Труды целителя Вэй

      Должность капитана команды гребцов порой ставила перед Цзян Чэном нелегкие задачи. Например: «как сказать наследнику великого клана, что он тупица, и не вызвать межклановый конфликт?»       Кто в здравом уме придет на тренировку по гребле в четырех слоях белого шелка? Хорошо что парадный дасюшен и нефритовые украшения оставил в своей комнате!       Цзян Чэн надеялся, что его лицо не выражает ничего, мысленно посылая проклятия в сторону ржавших как кони гребцов, собравшихся за его спиной возле лодки. Из одежды на них были широкие штаны и столь же широкие рубахи, у одних рукава и штанины закатаны, у других свободно свисали — все, чтобы обеспечить удобство движения во время интенсивной гребли. Он и сам был одет примерно так же да выглядывал из-под потрепанной доули.       Они выглядели кучкой нищебродов рядом с благородным господином.       Лань Ванцзи, впрочем, был ещё хуже — он стоически помирал от жары в полном облачении Гусу Лань, но его хотя бы не рекомендовал в команду гребцов лично заместитель капитана.       — Судя по вашему лицу, Цзян-гунцзы, вы чем-то недовольны, — не, а глазищи-то какие, глазищи! Стоит тут, волоокий, с мягкой улыбкой, словно не видя различия между ними. Рот Цзян Чэна отказывался открываться, иначе оттуда вырвалось бы слов на три удара дисциплинарным кнутом. Со спины подбежал Вэй Усянь.       — Лань-дагунцзы!       Он почти фамильярно подхватил старшего под локоть и что-то бурно зашептал.       Лицо Лань Сичэня вытянулось:       — Вот прямо так? А если кто увидит?       — В этом и суть! Вот если увидят ваш парад дворцовых мод, то у людей животы от смеха полопаются. Это ведь не прогулка на лодках, это самая настоящая гонка. Вы же умеете грести веслами? — с надеждой в голосе спросил Вэй Усянь. Лань Сичэнь озадаченно скосил взгляд в сторону.       — Мне доводилось пользоваться бамбуковым веслом.       То есть отталкиваться от дна, что было вообще не то. Вэй Усянь признал свое поражение, свистнул младшего, чтобы тот принес два весла, и махнул Цзян Чэну:       — Я сейчас введу его в курс дела, а вы в воду давайте.       Цзян Чэн поднял брови:       — Ты серьезно?       Научиться за пару кэ грести веслом, никогда до того не держав его в руках — это что-то из разряда гениальных выкидонов Вэй Усяня. Не то чтобы он очень уж сомневался в талантах непревзойденного Первого Нефрита, но всему же должен быть предел!       — Вот увидишь, все будет хорошо! — пока Вэй Усянь уговаривал Цзян Чэна, Лань Сичэнь обратился к брату:       — Ванцзи, хочешь попробовать тоже?       Лань Ванцзи обвел глазами толпу бешеных учеников Цзян, едва заметно поморщился от гомона и взглядом попросил уединения. Лань Сичэнь оглянулся на лодку, возле которой под строгими окриками Цзян Чэна тренировались в синхронном подъеме рук остальные гребцы и младший брат прочитал в его взгляде нестерпимое желание присоединиться к ним.       — О, конечно, иди. Ты ведь помнишь дорогу назад?       Лань Ванцзи помнил, но идти в комнату не собирался. Хотелось прогуляться, впитать взглядом, прочувствовать душой то место, от красоты которого его старший брат потерял голову. Говоря начистоту, Ляньхуа У и для него была чем-то радикально новым: там, где его разум ожидал увидеть узкий подъем на горную тропинку, была либо бескрайняя водная гладь с колышущимися лотосами, либо согретый солнцем деревянный настил. Спасительная тень таилась под сводами крыш и Лань Ванцзи шел куда глаза глядят, пытаясь проникнуться атмосферой места, куда брат практически умолял дядю отпустить его. Для посторонних людей его слова и действия, конечно же, не казались бы столь драматичными, но Ванцзи не знал мира без Сичэня и считывал чувства старшего ничуть не хуже.       Настроение его брата с прошлого года вызывало у Ванцзи сплошные вопросы. Он очень сдружился с учениками из Юньмэн Цзян, с носившимся по горам и долам Вэй Усянем и вовсе отправился на задание, а когда занятия закончились и делегация в пурпурном скрылась из виду, Сичэнь почти очевидно сник.       Он то читал сборники поэзии, чьи строки проходили на грани допустимого цензурой старейшин, то хватался за мозголомные жития благонравных предков, то изматывал себя до упаду на тренировках с мечом, то стремился к уединению и монотонной, почти заунывной игре на сяо. Когда же он получил письмо из Ляньхуа У, то убеждал дядю так настойчиво, что тот так и спросил: «У тебя там девушка что ли?» и заверения брата, что это не так оказались слишком горячими. Взяв паузу на раздумья длительностью в один чайник чая, дядя согласился отпустить его с условием, что поедет он вместе с Ванцзи. Каким-то образом Ванцзи понял, что должен был выступить якорем для брата, если тот решит повторить печальную судьбу их отца. Он со всей серьезностью подошел к делу и вглядывался в лица всех девушек из Ляньхуа У, что обращали внимание на его брата. Таких было довольно много, но ни на одно восторженное и смущенное лицо брат не реагировал как-то по особенному, что откровенно сбивало Лань Ванцзи с толку. Может их дядя вовсе заблуждается? Перед глазами всплыли тексты про обрезанных рукавов и то, как счастлив брат был увидеться с неугомонным Вэй Усянем...       Об этом стоило подумать.              Уже некоторое время он шел по настилу потеряв связь с реальностью, так и эдак прокручивая в уме встречи Лань Сичэня и Вэй Усяня. Вынырнув из глубин своего разума, Ванцзи с неудовольствием обнаружил, что забрел неизвестно куда. Хоть бы не на женскую половину! Это будет крайне неловко. Пока он пытался сориентироваться куда ему идти, в воздухе разлился звук, который, как понял Ванцзи, фоном звучал все то время, что он шел. Душа музыканта бездумно повела его на звук прекрасной мелодии. Осторожно ступая, Лань Ванцзи направился в сторону источника звука. Около цзы спустя он вышел на палубу, которая соединяла собой пару беседок, отделенных между собой водой и спрятанных в ветвях зарослей старинных ив. Одна из беседок была пуста, во второй же с книгой и флейтой наньсяо сидела Цзян Яньли. Книга, судя по всему, была сборником мелодий из которой Цзян-гунян разучивала новое произведение: заглянув в страницы, она попробовала сыграть на флейте, а затем повторяла не глядя в ноты, объединяя разученные фрагменты. Ванцзи флейтистом не был, но опыт совместной игры с братом и глубокое музыкальное образование приводили к одному выводу — мелодия, что учила девушка, была очень сложной.       Она была так увлечена, что совсем не заметила появления гостя, и Лань Ванцзи не стал смущать её обозначением своего присутствия: ей пришлось бы отвлечься и проявить гостеприимство, а учить что-то новое при постороннем — весьма неловко. Тем временем, Цзян Яньли закончила с изучением нот и перешла к практике. Девушка определенно обладала крепкими базовыми навыками игры — дыхание ровное, фразы выверенные, пальцы двигались почти сами, лишь изредка она замедляла темп для особо сложного места в мелодии, а, справившись с ним, удовлетворенно покачивала головой.       Хотя орден Гусу Лань и славился тем, что практика игры на музыкальных инструментах занимала примерно столько же времени, сколько тренировочные бои, Лань Ванцзи давно не видел человека, который получал искреннее удовольствие от музыки. Назвать Цзян Яньли великой мастерицей наньсяо было нельзя, но она играла хорошо и увлеченно, не для оценки посторонних, а для собственной души. Лань Ванцзи бесшумно отступил назад и направился в выделенную ему комнату.              Нужно написать письмо дяде и попросить его выслать наньсяо брата.              Тем временем Лань Сичэнь безбожно потел, хотя уже и остался чуть ли не в одном нательном белье. От непривычных движений веслом плечи заныли ещё в первый цзы, а Вэй Усянь все равно оставался недоволен. И ведь это первый шаг — мало научиться грести, надо грести синхронно с напарником и вообще всей командой, словно они и правда превратятся в конечности дракона. Занятие не шло и взяв фэнь на передышку, Вэй Усянь вдруг напал на Сичэня с веслом. На автомате наследник Лань перехватил весло как меч, и принялся отбиваться — удары первого ученика Юньмэн Цзян вовсе не были шуточными. Он старался поразить противника по диагонали и Сичэнь умело блокировал его, парируя удар за ударом. Деревянные весла оглушительно щелкали друг об друга, Вэй Усянь атаковал и атаковал, пытаясь чего-то добиться от Сичэня. Заметив их потасовку, Цзян Чэн бросил все и со всех ног спешил разнимать драку, а гребцы следовали за ним, поскальзываясь на глинистых берегах поймы реки. Внезапно Вэй Усянь отступил и у Сичэня сработал выработанный тысячами тренировок рефлекс «атакуй»: замахнувшись веслом, он нанес рубящий удар по диагонали, один из самых сильных и гарантированно смертельных приемов в стиле Гусу Лань. Вэй Усянь даже не пытался выставить блок, он отскочил в сторону и завопил:       — ВОТ ОНО! Вот это движение!       Все ошарашено замерли, не успев осознать прекращение драки. Вэй Усянь повторил движение Сичэня и похлопал себя по окату плеча:       — Точно такое же движение! Только надо перехватить не как рукоять меча, а как бамбуковое весло.       Лань Сичэнь осторожно последовал его указаниям и Вэй Усянь удовлетворенно кивнул:       — Вот теперь первый молодой господин Лань научился грести.       — Вэй Усянь, ты что тут устроил?! — возмутился Цзян Чэн       — Этот Вэй-лаоши, — погладил несуществующую бороду Вэй Усянь, — за два кэ научил человека владеть веслом.       Лань Сичэнь озадаченно спросил:       — А просто предложить мне выполнить прием «Коготь дракона» нельзя было?       Вэй Усянь пожал плечами:       — А я забыл как он называется.       В наступившей тишине оглушительно квакнула лягушка.