называя и знакомя Хонджуна с каждой из них, ведь они будут жить под его кожей. Кожей, которая под пальцами Сонхва будто превращается в разгоряченный металл. Как только он заканчивает, он чувствует немалую обиду и злость, что исходят от его ладони. Друид до сих пор не знает, что за руна у него на руке, но она требует, просит, плачется, чтобы её тоже написали на теле альфы. Поддаваясь её требованиям, он рисует её очертания на чужой ладони. Ничего страшного ведь не произойдет? На этом они заканчивают. Сонхва покрывает необходимыми письменами тело каждого из стаи и отпускает их. Превращение в волков его также уже не завораживает, он видел это с самого детства. Но ощущения все-таки немного новы — потому что теперь это его волки. Он отныне принадлежит им, а они — ему. Магия крови самая сильная, её почти невозможно перехитрить. Но это именно то, что он избрал для себя. В тихой ночи разносится протяжный волчий вой, подхватываемый другими такими же. Празднество Зверя, общности их с природой. Празднество последнего свободного вздоха и празднество первого совместного шага. Самый главный шаг был сделан. Сонхва разжигает костер, кидая в него окровавленную ткань. Волки грозно и горделиво провожают глазами каждое его движение, но он не боится. Огонь пляшет алыми всполохами, рубиновыми отблесками и рыжими искрами, отражаясь в потемневших глазах и спокойном лице. Друид отрешенно потирает место над сердцем, дожидаясь, когда его стая нарезвится вблизи холодной воды и высоких деревьев. Новая руна настоятельно хотела с ним познакомиться, но он решил отложить это до более спокойных времен. Он уже знал, что она означала. — Зачем столько кореньев, — вопрошает Сан, когда они уже возвращаются в свой импровизированный лагерь. Ночь еще окутывает темнотой, но в воздухе словно бы чувствуется приближающееся утро. Ноги оборотней часто зацепляются за торчащие корни деревьев, будто сама природа не хочет их отпускать. — Странный в этой части лес, почти света не видно. — Это потому что ночь, — кивает ему Уён, выглядя донельзя довольным в полуобъятьях друида. — О, ничто от тебя не скроется, — саркастично говорит Сан и в ту же секунду неудачно спотыкается и падает. Будучи сильно везучим, при падении он еще и ухитряется удариться макушкой об ствол дерева. Ни грамма волчьей грации, все вновь притворяются, что это выглядит абсолютно не подстроено. Уён тут же подходит помочь подняться своему другу, но его вероломно дергают вниз за протянутую руку. — Теперь мне не так обидно. — Почему это происходит на моих глазах, — притворно стонет Минги, экспрессивно взмахивая руками. Все смеются, Уён выглядит озадаченно, Сан — донельзя довольно. Так и заканчиваются их странные выходные, которые точно всем идут на пользу. Всё начинает быть не так, как только они разлучаются утром понедельника и расходятся кто куда. Как только они оказываются дома, Сонхва хитро смотрит на Уёна, что последний час был подозрительно молчалив. — Не помню, чтобы ты до этого был таким вредным и ехидным с Саном, — друид присаживается на журнальный столик, а его немного нервный волчонок грузно падает на диван, забираясь на него с ногами. Не только Уён чувствовал дискомфорт, внутреннее ощущение у самого Сонхва оставляло желать лучшего. Пока было неясно, что происходит, но он подозревал, что чем-то заболевает. — Это было до момента, когда он рискнул позвать меня на свидание. — Значит, у него нет никаких шансов? — Абсолютно. — Что же, — Сонхва не может сдержаться от следующей реплики, хотя отчетливо понимает, что подливает масла в огонь. — Вроде совсем недавно, когда вы со всей волчьей прытью отдавались празднеству полной луны, кто-то преподнёс тебе, кхм, кажется, кролика? И кто-то, вроде даже ты, принял его. Очень было похоже на особый древний ритуал, но может я ошибаюсь… Однако бедный Сан, не знаю всех причин, но Хонджун тогда над ним так долго потешался. — Сонхва, займись своей жизнью. В моей ничего интересного не происходит и происходить не будет, — буркает, действительно буркает, Уён, следом утыкаясь в свой телефон. — И вообще, очень рад, что ты замечаешь состояние нашего альфы. Друид умиляется. Он действительно чувствует умиление внутри своей груди, это теплое и игристое чувство. Его славный робкий волчонок так отчаянно себя спасает от неловких разговоров. Но это увлекает, такой живой и яркий Уён для него открытие, очень приятное и долгожданное. — Передавай Сану привет, сегодня на ужин можем придумать что-нибудь вкусное и его позвать. Живете в одном городе, а только и делаете, что переписываетесь по сети. Сонхва уходит собираться на работу, а Уён выглядит в крайней степени обиженно и пристыженно. Ни в какой универ он сегодня идти не хочет. И у него есть друзья помимо одного доставучего оборотня! Работа Сонхва нравилась, она была тем местом, где он всегда мог отдохнуть от всех этих сверхъестественных проблем. В антикварной лавке был очень маленький поток посетителей, что не могло не радовать. Хозяин тогда сильно удивился, когда молодой юноша согласился работать у него, ведь заработная плата была не то чтобы высокой. Но у Сонхва были накопления, благо родом не из бедной семьи. Ох, он же еще не сообщил им о том, что теперь официально стал эмиссаром. От нерадостных мыслей голова становится будто тяжелее. Сегодня ему везло, пока не было посетителей и он мог полностью раствориться в своих мыслях. Его руки были постоянно заняты, он делал что-то странное, то, в чем никогда не видел необходимости, будучи убежденным фаталистом. А сейчас… Обереги. Для всей стаи. Он хотел быть уверенным, что они в безопасности и защищены. Это было словно инстинктом, он предчувствовал приближающееся ненастье. Даже став эмиссаром стаи, он еще плохо понимал своих оборотней. Именно этим Сонхва объяснял себе излишнюю тревожность, что с каждым часом нарастала. Она кусала за кончики тонких пальцев, проходилась нервной дрожью вдоль позвоночника, сбивала с ритма устойчивое сердце и туманила сознание. Что-то было не то. Тело посылало неоднозначные сигналы, то бросая в холодный пот, то резко поднимая температуру. И день не мог оказаться еще паршивей, но кто-то из богов готов был поспорить с этим утверждением. В его оплот спокойствия и благоденствия пришел кто-то не из людей. Не обычный покупатель, а его… Коллега? Сонхва чувствовал чужой заинтересованный взгляд, но не мог очнуться от наваждения, что охватило его уже на долгие мучительные мгновения. Легкие протестовали и перекрывали доступ к кислороду, руна на ладони возмущенно болела, сердце странно вибрировало, а мысли не могли собраться в стройный ряд. Тем не менее чужое присутствие впоследствии сработало как катализатор и друид сумел вернуть контроль над своим телом и разумом. И наконец-то посмотреть на того, кто уже некоторое время терпеливо дожидался его внимания. — У тебя до сих пор поганый взгляд, — сразу говорит его гость, лукаво улыбаясь. — Хотя, наверное, благодаря ему ты все также видишь людей насквозь. — Слабо похоже на приветствие, Хенджин, — также неоднозначно улыбается Сонхва, разглядывая чуть осоловелым взглядом старого знакомого. Сейчас ни в коем случае нельзя было показывать, что с ним что-то не так. Хенджин был эмиссаром другой стаи, имея утонченный ум и характер. И он точно бы не погнушался использовать любую информацию в своих интересах. — Что тебя привело ко мне? — Предложение моего альфы, — отзывается эмиссар, с интересом разглядывая бумаги перед Сонхва. Друид переводит взгляд вниз и внутренне ужасается. Все бумаги и даже прилавок были испещрены рунами, которые уже доводят до внутреннего помешательства. Он не помнит, как он их писал. — Кажется, ты поставил себе цель изучить руны Огама. Не советовал бы. — Ты знаешь этот язык, откуда? — отмирает Сонхва, завороженно рассматривая стройного и излишне красивого брюнета. Тот был силен, его разум был закрыт от посторонних, но он оставался простым человеком, от него не чувствовалась магическая энергия. — Да, как-то встречался с очень необузданными друидами. Эти руны редки и еще более своенравны, не думаю, что они послушаются тебя. И они очень неудобны — ворожить с ними можно лишь в равноденствие и полнолуние. В другое время они вообще не вступают в контакт, — Хенджин пожимает плечами, облокачиваясь локтями на испорченный прилавок. — Это все, что я запомнил про них. — Не знаешь, что она обозначает? — друид указывает пальцем на нарисованную на столе руну, а её оригинал капризно покалывает на ладони. — Нет, о чем ты, это древесные руны, их мало кто сейчас знает. К тому же я не шибко этим интересуюсь. Меня больше интересуешь ты. — Странная подводка к теме, — откашливается Сонхва и отсекает все ненужные сейчас мысли и ощущения. — Чан хочет, чтобы ты был в нашей стае, он в какой-то момент проникся древними легендами и загорелся идеей о друидах. — К сожалению, предложение немного запоздало, я уже состою в другой общине. Корабль не тонет, когда он в воде. — Он тонет, когда вода в нём, — заканчивает Хенджин, все также миролюбиво всматриваясь в бледное лицо напротив. Сонхва теряется, ощущая по телу странное покалывание. — Вы предлагаете мне предать свою стаю? — Ты в ней не по собственному желанию, поэтому это не даст полностью раскрыться твоему потенциалу, — голос Хенджина остается спокойным, будто не он говорил те вещи, из-за которых раньше могли враждовать целые кланы. Сонхва чувствует раздражение, которое трудно игнорировать. Он неуступчиво фыркает и закрывает глаза, давая себе возможность сформулировать нормальный ответ, но мысли также увязают в непонятном тумане, и он вновь начинает слабеть. — Не буду тебя убеждать, я знал, что так и будет, — на немой вопрос друида, эмиссар добавляет, понимающе усмехаясь. — Ты всегда выбирал его. Сонхва облегченно выдыхает, когда вновь остаётся один. Но чувство благополучия мимолетно и быстро разбивается от знакомого телефонного звука. «Позвони мне. Срочно!» — он читает сообщение Хонджуна и нервно сглатывает. Кажется, он напортачил. Кажется, его обманули чертовы руны, что пригрелись на его теле. Он со злостью смотрит на свою ладонь, та отвечает ему таким же злобным покалыванием. Плевать, что с древней магией лучше не спорить, он хочет что-то разбить от негодования. Накручивать себя далее нет смысла, поэтому он набирает нужный ему сейчас номер. Альфа почти сразу отвечает и в его голосе слышатся рычащие нотки: — Что со мной происходит? — Она хочет, чтобы мы были одним целым, — как только друид это произносит, то в нем вспыхивает новая волна раздражения. Чертово предсказание, он его не так понял. — Что это значит, — устало интересуется Хонджун, быстро растеряв запал на ссору. Судя по его голосу, не только друид ощутил на себе капризность рун. — То, чему я никогда не позволю случиться. Дай мне время, я все исправлю, — и сбрасывает до того, как услышит ответ. — Проклятье! Как я не понял этого раньше. Уён умиротворенно беседовал с Ёсаном у них дома, как они резко вздрагивают от громкого хлопка двери. Следом чувствуется ничем не прикрытая злоба и отчаяние, что исходят от вернувшегося друида. Тот выглядит как человек, который ударит без раздумий, если сейчас к нему подойти. Он гремит посудой, не отказывая себе в маленькой шалости, разбивая пару тарелок об пол. Становится лучше, разрушение всегда приводило его в порядок. Минуты спокойствия, когда в ушах еще слышен звон посуды, помогают вновь собраться и вернуть контроль над собой и ситуацией. Сонхва выходит к притихшим оборотням, нервно сообщая: — Мне нужно кое-что уточнить насчет пророчества, — в голосе реально чувствуются истерические нотки и ему за это даже чуточку стыдно. — Я медитировать. — А у вас в доме тоже стало неспокойно, — хмыкает Ёсан, провожая взглядом удаляющуюся фигуру старшего и обращает внимание на шокированного друга. Из другой комнаты доносится звук разбиваемого об стену телефона. — Но Хонджун все равно страшнее.