Синее на черном, красное на белом

Ольга не могла в себя прийти. Хотелось думать, что все это плохой сон, а не убийственная явь. Константин отошёл и вернулся со стаканом прозрачной жидкости. Протянул Оле. — Что это? — озабоченно осведомилась она. — Вода. Поможет вывести анестезию, которую я тебе вколол. — констатировал мужчина. И девушка приняла стакан, не вдаваясь в то, что трясёт её от страха, а не от постлекарственного отходняка, потому что этим как раз подобные Константину люди и «питаются», наслаждаются страданиями и страхом своих жертв. Она много раз видела это в его глазах, чувствовала на уровне подкожного осязания. — Что ты собираешься со мной делать? — наконец задала она самый нервирующий вопрос. — Сначала ответь на мои вопросы. Если не помнишь, то я хочу знать, что ты наплела Светлане. — Ты знаешь её имя? — Конечно, я клиентов не по кличкам питомцев запоминаю. «Понятно, — подумала Оля, но не отозвалась вслух, — он знает её фамилию, и скорее всего она заполняла в карте и графу с адресом». Отвечать ей было тяжело, слова с трудом складывались в предложения: — Ничего не сказала. Никому. Все понимают, что случилось что-то ужасное, о чём я… не хочу говорить, и не настаивают. А об этом… о спине… само как-то вырвалось. От неожиданности. С реакцией Константина она не угадала. Ой как не угадала. Он снова вошел в свой неистовый, заставляющий вжаться в спинку, образ, излучая мегавольты бешенства. От которого не просто душа уходила в пятки — забывались любые мысли. В том числе и о том, что она пыталась только что отгородить лучшую подругу от преследования маньяка, пыталась его успокоить. Но его, похоже, это не устраивало. Он приблизился к ней на невыносимо мизерное расстояние, так, что хотелось исчезнуть от этого взгляда, избежать, пусть даже потеряв сознание. Но могла только зажмуриться. — Так ты никого из них не засадила? Убежала и всё? — На его слова девушка вновь распахнула глаза. — Я был о тебе лучшего мнения. В его тоне звучали нотки разочарования. Но не это толкало Олю оправдаться. Никто и представить не мог, каково ей было. Насколько тяжело в те проклятые пять дней, проведенные в глуши с двумя похитителями и третьим звеном, лицо которого только спустя год перестало появляться в кошмарах: — Как бы я смогла? Я едва себя собрала по кусочкам. На которые ты меня растерзал! — опять ляпнула лишнего. Да кто её сегодня за язык тянет злить машину для пресса и корёжения металла! Два года молчала, а под давлением выпаливает всё, что чувствует. Ведь он может за это запросто переломить её, как ветку, раздавить, как насекомое. Он может… он уже… сломал её. И он действительно не стерпел подобного. Схватил за предплечья и встряхнул: — Это ты мне говоришь? Это я тебя идущей ночью с дискотеки в машину запихнул? Нет! Или вернул обратно, когда вы бежать собрались? Тоже нет! Без меня вы даже костер не смогли бы в лесу развести! — на последней фразе он ослабил захват. А Оля постаралась тщательнее подбирать слова для ответов: — Д-да. Мы тебя удерживали с нами конвертом… — постаралась максимально вложить сожаление в интонацию дрожащего голоса. — Да ладно! Ты правда думаешь, что я не отобрал бы его в любую секунду? — Константин снова присел перед ней на стол и для демонстрации щёлкнул пальцами. — Любую из девушек за шею — и ты бы сама его мне отдала. Об этом она никогда не задумывалась. Вообще, стараясь стереть свою память, никогда не смотрела на ситуацию во время побега с иной стороны. Но разве зазорно пытаться забыть весь ужас ожидания, когда в любую секунду могла открыться дверь и одну из девочек вытащат для анализа, осмотра... или уже не только смотреть и трогать? Это был бы уже конец, откуда не возвращаются. Она успела вырваться из плена, пока они не добрались до внутренних органов, хоть все уже было сломано и испорчено снаружи. С единственным желанием — спрятаться. Разве могла она сделать что-то кроме этого? Ольга была уверена, что нет, но заговорить об этом боялась. Не ему. Не сейчас. И она просто молчала, соглашаясь. — И что я получил за то, что полночи в лесу комаров кормил? Оба очень ясно вспомнили тот день. Вернее, ночь. Три беглянки чуть ли не носом въехали в открывшуюся дверь в коридоре. Из неё выходил Константин. Пугаться или умолять было некогда. Вместо слов Ольга просто выставила в поле его зрения конверт. С его именем, написанным поверх плотной бумаги явно теми уродами, из лап которых сейчас жизненно важно было удрать. И по лицу этого человека стало понятно, что она не ошиблась, хоть и не успела заглянуть внутрь: там был компромат. Но Константин в итоге также ничего не произнёс. На секундно растерявшемся лице мелькнуло выражение появившейся идеи, и он, выставив обе руки с жестом «айн момент», со сложенными в кулаки пальцами кроме указательных, выставленных верх, метнулся в свою каморку и тут же выскочил, держа набор скальпелей в бережно завернутом кожаном чехле. Он протянул его и вторую ладонь давая понять, что меняет оружие на конверт. Взгляд из-под вздернутых бровей, смотрящий вот так в упор, ступорил Ольгу. Она не шевелилась, и тогда он резко изменился: — Да черт с вами, пошли. — Он рукой дотянулся через дверной проём до своей куртки и, содрав её, зарычал: — Чего замерли? Бегом! И они понеслись. Не оборачиваясь, и до конца не осознавая, что их не трое, а четверо. Рванули не вдоль дороги, а внутрь, в чащу. Потому что погоня на машинах не оставила бы им шанса. А так, казалось, можно было бы затеряться. Только вот не додумав, что сгинуть тоже так можно было легко. Возможно, это осознавал Константин, но не окликнул и не остановил девушек. Когда пробираться стало нестерпимо сложно, постоянно царапаясь и натыкаясь на ветки, трое беглянок полностью выдохлись. Они наконец остановились, и молча стали наблюдать, как рядом с ними засуетился их вчерашний враг, собирая ветки и строя «шалаш» для костра. Ботинком отшвырнув все, что могло бы дать костру распространиться по поляне, поджёг высокий факел. Ольга все это время тащила ещё какие-то папки. И теперь, бросив их на землю, со стоном-всхлипом опустилась поверх них и сжалась в комок. Две другие девушки продолжали жаться друг к другу, но уже присев у костра. Константин тоже устал, но решил пока посидеть и подумать. Потому что мыслей теперь было хоть отбавляй. Ему стало жарко ещё после проделанной работы, так что рядом с огнём он даже сбросил куртку, и прикрыл ею сразу заснувшую Ольгу. Через три часа дозор сменился: Ольга проснулась, а Константин улёгся на папки. Конверта среди них конечно же не было. Поспал он не долго. А вот пробуждение было фееричным. Вот он, только три часа назад, жёг лучинку и хотел проткнуть ею кожу Ольге между пальцев. А теперь целым пучком веток, горящим прямо с зеленью, ему тыкали чуть ли не в лицо… — Ты пойдешь в ту сторону! — дрожащим, но угрожающим голосом выкрикнула Ольга, держа не в менее трясущихся руках полыхающую ветку. — Конверт твой лежит сзади тебя. — А где мой… — но он уже увидел свой любимый набор скальпелей и поднял с земли, — семьсот баксов стоит. Затем, как ни в чём не бывало, подхватил и конверт и ушёл по-английски. — Разве ты не получил свободу, как и мы? — М? Ты полагала, что они меня тоже насильно держали? Нет, рано или поздно я бы сам ушёл, выполнив часть договора. Но твой уход обломал бы мне весь кайф и смысл там задерживаться. — Тогда почему? Ты за этим меня похитил… «Захотел вернуть свою игрушку», — ужаснулась своей догадке Оля. — А зачем я тебя похитил? — заинтересованно и глубоко издевательски спросил Константин. Девушка снова сжалась и потупила взор. Произносить ответ было просто невыносимо. Почуяв в реакции обречённую беспомощность, Константин удовлетворённо хмыкнул. — На твой первый вопрос «почему» я тебе отвечу: в итоге я был рад, что вы сбежали, оставлять «такое» тем уродам было бы верхом цинизма, они бы испортили то, что я создал. С этим мужчиной явно что-то не так. Он разговаривал на понятном только ему языке. Может поэтому два года назад он больше молчал? Иногда и вовсе не произносил ни слова. Молча творил с ней всё, что вздумается. А у неё не было никаких сил сопротивляться. — Так, время уже позднее, на, — он протянул Ольге её мобильник, — звони своей Светлане, и скажи, что с тобой всё в порядке. — Я… не смогу… не смогу соврать, она все поймёт… — Тогда пиши смс. Хм… Вот так: «Не волнуйся, я всё расскажу тебе завтра». Ольга послушно набрала текст и осторожно спросила: — А что я ей скажу завтра? — Зависит от того, как мы поймем друг друга. И что это могло означать? Он намеренно уходит от ответа. Почему? Константин спокойно забрал телефон, положил его на стол и продолжил: — Я не ужинал, ожидая, когда ты очнешься. Слишком долго, учитывая дозу. Это меня наводит на мысль, что питаешься ты не пойми как. Тебе для этого нужна была свобода? Чтобы ты довела себя сама до такого состояния? Если он имел ввиду её бледность, дрожь и недомогание, то причина была совсем в другом. Но перечить было не менее страшно, чем сопротивляться. Телефон мигнул и завибрировал дважды, оглашая, что Светлана прочла смс и отреагировала. Маньяк и ухом не повёл: — Спать будешь на этом диване. Кровать я тебе не уступлю, уж прости. Что? — А сейчас мы идем в ванну. Я все приготовил. Глаза у Ольги округлились. Константин бесцеремонно потащил её за руку вверх, ставя на ноги, которые тут же предательски подкосились. Но он прижал её тело к себе сбоку и направил в нужную сторону. Нет, не надо, пожалуйста. Поставив перед собой, спиной к зеркалу, Константин потащил её одежду вверх. Девушка отчаяно упиралась, прижимая одежду обратно. — Господи, Оля, чего я там не видел? В том-то и дело, что видел… — Я изменилась… Без тени улыбки, но с иронией, уточнил: — И что же у тебя там отросло за два года? — Я… я поумнела. — Звучит весьма убедительно, — саркастически заметил он, отвоевав верх одеяния. Когда девушка осталась в лифчике и юбке, отнял одну из стыдливо обнимающих себя рук и поднял её вверх. Она знала, что он там искал в её подмышке — очередной «свой шедевр». Константин сдвинул брови и провел пальцем по обнаруженной поросли. Затем, дабы убедиться, рывком поднял вторую. Девушка отвернулась, пряча залитое краской стыда лицо. — Только не говори, что сейчас так модно! — Вторая подмышка была гладко выбрита. Ольга всего лишь пыталась скрыть хотя бы то, что можно скрыть, и не видеть уродства своего тела. Хотя для Константина это было не уродство: там была его любимая, выгравированная его руками, снежинка.