Синеглазый ворон

Следствием отвлекающего маневра, жесткой подсечки и бутылки крепкого вина, лишившей Арамону всякого контроля и должной осторожности, стало болезненное приземление будущей герцогини на холодный пол. О честном бою с неконтролирующим себя капитаном не было и речи — теперь Алва понимала это куда явственней, нежели двадцатью минутами ранее, когда только наткнулась на буйствующего наставника в главной зале школы. Рэйв даже не успела понять, как словесная перепалка дошла до оголенных шпаг, но зато ни капли не жалела о такой неожиданно приятной возможности разбить ненавистному Арамоне хотя бы нос. «Начинать можно и нужно с малого», — помнится так приговаривал ее двоюродный дядя Диего, в сотый раз выбивая девушку из седла. Жаль только старшего Салина теперь не было рядом — будь он здесь, давно бы сбил спесь с непутевого капитана, который и на сей раз не упустил шанса приблизить свою и без того скорую кончину: — Вы — не настоящий унар, леди, — мужчина исполнил самый неуклюжий реверанс из всех, что только доводилось видеть маркизе. — Вы лишь слабое звено в цепи сильных, — комендант Лаик резко изменился в своем дряхлом, начисто пропитом лице и уже через секунду его любимый жестяной кубок полетел со стола, расплескивая остатки отменного красного вина. — Ваше дело сидеть у очага и не мешаться под ногами мужчин, улыбаться, когда просят, и держать язык за зубами, пока не сунут пальцы между прутьев вашей золотой клетки, — с последними словами Арнольд совершил опрометчивую ошибку: попытался дотронуться своими сальными толстыми пальцами до бледного благородного лица кэналлийки, за что тут же чуть их не лишился. — Одно мое слово и ваш сын — Герард Арамона, — больше не порученец моего отца, — холодно и беспристрастно оборвала девушка, продолжая неотрывно смотреть в мелкие жадные глазенки своего названного наставника. И даже то, что маркиза по-прежнему оставалась сидеть на каменном грязном полу, не мешало ей быть на голову выше корыстного, бесчестного и донельзя трусливого Арнольда Арамоны, за что можно было смело выказать благодарность всему роду Алва, наградившему Рэйв не только отличительными глазами, но и способностью умело ими пользоваться, вкладывая в свой взгляд все, что нельзя было выразить словами. — Ты! — в неистовстве завопил мужчина, завидев в Алве-младшей достойного смерти. — Паршивый вороной мориск, годящийся лишь на то, чтобы его шпорили! — Еще одно подобное непотребство и вам не сносить головы, капитан, — по-прежнему сдержанно парировала девушка, однако ее внезапно сощурившиеся глаза послужили явным предвестником беды для наблюдавшего за развернувшейся мистерией Колиньяра. — Что… — почти задохнулся от возмущения Арамона, теперь принявшись хватать воздух рваными шумными глотками. Лицо его побагровело, глаза выпучились, а ведущая рука в нервном неуверенном движении дернулась к закрепленной на поясе шпаге. — Господин капитан! — наконец Эстебан вышел из тени аббатства и чинно зашагал к разгневанному наставнику. В отличие от рыла Арамоны лицо Колиньяра было как всегда серьезно и даже скорее высокомерно, глаза его блестели удовольствием от собственной силы и молчаливо признанного очарования. — Оставьте эту дурную затею: что проку пустую голову учить, — заносчиво улыбнулся молодой маркиз. Капитан Арамона благоволил Эстебану и не скрывал того, кто был его первым любимчиком. Но пускай сам Колиньяр потворствовал пустословности начальника школы, он тоже знал и отчетливо видел, что тот был непростительно глуп: представители рода Алва, несмотря на все спутанные множества обстоятельств, все же никогда не были теми, кому можно было так просто преступать дорогу. Тем более, что только он мог указывать Рэйв Алва на ее место позади него и только он мог дергать ее за длинные темные косички. После отрезвляющего выпада Колиньяра капитан вдруг одернул руку от собственной шпаги и тут же мотанул отяжелевшей лохматой головой, очевидно возвращая ясность ума. По крайней мере того, что еще у него имелся. В немногочисленном объеме. — Вам стоило бы преподать этой горделивой девчонке пару уроков, унар Эстебан, — с довольным причмокиванием объявил Арнольд, отступая. — Опасаюсь, что в ее случае все уже безвозвратно потеряно, — надменно хмыкнул маркиз и, как только стены школы сотряслись безобразным смехом капитана Арамоны, просиял самой подлой улыбкой. Но ничего. У Рэйв еще будет шанс, ведь она — Алва, по духу и по рождению, потомственная кэналлийка, которая обязательно дождется подходящего момента, чтобы вонзить в сердце врага свой кинжал. По самую рукоять. Когда же громкий напускной смех и грохот тяжелых ботинок капитана утихли, Эстебан наконец обернулся. Посмотрел на сидящую у его ног Алва совсем не так, как раньше. Его улыбка исчезла так же быстро, как и появилась, а, когда Рэйв уже была готова к очередному укусу, внезапно подал ей раскрытую ладонь, на выразительном изгибе которой красовалась глубокая рана — результат очередной подлянки синеглазого ворона, так отчаянно желавшего припомнить Колирьяну недавнюю выходку в старой столовой. Незаметно для себя Алва, — всего на секунду, — но все же задумалась о том, что ему стоило бы уже перебинтовать эту ужасную рану. Глупец. И она не лучше, ведь протянутую руку ожидаемо отвергла, поднимаясь на ноги самостоятельно. Подобный жест Эстебана Колиньяра она бы никогда не приняла за чистую монету лишь по одной единственной причине. — Вы друг друга достойны, — бросила девушка в расстроенных чувствах, почему-то впервые оскорбившись поведением Эстебана. Но долго думать о нездоровых амбициях маркиза Сабве не пришлось: когда юноша внезапно ухватил Алву за тонкую шею, рывком притягивая к себе, мысли были уже совсем не о его манерах. — Одумайся, — опасно прошипел Колиньяр, крепче сжимая ладонь вокруг девичьей шеи. — Я мог пройти мимо. — И стоило бы, — еле слышно прохрипела Рэйв, упрямо хватаясь за излишне изящное для будущего рыцаря запястье. — Эта старая свинья ничего бы мне не сделала. — Я лишь играю роль, — тут же осадил ее Эстебан, вынудив маркизу еще сильнее запрокинуть голову, чтобы он имел возможность видеть эти красивые синие глаза, не способные его обмануть. — Играю так же грязно, как ты, выказывающая ему лживое почтение просто потому, что пока того требует твое положение. Своих намерений ты не скрываешь, Рэй, но кроме этой притягательной откровенности в тебе нет ничего примечательного. Что-то неведомое больно кольнуло Алву, когда он оттолкнул ее, оставляя одну среди вечерней холодной залы, в которой казалось даже стены смеялись над столь позорным провалом мнимого равновесия. И правильно смеялись. Не было у нее этого чертового равновесия, когда в соседней келье каждую проклятую Леворуким ночь мирно сопел убежденный в своей неотразимости неотразимый Эстебан Колиньяр.