ID работы: 11707020

День за днем

Слэш
NC-17
В процессе
350
автор
Ин_га бета
Размер:
планируется Макси, написано 666 страниц, 17 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
350 Нравится 371 Отзывы 120 В сборник Скачать

7. Расплата. Часть 3

Настройки текста
Примечания:
      Этот пацан. Цзянь И. Что с ним могло произойти? Куда он мог ввязаться? Какого хрена он вообще не вернулся домой? Его похитили? Его сбила машина?       Если уж я-то не могу спать, то каково Чжэнси? Насколько я понимаю, эти двое друг друга с первого класса знали.       А Тянь? Хорошо ли спит он?..       Мысли снова путаются.       Странно, что кто-то из нас может вот так запросто пропасть. Мы же не малыши какие-нибудь, чтобы потеряться, и не дети, которых легко увести за собой «посмотреть на щеночков», приманив конфетой — хотя, в случае с Цзянем, если бы это были острые чипсы…       Пропал без вести… Это же не про него? Не про его эту тупую, идиотскую, вездесущую рожу?       Цзянь И — человек-фейерверк: шумный, веселый, а ещё быстрый, сильный, яростный. Я с ним дрался. И я знаю — Цзянь может постоять за себя или, во всяком случае, сбежать, если всё херово.       И он точно помнит наизусть дорогу, которая соединяет его дом с домом Чжэнси.       А раз он не вернулся. Что это означает, Шань?       Что он либо сам решил не приходить домой, либо случилось что-то реально херовое.       Но кто мог желать плохого Цзяню?       И этот вопрос, сформировавшийся и озвученный в моей голове, как-то сразу выделил возможного кандидата. Не единственного, но вполне допустимого.       Но…       Не мог же Шэ Ли пойти на такое?       А если мог?       Тогда получается, во всем виноват я.       Хочется подорваться и поехать искать Цзяня на велосипеде по улицам. Импульсивно и глупо, но ноги всё равно тревожно подергиваются и поджимаются, как у собаки, котороя за кем-то гонится во сне. Только вот я не сплю. Я лежу и мерю потолок глазами. Тишину мыслями.       Тик. Сука. Так.       Кажется, от напряжения скоро начну светиться. Прямо через глаза с разбитыми капиллярами. Как Скотт Самерс, двумя красными лучами уничтожая всё вокруг, выжигая до основания, пока среди обломков я не смогу найти Цзяня, взять за шкирку и привести домой. Наверное, так и становятся злодеями. Благими намерениями…       Похоже, наконец-то начинаю засыпать.       Под веками мелькают образы, все так быстро, как кадры пленки в лентопротяжном механизме. Хотел бы я как цирковой силач Уан из «Города потерянных детей» взять и вызволить Цзяня оттуда, куда бы он ни пропал.       Очень умно, Шэ Ли.       Похитить того, с кем я подружился, хотя должен был проломить ему голову по твоему приказу.       Провинился — получай. Да, Шань? Шэ Ли, грёбаный псих, твоей мании величия вот настолько нравится моя боль?!..       …или Цзянь тебе изначально не нравился, м?       Похитить того, кто вытащил меня из сжимающейся на шее змеиной удавки, когда ты пришел ко мне со всем этим исключением из школы и предложением работы…       Ведь Шань же должен знать своё место, да?       …и ты возненавидел его сильнее из-за того, что очередной план не удался.       И никому же не открыться, не спросить, не пожаловаться.       Не могу.       Нельзя.       Цзянь же вернется, да?       Тянь сказал, что да.       Когда утром я встречаюсь с Цзыцзы глазами, он говорит самую смешную на свете чушь, что я слышал:       — Выглядишь очень заёбано. Тебе бы что-нибудь от тревожности попить. Чай с травками, например. Пробовал мятный?       Я подъезжаю к школе. Тяня нет на привычном месте. Все какое-то неправильное. Ирреальное. Монохромно-серое.       Как так?       Я что, уже привык к его присутствию?       Привязываю велик на парковке. Поднимаю глаза и, видимо, слишком резко разгибаюсь, так как по невыносимо яркому небу проползают черные точки. Как белый шум на экране телевизора. У меня почти звенит в ушах.       Подхожу к школьному крыльцу. От недосыпа на периферии зрения мелькают черные образы, похожие на жуков или маленьких собак. Пытаюсь уловить их — и вдруг черноволосая псина Хэ кивает мне приветственно.       Под ресницами у него тени. Что, тоже не спал, придурок?       — Ага, — отвечает он.       Блять, я что, только что сказал это вслух?       Или он и взаправду читает мысли?       Идём в сторону кабинетов, и я думаю о том, что это пиздец страшно. Страшно, как Хэ без слов меня понимает. Страшно, что он может узнать всё, что творится у меня в голове.       Страшно за Цзянь И.       Шестерки Змея проходят мимо, а я даже не замечаю, в какой момент рука Хэ оказалась на моем плече. И давно мы так идём?       — Ты как? — спрашивает он, когда доводит до двери моего класса.       За это время ни я, ни он ничего не сказали друг другу.       Киваю, выворачиваясь из-под руки. Киваю ещё несколько раз, вселяя себе уверенности.       — Да заебись, — говорю я.       Разворачиваюсь и вижу, как через окна класс заливает слепящими столпами света. И белые лучи нихрена не исцеляющие, а только, блять, выжигают сетчатку.       Как и Скотт Самерс, я бы сейчас не отказался от чёрных защитных очков.       Тянь уходит быстро и молча, даже не говорит какой-то колкой ехидности на прощанье, а я сажусь за парту, понимая, что сейчас всё будет происходить, как обычно. Урок, монотонное бормотание учителя в классе. Как будто ничего не поменялось, как будто ничего не произошло.       — Ты чё такой прибитый? — уточняет Цунь Тоу, тыкая в меня ручкой на перемене.       «Прямо как в труп кошака, которого переехала машина», — думаю я.       Однако его интерес ко мне скорее естественнонаучный, проверить «жив или нет», чем аморальный и неправильный. Ну не похож он на Дамера. Прическа не та, да и цвет волос…       А вот у Шэ Ли были светлые волосы.       Как и у Цзяня.       — Я просто заебался, — говорю. — Не обращай внимания.       И Цунь пожимает плечами, кивает, садится на стул напротив и начинает болтать о какой-то чепухе про свидания вслепую, про девчонок, про какое-то новое клёвое место, куда неплохо было бы сходить.       Я не очень хороший друг, не очень внимательный, да и времени у меня не так много.       Слушаю его вполуха, а сам захожу в общий чат и перечитываю последние сообщения Цзянь И про мои фильмы, про наш клуб, про всю эту чепуху, на которую я раньше не обращал внимания.       Мы ведь ещё даже ничего не успели сделать!       Обещаю себе, что если… когда Цзянь вернется, мы обязательно начнем выполнять пункты из его дурацкого списка.       И похуй на Гуаньшань-экспресс, похуй работу, похуй… Я обязательно найду время! Отплачу!       Только пусть он вернется, пожалуйста. Чем мне ещё поклясться, где расписаться своей кровью, что я постараюсь?       Не хочу быть причиной ещё одной трагедии…       На обеде плетусь вместе с Цунь Тоу в курилку. Парни в нашей компании о чём-то болтают, Цунь поддерживает беседу, потому что от меня толку мало.       — Босс, а ты чё теперь водишься с Тянем?       — Да, вы теперь дружите? — спрашивают они.       — А? — отзываюсь я, и в той части мозга, которая не ушла в себя, а сосредоточилась на происходящем, прокручиваю только что сказанное ими. — Ни с кем я не вожусь. Отъебитесь.       Вяло, очень вяло, Шань. Ты даже не стараешься играть на публику.       Что с тобой происходит?       Но со мной не происходит ничего необычного.       Я, в отличие от Цзяня, в школе, плетусь обычным маршрутом, который был выучен мной наизусть. Сначала в курилку, потом в столовку. Все те же стены окружают меня.       Проходя мимо коридора, в котором располагался класс Цзяня и остальных, замечаю Чжэнси, прислонившегося к стене. Взгляд у него мрачный, а выражение лица ещё более отрешенное, чем обычно.       Отвожу глаза в сторону, прячусь за спины своих «братков» и прохожу мимо.       А что я могу сделать? Что я могу сказать?       Прости, но скорее всего это из-за меня твоего друга похитили?       Прости, что у меня нет никаких вариантов, где можно его поискать?       Прости, что я не силач Уан, а тупой Скотт Самерс.       В поддержку я не умею. И за это меня тоже прости.       Ни в столовой, ни в курилке Тяня нет. Его непривычно мало в сегодняшнем дне. Тревожно мало.       Даже на баскетбол меня сегодня не позвал, хотя сам приглашал вчера. Наверное, для него это ничего не значит.       Пытаюсь игнорировать этот факт, и даже наоборот, заставляю себя порадоваться. Не стоило и привыкать. Лучшее вообще забыть и не искать встреч. Лишить себя этого самостоятельно, аккуратно и хирургически вырезать, до того, как кто-то оторвёт это вместе с кусками мяса моего тела.       Провожу весь день с Цунь Тоу, а перед подработкой проезжаюсь по тем местам, где мы раньше встречались с Шэ Ли. Вот только его нигде нет.       Если он в этом замешан…       Я его уничтожу.       Вечером мама замечает, что со мной что-то не так.       — Шань, — она говорит, — помнишь мои слова о том, что ты всегда можешь со мной поделиться.       И я злюсь, что она заметила перемену. Значит, я не так хорошо все скрываю.       — Помню, мам, помню, — отвечаю я, натянув легкую улыбку на лицо. — Но нам надо поговорить вот о чём… Завтра я вернусь поздно. Наверное, вообще под утро.       И её внимание переключается.       — Гуань Шань!       И пока из неё льется весь этот материнский поток лекций о том, что мне нельзя быть где-попало в такое позднее время, что я ещё школьник, я думаю о том, что, наверное, знаю, где можно найти Шэ Ли. На чёртовой второй точке. Надо будет предупредить завтра Цзыцзы, что в «Бойцовский клуб» я не приду. Плакали мои денежки, но… Разве это имеет какое-либо значение, если на кону стоит чья-то жизнь.       Мы с мамой немного ругаемся. Эмоциональный выплеск на ни в чём не повинную Мо Синьсинь не сделал легче, а только добавил неприятных самоуничижительных мыслей. И, оказавшись в постели, я думаю, что проведу очередную ночь без сна, однако усталость, накопившаяся за столько времени, выключает меня, как по щелчку пальцев.       Я даже просыпаю будильник. Подрываюсь в панике в 4:56, и времени остаётся только, чтобы накинуть на себя чистые вещи и выйти на улицу.       Еду к «Кэйрмоллу» и в какой-то момент слышу визг мотора Кавасаки. Чёрный байкер проносится за моей спиной, а я едва успеваю затормозить, чтобы посмотреть ему вслед.       Потом приходится нагонять время, втапливая на максимальной скорости. Въехав на парковку «Кэйршопа», едва не наезжаю велосипедом на Цзыцзы. Он отпрыгивает в последний момент, а я торможу, оставляя пыльное облако позади.       — Воу, воу, воу! Братишка!       — При-и-ивет, — на вдохе говорю я, стараясь отдышаться. — Прости. Я чуть не опоздал…       Сяо Цзы оглядывает меня с ног до головы подозрительно. Достает из пачки сигарету и примирительно протягивает вперёд.       — Впервые вижу, чтобы ты проспал. Что? Помогла та фигня с травками?       Я беру сигарету, резким рывком обрывая его смешок:       — Хера с два! Помогло то, что до этого ночью я никак уснуть не мог!       Цзы притворно пугается, отдергивает руку и машет головой.       — Но при этом всем, ты все равно припёрся на подработку к шести утра! — парень протягивает мне огонек, затягиваюсь. — Знаешь, Шань, в двадцать пять у тебя уже это так просто выходить не будет.       — Ну, вот он, опять Гендальф Серый заговорил.       — Дай погреть кости на солнце, колени что-то совсем скрипеть стали, — сяо Цзы садится на парапет и колени его щёлкают. Он похлопывает по ним и добавляет: — Говорят, у каждого человека к двадцати пяти должен быть свой оркестр. Когда мне уже начнут платить как музыкальному дарованию?       Я, глядя на его представление, говорю:       — Ты был бы больше рад, если тебе платили только за то, как ты разбрасываешься шутками и отсылками к фильмам, да?       Но Цзыцзы поднимает вверх палец и говорит:       — Где-то определенно должна быть такая вакансия! Что-то вроде: «Могу ходить с вами на перекур, крысятничать про коллег, делать кофе, смотреть сериалы, которые вы посоветуете и обсуждать с вами их». Идеально, почему я ещё не нанят? Куда прислать свое резюме? Ты, кстати, тоже подойдёшь…       Говорить с Цзыцзы без шуток было невозможно, даже когда я был в плохом настроении или расстроен, этот парень находил способ перетянуть разговор в другую сторону. Поэтому с лёгким смешком я отвечаю:       — По-моему, ты сейчас описал не просто свою идеальную работу, а идеальную семейную жизнь.       — Ага, если фразу «крысятничать про коллег» заменить на «крысятничать вообще про всех». Хотя, честно признаться, я не такая уж и крыса, — Цзыцзы прислоняет к лицу ладони, как пытающиеся кокетничать девушки-телезвезды.       — А фразу «смотреть сериалы, которые вы посоветуете», на «смотреть вместе с вами сериалы».       — В обнимку, — добавляет Цзыцзы. — Что-то мы размечтались?       — Ага, — вздыхаю я, представив что-то такое. И сразу же возвращаюсь в реальность: — Ты знаешь, сегодня пятница.       — Да, я иду, — кивает Цзы и решительно тушит свою сигарету об урну. — Не пропущу, можешь не переживать.       На нем сегодня лёгкие джинсы с прорехами, местами заколотые булавками, длинные белые гольфы и раздолбанные вусмерть кеды. Рубашка «Кэйрмолла» подцеплена на поясе широким ремнем с чётко обрисованными металлическими дырками, один край которого свисал промеж его ног.       Я оглядел свой унылый внешний вид: широкая жёлтая футболка, из тех, что были у меня на каждый день. Всего их штук пять или семь, почти одинаковых, отличающиеся только по цветам, на некоторых из них ещё надписи. Сегодняшняя вот обычная, одноцветная. На ногах треники, черные с жёлтыми полосками, часть школьной формы, кеды такие же разбитые, как у Цзыцзы, только выглядящие менее модно. Свои он измазал краской и чем-то ещё, чтобы придать им красивости.       Я затягиваюсь сигаретой и говорю:       — Я не переживаю. Я сегодня не поеду.       Цзыцзы переводит на меня взгляд своих ясных серых глаз и пару раз удивлённо моргает.       — Да, без проблем. Ничего не случилось?       — Нет. Беру выходной.       Я знаю, что он вычислит мою ложь, поэтому даже не стараюсь. Ведь также я знаю, что объяснений он с меня не потребует.       — Выходной, — мечтательно вздыхает. — Теперь я точно уверен, что что-то случилось.       — Не важно, — цокаю языком я.       — Можешь ничего не говорить. Просто… не твори херни и не забивай на себя. Если это реально выходной, то я очень рад.       — Хах.       Я тушу сигарету, а Цзыцзы внимательно осматривает мою фигуру:       — Взглянув на тебя, можно подумать, что ты опасный гопник, кем, по сути, и являешься, но также ты один из самых скованных парней, что я когда-либо видел.       — Скованных? — переспрашиваю я.       — Да, ты очень скромный. И не только в общении… Ты как будто всё время сдерживаешь себя. Не позволяешь желать чего-либо.       — Херня, — я сплевываю в урну, туша ещё дымящуюся сигарету.       — Ты же живешь в десяти километрах отсюда, но все равно катаешься на велике. Почему бы не воспользоваться метро? Нет, наш Шань не такой.       Пожимаю плечами:       — Я просто Брюс Ли. У меня своя система тренировок. Вместо того чтобы наклеивать везде листочки с напоминанием «разомнись», у меня везде «катись».       — Ага, «катись ты нахер», — смеётся Цзыцзы.       Он хлопает меня по плечу, и мы отправляемся в магазин на работу.       Подъезжаю к школе, и Хэ Тянь стоит на привычном месте. Притормаживаю возле него.       — Сегодня будет невероятно жаркий день, — сообщает он.       Настроение у него хорошее, а я обижен на Тяня, хоть и сам не знаю за что, и знаю, что не имею права.       — С чего ты это взял? — ворочу я, но с велика спускаюсь. Веду его под руль рядом с собой.       И чего это он в хорошем настроении? У него же друг пропал…       — Чувствую.       Тянь опускает руку мне на плечо и слегка прихватывает за мочку уха.       Я реагирую на это мгновенно:       — Идиот! Иди, прогуляйся в другом месте! Освежи голову.       Но Тянь не отходит. Идёт рядом со мной, пока я веду велик к парковке, ждёт меня, пока я привязываю его. Мы даже вместе заходим в школу, и, так как он молчит, вопрос задаю я:       — Как Чжэнси?       Тянь поджимает нижнюю губу, будто раздумывая, что хочет сказать, а потом сообщает:       — Немного удивлен, что мама Цзяня не искала его с полицией, а попросила дать сыну освобождение от школы на неделю.       И вот тут удивляюсь ещё и я.       Говорю:       — Чё, реально? — а в голове почему-то та сцена из сериала, где молоденький коп-под-прикрытием просит отвезти его в госпиталь, а не к гангстерскому врачу. Только здесь эту сцену будто перевернули. — Иска-ла? — делаю я ударение на последний слог.       Но Тянь отвечает только:       — Не стоит лезть в семейные дела.       И я не понимаю, что это за «семейные» дела, хотя глубоко в душе уже знаю, но заставляю себя думать, что это неправда. И не понимаю, известно ли, где Цзянь сейчас.       Я собираюсь что-то сказать, но Тянь перебивает меня:       — Сыграем сегодня после школы в баскетбол?       — У меня дела. После школы.       И думаю, что: «Это же все Шэ Ли, так ведь?», и: «Вот найду его и сам обо всем расспрошу».       — Какие?       — Подработка?       Кажется, мы уже это проходили.       — До скольки у тебя подработка? — не отстаёт Тянь.       На нем сегодня такая же однотонная, как у меня, футболка, только синяя, треники школьной спортивной формы; здоровенькие, новые кеды. Он выглядит хорошо, даже сногсшибательно, как говорят девчонки, и даже простая шмотка на Тяне выглядит как вещь за тысячу юаней.       И угораздило же меня…       — Не твое дело? Я же сказал, что не смогу сегодня.       — Я могу тебя подождать. Подумаешь, это же всего один матч. Что ты так ломаешься? Боишься, что проиграешь?       И вот опять его тупой рот все портит.       — Нихрена я не боюсь! — говорю. — Я уже сказал, что у меня есть важные дела.       — Что, и после подработки?       — Да.       Тянь замирает на месте.       — Малыш Мо… — он протягивает ко мне руку, так как я тоже остановился, но я не даю ей достичь моего плеча.       — Не трогай меня! — отрубаю я и его руки, с его желаниями. — Я пошел в класс.       Вот только — не иду. Стою на месте и жду, что он ещё скажет.       И он говорит:       — На обеде пойдем, проведаем Чжэнси? Он наверняка обливается горькими слезами без своего друга.       Тогда я будто получив ещё один толчок, ещё одно подтверждение тому, что то, что я собирался сделать — было нужно, говорю:       — Не пойду. И мы сегодня, наверное, больше не увидимся, так что сразу — пока.       И думаю, что Тянь сейчас не оставит меня в покое, заломит руку, сделает какой-нибудь выпад, чтобы принудить, но он просто, саркастично поджав губы, кивает. Его спокойствие удивляет меня, но предчувствие такое, что мне это ещё аукнется.       Пока я сижу на уроке и выстраиваю план, как заеду домой, приму душ и захвачу вещи для драки, как выясню адрес той «другой» точки, на что у меня есть минимум два плана: написать Борису, приехать и самому спросить у Раста с Вудди; меня отвлекает голос учителя:       — Мо Гуань Шань, смотрю, вы испытываете мое терпение? — я поднимаю глаза и вижу, что преподаватель трясет моей тетрадью с домашней, а точнее ее отсутствием, работой. — Вы опять сдали пустую тетрадь!       Я молчу, и преподаватель проходит через весь класс и кладет руку мне на плечо. Я ёжусь от его прикосновения. Может, не надо?       Он наклоняется к моему уху и говорит спокойно и как-то даже обреченно:       — Задержитесь после школы. Нам очень пригодится ваша помощь в уборке коридоров.       Я вздыхаю, но наказание, в принципе, было неизбежно. Домашнюю работу я не сделал, так как неоткуда было её списать: общий чат теперь молчал, а Цунь Тоу опоздал на занятия.       Главное, чтобы шестерки Шэ Ли не пошли меня доставать, но русоволосого парня из банды сегодня не было, а значит доложить им о моем послешкольном местоположении будет некому.       Когда учитель отходит, Цунь Тоу сочувствующе поднимает на меня глаза, а потом переводит взгляд куда-то мне за плечо и быстро подмигивает.       Что он там увидел?       Ах да, та девчонка.       Она тоже на меня пялилась… Уже который день.       Обед я пропускаю, а после занятий плетусь в кладовку, от которой мне дали ключи, беру веник, мусорный пакет и ведро, беру шпатель от жвачек. Время идёт, а в моей жизни ничего не меняется.       Все также наказан, все также отброс.       Шарк-шарк.       Я думаю о том, что сегодня наконец-то пойду разбираться с Шэ Ли и что, возможно, наконец, не буду ничего ему должен.       Шарк-шарк.       И я думаю о том, в какую цену мне выйдет эта встреча. Но так ли важна моя плоть или кровь, если Цзянь И уже второй день не появляется дома?       Шарк-шарк.       И третье, я думаю, что все это не так страшно, как вывернуть нутро перед Тянем.       После школы еду в «Удобный», отрабатываю три часа и в 21:20 уже поднимаюсь домой. Захожу только чтобы быстро ополоснуться, взять вещи, которые сегодня же убью, однако с порога замечаю приятные запахи, музыку, какое-то движение на кухне.       — Ма? — спрашиваю я, хотя очевидно это была она. Некому больше было.       — Привет, Шань! — отзывается она, громыхая посудой, под шипение воды в раковине. — Ты рановато сегодня?       — Ты тоже.       — Так ты сегодня дома? — она появляется в коридоре, вытирая руки полотенцем.       В её глазах надежда, какое-то предпобедное ликование. Видимо она уже и не надеялась застать меня сегодня. Теперь вот улыбается.       Не хотелось расстраивать её, но…       — Нет, — свет в её глазах меркнет, уголки губ оседают. — Сейчас кое-что возьму и пойду. А ты чего так рано?       Она комкает в руках полотенце.       — Решила не задерживаться на дополнительные часы. Давно нужно было сходить за продуктами, а я знаю, что тебе некогда. Плюс ко всему, я решила, раз ты поздно вернешься, то нужно приготовить тебе плотный… ужин или завтрак, сам решишь, что, — она подчеркнуто важно закидывает полотенце на плечо и уходит на кухню.       — Мааа… — тяну я.       Уже разувшись, иду за ней следом.       — Завтра у нас выходной, — говорит она, взяв нож и разрезав очищенный от кожицы помидор пополам. — И ты все еще должен мне бутылку рисового вина, — нож мелко нарубает мягкую томатную плоть. — Так что… Иди по своим важным делам. Завтра поговорим об этом.       Я приближаю к ней руку, но так и не решаюсь коснуться её плеча. Пальцы сжимаются в воздухе, и я говорю:       — …Спасибо. Я в душ.       — Хорошо, — она стучит ножом по поверхности разделочной доски, хотя помидор был уже нарезан. — Иди.       Скидываю ранец в комнате, беру треники, полотенце и иду в ванную. Там смотрю на себя в зеркало. На брови лишь небольшой след от драк в «Бойцовском клубе», синяк на щеке уже рассосался, а от ссадины остался чуть розоватый след. Если не вглядываться, то и не заметно. Я снова выгляжу почти как раньше… Не считая этих чёртовых проколов, которые оставил мне Шэ Ли.       Вспоминаю, как над ухом шоркало остриё кнопки по поверхности стены. Шарк-шарк. Прежде чем проткнуть мне мочку уха, Змей намеренно затупил кончик гвоздика, наверное, хотел сделать больнее. Проучить. Воспитать меня. Вот только я не помню боль. Спустя два года в голове осталось только воспоминание об этом противном звуке, воспоминание о предвкушении… сейчас будет больно.       И вот это «будет больно» и Шэ Ли как-то объединилось в моей голове. Один его вид внушал мне — от этого психа стоит держаться подальше. Но… Я не мог. Я был ему должен. Он сделал меня своим должником. И иногда я думал, это действительно случайное стечение обстоятельств, судьба, мой рок, расплата за вмешательство в чужую жизнь, желание помочь или Шэ Ли и правда так хорошо знал меня.       Не мог же он подговорить того человека оказаться в то время и в том месте? Я же мог и не обратить на него внимания?       Ладно. Хватит об этом. Чего думать о том, что уже произошло?       Стягиваю футболку, скидываю остальные вещи, открываю створку душа и позволяю шуму воды немного успокоить себя. Подставив шейные позвонки под теплые-обжигающие струи, я переключаю свое внимание на это: стук капель воды, клубы пара, необходимость выключить воду, когда мочалка будет намылена и включить, когда нужно будет смыть пену с тела. На несколько минут в моих мыслях только я один и простые рутинные действия. Намылить. Смыть. Включить. Выключить.       Раз. Два.       Никаких посторонних мыслей. Никаких страхов. Чувств. Ничего.       Я почти готов.       Дзен перед финальным боем найден.       Я — Миямото Мусаси. И теперь я всё вижу.       Я всеобъемлющ.       Выхожу, вытираюсь полотенцем и натягиваю плавки и спортивные штаны, в которых буду биться. Пишу сообщение Борису. Дам ему минут пятнадцать. Если не ответит, придется ехать к Расту и Вудди. Каким-то образом надеяться не пересечься с Цзыцзы.       Полотенце остается у меня на шее, когда я захожу в комнату. Внутри жарко, но балкон приоткрыт, позволяя вечерней прохладе просачиваться внутрь. Бросаю телефон на кровать, следом ложусь сам и думаю, что Хэ Тянь был прав. Жара сегодня удушающая.       Даю себе еще немного секунд покоя и тишины. Прикрываю глаза. С кухни чуть слышно доносятся звуки маминого радио, стука ножа по разделочной доске. Так спокойно. Так безмятежно.       Зажмуриваюсь и завожу руку под резинку трусов, чтобы почесать костяшку, которую щекотали завязки пояса треников и тут вдруг знакомый голос:       — Мм-м, любопытно.       Я распахиваю глаза, и в проеме балкона стоит он.       — Это те важные дела, ради которых ты отменил баскетбол? — Хэ указывает на мою руку в штанах.       Уши обдает жаром. Я резко подскакиваю на ноги.       — ЧТО ТЫ ТУТ ДЕЛАЕШЬ?       Не дожидаюсь ответа от него, потому что та, кто его пустил, была сейчас на кухне. Открываю настежь дверь и топаю в сторону матери.       — Ма! — перекрикиваю я радио, хотя мелодия играла и не так громко. — Что этот придурок тут делает?       Она оборачивается со слегка лукавым выражением лица.       — Он пришел пока ты был в душе, — смотрит в пол-оборота, добавляет приправы в блюдо. — Сказал, что вы договорились позаниматься, и я подумала, что твои великие планы… Погоди, это что, тот самый парень, с которым ты пару дней назад говорил по телефону?       Тут она уже поворачивается на меня полностью и широко улыбается.       — Зачем ты его пустила?!       Мои руки сжимаются и разжимаются в кулаках перед грудью.       — Но это же Хэ Тянь! — говорит она, приподняв голос на пару тонов. — Ученик из тройки лучших на вашем потоке! На родительских собраниях постоянно его хвалят. Я подумала, ты смущаешься и снова скрываешь от меня свои хорошие намерения под пеленой чего-то тайного и незаконного.       Я оборачиваюсь в сторону коридора, надеясь, что Тянь этого не слышал, но его там нет. Видимо так и остался торчать в моей комнате.       — Ма, тише! — шикаю я.       Но у неё на лице все та же лукавая улыбка.       — Не смущайся, и можете позаниматься у нас дома, я скоро приготовлю еду. Хэ Тянь может остаться у нас на ужин… или на ночь? Мы же завтра никуда не торопимся.       Я затыкаю уши пальцами, не желая больше это слышать и говорю:       — Всё, я ухожу. И он у нас не останется.       Возвращаюсь в комнату, и Хэ стоит там, как какой-то осколок фантазии, просочившийся в реальность. Грудь мне сводит ворохом чего-то сладко тянущего и щекочущего, будто затянулся сигаретой после долгого перерыва. Я злобно выдыхаю и открываю рот:       — Зачем ты наврал моей маме? — взгляд у Тяня чуть пьяный, он смотрит на мое тело, чуть ниже глаз, а потом снова возвращается к ним, уже с ухмылкой. Хочется ударить его в голову за ощущение мурашек, которыми обдало меня. А впрочем, не важно. — Не важно, — повторяю я мысли из своей головы. — Выметайся! Ненавижу посторонних в своей комнате!       И это правда. Я никого не приводил в гости. Единственный, кто приходил сюда — Шэ Ли. И делал он это всегда без приглашения.       Тянь бывал тут только в приступах моего больного воображения. Больного… воображения… И зачем я только вспомнил.       — Мне так не рады, — хмыкает Тянь наигранно разочарованно. И я знаю, что это значит. Сейчас последует комментарий, который выведет меня из себя: — Если я прервал твою дрочку, то я не против. Можешь продолжить.       Клыки оголяются в его пасти, а пьяные глаза сужаются в чёртовски довольном прищуре.       И как ему удается бить так метко?       — ХЭ!       Я пихаю его в плечо, толкаю, и из-за того, что места в комнате мало, он валится на мою кровать.       Кровать, на которой я занимался грязными делами, думая о нём.       — Хватит молоть чушь! — выкрикиваю я, осаждая его спину ударами.       Хэ лежит на моей постели… Давай не будем об этом думать сейчас, Шань?       Я смотрю на его спину, его мускулы, его чёрноволосый затылок, и удары уже перестают быть сильными.       — Тебе такое нравится, да? — добавляет он.       Это возвращает мне сил. Удар! Удар! Удар!       — Если это массаж, то чуточку выше, пожалуйста! — говорит Хэ.       — Бля!       Я отстраняюсь от него, а он переворачивается и садится на мой матрас.       Не позволяю картинкам из своего воображения мешать своему ясному сознанию, но другой частью мозга сохраняю на память всё, что здесь происходит.       — Мне не нравится! — отвечаю на его вопрос я. — А особенно то, что какой-то парень сидит на моей постели. Если у тебя нет ничего важного, то уходи.       Тянь разминает плечи после моего «массажа» и говорит:       — Но тётушка Мо уже предложила мне ужин… и, кажется, остаться на ночь, — он делает короткий смешок, и я пинаю его в ногу. — Ладно-ладно. Цзянь вернулся, ты знаешь?       Он бросает это так просто, так буднично, будто этот парень и не пропадал вовсе, а уезжал на пару дней на отдых с семьей.       Мой план устроить разборку с Шэ Ли рассыпается осколками, и впервые за долгое время, я чувствую облегчение.       На секунду я даже рад тому, что Хэ пришел.       — И кое-что ещё.       Поднимаю глаза на Тяня, и думаю: «Ладно, это тебе за то, что спас меня от ненужных жертв».       — Говори. Что ты хочешь?       — Тебя, — произносит Тянь. — Повернись спинкой.       — Хера с два я буду делать то, что ты мне говоришь! — выкрикиваю я.       Хэ поднимается, а я думаю, что фигня это всё. Что ничего он мне не сделает. Что сейчас последует какая-то тупая месть за «массаж». Но частичка моего мозга опять сохраняет-сохраняет, а другая подкидывает в воображение идеи, надеется… Жар и ужас расползаются по моему телу, когда стратегически отступая, я вдруг врезаюсь в собственный стол. Тянь кладет руку на мою шею, а потом притягивает на себя.       «Мне крышка!» — успеваю подумать я, когда моё лицо впечатывается в матрас.       И это вообще всё не так, как я себе представлял. Отсылает далеко не к самым приятным воспоминаниям о том, как точно также меня зажимали в драках, когда приходил Шэ Ли.       — Я сказал, повернись спинкой, — произносит Тянь, разложив меня под собой.       Одна его рука вдавливает меня в постель, удерживает, пока я пытаюсь сопротивляться. Талией я чувствую его колено. Да он практически сидит на мне!       Ухо касается что-то прохладное. Я готовлюсь к боли.       — Бля! Чё за херню ты делаешь? — моё сопротивление становится более яростным, но ровно в этот момент Тянь отстраняется.       Я сажусь, а Хэ отходит к столу. Мы точно поменялись с ним местами.       Моё сердце всё ещё бешено колотится, когда я понимаю.       Мне не больно. Только странное ощущение тяжести оседает на мочке.       Тянь говорит:       — Хорошо. Эта серёжка для тебя.       Я касаюсь уха.       И там действительно обнаруживается украшение. Крупное, тяжелое. Одно ухо. Правое ухо. Мозг в панике соображает, что в культуре это значит… И я понимаю, что это очередной подъеб в духе гребанного Тяня.       Выдергиваю эту хреновину из своего уха. Но мои пальцы с зажатым украшением перехватывает рука Хэ. Он наклоняется ко мне с этим своим ублюдошным видом, как когда хочет мне въебать.       — Тебе лучше хорошенько её беречь. Если тебе хватит яиц чтобы потерять или выкинуть…       Ярость клокочет у меня в груди.       Хватит ли мне яиц, Хэ? Ну, давай посмотрим!       Я выдергиваю руку и выкидываю серьгу в сторону. Она летит на балкон. Слышится легкое «звеньк». Серёжка улетает в окно.       Тянь и я смотрим на это с секунду, а потом он снова бросается на меня.       — Жить надоело?!       Он приставляет кулак к моему лицу, но не бьет. Страшно становится только от того, что он уже практически на меня залез, нависая сверху. Одно колено уже у меня между ног…       — Я подниму её! Найду! Только слезь! — прошу я.       Но Тянь был бы не Тянь, если бы не заподозрил что-то подавленное в моем голосе. Что-то, чем может воспользоваться. Поэтому он делает все наоборот тому, что я прошу. Перемещает свои ноги вперед, наклоняется ближе. Его ягодицы касаются моих бедер. И бля… его ягодицы, мои бедра… Он сидит на мне. Я могу буквально дотронуться до его талии и…       — И слушай, — говорит он, глядя сверху вниз. — В эту субботу надевай эту серёжку и приходи ко мне. Тётушка сказала, что ты не работаешь.       Я смотрю ему прямо в глаза, но почему-то в них нет шутки, которую я ощущаю. Правое ухо. Серьга. Встреча с Тянем. Что может быть ещё более идиотским?       — Какого хрена я должен слушаться тебя! Надевать что-то подобное — отвратительно! — выкрикиваю я.       Тянь надавливает мне на плечи ладонями, его большие пальцы скользят по голым ключицам, и я чувствую, как мое тело на это заинтересованно откликается. Сознание немного теряется, голова кружится. Лицо Тяня в двух цунях надо мной.       — Продолжишь так кричать, — выдыхает он, и я чувствую его теплое дыхание на губах, — твоя мама услышит.       И это звучит как-то ненормально. Будто мы оба понимаем, что не деремся сейчас, а занимаемся чем-то другим.       Однако сердце сейчас так бьется, что контролировать громкость голоса выше моих сил:       — Хватит вдавливать меня в кровать!       И тут же! «Тук-тук-тук», — раздается мамиными костяшками по двери.       Бля!       Я так быстро подрываюсь, что мы едва не сталкиваемся с Тянем лицами. На секунду в его глазах мелькает что-то разочарованное, но я пугаюсь от этого ещё больше. Откидываю Тяня в сторону, обнаружив в себе силу разбрасываться телами в семьдесят-или-сколько-там килограмм. Он перелетает мою кровать, ударяется головой о шкаф и падает на пол.       Мама открывает дверь и видит меня, развернувшегося в самую неподозрительную (на бочок) позу на кровати, и Тяня, лежащего в промежутке между шкафом и кроватью, ногами все еще у меня на постели, а задницей на полу.       У неё столько вопросов на лице.       — Здравствуйте, тётушка! — говорит Тянь, пытаясь вежливо улыбнуться, но получается как-то криво.       Он почесывает шишку на голове, и мама почему-то долго на него смотрит.       — Мам? — напоминаю я.       Она переводит на меня взгляд, и, опомнившись, отвечает:       — Ужин… Идёмте ужинать.       Мама выходит из комнаты, а я натягиваю на себя черную майку без рукавов, пока Тянь пытается подняться.       — Ты поешь и пойдешь домой. И не говори никакой чуши за столом, — наставляю я.       — Хорошо, малыш Мо, — сияет он.       Я дожидаюсь, пока Тянь выйдет вон, потому что не хочу, чтобы он оставался в моей комнате один хоть на секунду, и запираю дверь. Боюсь даже представить, что он тут делал, будучи предоставленным сам себе.       Мы заходим на кухню как раз в тот момент, когда мама расставляет на стол тарелки. Я сурово пялюсь на них, пока Тянь садится за стол, занимая своё место. Мы редко ужинаем в компании кого-то ещё, и это смотрится некомфортно и неправильно на первый взгляд. Нет сериала, и даже несмотря на радио, которое мама тихонько оставила включенным, довольно тихо.       Однако Тянь нарушает тишину первым:       — Тётушка, пахнет очень вкусно!       Я сажусь на соседний стул и подтягиваю одно колено к груди. Тянь и мама же сидят, как нормальные люди.       — Спасибо, сяо Хэ, — и это обращение выбивает меня из колеи. Я немного смеюсь, вот только у Тяня в глазах на секунду какая-то горечь. Потом он улыбается той нелепой улыбкой, которую я видел, когда кровь срывалась с его ладони однажды за школой. А мама, не улавливающая всю ту гамму эмоций, что замечаю я, добавляет: — Спасибо, что зашёл.       Она протягивает нам палочки, пододвигает еду. Я опускаю колено и сажусь ближе к тарелке.       — Не за что, я всегда рад протянуть руку помощи, — отвечает Тянь, лёгким кивком реагируя на все пододвинутые к нему угощения. — К тому же, братец Мо много чего знает.       — Заткнись! — я смущаюсь от его слов, но маме, кажется, приятно это слышать.       С улыбкой и налетом строгости она предупреждает Тяня:       — Ох, он не любит, когда говорят о нём, — она указывает в мою сторону палочками.       — Мам, пожалуйста! Ты знаешь, мне есть чем тебе угрожать.       — Манипулируешь мной?       — Если бы у меня был другой выход…       — Тогда поговорим о сяо Хэ, — мама пододвигает в его сторону тарелку с маринованными перчиками, и Тянь не раздумывая берет один. — Расскажи, Тянь, чем в вашей семье занимаются за ужином? Мы вот обычно смотрим сериалы…       И мне становится любопытно. Как сильно мама сможет раскрыть Тяня в своих вопросах? Я смотрю в его сторону, пока он пробует острую закуску и откладывает большую часть на край тарелки.       — Я ужинаю один, — он чуть кашляет. — Моя семья часто бывает за границей.       — Ох, бедный мальчик, — мама наливает Тяню стакан воды, передаёт в руки и садится. Хэ отзывается коротким «спасибо». — Это поэтому мой сын помогал тебе готовить? — пинаю мамин стул. — Кхм. А какая твоя любимая еда?       — Тушеное мясо, — с готовностью отвечает Тянь.       Это первое блюдо, которое я ему приготовил. И я думаю, что он издевается.       — Заткнись!       — Почему ты его все время затыкаешь? — мама пинает меня под столом. — Он наш гость. Это невежливо.       — Да он же просто… — Тянь сверкает самой невинной улыбкой. — Не важно.       Мы какое-то время едим практически в тишине, переговариваясь только: «Передай, пожалуйста», «Спасибо», «А можно мне ещё», «Конечно»; и проходит некоторое время, прежде чем Тянь задает вопрос:       — А какие сериалы вы смотрите?       — Ну, хо-хо, — мама воодушевлена. — Сейчас мы смотрим боевик про гангстеров. Один из них, очень красивый, постоянно ходит в белом костюме, модный и такой странный… Ему нравятся морепродукты, и не нравится, когда люди едят в кинотеатрах, а ещё он щепетилен касательно чаевых. Не знаю, зачем это рассказываю, но когда он ломал четвертую стену и спрашивал через экран: «Вы там едите, да?», мы с Шанем чуть не промахнулись палочками мимо рта. Ха-ха! Мы вообще с ним, — она снова тычет в мою сторону палочками, — любим экшн, я, возможно, даже больше! До этого мы много чего пересмотрели вместе: зарубежные фильмы, ситкомы, мультики.       А я и не догадывался, как маме одиноко. Наверное, ей было не с кем обсудить всё это, поэтому на Тяня вылился целый поток.        Должно быть, я единственный её друг.       — Мультики? Это Дисней, что ли? Про принцесс?       Теперь я пинаю Тяня под стулом. Снова издевается. Вспоминаю, как он выспрашивал у меня «любимого принца» в Дисней.       — Да, и это тоже, — отзывается мама. — Ну, мой любимый — это не про принцесс, а «Сто и один далматинец», а Шань любит… Шань, какой твой любимый?       Я пожимаю плечами:       — Мне много чего нравится.       — Нет, но есть же этот… — мама силится вспомнить название фильма. — Ты ещё песню из него все время ставишь.       Тянь её выручает:       — «Горбун из Нотр-Дама»?       — Да! Погоди, ты тоже слышал?..       Я прерываю мамин вопрос:       — Кто сказал, что это мой любимый?! Мне просто нравится песня главного злодея оттуда. После этого мультфильма Дисней не напишет ни одной злодейской песни ещё целых тринадцать лет! Безумие же? Тринадцать лет без единой песни мультяшного злодея! Вы в курсе?       — Нет, — Тянь и мама отвечают одновременно, а я понимаю, что разошелся.       Мама спрашивает:       — Ну, если не этот, тогда какой?       Я вздыхаю:       — Если я скажу, вы будете смеяться. А ещё этот, — я указываю пальцем на Тяня, — мне потом спуску в школе не даст.       — Сяо Хэ, пообещай мне, что ты этого не сделаешь, — серьёзно просит мама.       — Могу торжественно поклясться, у вас есть «Дао дэ цзин»? — тем же тоном отзывается Хэ.       — Кажется, был где-то, сейчас…       — Я все равно не скажу! — повышаю голос я. — Смиритесь! Тянь, лучше скажи, какой твой любимый мультфильм?       Я думаю, что он смутится, что не ответит. Но странно было бы, если бы Хэ вообще знал слово «смущение».       — «Питер Пэн», — отвечает он, будто только и ждал, когда его спросят.       Мама прыскает со смеху.       — Прикалываешься? — говорю я, чувствуя, как температура на кончиках ушей поднимается.       Главный герой этого мультика был, мать его, рыжим.       — Нет, я говорю от чистого сердца.       Мама снова смеётся.       — Я тебя сейчас из дома выгоню!       — Это очаровательно! — хлопает в ладоши мама. — Не надо никого выгонять, вы ещё не доели.       И снова на какое-то время снова слышится только звук радио, приглушенные просьбы что-то подвинуть, передать, рассказать рецепт.       Когда мы заканчиваем, Хэ говорит:       — Всё было очень, просто невероятно, как вкусно! Тётушка, я это от чистого сердца!       Она смеётся, заливаясь краской.       — Заходи ещё, сяо Хэ. В следующий раз заставим Шаня что-нибудь приготовить, у него получается даже лучше меня.       — Ма!       Она встает со стула прежде, чем я успеваю по нему ударить.       — Уже поздно, поэтому кофе не предлагаю. Чай?       Тянь помогает ей собрать посуду, пока я встаю, чтобы помочь вымыть.       — А какой у вас есть? — спрашивает Хэ.       — Ну, Шань любит…       Я громко прокашливаюсь, опуская тарелки в раковину, намеренно гремя посудой.       — Мам! Давай я помою посуду, как вернусь? Мы не будем пить чай, ладно? Тяню уже пора.       Мама оборачивается на Хэ, а тот стреляет в меня глазами, мол: «Ты чего?». И я демонстративно подаю ему сигналы, играю пальцем с мочкой уха, намекая, что серёжка, которую я выкинул, всё ещё ждёт.       — Но вы же ещё не успели позаниматься! — говорит мама.       Тут ко мне на выручку приходит Тянь:       — Кстати, насчет этого. Я хотел украсть у вас завтра братца Мо, если можно?       — Нет! — говорю я, понимая, что он не спасает меня, а топит.       Однако Мо Синьсинь уже сделала все выводы насчет Тяня.       Она говорит:       — Конечно! Хорошо проведи завтра время, Шань. Посуду оставь, я сама помою.       Она перекидывает полотенце через плечо, закончив с уборкой на столе.       — Но мам, — говорю я действительно разочарованно. — Это же наш первый выходной вместе…       Мама лишь ободрительно касается моего плеча, и я снова чуть дергаюсь от чужого прикосновения, надеясь, что Тянь не обратит на это внимания.       — Ничего страшного, — произносит она, опуская руку. — На следующей неделе тоже будет суббота.       — Блин, ма. Ты не помогаешь!       Она виновато смеётся. В этот вечер она вообще довольно много смеялась.       — Братец Мо, проводишь меня? — говорит Тянь, наконец, поднимаясь со своего стула.       Я бросаю ещё один взгляд на маму, а потом киваю и делаю шаг в сторону прихожей.       — Только до первого этажа, — говорю я. — Дальше сам пойдешь.       — Шань, проводи гостя до метро.       — Мы сами разберемся, — отзываюсь я на мамино замечание, и машу Тяню рукой. — Идём.       Мы выходим из дома и спускаемся под моё окно. Тянь подозрительно молчит всё то время, пока я ищу его подарок в траве. А возможно, он ищет повод остаться?       Я говорю:       — Слушай, ты уже схавал свой ужин, — и тут в траве я что-то нащупываю, поднимаю на свет и заканчиваю мысль: — А я нашел серьгу. Так что можешь валить домой.       Поднимаюсь с корточек и собираюсь пойти мимо, когда Тянь озвучивает:       — Но идти одному так скучно… — он перехватывает меня, проходящего рядом, и треплет по волосам, как послушное животное. — К тому же ты задолжал мне баскетбол.       — Не пойду, — говорю я, вырываясь из его рук.       «Не хочу. Не с тобой. Не наедине», — думаю я, а сердце предательски быстро колотится.       Несмотря на опустившуюся на город темноту, на улице стоит жара. Кажется, даже асфальт под ногами все ещё расплавлен.       Как только я ускользаю, Тянь тут же ловит меня за плечо и тянет в сторону баскетбольной площадки:       — Ну пошлииии! — улыбается он.       — Слушай, не трогай меня! — повышаю я голос и пытаюсь сбросить его руку. — Отпусти!       — Если ты выиграешь, — говорит Тянь, — я соглашусь со всем, что бы ты ни сказал. Как насчет этого?       Выражение лица у него открытое и искреннее.       Перевожу взгляд с одного зрачка на другой, пока он стоит в нескольких цунях и просто позволяет мне это делать.       — Серьезно?       Он ухмыляется, но не по-ублюдски, а с тенью легкого волнения, будто серьёзно боится проиграть… или что я откажу. Кладет руку мне на плечо и повторяет:       — Идём?       Он доводит меня до баскетбольной площадки. Кидает на асфальт свою спортивную сумку и достает из неё мяч.       — Можно пока убрать туда? — спрашиваю я, приподнимая в пальцах серьгу. Тянь смотрит на меня вопросительно, и я считываю это как вопрос: «А почему просто не наденешь?». — Даже если я вставлю её в ухо, при агрессивной игре она может раскрутиться и улететь.       Тянь довольно сощуривается, ведь, да, я забочусь о подаренной им вещи, начинает стягивать с тела футболку и отвечает:       — Хорошо. Только не забудь потом забрать.       А когда футболка и серьга убраны в сумку, он говорит:       — Начнем!       И, отводя взгляд, я думаю, что всё нормально, и Тянь не знает обо всём, что проносится в моей голове при взгляде на его тело. Заставляю себя сосредоточиться на игре, и первые два раунда выходят за мной, но Тянь берет инициативу в свои руки и в скором времени опережает меня на два очка.       Это начинает раздражать.       — Ты так сильно сводишь брови, что, кажется, твое лицо скоро треснет, — говорит он и легонько тыкает пальцем в мою бровь. — Может быть, мне дать выиграть тебе этот раунд?       — Иди ты!       Я играю на полном серьезе, а этот придурок снова начинает издеваться.       Тянь приближается ко мне, показушно отбивает мяч прямо перед собой. Кажется, протяни руку — и он твой. Мяч, конечно же. Но и лицо Тяня тоже оказывается близко, он неотрывно смотрит мне в глаза. Я тянусь за мячом, хотя рискую впечататься носом Тяню в щеку или куда похуже, но мяч так и не соприкасается с моими пальцами и ускользает Хэ за спину.       — Слишком медленно, малыш Мо!       Говорит он над моим ухом. И смеётся над тем, как я пытаюсь перебраться за его бедра, в попытках дотянуться до мяча и не дотронуться до его тела.       — Захлопнись! — говорю я.       Следующий удар по мячу — мой, но все это противоборство приводит к тому, что мы оба теряем равновесие, так как площадка под нашими ногами вдруг заканчивается. Тянь сначала ловит меня за предплечье, но я отстраняюсь, и мы переворачиваемся так, что я лечу на землю спиной, а Тянь лицом. Вот только не в землю, а мне в грудь.       — Бля! — вырывается из меня, когда его подбородок ударяет меня в ключицу.       Падение с обрыва получается сильным, но удар смягчает трава. И больше меня беспокоит не возможная травма спины, а горячее тело Хэ Тяня, лежащее сверху.       — Ты это специально?! — спрашиваю я.       Руки Тяня лежат по обе стороны от моих ребер, и мы будто слились в каких-то интимных объятиях, но, наверное, только я думаю о том, как это всё слишком… слишком…       Его полуобнаженное тело поверх моего, черноволосая голова лежит на моём плече. Мы оба часто дышим. Я на пробу пытаюсь его скинуть, сучу ногами, но Тянь вцепляется в траву и предупредительно повышает голос:       — Не шевелись! Моя нога… — он подбирает слова. — Её свело. Честно.       И сердце у меня сбивается с ритма. Не может же быть, чтобы у Тяня случилась… естественная реакция? Это потому, что я елозил ногами? От тесного контакта? Или… потому что… это я?       — Полежи так немного, — просит он. — Совсем немного… Этого будет достаточно.       И что-то внутри меня начинает тянуть, волноваться, переворачивается и в конце концов расцветает бабочками.       Мы немного молчим, но я переживаю, что так наше положение может ухудшиться моей ответной реакцией на происходящее, поэтому спрашиваю:       — Слушай, ты говорил, что Цзянь И вернулся? — и почему я пытаюсь его успокоить? — Он вообще как после всего?       Тянь лежит у меня на груди, отвернувшись в сторону. Мне становится любопытно, какое у него сейчас выражение лица, наверное, ему стыдно, это заставляет злорадствовать что-то внутри меня и ликовать ещё сильнее, однако меня отрезвляет его голос, а точнее, наоборот, сбивает и рушит все мысли:       — Хочешь, позовем его? — произносит он, и я улавливаю хрипотцу. — Так жарко… — тянет он, пытаясь сделать тон голоса более расслабленным. — Заставим его притащить напитки?       Я киваю, зная, что он почувствует, что я сделал. И это так странно: лежать так и чувствовать друг друга.       — Тогда нужно будет позвать ещё и Чжэнси, — говорю я. — Для равного положения сил.       Тянь на секунду расслабляется, обмякает на мне, а я думаю о том, какой прекрасный вид открывается мне на его плечи и поясницу, как раз, когда он отстраняется и садится.       — Окей, — он уже пришел в себя, однако глаза все ещё выдают беспокойство и стыд. Я вдруг вспоминаю, что он чуть младше меня и, возможно, не так опытен в таких реакциях своего тела. Это заставляет меня вдруг почувствовать себя более комфортно в его обществе. Ведь я старше, я опытнее, я сильнее. — Сейчас им наберу.       Тянь встает со своего места, направляясь в сторону спортивной сумки, а я продолжаю валяться, пока он не приходит обратно. В голове у меня какая-то чушь про то, как прекрасны звезды и свет фонарей вокруг площадки, освещающие идеально подтянутое рельефное тело Тяня, как спокойно и безмятежно в эту ночь.       Хэ садится возле меня, и я подтягиваюсь на локтях, усаживаюсь, слушая его разговор с Цзянь И.       — Детка, привет, — флиртующим томным голосом.       Отрывает травинку с земли и засовывает себе в рот. Спокоен, будто и не было ничего.       — Хэ Тянь, что тебе надо? — слышу я из динамиков.       Тянь кладет руку мне на шею, а я смахиваю её, передергивая плечами.       — Руку убери! — а я ведь только что жалел его! Да то, что случилось, по ходу, только меня и зацепило!       Естественные реакции, да? С кем не бывает!       «Нужно было не успокаивать его, а поиздеваться!» — думаю я запоздало, злясь сам на себя.       — Пойдешь играть в баскетбол? — спрашивает Тянь у Цзяня. — Мы возле дома у Рыжика. Адрес сейчас пришлю в чате.       — Ты время видел?!       Кажется, напитков нам не видать.       Но Тянь добавляет:       — И Чжэнси тоже подойдет, — он выплевывает травинку изо рта и срывает новую.       Из динамиков слышится воодушевленное:       — Ты сказал, Чжань Сиси тоже будет там?! Почему раньше не позвали, ребята?!       — Угу, — улыбается Тянь, чувствуя, что жертва попалась на крючок. — И купи напитков по дороге!       — Хорошечно! — отзывается Цзянь. В трубке слышится уже что-то похожее на шум поспешных сборов. — Скоро буду у вас!       Тянь тратит несколько минут, на то, чтобы скинуть в чат адрес нашего местоположения, а потом набирает Чжэнси. В это время я пытаюсь остыть и не сильно рассматривать полуголого врунишку Тяня.       — Сиси, — говорит он, когда дозванивается. — Приходи по адресу, который я скинул.       — Зачем это ещё? — голос этого парня намного спокойней и тише, я едва слышу его из динамиков телефона.       — Мы с Рыжим играем тут в баскетбол…       — И чё? — перебивает Чжэнси. Этот разговор, судя по посторонним звукам, явно ему мешал. — Я не могу сейчас говорить.       Тянь добавляет быстро и безапелляционно:       — Цзянь И тоже придёт.       Из динамика слышится вздох.       — Ладно.       Закончив, Тянь бросает телефон в траву и поворачивается ко мне всем телом.       — Все скоро придут. Чем займемся, пока их ждем?       Хочется поддразнить его, сказать что-нибудь о произошедшей ситуации, но та часть меня, которая хочет защищать Тяня, снова встает на его сторону:       — Сыграем? — отвечаю я, и Хэ довольно ухмыляется.       Мы успеваем забить по два очка каждый, прежде чем шумный Цзянь И заявляется на площадку. Он буквально летит к нам навстречу, держа в руках две спасительные от этой жары бутылки воды.       — Хэ Тянь, Рыжий! Я здесь! Я взял холодные напитки! — сияет он.       Белая майка Цзяня почему-то грязная, в каких-то жёлтых пятнах, но в остальном он выглядит, как обычно. Цел и невредим. И никакой силач Уан ему не понадобился.       — Ох, детка! Ты наконец-то здесь! — произносит Тянь, снова отыгрывая привычную роль.       Я закатываю глаза и говорю:       — Мы здесь умерли от обезвоживания…       Цзянь все с той же лучезарной улыбкой передает нам напитки, выжидает пару секунд, а потом спрашивает:       — Где Чжань Чжэнси? — лицо его не меняется, разве что аура от него уже ощущается другая. — Разве вы не сказали, что он будет здесь тоже?       — Хм? — Тянь делает пару глотков. — Неплохая водичка.       — Ты что, сука, наврал мне, только чтобы я вам напитки принес? — спрашивает Цзянь и с вертушки выбивает из рук воду.       Бутылки падают, и остатки жидкости разливаются во все стороны.       — Да я же не договорил! Идиот! — говорит Хэ.       Он с легкостью поднимает Цзяня на руки, пока тот пытается сопротивляться. Тащит его в сторону высокого дерева, растущего с краю площадки. Я молчаливо иду следом.       — Я был не прав! Отпусти меня! Мы ведь все ещё друзьяшки! Аааа! Что ты делаешь?!       Когда мы подходим к дереву, я помогаю Тяню и хватаю Цзянь И за ноги. Этот парень тяжелый, и как только Хэ поднял его один?       — ВЫ ЕЩЁ ПОЖАЛЕЕТЕ ОБ ЭТОМ! ПОДОЖДИТЕ! — кричит И, однако мы крепко держим его, направляя яичками прямиком на кору дерева. — ПОДОЖДИТЕ! ПОДОЖДИТЕ! ВАААА-А! — удар выбивает из него дух и голос на последних нотах становится тоньше. — ВЫ МОНСТРЫЫЫ-Ы! — стонет он.       Мы бросаем его обмякшее тело дожидаться спасителя Чжаня, а сами уходим дальше играть в баскетбол.       Пока мы продолжаем перебрасываться мячом, Цзянь изредка подает голос, все также лежа под звездами: «Нашей дружбе конец!», и «Вы два монстра!», и «Хер я вам ещё что-нибудь куплю!»       Но, наконец, к нему подходит Чжэнси, и я вижу, как улыбка Цзяня сразу же расцветает.       — Я здесь, — говорит Сиси спокойно. Он присаживается возле парня на корточки и спрашивает: — С тобой всё хорошо, Цзянь И?       Парень тянет руки к его волосам, но Чжань легонько их отталкивает.       — Где ты делал стрижку? — со сладким вздохом спрашивает Цзянь.       И Чжань чуть смущенно, а оттого хмуро:       — На первом этаже своего дома…       Я не выдерживаю этой карамельно-покорной сцены и поймав мяч, бросаю в них:       — Эй! Вы! Двое! — Чжань защищает Цзяня от удара в голову. — Харе булки мять.       Цзянь поднимается, хватает Сиси за шею и притягивает лбом к себе:       — Пойдем, заставим этого громкого парня заткнуться! — говорит он.       — Твои яйца. Им норм? — уточняет парень напротив него.       — Не недооценивай мою мощь!       Тянь в этот момент точно также кладет мне руку на шею, но я уворачиваюсь до того, как он успевает соединить наши лбы вместе.       — Нам придется работать в команде, — говорит он. — Но я обещаю довести тебя до победы, малыш Мо!       Меня коробит, что он опять назвал меня так при ком-то, и я отвечаю:       — Ага, сначала заплати мне, чтобы я с тобой работал!       — У тебя есть моя вера в тебя! Она бесценна!       — Хуйня собачья, — отвечаю я. — Ну, что? Мы играем?!       Как только мяч оказывается на поле, мне удается сразу им завладеть, но Цзянь И так быстро движется, что я едва удерживаю первенство.       И вдруг слышу крик Тяня, который почему-то раздается совсем не близко:       — Ты идиот?! Зачем ты туда унесся? Хочешь опять свалиться с края площадки?       Бесит своими намеками.       — Его нужно измотать! — отзываюсь я.       — Хер ты меня измотаешь! Я лежал на траве, пока вы потели на площадке! Во мне намного больше сил, чем в тебе! — кричит Цзянь за моей спиной.       И он реально быстр. Не отстает от меня ни на шаг! Но хера с два я соглашусь с ним, что сил у него больше.       — Цзянь И, вернись! Мы играем на половине поля! — кричит Чжэнси.       Я добегаю обратно, пасую Тяню, и не потому, что выдохся, а просто потому, что он стоит ближе к кольцу. Парень забивает слэм-даун, и уже в который раз за сегодня я могу наблюдать, как красиво играют его мышцы под обнаженной блестящей от пота кожей.       Пока я завис, Чжань ловит мяч, а Тянь обращается ко мне:       — Ты сообразил пасануть мне? — подходит ближе. — А ты не такой дурачок, как я думал! — снова одобрительно треплет по волосам.       И несмотря на то, что жест какой-то шутливый, дружеский, я ощущаю покалывание в каждом шейном позвонке, ощущаю кровь, приливающую к щекам, и мурашки, расползающиеся вниз, по спине, под майку. Стряхиваю его руку из-за невозможности терпеть это больше, хотя Тянь как будто продолжал бы и продолжал, и говорю:       — Я на тебя не рассчитывал! Играл сам по себе.       Завладевший уже мячом Чжань сделал пас Цзяню. Отвлекшись от разборок, я пытаюсь перехватить И, но тот делает обратный пас Чжэнси, и Тянь просто позволяет ему забросить мяч в кольцо.       — Еха! — радостно хохочет Цзянь.       — Зачем ты вообще место на поле занимаешь?! — обращаюсь я к Тяню. — Из-за тебя они забили!       — Ты сказал, что играешь сам по себе, малыш Мо, — обиженно скрещивает руки на груди Хэ. — Зачем мне было стараться?       Я ловлю мяч с земли, одариваю Тяня хмурым взглядом и выкрикиваю:       — Ещё раз!       Какое-то время мы проводим на поле, но Тянь, обидевшийся на меня то и дело лажает, позволяя парням нас обставить, и, не считая пары очков, которые забил чисто я, мы проигрываем со счетом четыре-шесть.       Потные и уставшие, мы валимся на траву возле площадки, и Тянь атакует меня очередным желанием вцепиться мне в волосы. И чего они ему так покоя не дают?       — Малыш Мо, ты проиграл, чтобы вывести меня из себя? — спрашивает он.       — Заткнись! — я откатываюсь от него, но он валится на меня сверху. — Это твоя вина!       Мы боремся, и, пока я пытаюсь не дать ему коснуться своей головы, а он всё же пытается это сделать, Цзянь говорит:       — Хорошо, что вы позвали, ребята. Мама уехала из города сегодня… Дома было как-то совсем тоскливо.       — Так ты сегодня один? — спрашивает Чжэнси.       Наши тела в борьбе подкатываются ближе к парням, но они не обращают внимания на наше противоборство. Только конечности подбирают, чтобы мы по ним не проехались. Лицо Тяня, пытающегося схватить меня за волосы, какое-то совсем детское, точно у щенка, который атакует сородича. Беззаботное и беззлобное. Даже и не верится, что этот парень разобрался как-то с Шэ Ли в одиночку, а также поднимает дылду Цзяня на руки без особой натуги.       Цзянь отвечает:       — Один… — затем как-то невесело смеётся. — Да я привык уже.       Но Чжань добавляет:       — Тогда я посплю с тобой сегодня.       И та решительность, с которой он произнес столь смущающую фразу, даже нас с Тянем заставляет отвлечься. Мы расцепляемся и поднимаем глаза на Чжаня и Цзяня.       А глаза у тех ну очень странные. Я оборачиваюсь на Хэ, чтобы посмеяться, но, кажется, замечаю в его глазах что-то сконфуженное и одновременно похожее на зависть?       — Окееей, — выдыхает Цзянь И.       — …Я не в том смысле, — говорит Чжань, чем делает еще хуже.       Мы смеёмся, а через какое-то время начинаем собираться по домам. Цзянь И уточняет, в каком из домов я живу, и не отстает от меня, пока я не сообщаю ему свой точный адрес. Тянь возвращает мне серёжку, и сразу после этого, не дожидаясь, пока со стороны парней возникнет ещё больше вопросов, я сваливаю домой, сославшись на то, что меня, наверное, мать потеряла, и что я вышел без мобильника.       Дома снова приходится принять душ. Мы с мамой смотрим серию, и я благодарен ей за то, что она не задает мне никаких вопросов по поводу Хэ.       Лежа в кровати, я с радостью откладываю телефон в сторону, понимая, что завтра не будет никаких будильников, а от встречи с Хэ я как-нибудь отделаюсь. Единственное, что меня беспокоит, так это то, что Боря так и не скинул мне адрес второй точки, а попросил переговорить на этот счет с Цзыцзы.       Следующим утром меня в половину девятого будит телефонный звонок, и я раздраженно беру трубку, собираясь уничтожить любого, кто может оказаться на том конце. Я даже не смотрю на экран, просто нажимаю зелёную, и:       — Малыш Мо, — гнев так и плещется в голосе, — я жду тебя уже полтора часа, почему ты еще не пришел?       И я думаю, мы вообще договаривались с Тянем о времени? Вроде было что-то такое, но я так торопился домой, что даже его не слушал…       — Ты с ума сошел?! — отвечаю я. — Это мой выходной. Имей совесть! Хотя, забудь. Я выключаю телефон.       Пока я сонно ищу кнопку, чтобы устройство, наконец, отключилось, Тянь ещё выкрикивает:       — Хочешь посмотреть, что будет, если ты сейчас выключишь телефон?!       Но да… Я уже нащупал кнопку, и голос его обрывается роботизированным «вяк!». Откидываю телефон в сторону, он падает на пол, а я только слаще обнимаю одеяло, не собираясь никуда выходить ещё часа четыре.       Однако спустя какое-то время сквозь сон я слышу стук в дверь.       Потом мамин голос:       — Сяо Хэ? Что ты здесь делаешь?       Я приоткрываю один глаз. Тело обдает холодным липким потом…       — Здравствуйте, тётушка, я зашёл за Шанем, чтобы мы смогли пойти в библиотеку.       «Врет, как дышит!» — думаю я.       И мама отвечает:       — Да, конечно, проходи.       Слышу возню в прихожей, и быстро прикидываю, что я могу сделать, пока он разувается. Спрятаться в шкаф? Под кровать? Спрыгнуть с балкона? Что из этого будет менее идиотским?       В итоге я просто лежу, пялясь на вход в свою комнату, пока там не появляется Хэ. Мягкая улыбочка, с которой он обращался к моей маме, быстро сползает с его лица, как только он закрывает за собой дверь.       — Ты… — выдыхаю я, поднимаясь из-под одеяла.       Но Тянь с угрожающим видом быстро сокращает между нами расстояние, выламывает мне руку, утыкая лицом в подушку, и упирается коленом в мою поясницу.       — Не игнорируй мои слова! — говорит он. — Надевай серьгу и выходим. Сейчас же!       — Отпусти! Мне больно… Ладно-ладно! Сдаюсь!..       Тянь довольно быстро сползает с меня, но из комнаты не выходит. Так там и дожидается меня, пока я не возвращаюсь из ванной, где чистил зубы и переодевался. Его серьгу я вставляю в левое ухо, и от взгляда Тяня это не уходит. На его суровом лице появляется легкая смешинка.       — На, — говорит он и протягивает ко мне перевернутый кулак.       Я выставляю ладонь под него и спрашиваю:       — Что там?       Он вкладывает мне в руку что-то прохладное, немного задерживаясь подушечками пальцев на коже и сообщает:       — Вообще-то, я собирался подарить тебе две серёжки, но ты так сильно отбивался вчера, а после баскетбола так быстро сбежал, что я не успел.       Я поднимаю вверх брови и принимаю очередной подарок. Сердце от чего-то начинает колотиться быстрее.       Эти серёжки… Они же не очень дорогие, да? И зачем он мне…?       Мама провожает нас из дома, со словами: «Хорошенько позанимайтесь!». И у меня в голове зреет вопрос, который я задаю, когда мы доходим до автобусной остановки:       — Слушай, а куда мы идём?       — Просто шагай, — отзывается Тянь.       Жара сегодня точно такая же, как вчера. Небо высокое, раскалённое, а вокруг шум гудящих во всю кондиционеров. Люди проходят по улицам, обмахиваясь веерами, купленными у ближайших лавочников, автоматы с прохладительными напитками стоят полупустые.       Мы ждали автобус, и я потел уже от того, что просто стоял на месте. На мне была белая растянутая алкоголичка и свободные спортивные штаны бежевого цвета, а на Тяне черная футболка, облегающая тело и джинсы. И как он только не парился в своей темной одежде?       Когда транспорт подъехал, Тянь вошел внутрь и оплатил проезд за двоих. Мы заняли места рядом друг с другом, я у стенки, Тянь в проходе. Солнце припекало меня все то время, пока мы ехали в автобусе, сидя на соседних сидениях и не разговаривая друг с другом. И я заметил, что Тянь постоянно пялился то мне на шею, то на плечи, отчего в груди все замирало волнительным трепетом. Что интересно он там усмотрел? Веснушки?       Наверное, Тянь их никогда и не видел, во всяком случае, на мне. И хоть вчера я был перед ним полуобнажённым и в майке без рукавов, вечером было уже слишком темно, чтобы что-то разглядеть, а в домашнем освещении их почти не видно, но сегодня на улице солнце, и они наверняка все подсветились, засияли розоватыми пятнышками на коже. Их россыпь имелась на моих плечах и шее, немного даже заходила на грудь. И сидя в автобусе, я специально занимал положение так, чтобы Тянь мог лучше рассмотреть моё тело, пока сам делал вид, что изучаю вид за окном, не замечая его взгляда. Странная игра, и наверняка никто из нас не признается, что играет в неё, но я и не попросил бы Тяня, а сам бы точно и слова не сказал, поэтому, пускай все оставалось так… как было.       Вообще, вся эта поездка немного напоминала наше взаимодействие с Шэ Ли… Интересно мы сейчас с Тянем едем куда-то «по-работе» или для «наказания»?       Мы вышли на остановке и вошли в какое-то высокое здание сплошняком состоящее из блестящих намытых окон, широких пространств и растений, поднялись на лифте на верхний этаж и оказались в залитом светом помещении, с толпой шумящих и снующих туда-сюда людей. По оборудованию я понял, что здесь находится фотостудия, повсюду стояли светоотражатели, камеры, лампы и штативы. Пока я глядел вокруг, Тянь оставил меня одного, а сам ушёл искать, как я понял, управляющего.       Я надеюсь, что он позвал меня сюда не сниматься…       Однако когда он возвращается, в руках у него оказываются рабочие перчатки.       — Где мы? — спрашиваю я у Тяня.       Он чуть-чуть улыбается, глядя на мое замешательство, и как только я отвожу глаза, взгляд его опять соскальзывает на мое плечо и линию ключиц.       Меня едва не передёргивает, как от щекотки, от того, как четко я чувствую, где сейчас его глаза.       Тянь отвечает:       — Это фотостудия моего друга.       — Откуда у тебя такие друзья?!       Хотя странно было спрашивать это у человека, живущего одного в огромной двухэтажной квартире его «дяди», так он сказал? Могущего, вот так просто, тратиться на еду, напитки, украшения и дорогой шмот.       Мои родители часто за границей.       Лучше не лезть в семейные дела.       Да, кто он такой?!       Тянь прислоняет перчатки к моей груди с легким толчком:       — Не шуми, — я немного отшатываюсь, а он продолжает: — Им нужна помощь, так что иди и помоги ребятам таскать вещи.       «Значит, мы все-таки здесь по-работе», — понимаю я.       Голос у Тяня ласковый и чуть-чуть насмешливый. Эта улыбка, эти взгляды, это всё заставляет меня потихоньку сходить с ума…       — Ни за что! — говорю я, собираясь пойти домой и толкая Тяня в сторону, но он стоит как глыба и не поддается. — Съеби!       — Они заплатят тебе, — сообщает он, и слегка трет меня перчатками по волосам.       На секунду в моей голове лампочками подсвечивается и мигает мысль: «д-е-н-ь-г-и». «Бойцовский клуб» в пятницу я пропустил, смены в «Удобном» тоже не было — мне нужна была эта подработка.       — Эй! — уворачиваюсь я, хотя понимаю, что каждый раз позволяю Тяню гладить меня по волосам чуть дольше.       Он что, понял, что мне это нравится с тех пор, как я случайно поддался ему навстречу во время сна?       Я забираю у Тяня перчатки, и говорю:       — Ну, раз заплатят…       И сначала я не понимаю, что нужно делать. Слоняюсь из комнаты в комнату, не спрашивая, но помогая каким-то мужчинам перетаскивать вещи, продукты, какое-то оборудование. Потом они уже сами просят меня что-то сделать, разложить, расставить, и меня начинают подзывать другие. Как-то всё само собой складывается. Работать я всегда умел, поэтому и в новую подработку быстро влился.       — Эй, парень! Подхвати!       — Поскорей!       — Сюда! Сюда! — раздавалось то тут, то там.       Не так я себе представлял выходные с Тянем, однако он, хоть и не работал, но тоже никуда не уходил. Иногда я чувствовал, что он смотрит на меня, а иногда обнаруживал его уткнувшимся в свой телефон.       Изрядно вспотев, я подхожу к нему и сажусь рядом с чемоданом, на котором он сидит, на корточки. Откуда-то у Тяня в руках появляется бутылка воды и он прислоняет её к моей шее. От приятной прохлады я даже немного испускаю вздох.       — На, попей… — говорит Хэ.       Я открываю новую, специально видимо купленную для меня бутылку, и делаю несколько глотков.       Затем, решив побыть занозой в заднице, задаю Тяню точно такой же вопрос, как тот, что он спрашивал у меня на баскетбольной площадке в школе, перед тем как отобрал воду и кое-что случилось:       — Почему ты на меня пялишься?       Однако озвучив это вслух, понимаю в какое глупое и неловкое положение себя поставил. Я же сам разрушил нашу с ним маленькую игру…       Тянь же отвечает:       — Ты похож на нормального человека, когда работаешь.       Я перевожу на него взгляд и вспоминаю слова Цзыцзы о том, что в обычное время я выгляжу как опасный гопник. Неужто и Тянь так думает?       Однако тут до меня доходит:       — Это что, комплимент? Ты сейчас похвалил меня, не так ли?       Со вчерашнего баскетбола, как мне показалось, он разыгрывал обиженного мальчика. Мало говорил, вел себя странно, обзывался, но посмотрите на него сейчас…       — Хочешь, чтобы я делал тебе комплименты?       Тянь растягивает губы в улыбке и обхватывает мою голову за шею, щедро запуская пальцы в волосы.       — Пушистый рыжий трудяга! — говорит он, активно поглаживая меня по голове. — Купим тебе собачьих лакомств, когда пойдем домой!       И я думаю, что опасно заводить с Тянем такие смущающие разговоры… Отдача замучает.       — ПОШЕЛ НАХУЙ! — выкрикиваю я.       Сбегаю, пока Тянь не заметил пятна, покрывшие мою кожу, работать, как вдруг слышу за спиной:       — Хэй! Хэй! Парень с рыжими волосами. Стой!       Я оборачиваюсь, и один из фотографов, мужик в желтой кепке, оглядывает меня блестящими, улыбающимися глазами.       — Воу, — говорит он, чуть-чуть отшатнувшись от моего сурового взгляда. — Ты здесь работаешь?       — Я на подхвате, — киваю я на перчатки на своих руках.       Тяня, как ни странно, поблизости нет, так что он не видит разворачивающейся картины:       Мужик кивает, поворачивается к женщине в деловом костюме и говорит:       — Что думаешь насчет него?       Я думаю, какой же он бесячий.       — Хм… — девушка окидывает меня скучающим взглядом, затем её взгляд задерживается на серёжках в моих ушах, и она говорит: — Интересный экземпляр. В целом, думаю, он нам подойдет.       А я думаю: «Нахер это!».       Поднимаю с пола тяжеленую стопку реквизита, от чего брюшные мышцы и плечи непременно отзываются болью, но я сурово стискиваю зубы и иду дальше.       — Эй, парень! — снова окликает меня мужчина. — Скажи мне своё имячко!       И то как слащаво он произносит последнее слово, как женщина смотрела на мои серёжки, вызывает во мне желание выбросить подарок Тяня в окно и выброситься следом.       — Нахера вам моё имя? — отзываюсь я в привычной форме грубо.       И пока мужик не успел прийти в себя и ответить, я ухожу, надеясь, что он про меня забудет.       Какое-то время я активно пытаюсь затеряться в толпе рабочих, подряжаюсь на всё, до чего дотягивается мои руки: настройка света, установка подпотолочных свай, ещё что-то. И не сразу замечаю, что Тянь уже на достаточное время пропал из моего поля зрения.       В поисках его я обхожу несколько помещений, дохожу до служебки, откуда доносятся запахи еды, и желудок мой переворачивается, подпрыгивает и напоминает о своем существовании. Поторопившись с утра из-за угрожающего взгляда Тяня, я не взял с собой телефон и осознал это только сейчас. У меня совсем нет денег. Даже в автобусе за меня Тянь оплачивал.       Блять.       Захожу в служебку, надеясь не знаю на что, на шведский стол, на бесплатные закуски, а натыкаюсь на абсолютную пустоту столиков и одного Тяня согнувшегося с вилкой над благоухающим заварным разменом. Шеф «залить на пять минут кипятком» оторвал глаза от телефона, посмотрел на меня и улыбнулся.       — Проголодался? — спрашивает он.       Проглатываю слюну, киваю.       — Внизу есть магазинчик закусок, — начинает было Тянь, но я перебиваю:       — Слушай, я не взял денег. Ты можешь мне что-нибудь купить? — и ехидная чернота наползает на его глаза.       Тянь пододвигает ко мне свою остывшую и начатую лапшу и говорит:       — Тебе.       Даже вилку свою обслюнявленную протягивает.       — А можно купить мне другую? — спрашиваю я.       Тянь засовывает вилку обратно в рот, и, прикусив её на манер сигары, озвучивает:       — Ты приходишь ко мне и о чем-то просишь, но ты просишь без уважения. Купить тебе новую порцию? Но ты даже не ценишь ту, которой я от чистого сердца поделился с тобой, и даже не называешь меня «папочка».       — Какой, нахуй, папочка? Я тебе не Цзянь И.       Я хмурю брови.       Интересная тактика использовать против меня цитаты из моих любимых фильмов, но… Действительно, имел ли я какое-то право требовать у Тяня покупку новой порции. Да и что такого в том, чтобы поесть с кем-то, с «другом», из одной тарелки?       Видя, как я раздумываю и сажусь за стул, напротив порции лапши, Тянь вытаскивает вилку изо рта, и, протянув её мне, с улыбкой говорит:       — Кстати, вилочка для тебя. Возьми.       — Тут твоя слюна… — возмущаюсь я, но Тянь пожимает плечами, мол что такого и что другой нет. Вилку я беру.       Насколько минут мне требуется, чтобы набраться смелости и согласиться с мыслью взять этот слюнявый кусок пластика в рот, тем самым подтвердить под мучительным взглядом Тяня наш непрямой поцелуй, но в итоге Хэ не выдерживает первым:       — Если не собираешься есть, отдавай обратно.       В этот момент мой желудок издает очень громкий возмущенный звук.       Тянь смеётся, а я лопаюсь от напряжения:       — Ну, нахуй! Я хочу домой!       Я выскакиваю из-за стола, но Тянь ловит меня за край алкоголички и говорит:       — Ладно, погоди! — примирительно произносит он. — Я куплю для тебя другую.       Хэ быстро уминает свою порцию, пока я мучаюсь с приступами урчания желудка, и мы идём к лифту, чтобы спуститься в магазин. Тянь залипает в телефон, я нажимаю на кнопку первого этажа, но раздается:       — Постойте!       И я резко бросаюсь придержать дверь.       — Пардон! Грузовой лифт не работает, вы не против, если я потесню вас? — спрашивает мужчина, которого я видел на этаже среди работников.       — Да, конечно! Делайте, как нужно, — отвечаю я.       Рабочий толкает тележку внутрь, и она резко оттесняет меня на несколько шагов назад. Не ожидая такого быстрого движения, я случайно падаю задом на Тяня, а потом резко поворачиваюсь к нему лицом, чтобы блюсти и сохранять расстояние между нашими телами. Ну, и чтобы не прижиматься задом к его паху, уж лучше прижиматься другой частью… как там было: как в рамках этикета, я должен к вам повернуться, оказавшись в такой ситуации?       Но вещи продолжают двигаться, а Тянь убирает телефон и начинает с усмешкой всматриваться в мое лицо, наблюдая как каждый сантиметр между нами сокращается.       — Хэй! — выкрикиваю я. — Дядюшка, хватит теснить нас!       А Тянь смотрит на меня сверху вниз. А я все приближаюсь. И приближаюсь. И пячусь. Вжимаюсь.       Оцениваю расстояние между нами, и мы вот-вот соприкоснемся… бедрами.       На новый толчок моё тело прижимается к Тяню. И вижу, как его взгляд меняется на довольно заинтересованный.       — БЛЯЯХАА-А! — захлебываюсь я воплем, а дяденька только спокойно замечает:       — К чему так суетиться? Тут ещё достаточно места.       Двери лифта, наконец, закрываются, и мы едем вниз. Я считаю секунды до своего освобождения, а Тянь протягивает руку вперёд и дотрагивается до меня кончиками пальцев. Он проводит ими по предплечью, и я боюсь дернуться, зажмуриваюсь, чтобы не стать причиной своей или… чьей-либо естественной реакции. Лицо у меня полыхает, а сердце бешено колотится от того, что Тянь делает со мной.       Я молчу и позволяю ему.       И это снова похоже на какую-то нашу игру. Притворись, что ты этого не замечаешь или не замечаешь в этом ничего «странного», и я продолжу.       Но зачем? Зачем он это делает?       Я чувствую, как его пальцы, наконец, подхватывают меня под локоть, и он легонько отодвигает меня в сторону, позволяя продохнуть. Или это ему нужно было продохнуть? Между нами, наконец, появляется небольшое расстояние, и я благодарен Тяню за то, что он мне его дал.       Ритм биения сердца немного выравнивается, но как только дверь лифта открывается, и дядюшка выкатывает свои вещи наружу, я первым делом выбегаю наружу.       Пот катился с меня градом.       Я стараюсь отдышаться.       — Идём, — говорит Тянь, проходя мимо и указывая направление, видимо в сторону магазина.       Иду следом, но специально отстаю на два шага, чтобы Тянь не видел мой взъерошенный вид. Всматриваюсь в его затылок, пытаясь понять, что у Хэ в голове.       Как и обещал, он покупает мне лапшу, и сидит со мной, пока я ем, а когда мы выходим из служебки, слева раздается голос фотографа в жёлтой кепке:       — Где тот рыжеволосый парт-таймер?       И я хватаю Тяня за руку, прячусь за него, а затем ускользаю противоположным от того мужика коридором.       Ещё несколько часов я работаю, пока Тянь не подходит ко мне и не сообщает, что пора домой.       — Схожу за твоим расчетом, — говорит он и вручает мне пачку сигарет и зажигалку. — Можешь сходить пока перекурить.       Я отхожу в сторону курилки, которая находилась в стеклянном коробе прямо на этаже. Окна помещения выходили на город с высоты девятнадцатого этажа. Солнце потихоньку сползало за горизонт, жгучие лучи не так ощущались здесь в окружении вытяжек, кондиционеров и тонированных стекол.       Когда заходит Тянь, я уже докурил и просто стоял, облокотившись на парапет перед окном.       Он протягивает мне конверт и говорит:       — Это твоё.       Я пересчитываю купюры, и там оказывается около полутора тысяч.       — Вау! — вырывается у меня. — Так много…       Тянь прислоняется к парапету спиной и, глядя на меня, сообщает:       — Если бы ты работал моделью, то за пару часов зарабатывал в пять раз больше.       И это напоминает мне слова Цзыцзы в первый день в «клубе». Он тоже сравнивал мой заработок за подработку, с суммами, которые я могу получить за драки.       — Там есть мужчина, который ищет тебя, — продолжает Тянь, похрустывая пальцами, разминая их один за другим по очереди. — Хочешь попробовать?       И на щелчок его мизинца я говорю:       — Нет, — делаю небольшую паузу. — Мне хватает притворства и в жизни, не хочу разыгрывать что-то из себя ещё и на камеру.       Тянь не уточняет, что и когда конкретно я разыгрываю, но хмыкает в ответ удовлетворительно. Будто что-то подобного от меня и ожидал. С минуту мы стоим молча, уставившись в разные стороны, я на закат, Тянь куда-то за моё плечо, а потом ему видимо становится скучно, и он вытягивает руку вперед, притягивая за шею моё лицо к себе.       — Чегооо? — вопросительно и недовольно растягиваю я.       Но он уже шагает к выходу, прихватив меня подмышку.       — Идём, свожу тебя в одно миленькое местечко.       «Ага, поесть пирожных», — думаю я.       Всё как ты мечтал, Шань.       — Я не пойду.       — Расслабься. Это не отель, — шутит Тянь.       Уши мои окатывает жаром.       — Блять! И почему ты такой извращенец?! Никуда я с тобой не пойду.! И отпусти меня! Слышишь? От-пу-стиии!       Но Тянь не слушает мои вопли, только тащит наружу, на выход из стеклянного короба курилки, в сторону лифта.       — Не понимаешь шуток? — смеётся он. —Расфантазировался, да?       И я просто соглашаюсь с той частью себя, которая давно предлагает мне Тяня прикончить. Бью его в живот, пока он с хохотом меня не выпускает.       Мы выходим из нашего здания, полного тонированных окон и растений, и плетемся несколько кварталов в другое. По дороге Тянь выкуривает сигарету, и под разными предлогами пытается выпросить у меня, какой все-таки мой любимый Диснеевский фильм.       А я не мог признаться, что это «Русалочка», потому что… Ну, это пиздец. Рыжая героиня, да ещё и влюбленная в черноволосого парня. Конечно, мультик мне нравился не поэтому, и понравился задолго до того, как я узнал Тяня. Я находил интересным, что главная героиня потеряла голос и не могла ни с кем поделиться тем, что у неё на душе. Это, наверное, даже было мне знакомо. А если учесть, что она не просто потеряла голос, а его обманом отобрала у неё беловолосая медуза Урсула… то я находил ещё больше параллелей со своей жизнью. Поэтому, тем более, старался скрыть.       Так за небольшой перепалкой-беседой, мы дошли до здания, вид которого тут же отбросил меня на несколько лет назад.       — Это место… — произношу я.       Тянь хлопает в мою сторону глазами, видимо думает, что меня не устраивает только то, что я и он идём в ресторан. Однако это волнует меня сейчас меньше всего. Точно набрав в рот воды, я наблюдаю за тем, как Тянь сообщает хостесу, что нам понадобится один столик на двоих. И на ватных ногах иду следом.       — Почему мы идём в «этот» ресторан? — уточняю я тихо. — Я… Я не пойду, — останавливаюсь.       Но Тянь не понимает. Тянь прикалывается.       — Хм? Бывал здесь раньше? — улыбается, подхватывает меня за локоть, провожает внутрь. А я как тряпичная кукла захожу, пришитой ниточками к телу головой осматриваю почти не изменившийся интерьер. — Сейчас я угощу тебя кое-чем вкусным…       И я пытаюсь убедить себя, что я сильный. Что выдержу. Что вокруг меня стены. Крепкие стены. Что нужно потерпеть всего… Сколько это может продлиться? Минут тридцать? Сорок?       Сажусь за столик, к которому нас провожает хостес и концентрируюсь на своих кулаках, лежащих на коленях. Когда мутит лучше остановить взгляд на чем-то постоянном и неподвижном. Мои кулаки — это моя сила. И я не дам себе развалиться.       Однако дыхание сбивается. Вдохи начинают учащаться. Перенасыщенный кислородом организм мутит ещё сильнее. Я стараюсь смотреть вперед, но перед глазами всё темнеет. К нам кто-то подходит. Опускает на стол бокалы… Тарелки… Я слышу звон посуды.       Звеньк-звеньк.       И это как шарканье кнопки Шэ Ли по стене, только хуже… Во много раз хуже.       Воспоминания поглощают меня, и, я даже не понимаю в какой момент, срываюсь из-за стола и ухожу. Только слышу, как что-то позади меня разбивается. В ушах пищит, перед глазами белый шум, рябь, периферия преломляется и подрагивает. Вот я уже вижу там картинки из прошлого. Перевернутые столы. Мудаков с битами. Отца. Себя.       Воздух. Воздух. Воздух.       «Мне нужен воздух», — думаю я, выходя из ресторана во влажный зной улицы.       Как бы часто я не втягивал ртом кислород, я не чувствовал насыщения. Точно рыба, выброшенная на берег. Я бился в паническом удушающем приступе, и не знал, за что схватиться.       — Эй, куда ты идёшь? — голос Тяня за спиной.       Но я в очередной вспышке воспоминания из прошлого и не отдаю отчета, что делает мое тело.       Отец выхватывает меня из лап одного из мудаков, опрокидывает его на стол и следом падает сам. Мама подхватывает меня на руки, пока я вижу, как папу бьют. Как в мультиках, битой по рукам, по голове, только вот нихрена не смешно. Страшно. Я плачу. Я слышу крики боли и не могу разобрать, чьи они. Я сам кричу, но мама просит меня успокоиться, быть тише. Она прячет меня в подсобку и обещает, что вернется. Только вызовет полицию и сразу придет. Я не хочу отпускать мамино плечо, но ещё я не хочу, чтобы кто-то пострадал сильнее, чем сейчас. Дверь запирается за ней, и я слышу: звеньк-звеньк, бьется посуда, бам-бам, кто-то крушит то, что ещё осталось от ресторана, шарк-шарк. Дверь начинают ломать. Я слышу мамино: «Что вы за люди! Остановитесь! Я молю вас, остановитесь!». И папино: «Да кто вы такие? Зачем вы рушите наш ресторан?». Дверь едва держится под напором. Бам-бам. Звеньк-звеньк. Шарк-шарк. Я плачу: «Папочка! Мамочка!». И дверь отзывается: «КЛАЦ-КЛАЦ! БАМ-БАМ!».       — МО ГУАНЬ ШАНЬ! — окрик прерывает поток шумных мыслей в моей голове.       Я знаю, что у меня паническая атака, потому что уже переживал такое.       Да, давно не виделись, друг.       Но сейчас я не один, как обычно, когда меня настигает такое. Сейчас рядом другой человек. Я на виду. Рука Тяня держит меня за предплечье и крепко сжимает. Он не понимает, что со мной происходит, а у меня на глазах слезы, и я думаю, что сейчас умру.       — Ээйй… — говорит он этим успокаивающим, заботливым тоном. Как тогда… Когда поцеловал меня…       — …Хэ Тянь? — отвечаю я.       И мне не хочется, чтобы он сейчас меня видел. Я слаб. Но его голос, продолжающий говорить: «Эй, ну-ну, тише…». Его рука на моем плече. Это то, что заставляет меня попытаться взять себя в руки. Собраться заново. Склеиться. Натянуть стены на свои слабости, как бы херово не было, и закрыться, дав ему увидеть лишь малую часть.       Я пытаюсь восстановить дыхание, но вдыхаю слишком глубоко, и захлебываюсь слезами, соплями, всем тем, что переполняло мою «пинту» жидкостей, которые желудок может выдержать, и он выворачивается наружу тем раменом, что я съел накануне. Даже жалко. Тянь потратил на это деньги.       Но он меня не ругает.       Он сидит напротив меня на корточках и держит за плечи, пока меня рвет.       Где мы вообще? Много ли людей сейчас это видит?       Тянь гладит меня по вспотевшей голове, пока я сплевываю в лужицу своей блевотины на земле. Его рука скользит по моей шее, пока я утираю слезы и мокрый нос. И хоть Тянь сидит так близко, что его губы практически касаются моего влажного виска, я чувствую себя лучше, чем, если бы был один. И от этой мысли меня подрывает новой волны тошноты и отвращения, но уже к самому себе. Я не хочу быть слабым. Я ненавижу быть слабым.       — Я здесь, — говорит Тянь.       И меня выворачивает. Ещё и ещё, пока желудку уже нечем тошнить, и приступы рвоты не прекращаются.       Хэ поднимается на ноги первым, и помогает встать мне. Он пытается меня приобнять, подхватить, но я уклоняюсь от его попыток, и в итоге он перестает это делать, оставляя меня стоять, прислонившись к фонарному столбу.       Так и все-таки, где мы? Как далеко я убежал?       — Я тебя подброшу, — говорит Тянь.       И это не вопрос. Он машет мне следовать за ним, и мы выходим к дороге, где Тянь минуты через три останавливает такси.       Я думаю, что поездка и трясучка в автомобиле не самое лучшее, что можно предложить моему организму, но оставаться здесь в таком виде, пожалуй, тоже. Поэтому я сажусь и сразу же приваливаюсь к дверце. Мое тело меня не слушается, я зажмуриваю глаза, пока Тянь занимает место по другую сторону заднего сидения. Машина стартует, и поездка кажется мне бесконечной. Моя голова опускается все ниже и ниже. Я едва удерживаю её.       — Твой друг не хорошо выглядит, — обращается водила к Тяню, а потом видимо ко мне, так как я слегка разлепляю глаза и вижу его взгляд в зеркале заднего вида: — Эй, не заблюй мне тачку, иначе я буду недоволен!       И я привык к такому обращению, но Тянь… Тянь протягивает свою руку и кладет мою голову себе на плечо. Будто помещает меня под свою защиту, от этого. Водитель отворачивается, сказать ему больше нечего, а я так и остаюсь лежать, позволяя себе упираться виском в чужое тело, вместо стекла автомобиля, об которое я несколько раз стукнулся.       В какой-то момент я приоткрываю глаза, так как мы едем что-то уж слишком долго. Поглядываю в окно, но не узнаю район. Высотные здания, яркие вывески.       — Мы почти приехали, — раздается над моим ухом, но кажется без четкого обращения к кому-либо.       Наверное, Тянь думал, что я сплю.       Я приоткрываю глаза шире, пытаясь понять, куда он меня везет.       И, наконец, замечаю, отдаю себе отчет, что лежу у Хэ на плече. Видимо я действительно проваливался в забытье.       — Ты проснулся? — спрашивает Тянь, и голос у него довольный и веселый.       Он как будто говорил мне: «Я тебе нравлюсь и знаю это».       И ещё я замечаю, что положил его руку поперек своего тела, обняв её. Видимо устраивался поудобнее, пока автомобиль трясло.       Я откидываю руку Тяня в сторону и говорю:       — Бля! — резюмируя всю ситуацию в целом. — Мой дом не в этой стороне.       Отодвигаюсь подальше и скрещиваю руки на груди.       Тянь отвечает:       — Мы едем ко мне.       Я думаю: «ЧТО?»; и выкрикиваю:       — Водитель, я хочу выйти!       — Эй-эй… — снова жеманный тон. — Я же все еще должен тебе ужин!       — Обойдусь.       Тянь смотрит на то, как я морщусь, как одна моя рука прижимается к желудку, как пот все еще покрывает мои виски, и, наклонившись вперед, произносит:       — Водитель, остановите?       Повернувшись ко мне, Хэ сообщает:       — Оставайся в такси, я доеду на другом.       Я наблюдаю, как машина подъезжает ко обочине, несколько раз стреляю в сторону Тяня взглядом и он, наконец, спрашивает:       — Что? Уже передумал, малыш Мо?       — Вали отсюда! — отвечаю я.       Но думаю, что, наверное, должен сказать хотя бы «спасибо».       Однако, опять же… Как в нашей негласной игре, я снова этого не делаю.       Тянь выходит, хлопает дверцей и бегло машет мне через стекло. Я закатываю глаза, отворачиваюсь, и тут же возвращаюсь к нему взглядом, вижу, как он переходит дорогу в неположенном месте и чертыхаюсь, когда его чуть не сбивает какой-то велосипедист. Водитель стартует, а я провожаю глазами фигуру Тяня до тех пор, пока его совсем уже становится не разглядеть.       Когда я захожу домой, мама выходит в прихожую встретить меня.       — Как позанимались? — спрашивает она. — Ты выглядишь каким-то бледным.       Я разуваюсь молча, не отвечая на вопрос, а закончив с обувью, подхожу в два шага и прижимаю её к груди в объятьях.       — У тебя что-то случилось? Что-то болит? — уже более строго уточняет она.       Я смеюсь немного и, отстранившись, отвечаю:       — Нет. Все нормально, — хлопаю маму по плечу. — Прости, что бросил тебя одну.       И я говорю это не только о сегодняшнем дне, а в общем. Прости, что тогда был слишком маленьким, чтобы защитить тебя. Прости, что закрылся в своих стенах. Прости…       — Кушать будешь?       — Спасибо, не хочу, — отвечаю я, все ещё ощущая как желудок прихватывает.       Она снова оглядывает мое лицо вопросительно, а потом замечает:       — Серёжки?       — Это… Да. Не спрашивай, — прошу я, и мама кивает.       — Устал? Пойдешь отдыхать?       Она видит, что со мной стряслась какая-то хрень, но позволяет мне самому с этим разобраться.       Я говорю:       — Да, попробую выспаться.       Перед возвращением в комнату, я выпиваю несколько стаканов воды и чищу зубы, а когда прихожу, то сразу валюсь на кровать без сил. На полу я отыскиваю телефон, захожу в вичат и, как и ожидалось…       Хэ Тянь: Добрался до дома?       Мо Гуань Шань: Да.       Хэ Тянь: Расскажешь, что сегодня случилось?       Мо Гуань Шань: Ничего не случилось.       Мо Гуань Шань: Лапша была херовая.       Хэ Тянь: Настолько, что ты решил мне её на уши навешать?       Хэ Тянь: Но, согласен, лапша так себе. Ты лучше готовишь.       Мо Гуань Шань: Мне не нужны твои комплименты.       Хэ Тянь: Это факт, малыш Мо, смирись.       Мо Гуань Шань: Что я буду должен тебе за сегодня?       Хэ Тянь: Сохрани мой подарок.       Мо Гуань Шань: И это все?       Хэ Тянь: А ты хочешь сделать что-то еще? *пошлый смайлик*       Мо Гуань Шань: Ой, иди на хуй! *смайл закатывает глаза*
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.