Ogham

Пару часов и Сонхва возвращается полностью уравновешенным и спокойным. Смущенно просит Ёсана написать Хонджуну, что тому стоит заглянуть к ним в гости, и также смущенно просит остальных им не мешать. Потом также спокойно готовит какой-то отвар, что слишком ярко и остро пахнет для чуткого обоняния оборотней. Уён по обыкновению подозрительно оглядывает друга, но тактично молчит. Для него такая вспышка эмоций незнакома, но по словам Ёсана, Сонхва как и Хонджун обладали взрывным характером, и такое было не в первый раз. Когда они были моложе — таких вспышек было значительно больше. В любом случае, все уже привыкли и не обращали на такое внимания. Как только появляется альфа — его беты быстро ретируются, мысленно молясь, чтобы эти двое еще сильнее не разругались. — Ты в порядке? — интересуется Сонхва, встречаясь с уставшим взглядом Хонджуна. Что-то было хорошее во всей этой ситуации — у них не было сил на ссоры. — Выпей отвар, он должен помочь. — Со мной почти всё в порядке, — уверяет его альфа, но, естественно, почти что теряет равновесие в тот же самый момент, когда за бетами закрывается дверь. — С ударением на «почти», конечно же. Ты узнал, что это за чертовщина? — Узнал, — кивает друид, подавая чашку, наполненную отваром, который должен был восстановить силы и успокоить нервы. Но оно уже было не так необходимо — когда они находились рядом, то враждебное влияние рун было минимальным, им все нравилось. Интересно, заметил ли это уже Хонджун. — В силу нашего общего прошлого, руны решили, что нас надо связать. И я, кажется, начал какой-то древний ритуал в полнолуние, но мы его не завершили. — Его можно как-то прервать? — друид отрицательно качает головой, закусывая нижнюю губу. Он был так собран, что Хонджун не чувствовал ни единой исходящей от него эмоции. — Мы должны его завершить? — теперь кивок. — Как? — Полное обладание, — Сонхва втягивает голову в плечи, ожидая криков и проклятий. — Тогда они успокоятся, ведь их предназначение помогать в преодолении барьеров. — А есть какой-то иной путь? — на удивление спокойно интересуется альфа, наконец-то отпивая предложенный отвар. — Учитывая, что я… Что… В общем, каннибализмом я заниматься не собираюсь и тебе не советую. Раньше такое практиковалось, я не знал. — Ах, раньше! — Я не знал, что эта магия такая первобытная, ясно? — вновь оправдывается друид, постепенно теряя контроль. — Я скажу тебе это только один раз, Сонхва, — голос Хонджуна звучит вкрадчиво и невозмутимо. — Я ненавижу в этом мире только тебя и магию. Сейчас вы будто объединились и измываетесь надо мной. Однако, — он прерывает друида, не давая вставить и слова. — Как ты мне когда-то сказал? Вокруг тебя происходит только то, что ты позволил, разве нет? В какой-то мере это моя вина, это я допустил, нужно было бежать от тебя, как просило меня внутреннее чутье. Но я ослушался и вновь попался. Поэтому ничего страшного, больнее ты уже мне никогда не сможешь сделать. — Хонджун, тогда в прошлом, я… — Тогда ты — что? В правде нет утешения, она может принести лишь излишнюю боль. Я не хочу слышать твои причины, они не принесут мне облегчения. А теперь говори, что от меня требуется. Хочу быть свободным хотя бы от магии. Сонхва кивает, демонстрируя спокойствие, которого не ощущает. Он разберется со всем этим позже, он даже не подозревал, что в Хонджуне теплится так много невыпущенной обиды. А пока он берет его за руку и ведет в свою комнату. Там пахнет благовониями, оборотень сразу хмурится от резкого запаха. — Если об этом узнает стая — клянусь, я убью тебя, — обещает Хонджун, расстегивая свою рубашку. Янтарный взгляд уже по обыкновению цепляется за руну под ключицей, что сейчас вела себя показательно послушно. — Я сам себя готов убить, — отвечает ему Сонхва, стягивая через голову очередной джемпер. До сих пор все ощущается нереальным, хотя у него было больше времени, чтобы смириться и покориться ситуации. — Что она значит? — спрашивает альфа, указывая кивком на новую руну, которая отказывалась прятаться под кожу. Та гордо горела над сердцем. Хочется судорожно засмеяться от комичности ситуации, но нервный смешок застревает где-то глубоко в горле. Они раздеваются для того, чтобы заняться сексом, но не могут удержаться от обсуждения таких тривиальных сейчас вопросов. — Семья. Она появилась после ритуала, — друид выключает свет, оставляя гореть только непогашенную ранее свечу. Он старается отключить все области мозга, но забота о близких была его основной способностью. Он все еще думал, как сделать так, чтобы они чувствовали хоть какой-то комфорт. Которого по определению между ними давно не существовало. — Наша стая действительно состоит из хороших людей, поэтому они стали дороги мне. — Ты упускаешь связующее звено, — фыркает оборотень, безразлично стягивая с себя остальную одежду. В этот раз он не испытывает смущения. — Я их альфа. Я твой альфа, не знаю, как ты это можешь выносить, тебе же так претило… Сонхва толкает его на кровать, в мыслях желая заткнуть этот рот навсегда. Тот оскорбленно поджимает губы и больше не произносит ни слова. Но в глазах горит невысказанный яростный огонь, который обещает сокрушительный пожар в будущем. Друид садится на чужие бедра, не испытывая ни грамма неловкости и склоняется ниже. — Мы не определились, кто… — Твоя ошибка — тебе её и исправлять, я сейчас точно ничего не смогу, — звучит с явным издевательским намеком. — Зато это даст мне повод еще сильнее тебя ненавидеть, — мило улыбается альфа, притворно нежным жестом касаясь чужой щеки. Дышать становиться тяжело, причем им обоим. Сонхва вновь теряет связь с реальностью, а сознание сужается только до одной мысли. Он проводит пальцами по чужой коже, иррационально наслаждаясь её мягкостью и теплотой. Живот альфы впалый, твердый, с выступающими кубиками пресса, но возбуждает сильнее, чем женская податливая кожа. Сонхва уверен, что это всё не он, а действие их рун. Тут же вспыхивает его руна внизу живота и Хонджуну даже не стоит спрашивать, что она означает, он понимает всё без слов. Поэтому продолжает молчать, не собираясь никак это комментировать. Друид ведет потеплевшими ладонями по ребрам, оглаживает бока, наслаждаясь просто звуками прикосновения к коже. Оно будто вводит в легкий транс и все остальные мысли испаряются из головы. Сонхва тянется к чужим искусанным губам, но альфа отворачивает голову. — Не смей, — щерится Хонджун, возмущенно хватаясь одной рукой за его плечо, желая остановить. — Только не губы. Значит, другое можно. Друид надавливает на чужой кадык большим пальцем, обхватывая другими шею. Ему нравится, особенно взгляд с красными всполохами. Он надеется, что это из-за действия рун, а не потому что… Он пробует на вкус кожу вблизи уха, чуть ниже проходясь языком к нижнему углу челюсти, не забыв перед этим оттянуть маленьким клыком серебряную серьгу. Под губами чувствуется быстрый ток крови, что мимолетно хочется вкусить. Чтобы заглушить пагубное желание, Сонхва несильно кусает в основание открытой сейчас шеи и чувствует, как рука оборотня еще сильнее сжимает его плечо. Это не он, они просто делают то, что велят древние руны. И именно они говорят ему оставлять небольшие царапины на выступающей тазовой кости и смаковать эмоции, которые Хонджун не может больше скрывать. Они тоже слегка разнятся с его словами. Но это нельзя продолжать вот так, им еще предстоит как-то взаимодействовать в одной стае, поэтому надо это закончить побыстрее. Хотя внутри что-то противится этой мысли, отчаянно уговаривая остаться в этих мгновениях навечно. Смаковать каждую минуту, с каждой последующей наслаждаясь новым витком ощущений и совместных переживаний. Но нет, он может противиться этой магии, поэтому находит в себе силы оторваться от теплого, приятного, вкусного тела и достать со стола масло. — Вот это точно лишнее, — альфа сразу догадывается для чего оно, оскорбленно ударяя пяткой куда-то в бок друида. Даже мимолетная боль не помогает полностью очнуться от морока. — Позволь мне, я действительно не хочу причинять тебе вреда. Ага, как же. Хонджун не сдерживает яростного вскрика, когда ощущает внутри себя сразу два пальца, выражая признательность своей волчьей регенерации, потому что это оказывается действительно больно. И вот уже его вторая ладонь стискивает свободное плечо Сонхва. И выглядит это так, будто ему хочется сжать своими сильными пальцами чужую шею, но он сдерживает себя и потому ограничивается плечами, на которых точно останутся синяки. Как только хватка на плечах ослабевает, друид проникает пальцами глубже внутрь узкого и горячего, хотя сейчас скорей горящего в ласках, тела. Как бы Хонджун не был зол, но его тело реагировало точно также, как и тело Сонхва. Альфа запрокидывает голову назад, что становится видна так соблазнительно открытая шея и явно стиснутые челюсти. Сонхва не отказывается от приглашения, припадая губами к выступающему щитовидному хрящу, тем самым отвлекая от неприятных ощущений внизу. Он теряет себя, распаляясь всё больше от мнимой вседозволенности, когда можно оставлять собственнические метки своими губами и руками, отмечая каждый дюйм кожи своим присутствием. — Ты готов? — друид задает вопрос, который раньше всегда его смущал в таких ситуациях, но сейчас он чувствует только желание, не омраченное никакой неловкостью. Он просто хочет забрать то, что его. И он забирает это после короткого кивка. Хонджун задушено стонет, когда Сонхва полностью входит в него и прижимает к себе за плечи. Они соприкасаются словно в каждом сантиметре, так ярко и остро он чувствует его. От этого становится так плохо, что хорошо. Хонджун себя не понимает, ему просто необходимо, чтобы всё это побыстрее закончилось и исчезло из его жизни. Просто забыть и всё, в этом нет ничего сокровенного и особенного. Но это не хочет заканчиваться, он не может отвлечься от ощущений своего тела, которое его предает. Тело плавится от тех касаний и движений, что даёт ему друид, беззаветно отзывается на любое безмолвное требование. Они крепко переплетают пальцы, когда держатся за руки, и он не помнит, когда допустил такой интимный жест. Но именно это позволяет Сонхва сильнее прижать его к кровати, лишая последних попыток вернуть контроль. Становится совсем плохо, когда тот проникает по-другому: постепенно уменьшая амплитуду, но умножая частоту движений. Тогда воздух в легких заканчивается, а все мышцы начинают болеть от напряжения. Постельное белье постоянно липнет к мокрому телу, которое содрогается от приятных ощущений. — Когда же ты кончишь, — еще никогда секс не казался таким мучительно-долгим, Хонджун был перегружен той лавиной чувств, что накатывали на него всё мощнее с каждой секундой. — Для этого тебе надо чуть постараться, — Сонхва был близок к кульминации, но что-то внутри него опять просыпалось, как только ему давали отпор. Как и в альфе, раз тот сжимает его внутри, в чувствах закусывая свои костяшки пальцев. Скорее всего в попытке сдержать новую колкую фразу, тонко понимая, что лучше лишний раз не напрашиваться. — А вот это уже прежний ты, — друид с нежностью проводит по влажному животу, делая особо резкий толчок. И этого им хватает. Наслаждение оглушает, пугая своей силой. По телу растекается чувственная нега, очищая разум от посторонних дум. Руны довольно щекочут кожу, насытившись эмоциями хозяев. Не проходит и минуты, как альфа выпутывается из стальных объятий, выглядя при этом слишком взлохмачено и потрясенно. — Я точно здесь не останусь, — уверенно проговаривает Хонджун и тут же обмирает в чужой постели. Его дыхание выравнивается, а пульс возвращается в норму. — Ну кто же засыпает у своего нареченного врага, — слабо упрекает его Сонхва, приглаживая взъерошенные влажные волосы. С трудом поднимаясь с кровати, он вытаскивает из сумки влажные салфетки и обтирает тело уснувшего альфы, на большее у него нет сил. Оборотень выглядит умиротворенно и невинно. От этого внутри как обычно просыпается его обычное желание, которое он никогда не озвучит. Сонхва запрещает себе думать. Это все руны. Он бессознательно надевает спальные штаны и возвращается в гостиную, только там позволяя себе отключиться.