No Time To Crank The Sun

      Зоро открывает глаза.       Тьма безмолвно приветствует его.       Он напрягается, но не может сказать, почему.       Он моргает несколько раз, узнать, развеется ли тьма, но нет — он не видит ничего, словно кромешная темнота поглотила всю комнату. На мгновение закрадывается мысль, что он ослеп. Когда он моргает ещё раз, тьма немного сдвигается. «Не ослеп, — заключает он. — Просто темно».       Он пытается собраться с мыслями. «Я… спал?». Он шевелит пальцами и чувствует под собой знакомую жёсткость матраса. «Я лежу на кровати», — заключает его разум спустя слишком уж много времени. Он шумно выдыхает, ощущая, как мощная грудь вместе с накрывающим её одеялом опускается при выдохе.       «Я в кровати, но эта комната…», — которую он не знает. В комнате оглушительно тихо — он не слышит ни звука. Он снова моргает, хотя скорее медленно зажмуривает и открывает глаза. Глаза — глаз, один глаз. У него единственный, мать его, глаз — ещё не привыкли к темноте, и… хах… Зоро кривится с последней мысли, удивляясь, почему чувствовал такую острую необходимость лишний раз напомнить себе, что у него только один глаз.       Он всеми силами пытается понять, где находится. Полы мерно качает, так что можно сказать, что он всё ещё на том огромном корабле. Но раскачивания спокойнее, чем раньше, и более ритмичны. «Мы стали на якорь?».       Он глубоко вдыхает через нос, позволяя чувствам вести себя. Он слышит запах… лимонов? Что-то не так. Размеренный выдох. Его не мутит, как раньше, но тело ощущается каким-то тяжёлым, будто миллионы мягких песчинок наполняют его вены и циркулирует по всему организму с кровью. Его будто придавливает к постели.       Рассуждения сумбурны и дурманят голову, как если бы разум подмечал каждую увиденную деталь и записывал её в память в хаотичном порядке. Он не может угнаться за собственными мыслями.       Он резюмирует собранную им информацию: он устал, здесь темно, тихо, он лежит на кровати, он на корабле… Исходя из всего этого в голове должен родиться хоть какой-то ответ, но в уравнении как будто бы не хватает переменных, и решение каждый раз ускользает от него, когда он уже почти хватает его за хвост.       И мечущийся разум порождает реакцию:       Подозрение.       «Здесь… что-то не так».       Он не может понять, но ощущается… не так, как надо.       По телу разливается тепло, и всё, что ему хочется, это глубже утонуть в постель и снова заснуть. Но ему нельзя… потому что что-то не так… чего-то… не хватает…       Он моргает ещё раз.       Наконец, тьма начинается рассасываться, и комната приобретает другие цвета помимо чёрного. Зоро распознаёт обесцвеченные стены лазарета, в котором, как он помнит, находился до этого. Хотя, по сравнению с тем временем, свет выключен, и иллюминатор на двери закрыт на заслонку. Он не может понять, день сейчас или ночь.       Зоро поворачивает голову в сторону двери, пытаясь разглядеть, не пробивается ли из щелей свет…       Он замечает что-то странное прямо рядом с кроватью.       «Что это?»       Он скашивает глаза на фигуру.       «Ох».       Прямо у изголовья кто-то сидит.       Зоро в смятении приоткрывает рот, он немного напуган тем, что до сих не замечал человека. Его рефлексы настолько притупились от усталости?.. Нет, сознание просто заторможено от недостатка сна.       Силуэт у кровати не двигается. Он продолжает сидеть.       Зоро впивается в человека взглядом, силясь понять, кто же это — «друг или враг?», — но темнота непреклонна, и Зоро ни черта не видит. «Если бы это был враг, я бы уже был мёртв».       Незнакомец сидит на деревянном стуле, скрестив ноги и держась за колени длинными бледными пальцами. Он одет в чёрный, без излишеств, костюм, а на голове… что-то круглое и тоже чёрное.       Худая рука тянется к прикроватной тумбочке, прихватывает чайную чашку изящными костлявыми пальцами. Оно подносит дымящуюся чашку к скелетоподобно худому лицу, и белая челюсть размыкается совсем чуть-чуть, позволяя чаю политься между рядами полностью оголённых зубов.       До него не доходит.       Не сразу.       Но потом он понимает.       И когда он понимает, то запутывается ещё сильнее.       Потому что на стуле рядом с его кроватью сидит сама Смерть.       «… да быть этого не может», — думает Зоро, сердясь на своё подсознание за генерацию таких нелепых мыслей.       Но он имеет то, что имеет.       Смерть сидит рядом с ним и… пьёт чай?       Скелетистое лицо, мрачный гардероб и поражающий рост — ошибки быть не может. «Тёмный жнец», — заключает Зоро. И после запоздало додумывает: «А где коса?».       Окрещённый Смертью не шевелится, и Зоро смаргивает, проверяя, исчезнет ли галлюцинация.       Но нет. Корабль продолжает покачиваться. Запах лимонов усиливается и отдаёт горечью.       Тёмная одежда в сочетании с мрачностью, царящей в комнате, создаёт впечатление, что отделённый от тела череп парит в воздухе. Зоро подумывает, что действительно сошёл с ума.       Смерть открывает рот. Он ждёт, что из него повалит зловещая струя дыма. Но вместо этого начинает говорить гладкий, как шёлк, и резкий, как битое стекло, голос:       — С пробуждением, Зоро-сан.       И Зоро пытается понять, нужно ли ему беспокоиться, должен ли он быть взволнован, что Смерть сидит прямо у изголовья его кровати, наблюдая за ним своими пустыми глазами и вежливо обращаясь к нему по имени.       Да, решает он, он взволнован, но… чёрт побери, он слишком устал и слишком опустошён, чтобы вырабатывать эмоции. Он не может заставить себя хоть как-то отреагировать на этот факт.       Скелет придвигается чуть ближе. Зоро не видит ничего, кроме бесконечной черноты в его пустых глазницах.       — Надеюсь, я вас не потревожил, — говорит он ему.       Наконец, в переполненное сознание Зоро закрадывается мысль — мысль, которая должна была появиться раньше, которая должна была пробить голову, запуская логичную реакцию на представшую перед ним картину…       Эта мысль:       «Я что, мёртв?»       Он чувствует, как позвоночник прошивает холодом.       «Я умер?»       Нет… Он не умер.       Он сжимает пальцы, чувствуя, как подушечки касаются ладони. Он впивается ногтями глубже в кожу, чувствуя боль. Закрывает глаза, концентрируясь на биении своего сердца.       «Да», — думает он. Он жив.       Но тогда что здесь делает Смерть?       — Зоро-сан? — Костлявая слегка склоняет голову набок. — Вы знаете, кто я?       Галлюцинация, наверное?       Если он ответит, станет ли она реальной?       Рот наполняется слюной. Если он признает Смерть, будет ли это считаться за принятие? Зоро никогда не был силён в метафорах и символизме, и уж тем более не страшился всех этих пустозвонных суеверий, но сейчас что-то подсказывает ему, что он должен признаться.       — Зоро-сан?       — Да, — отвечает он. Во рту сухо. — Да, я знаю, кто ты.       Смерть отстраняется.       — Ах, — мягко произносит она. Её голос звучит неподдельным облегчением. — Это чудесная новость. Приятно слышать, хотя у меня и нет ушей, чтобы действительно услышать это, йо-хо-хо-хо!       Зоро медленно моргает. Он опускает взгляд, намереваясь увидеть адское пламя, рвущееся из-под отполированных ботинок Смерти. Но внизу нет ничего, кроме деревянного пола. «Ад скучнее, чем я себе представлял».       Ботинки двигаются. Зоро поднимает глаза. Смерть переплетает пальцы, кладя их на возвышающуюся коленку.       — Как вы себя чувствуете? — спрашивает она.       — Я… — начинает Зоро и осекается.       «Чувствую?». Как ему вообще отвечать на это? Его самочувствие — последнее, что должно интересовать Смерть. Разве то, что она здесь, не значит, что он уже умер и не способен ничего чувствовать?       Но потом он понимает, что его беспокоит не столько кем адресован ему вопрос, сколько ответ на него. Он чувствует себя… ужасно. Ничтожно и отвратительно. С того момента, как он разлепил глаз, он мог сказать, что с ним что-то не так. Хуже и пугающе всего — это его внутреннее смирение.       Потому что он знает, что в любой другой день он бы выпрыгнул из постели и дерзнул вызвать на дуэль Смерть, что пришла по его душу, показывая всем своим видом, что он не сдастся без боя, боя настолько невероятного, что сам Дьявол из Преисподней вспоминал бы о нём до скончания времён. Вот как он должен был себя чувствовать.       Но…       — Я в порядке, — говорит он Смерти, ложь ножом царапает горло и выдавливает слова с кровью, не принося ни капли облегчения.       Правдивый ответ был бы безжизненным. Это то, как он себя чувствует сейчас — безжизненно и пусто. Будто важнейшую часть его отрезали и выбросили за ненадобностью. Не одну — много частей. В голове будто жужжит рой крошечных мошек в поисках единственного лучика света, которого там просто нет. Его привычный вагон энергии сейчас пуст, тело ощущается выпотрошенным, и его пронизывает сквозняком. Он не в порядке. Он не помнит, как это должно чувствоваться — «в порядке».       «Может, я всё-таки умер».       — Это хорошо, — говорит ему Смерть. Зоро уже забыл, что сказал ей. — Вы нас здорово напугали прошлой ночью, если вы помните. Ваши головные боли стали такими ярко выраженными, что бедный Чоппер-сан не находил себе места и не нашёл другого выхода, кроме как дать вам мощную дозу снотворного. Этот факт может вас немного смутить.       За потоком слов скелета сложно уследить. Снотворное? Зачем ему дали снотворное? Это бы объяснило, почему он чувствует себя настолько помятым. Но это не объясняет, почему к нему пришла Смерть. Снотворное не вызвало бы такую реалистичную галлюцинацию, но и при смерти он не был, раз ему их прописали.       «Вся эта херь не имеет никакого смысла».       — Почему ты здесь? — спрашивает он, горло дерёт от слов, будто оно выстелено наждачной бумагой.       Ответ до невозможного прост:       — Чтобы понаблюдать за вами.       У него кровь стынет в жилах. Он нервно ёрзает на кровати.       — Мне… не нужно твоё наблюдение.       — Конечно, — отвечает она, бесшумно ставя обе ноги на пол. — Это просто предосторожность, не более того. Чоппер-сан настоял, чтобы кто-то остался в лазарете и проследил за вашим состоянием, пока он ушёл разведать остров, и я первым вызвался добровольцем. Думаю, меня сменит Усопп где-то через час, а после него кто-нибудь из остальных.       Зоро морщит лоб, пока пытается переварить этот нескончаемый поток информации, которым его поливают. «Остальных», — ужасается он.       — Они… здесь?       Сердце начинает заходиться. Он осматривается, пытаясь разглядеть кого-то из команды, но в комнате больше никого нет. «Если это загробный мир… Если я мёртв, и они все здесь… что-то случилось, пока я спал? На нас напали? И они тоже все мер…»       — Большинство. Как я уже сказал, Чоппер-сан сейчас на острове с Луффи-саном, все остальные же на корабле, скорее всего, спят.       Остров. Корабль. Зоро пытается уловить связь.       — Они… Тогда с ними всё хорошо? Никто не пострадал?       — Все в полном порядке. Нет причины для беспокойства, клянусь.       С губ срывается дрожащий выдох. «Они в порядке, они все в порядке. Конечно. Ничего не случилось, пока я спал. Я бы запом…»       В голове слабо пульсирует.       — Я… — он пытается подобрать слова. — Я умер?       Смерть усмехается. Звук кажется ему навязчиво приятным.       — Йо-хо-хо! Конечно, нет, Зоро-сан. Смею предположить, что потребуется кое-что посерьёзнее, чтобы вас сломить.       «Что-нибудь посерьёзнее?». Ему интересно, что это может значить. Отдалённая боль закрадывается в голову, и Зоро, не сдержавшись, вздрагивает. Он подносит руку в голове и цепляется взглядом за иглу, торчащую из локтевого сгиба. Он с секунду пялится на неё, поражаясь этому странному чувству, «что это? Дежавю?».       — У вас снова болит голова? — интересуется Смерть.       — Нет. Я… погоди, — Зоро нахмуривает брови на слово. — Снова? Меня что, ранили?       Зубы скелета соединяются с тихим клац, и спустя мгновение следует ответ:       — Вам стоит постараться заснуть. Вы, должно быть, устали.       — Я не устал, — он трясёт головой, пытаясь сложить кусочки паззла воедино. — Что-то произошло?       Смерть не отвечает.       — Позвольте спросить: что последнее, что вы помните?       «Последнее, что помню…». И голову тут же сметает вихревым смерчем.       Зоро приходится схватиться за матрас, чтобы не грохнуться с кровати, потому что чёрт, в ту минуту, когда он пытается подумать о том, что делал раньше, его разум бомбардируют миллион микроскопических мыслей и боль…       Делал раньше? Раньше? Раньше чего?       Он совершенно точно спал, потому что он только проснулся…       Но твою мать, нет, всё не так.       Не так.       Он не помнит, как заснул.       «Потому что я не спал».       До этого… он… не спал.       Он разговаривал. Задавал вопросы – так много вопросов, так много размытых ответов. Почему, почему… потому что…!       — Чёрт, — содрогается он. — Моя память… Я… Блядь.       — Зоро-сан?       Потеря памяти–потеря памяти–потеря памяти.       «Он полностью забыл Нами… Ты теряешь память, бро… Ты теряешь воспоминания, но не переживай. Мы вернём их…»       Он снова что-то забыл. Он забывал и до этого, но сейчас из памяти испаряются части прошедшего дня. Он только моргнёт, и может пройти час, или день, сука, даже целая неделя. Что бы он ни делал до пробуждения, это начистую вымылось из его головы. Воспоминания о тех минутах, или часах, или днях покрыты мраком, как эта комната.       «Боже, — в ужасе думает он. — Как я мог забыть то дерьмо, что со мной происходит?».       «На то это и потеря памяти, придурок».       — Я теряю память, — говорит он.       Смерть отвечает ему, будто это было вопросом.       — Да, это так.       — Тогда почему ты здесь? — с тенью сомнения спрашивает он. — Понаблюдать за мной, поглядеть, что ещё со мной случится… — «Подгадать момент и забрать меня в тот самый миг, когда болезнь окончательно растерзает мой разум».       Она задумчиво хмыкает.       — Если не считать вашей компании, коей я искренне наслаждаюсь, то да, можно сказать, что вы правы. Я здесь именно за этим.       Зоро сглатывает ком в горле. Он хочет, чтобы в комнате были хотя бы часы, чтобы их тикание разбавило эту удушающую тишину.       Ему омерзительно пребывать в таком жалком состоянии перед этой штукой. Зоро садится на кровати, следя за тем, чтобы игла не выскочила из руки, и кряхтит, как какой-то старик, пока наконец не прислоняется спиной к изголовью. Смерть молчаливо наблюдает за ним, её пустые глазницы чернее темноты вокруг неё.       Скелет открывает рот.       — Могу я снова задать вопрос, что последнее, что вы помните, Зоро-сан?       Невидимая игла пронзает мозг, когда он силится вспомнить.       — Я был здесь, в последний раз, — в конце концов хрипит Зоро. Его кожа тёплая, но по жилам словно текут кубики льда. — Но это было… Я не знаю, сколько времени. Тогда не было темно. Кто-то плакал. Как много я забыл?       Он переводит на Смерть полные благоговейного страха глаза (глаз, глаз, глаз, у него всего один глаз, потому что он забыл, как потерял второй), зная, что ответ уничтожит и опустошит его.       Смерть чует его напряжение.       — Не очень долго, не переживайте. Вы являетесь постояльцем этой комнаты со вчерашнего вечера. Рассвело совсем недавно. Большую часть времени вы спали. Или по крайней мере пытались заснуть.       Мизерная капля облегчения в океан безысходности.       — Рассвет… но так темно?..       — Да, мы выключили свет и перекрыли ставни, — кивает Смерть сквозь тьму. — Яркий свет усугублял вашу мигрень.       — Мигрень…       Будто отреагировав на одно только звучание слова, голова внезапно начинает трещать, словно её сжимают огромные невидимые руки, утопая пальцами в скальп, так глубоко, что он может почувствовать хватку черепом. «Эта боль была всегда, или я просто забыл о ней, пока мне не напомнили?».       Он пытается заговорить, но сквозь зубы вырывается только свист.       — Вам снова больно? — печально спрашивает Смерть.       — Я в порядке… Я в порядке, — огрызается он.       Он взирает на Смерть, опасливо, с подозрением, не до конца уверенный, что её удастся убедить в его добром здравии. «Я вижу тебя насквозь, — хочет выплюнуть он. — Ты жаждешь моей боли. Хочешь, чтобы я предстал беззащитным перед тобой, чтобы ты смогла утащить меня из этого мира. Я знаю, по каким правилам ты играешь».       Он не даст Костлявой и секунды удовлетворения от того, как просто смертен. «Как только я поддамся боли, она уже никогда не оставит меня, — рассуждает он. — Но я могу её игнорировать. У меня всегда хорошо получалось не обращать внимания на боль».       Смерть подносит ко рту чашку и делает очередной глоток.       — Это хорошо.       Зоро меняет тему.       — Воспоминания, — начинает он, сглатывает, проталкивая глубже боль, что грозит захватить всё его тело. — Они исчезают. Почему?       Если кто и должен знать ответ, то только она. Более того, он хочет получить ответ, что объяснил бы всё это безумие. Он просто хочет знать хоть что-то…       Но Смерть медлит с ответом. Когда она подаёт голос, он пропитан сожалением и тоской.       — Я не могу ответить на этот вопрос.       Нет. Нет. Это не тот ответ, что он жаждет услышать. Зоро закрывает глаза и делает несколько коротких вдохов. Становится дурно, тошнота подползает к нему с разных сторон.       — Почему это происходит со мной?       — Я не знаю.       Зоро сжимает в кулаках простыню.       — Почему оно не заканчивается?       — Я не…       — Должен! — перебивает Зоро. — У тебя должен быть ответ на всё то дерьмо, что происходит со мной!       Корабль раскачивает сильнее, синхронизируясь с рваным дыханием Зоро. В комнате больше не пахнет лимонами — он слышит запах отчаяния, безнадёжности… поражения.       Нет!       Он слышит, как скорбно вздыхает скелет.       — Вы имеете полное право злиться, но знайте, что все прикладывают всё возможное, чтобы найти выход. Вы должны набраться терпения… и быть сильным.       Зоро никогда за свою чёртову жизнь не сомневался ни в своей силе, ни в силе своей команды, и всё внутри клокочет от желания сдёрнуть одеяло, вскочить на кровати и проорать это Смерти в лицо.       Но Зоро не дурак; что бы Смерть ни думала насчёт его силы, её ему сейчас катастрофически не хватает. Он будто сам не свой, он не узнаёт тело, что занимает его сознание. Его будто урезает с каждой минутой, отрывая силу, личность, его собственное я, да чёрт, даже сейчас его тело не хочет ничего кроме как утонуть и раствориться в матрасе, позволить простыням поглотить его…       Рука Зоро падает обратно на кровать, и он говорит:       — Я не хочу терпеть. Я хочу найти причину и уничтожить её. Но… я не могу сражаться с чем-то, с чем не знаю, как сражаться. Не могу победить то, чего не понимаю.       Если он действительно умер, то это, без сомнений, Ад. Он и представить не мог, что плутать по затуманенному тьмой подсознанию причинит ему столько боли. Жизнь, которую проживаешь, не зная ничего, не понимая ничего, жить, не в состоянии осознавать мир вокруг себя, нельзя назвать жизнью.       Он закрывает глаз, наблюдая за бесформенными кляксами, что начинают плавать под веками. Когда Смерть молчит, он продолжает:       — По идее, твоя очередь что-то сказать.       Он слышит, как скелет елозит на стуле.       — Я не скрываю от вас информацию нарочно, Зоро-сан. Как и никто из нас. Если бы мы что-то знали, мы бы сразу рассказали вам об этом.       Зоро открывает глаз, упираясь взглядом в дверь. Как бы он хотел, чтобы воспоминания были осязаемы, чтобы он просто взял и запихнул их обратно себе в голову. Или же они покидают его вместе с дыханием, выскальзывая с потоками воздуха, растворяясь в ту секунду, как их освободят?       — Всё, — медленно произносит Зоро. — Расскажи мне обо всём, что происходит со мной, с самого начала, — «Потому что каждый раз, как я просыпаюсь, я чувствую, как недостаёт куска моей души».       Зубы скелета слегка размыкаются, и Зоро думает, должно ли это означать улыбку.       — Смею сказать, что это я могу и с радостью сделаю, — говорит Костлявая, с клацанием соединяя ладони вместе. — Робин-сан уже поведала нам о провалах в памяти о прошедших нескольких днях, поэтому я ожидал подобного вопроса. Что ж. Пожалуй, лучше всего начать с того момента, три дня назад, когда вы повздорили с Нами-сан.       «Нами… рыжеволосая девушка». С тех пор и вправду прошло три дня? Какая-то часть его знает, что это так, но другая не может поверить. Ощущается, будто это произошло прошлым утром. «Но это не так, и я это знаю, потому что кто-то уже говорил мне об этом». Зоро зависает. «Кто говорил мне…?».       — Всё началось после того, как мы причалили к Мантийному острову, или Плюм, — тем временем продолжает Смерть. — Остров получил своё название из-за узкой, сплошь, словно мантией, покрытой деревьями горы, что располагается прямо посередине и раскидывает зелень на весь остров. Издалека создаётся впечатление, что зелень растекается с вершины, словно магма... Вернёмся к рассказу, впрочем. Вы с Усопп-саном ушли в лес на ловлю жуков, а по возвращении немного побеседовали с Нами-сан и после уснули на палубе. Но потом…       — Я проснулся и не узнал её, — заканчивает он за Смерть, вспоминая о той грандиозной ссоре. — Точно, я там был. Ещё все орали. Но после этого… на нас напали дозорные, так?       — Верно, всё так и было, — воодушевлённо подтверждает скелет. — Вы помните саму битву?       — Нет… – он хмурится. — Кто-то разговаривал со мной… Луффи вернулся, мы говорили, атаковали дозорные, и мы… пульнули чем-то там Бастом прямо из корабля… и мы отступили, — когда он произносит это, ему становится смешно от нелепости своих слов.       Смерть задумчиво хмыкает.       — Да, скажем, что это сокращённая версия.       «Я проживаю сокращённую версию действительности».       — А потом? — подгоняет Зоро.       — Как только мы оторвались, то стали на якорь, чтобы оклематься от битвы и починить корабль. Повреждений было не так много, слава богу, но сами мы были вымотаны, поэтому решили, что на остров лучше всего будет вернуться следующим утром. Так бы прошло достаточно времени, чтобы снова не напороться на дозорных.       «Вот почему, — внезапно доходит до Зоро, — была засечка на мачте». Он помнит, как в первый раз заметил её на корабле, но не стал об этом задумываться. Это также объясняло, зачем Фрэнки понадобилось чинить пушки, когда он набрёл на него на нижних палубах, перед тем, как корабль сменился. «Вот почему». Он чувствует, как ему дали недостающие куски, которые наконец заполнили ужасающе пустую мозаику в его голове.       — Мы надеялись, что вы «переспите» потерю воспоминаний о Нами-сан, и наутро всё само самой образуется. Увы, мы ошиблись. Вы всё так же не знали, кто она. Это был второй день, и наше беспокойство возросло. Луффи-сан настоял, чтобы вы оба заново представились друг другу и постарались найти общий язык. Я не знаю, о чём вы говорили, вы уединились в комнате, но кажется, вы немного ослабили свои подозрения.       Это звучит неправильно. Он не разговаривал с той девчонкой с их первой встречи. Напротив — она сама с самого начала настойчиво избегала его. Он пытается вообразить, какого рода разговор у них мог состояться, чтобы напряжение между ними спало, но на ум ничего не идёт.       — В обед того же дня мы попали в шторм. Неожиданно, но не было ничего, с чем мы не могли справиться. Нами-сан и Фрэнки-сан помогли направить корабль на безопасный курс, и вскоре нам удалось вырваться из бури, и мы могли расслабиться. Спустя какое-то время, когда мы вернулись к нашим обязанностям, Фрэнки-сан собрал нас, чтобы объявить, что вы забыли ещё кое-что — Таузенд Санни.       Корабль. Зоро помнит, как тогда вышел из знакомого помещения в незнакомое. «Фрэнки смотрел на меня, как на сумасшедшего». Ну конечно, а как ещё ему надо было на него смотреть? «Я, наверное, выглядел полным психом».       — Именно в этот момент мы осознали, что имеем дело с чем-то серьёзным, с чем-то, с чем нам не справиться в одиночку. Луффи-сан был настроен решительнее всех, чтобы найти решение нашей проблемы как можно скорее. Он настоял, несмотря на предостережения Нами-сан, чтобы мы немедленно взяли курс на Плюм. К тому моменту мы все сошлись на мнении, что возможная причина вашего состояния скрывается на том острове. Но шторм всё же оказался слишком свирепым и доставил нам много проблем. По словам Нами-сан, мы едва смогли бы плыть сквозь него, но мы не могли позволить себе сидеть сложа руки и смотреть, как вы медленно, но верно теряете сами себя…       Скелет прерывается, возможно, в надежде, что с этих пор Зоро будет в состоянии восстановить рассказ самостоятельно, исходя из своих воспоминаний. Но ничто из сказанного не отдаёт знакомым в сознании.       Это странно, вместо этого думает Зоро, что Смерть говорит мы вместо вы, когда повествует о событиях прошедших дней. Создаётся впечатление, что она лично присутствовала и принимала в них непосредственное участие. «Как предвестник бедствия, который ждёт своего часа».       Он спрашивает, почти нетерпеливо:       — И, что дальше?       Костлявая пожимает острыми плечами.       — Ну, команда навряд ли может ослушаться своего капитана, не так ли? Определённо нет. Поэтому мы поплыли прямо через шторм, оправдывая репутацию самой безрассудной команды.       Зоро не может не усмехнуться. «Если и существует что-то, что я не смогу забыть, так это то, каким тупицей может быть Луффи». Но тот факт, что Луффи приказал направить корабль в сердце бури ради того, чтобы помочь Зоро… Зоро облизывает губы, не давая улыбке перерасти в самодовольную ухмылку.       — Как и ожидалось, — продолжает Смерть, — добились мы немногого. Буря была страшной, одна из худших, что нам доводилось пережить в последнее время. Подавляющую часть дня мы провели, маневрируя в беспросветном тумане и надеясь, что нас не поглотят волны. Потому что Лог Пос уже настроился, и мы полагались только на способности навигатора Нами-сан.       Верно, потому что она, вроде, навигатор. Зоро медленно качает головой. Он не распознаёт ничего из сказанного. Ему казалось, что они только-только были на том острове… Когда он напрягает память, в голове, сопровождаемая болезненным уколом, возникает лишь подёрнутая дымкой чёрная картинка.       Скелет вздыхает, будто вновь переживал те события.       — Буря улеглась только к вечеру, хотя мы предпочли называть это ночью. Слишком много произошло, и мы были смертельно измучены. Все были напряжены до предела, но мы прилагали все силы, чтобы это не проскальзывало в наших поведении и эмоциях. Очевидно, Луффи-сан бы не потерпел подобного.       Зоро тяжело сглатывает, понимая, к чему клонит Смерть. «Всем не хватало терпения иметь дело со мной». Игла упрёка колет ему в грудь. Он переводит на Смерть стыдливый взгляд. «Боже, я всё это время вёл себя, как непробиваемый кретин, был уверен, что все вокруг меня не правы. У них было полное право на меня злиться. Луффи не должен был запрещать им на меня злиться».       — В ту ночь, после того как вы заблудились по дороге в одну из комнат, — Зоро хмурится, но нехотя принимает факт, — Усопп-сан предложил провести вам экскурсию по кораблю. Он надеялся, что это поможет вернуть вам воспоминания о нём. По его словам, вы просто беседовали в баре-аквариуме…       — Я помню эту часть, — тихо говорит Зоро. Он подносит ладонь к лицу. «Может ли Смерть испытывать стыд? Для неё это такое же ужасное чувство, как и для нас?». Он помнит то замешательство, переплетённое с гневом, помнит, как все кричали — на него, какой ужас отпечатался на лице Нами, как напряжённо смотрел на него Луффи. «Или стыд — прерогатива смертных, и от него страдают только люди?».       Скелет награждает его кивком, щёлкая шейными позвонками:       — Да. Это был… крайне волнующий момент для всех нас, — он каким-то образом прочищает горло и продолжает более бодрым тоном: — Что ж. Луффи-сан разрядил обстановку в комнате и одобрил предложение Чоппер-сана дать вам снотворного. Я не знаю, в курсе ли вы, но всё это время вы испытывали проблемы со сном, и у вас пропал аппетит, и Чоппер-сан был обеспокоен, что это усугубит вашу паранойю.       Зоро хочет скривиться на паранойю, но воспоминания о том, как он обращался с окружающими, оживают в памяти, и он не может не согласиться, что это самое подходящее слово, чтобы описать его поведение. «Это не из-за того, что я плохо сплю и ем, — думает Зоро. — Бывало и похуже, но я ни разу не позволял голоду или отсутствию сна помутнить рассудок. Нет, это всё из-за того, что сидит у меня в голове».       — Но перед тем, как уйти спать, Луффи-сан попросил вас остаться и поговорить с ним наедине. Нам не известно, о чём вы беседовали. Но нам известно, что после разговора вы вышли из камбуза без мечей: вместо вас их нёс Луффи-сан.       «Ты не задумывался, где твои мечи?» — спрашивал его чей-то голос. Рука Зоро опускается на бедро, и пальцы хватают пустоту. «Луффи забрал их вчера. С ним они будут в целости и сохранности».       — Почему?       Смерть оплетает коленку пальцами.       — Луффи-сан не рассказал об этом.       Он пытается унять расползающуюся в животе черноту, что грозится загрязнить всё тело.       — Той ночью, не без помощи снотворных, вам удалось заснуть. Не могу сказать, был ли ваш сон спокойным и удалось ли вам отдохнуть, но спали вы долго, так что, когда вы проснулись, наступил следующий день. К тому времени мы стояли в бухте острова Лирнхилл уже несколько часов.       Рот Зоро открывает в замешательстве:       — Лирнхилл?       Хрустящий кивок:       — Да, верно. Лирнхилл — это остров, располагающийся напротив Плюма. Когда мы выстрелили Скачком, то, должно быть, перелетели через него. Как бы там ни было, он был у нас на пути к острову Плюм. Мы причалили к нему, поскольку не могли больше продолжать путь в шторм, а уже на Лирнхилле, как выразился Усопп-сан, проводили разведку. Чоппер-сан и Робин-сан пополняли запасы медикаментов, пока Нами-сан и Санджи-сан собирали информацию.       Зоро про себя считает дни.       — И это было… вчера?       — Верно. Лирнхилл оказался приветливым островом, нас радушно приняли и были крайне добры проинформировать о том, что дозорные отступили и оставили попытки найти нас. Но такой удачный день омрачила злополучная ночь. В ту ночь у вас была тяжелейшая мигрень, до сих пор худшая, что вы пережили, и Робин-сан поняла, что вы начали быстрее терять память и выборочно забывать о событиях прошедших дней.       Лицо Зоро становится мрачнее тучи. Он помнит адскую боль, но не названного человека…       — Робин-сан, — продолжает Смерть, — это женщина, что вы встретили, пока находились на попечении Чоппер-сана. Она член этой команды, друг, которого вы, как ни прискорбно, забыли.       Ох… Зоро опускает глаза, не проронив не слова. Точно. Она… в голове вырисовывается образ высокой черноволосой женщины, стоящей в дверях с завтраком на подносе в руках и очень-очень печальной улыбкой. Он помнит, как кто-то выплакал все глаза на эту информацию.       «Мне, наверное, должно быть стыдно с того, что я забыл её, — в смятении думает он, зная, что ему не будет стыдно. — Все, скорее всего, ожидают, что я буду скорбеть о потере всего и всех, кого я знаю, но я не чувствую ничего, кроме… пустоты».       — Ну, в любом случае, — говорит Смерть, — всё подходит к сегодняшнему дню. Чоппер-сан скоро должен вернуться с Лирнхилла. Он и Луффи-сан пошли поговорить с местным врачом. Если он не сможет вылечить вас, мы отплывём и отправимся на Плюм, где решение, как мы надеемся, наконец, найдётся.       Внезапный порыв задать скоп вопросов, что ему лучше бы никогда не озвучивать, скомканным бульканьем вырывается изо рта:       — А если уже слишком поздно?       Вопрос высасывает из комнаты воздух. Невысказанное определение этого «слишком поздно» давит, как булыжник, поднятый со дна океана — «где грань, за которой лежит «слишком поздно»? Когда я забуду всю команду? Когда забуду себя? Когда забуду свои мечты?». Булыжник оседает у Зоро в груди. «И как тогда быть дальше?».       — Мы не должны так думать, — с ноткой упрёка говорит ему скелет.       «Это единственное, о чём я могу думать, — хочет проорать он. — Единственное, о чём я могу думать, не ощущая, что моя башка расхерачится на миллион блядских кусочков».       — Может ли человек умереть, не имея воспоминаний? — выдавливает он через тяжесть в груди.       — Зоро-сан…       — Скажи мне.       Воздух густой и удушающий.       Жнец говорит:       — Я не знаю.       Лжец. Разочарование туманными нитями стежками вплетается в кожу.       — Если мы не найдём лекарство на том острове, что тогда? Что будешь делать ты? — ответы, ответы. Просто дайте ему ответ, хоть кто-нибудь, который расставит всё на свои места. Сойдёт любой, пока он придаёт реальности смысл.       — Нет, Зоро-сан, — жёстко молвит Смерть. — Вопрос в том, что будете делать вы? Если ответ не найдётся, что тогда? Сдадитесь ли вы или будете продолжать бороться?       — Я не подохну от этого, — выплёвывает Зоро. — Не подохну, — повторяет он, чётче, так, чтобы услышали предательские мозги.       Смерть в извинении склоняет голову.       — Тогда вот, что буду делать я. Если вы не сдадитесь, не сдамся и я. Как и никто из нас.       «Нас?». Мы, нас, мы — у Зоро кровь стынет в жилах. «По кораблю шастают и другие жнецы? Смерть работает одна, или же у неё есть помощники?»       Если он скажет Смерти отъебаться, она тут же низвергнет его в Геенну и обречёт вечность гореть в проклятом пламени? Знание, что Смерть с этих самых пор собирается следовать за ним по пятам, так бесит, что он решает рискнуть.       Он смотрит Смерти прямо в пустые глазницы:       — Отъебись. Я не нуждаюсь в наблюдении, присмотре или как ты там ещё это зовёшь. Я сказал, что я не собираюсь подыхать от этого, так что с тобой я никуда не пойду.       Он пожирает скелет взглядом, всем сердцем надеясь, что его взгляд достаточно устрашающ. Смерть не сразу реагирует на его заявление, и Зоро чувствует, как внутри начинает закипать от обиды.       Но тишина прерывается. Смерть склоняет голову набок:       — Вы… не знаете, кто я, не так ли?       Зоро фыркает.       — Я уже сказал, что знаю тебя, — «я так часто стоял на пороге у Смерти, что пора бы уже заиметь запасной ключ от двери, но это первый раз, когда дверь распахнута, и владелец сам предстаёт перед моими глазами». — Но я тебя не боюсь, поэтому избавь меня от своей болтовни про ангелов смерти или тёмных жнецов, или как ещё ты себя называешь. Я не умираю и даже близко не стою к тому, чтобы умереть, поэтому у тебя нет и тени господства надо мной.       — Ах, — произносит Смерть, выдавливая звук будто после долгой задержки дыхания. Она опускает голову, и её тон пронизан мукой, каждое слово она говорит с надрывом, уставив глазницы в пол: — Теперь мне понятно. Ну конечно. Я должен был заметить сразу, но увы, у меня нет глаз… йо-хо-хо-хо… боже, боже. Теперь я понимаю, что вы имели в виду, Нами-сан, это воистину довольно болезненно.       Она встаёт. Зоро каменеет, думая, что, возможно, переборщил, что обозлённая Смерть наплюёт на правила и утащит его с собой от обиды.       Смерть поднимает руку.       — Кажется, моё время вышло, — говорит она, смотря на запястье. — Мне нужно идти и разбудить Усопп-сана, теперь его очередь. Я… прошу прощения, что доставил вам столько беспокойства, Зоро-сан. Я правда хотел просто поговорить, как друзья.       Почему она звучит так, будто раскаивается? И потом, к величайшему неверию Зоро, Смерть слегка нагибается и кланяется ему, говоря:       — Надеюсь, мы больше никогда не встретимся при таких обстоятельствах.       Он думает, что бы это могло значить.